Горшочек жира

Сергей Чернов
Сказки народов тундры

Горшочек жира


Наступил долгожданный день всех детей, фигвамы были украшены воздушными шарами, взрывающимися при каждом прикосновении к ним, а над дальней тундрой загорелись огоньками очаги жизни, прекрасные, словно цветки незабудки. Все дети знали, что нужно делать в этот день, и занимались ритуальными делами до самого вечера, а когда наступили сумерки, все дела были прекращены, и дети собрались около отдаленного фигвама, над которым клубились облака сиреневого дыма, и порывы ветра терзали клочья огня, метая искрами сквозь сумрачную мглу тундры.

– Знаете ли вы, дети, что в тундре самое главное? – спросил шаман, прищуривши свои глубокие глаза.
– Фигвам… Без него некуда укрыться от натиска дальней тундры.
– Шаман… Он отгоняет огни дальней тундры, – сказал один деть.
– Бубен… Он спасает от молчания дальней тундры, – сказал другой.
– Олень… Он дарит чувство рога, – сказал третий.
– Какие еще будут мнения? – спросил шаман, но дети молчали, и тогда он глубоко затянулся сиреневым дымом незабудки, и загадочно сказал: Главное в тундре – это жир. Если ты имеешь хотя бы маленький кусочек жира, тогда ты не пропадешь. Но как только твои запасы жира иссякнут – тебя окутают цветы незабудки и унесут в дальнюю тундру, где нет ни одно ритуала, где неслышно звука бубна, и никогда не добраться ни до одного фигвама, сколько не иди. Я расскажу вам историю про горшочек жира, слушайте и не запоминайте:

На побережье одного из морей жил мальчик-енот. Жил он так долго, что забыл, как его назвали при рождении. Несмотря на свое долгое время жизни, он оставался мальчиком, потому что у енотов так принято. Мальчик-енот жил в подлеске, в гнезде или в берлоге, а может быть в норе, об этом никто не знает, потому что у енотов принято скрывать свое место проживания даже от сородичей. Одной из причин долголетия мальчика-енота было то, что он ни в чем не нуждался, и никогда не страдал. Если он хотел пить, то он пил из ручья, протекающего в горной щели, или допивал остатки газированных напитков, выбрасываемых в большом количестве отдыхающими на побережье людьми.

Если он хотел есть, тогда он воровал еду у людей, или просто убивал кого-нибудь из зверей маленьким ножичком, разрывал тушку на части, солил в дубовой бочке с морской водой и поглощал живительные килокалории. Чего-нибудь отличного от еды и питья мальчик-енот никогда не хотел – это было нерационально и неинтересно.

Однажды мальчик-енот вернулся в свое жилище, после долгого дня охоты за продуктами питания, и радостно предвкушая ночной отдых, залез (взлетел, забрался, вполз, вошел) в свой домик. Повёл мальчик-енот носом, чует, чуждым духом пахнет. Смотрит, и в бочке с соленьями кто-то порылся. Разгневался мальчик-енот, дико завращал своими глазами, начал в гневе метаться по своей енотской квартирке и биться частями тела об стены пол и потолок. Мечется, бьется, но никак не может понять, кто мог порыться в его жилище. Остановился он, сел передохнуть и тут замечает напротив крайней стены самого себя. Спросил мальчик-енот сам себя:

– Кто ты такой?
– Нужно было спросить «кто я такой», а не «кто ты такой», – отвечает ему он сам, – потому что я – это ты.
– А откуда «ты», ой извини, «я» взялся.
– Откуда же мне знать, откуда ты взялся. Открою тебе маленькую тайну, на самом деле никто не знает тайны того, откуда берутся люди. Все делают вид что знают, особенно когда у них об этом спрашивают дети, но скрывают лишь то, что ничего не знают. Скрывают под двойным дном псевдоправд. Причем, то, что лежит на первом уровне сундука, не менее правдоподобно, чем сакральная псевдоправда про манипуляции частями тела.
– И что же мне теперь делать, ведь по древним енотским традициям два мальчика-енота не могут жить в одном жилище, – спросил мальчик-енот самого себя
– Ответ прост – нужно делиться. Так как, поделить пространство, по енотским обычаям мы не можем, тогда придется поделить время. Ночью ты живешь в жилище, а днем я буду жить.

На том они и порешили. Ночью один мальчик-енот живет в жилище, а днем другой в нём обитает. Живут они, наслаждаются, ни в чем нужды не знают. Если пить захотят, то пьют из ручья, протекающего в горной щели, или допивают остатки газированных напитков, выбрасываемых в большом количестве отдыхающими на побережье людьми. Если есть хотят, то воруют еду у людей, или просто убивают кого-нибудь из зверей маленьким ножичком, разрывают тушку на части, солят в дубовой бочке с морской водой и поглощают живительные килокалории.

Однажды мальчик-енот вернулся в свое жилище, после долгого дня охоты за продуктами питания, и радостно предвкушая ночной отдых, залез (взлетел, забрался, вполз, вошел) в свой домик. Повёл мальчик-енот носом, чует, чуждым духом пахнет. Смотрит, и в бочке с соленьями кто-то порылся. Разгневался мальчик-енот, дико завращал своими глазами, начал в гневе метаться по своей енотской квартирке и биться частями тела об стены пол и потолок. Мечется, бьется, но никак не может понять, кто мог порыться в его жилище, ведь сутки они разделили на части, и самого себя он больше не видел. Остановился он, сел передохнуть и тут замечает напротив крайней стены самого себя.

Спросил мальчик-енот сам себя:
– Ты чего здесь делаешь? Мы же договорились, что день мой, а ночь твоя, чего ты в неурочный час в нашем жилище делаешь?
– Много в бочке соленья, теперь тебя стало не двое, а четверо.
– Ну, это слишком жирно, вчетвером в одном домике жить. Двоим-то места мало, - возмутился мальчик-енот. Уходи, а то убью тебя и в бочке засолю.
– Я – это ты. Если ты убьешь меня, то ты убьешь себя. Нечего делать, давай сутки дальше делить. Ты утром живешь, а я вечером.

На том они и порешили. Утром один мальчик-енот живет в жилище,
днем другой в нём обитает, вечером третий проживает, а ночью четвертый появляется. Живут они, наслаждаются, ни в чем нужды не знают. Если пить захотят, то пьют из ручья, протекающего в горной щели, или допивают остатки газированных напитков, выбрасываемых в большом количестве отдыхающими на побережье людьми. Если есть хотят, то воруют еду у людей, или просто убивают кого-нибудь из зверей маленьким ножичком, разрывают тушку на части, солят в дубовой бочке с морской водой и поглощают живительные килокалории.

Чует мальчик-енот, что недобрая тенденция появилась, но ничего поделать не может. Стало их восемь енотов, потом шестнадцать, тридцать два, шестьдесят четыре… В один прекрасный момент, времени на каждого енота стало настолько мало, что не успеет один появиться, как другой уже ему на пятки наступает. Не стали они успевать пить из ручья, протекающего в горной щели, или допивать остатки газированных напитков, выбрасываемых в большом количестве отдыхающими на побережье людьми. Не стали успевать воровать еду у людей, или просто убивать кого-нибудь из зверей маленьким ножичком, разрывать тушку на части, солить в дубовой бочке с морской водой и поглощать живительные килокалории. От этого настолько ослабли мальчики-еноты, что не могли уже, появившись в жилище, исчезнуть, уступив место другому. Набилось в енотском жилище мальчиков-енотов столько, что не продохнуть и не пошевелиться. Был в крайней степени нарушен древний енотский обычай, что двум мальчикам-енотам запрещается жить в одном жилище. Налетели ветры злые, принесли волны одного из морей и засолили всех мальчиков-енотов в их жилище.

Шаман закончил свой рассказ и задумчиво пыхнул трубкой.
– Ты же обещал нам рассказать про горшочек жира, а рассказал про хатку мальчиков-енотов? – спросил один из детей, вдыхая дым незабудки.
– Хатка мальчиков-енотов – это и есть горшочек жира. Кто найдет его, тому жира хватит надолго. Но больно опасен этот горшочек, да и сам жир штука опасная. Когда его мало, тогда плохо, когда его много, тоже плохо, а середины нет, – ответил шаман, пряча руки в карманы.
– Я понял, где были мальчики-еноты, когда их не было в хатке. Они были в дальней тундре. Дальняя тундра и нужна для того, чтобы туда уходить, когда ты приходишь на место самого себя, - сказал деть, вдохнувший дым незабудки.
– В дальней тундре нельзя быть, потому что, если ты там, то тебя нет, - ответил шаман.
– Ты считаешь, что в дальней тундре быть нельзя? Чего же нам тогда бояться?
– Правильно, но не быть в дальней тундре тоже нельзя. Когда мальчик-енот был один, тогда и дальней тундры не существовало, ведь из хатки ему уходить было не нужно. Когда их стало много, то большую часть времени его не было, потому что он был в дальней тундре.
– Правильно я понимаю, что дальней тундры не существовать не может, потому что невозможно в хатке быть одному? - спросил деть.
– Все верно. Если ты в хатке один, тогда нет ничего кроме тебя. А если нет ничего кроме тебя, тогда нет и жира. А без жира жить нельзя. Питаться нечем.
Обсуждение шаманского рассказа подошло к концу, и каждый пошел в свой фигвам к своим запасам жира.