Вор-спаситель и она - спасительница

 Он – тридцатилетний, привлекательный мужчина. Сильный и мужественный.
 Она – молодая обаятельная девушка. Пусть не красавица с обложки журнала, какой бы ей всегда хотелось быть, наверное, как и всем не очень красивым, но все же та самая изюминка в ней присутствовала.
 Он бесцельно бродил по городу. Она спешила на работу.
 Тихие, дружелюбные улочки, безлюдные аллейки, Кусты цветущей сирени с одурманивающим весной запахом. Небо, затянутое тучами, теплый тяжелый воздух. Сей час начнется дождь.
Он поднял голову, засмотрелся. Птицы, в основном ласточки, летали очень низко. Правда, будет дождь. Верхушки деревьев, крыши домов светились на фоне темного застывшего неба. Было красиво.
 Марина этого не видела, хотя очень любила такое теплое вечернее время. В руках, еще теплый хот-дог, приобретенный в небольшом перевозном вагончике. Через плечо старенькая, затертая, но еще симпатичная сумочка. Каблучки стучали по серому асфальту неуверенно, не в ритм, и очень быстро.
 Она заступала на смену. Он сидел в приемной на диванчике. Она его не видела, он – обратил внимание сразу, как она вошла. Милая, вероятно добрая, в чем-то может наивная, одинокая (это было видно по глазам) девушка. Марина в суматохе одевала халат медсестры, на ходу рассказывала что-то девчонкам, которых сменяла. Разговор шел о покупке новой квартиры, и как оно жить одной.
 – Лариска, ты что ли квартиру покупаешь? – Марина была немного ошеломлена новостью.
 – Я. – медсестричка ее возраста улыбалась широкой довольной улыбкой.
 – Ты скажи, где такие деньги взяла и я туда пойду!
 – Да ладно, они продали бабушкин дом, - подключилась третья.
 – А тебе то что жаловаться! У тебя же есть своя квартира, живешь одна. Здорово!
 – Мне просто повезло, что мать с отцом сошлись – оправдывалась Марина. – А жить одной и правда здорово. Есть в этом одиночестве какое-то удовлетворение.
 За окном все же пустился дождь. Девчонки, ухватившись за зонтики, разошлись. Марина осталась одна. Попозже к ней присоединилась еще одна немного постарше.
 – Ты чего опаздываешь?
 – Да там гости приехали…
 Костя все так же сидел на диванчике. На него не обращали внимания. Он никого не ждал, ничего не хотел. Вернее хотел. Горячего кофе, сигаретку, теплую ванную, чистую постель. Он нашел укрытие от дождя, но знал что это не надолго. Еще немного и на него обратят внимание и выгонят. Скорей бы дождь закончился и уйти. А куда идти то? Еще вчера у него был свой дом, работа, какая ни есть, но жена. Сегодня он сидит в местной больнице, безработный, без жены и без крыши над головой. Грязный и голодный. А все гордость. Будь она… Поругался с начальством, погорячился – уволился. Пришел домой – жена с другим. Дал обоим по роже, развернулся и ушел. Дурак! Хоть бы денег взял. Теперь сиди и думай, где ночевать, чего бы поесть, где бы помыться и вообще куда идти. К друзьям? Стыдно. Жена рога наставила. К матери – далеко, а денег нет даже на билет. Прошлую ночь провел на вокзале. Там ужасно грязно и воняет. И компания бомжей не очень устраивала. В голове появилась мысль. Два дня назад она показалась бы … Хотя два дня назад, она бы не появилась.

 – Маш, ты сумки моей не встречала?
 Марина поняла, что давно ее не видела. Обычно она валялась где попало, путалась под руками, а сей час ее стало немного не хватать.
 – Нет.
 Марина судорожно искала на столе, на стуле, под ногами, в шкафчике. Сумки не было.
 «Украли. А там документы, деньги, ключи. Нет. Ключи в кармане, хоть в этом повезло».
Настроение пропало. Кто мог ее украсть, даже в голове не укладывалось. Проходили мимо работники поликлиники, но на них думать не хотелось. Осознавать, что в коллективе завелся вор, было неприятно. Больше расстраивало то, что ее ждет с пропажей паспорта. Наверное, вначале нужно писать заявление. А потом… Да бог его знает. Марина ужасно не любила таскаться с документами, сидеть в очередях. Да и кто это любит?
 За окном совсем стемнело. Дождь давно закончился. В больнице царила тишина. Марина с Машей пили чай с песочным печеньем, говорили о жизни. Так всегда бывало. Как тихая, спокойная ночь, так и тянуло пофилософствовать. Зазвонил телефон. Марина взяла трубку.
 – Поликлиника. Слушаю.
 – Мариночка, ты на работе? Да, Алла Ивановна. Что-то случилось?
 Алла Ивановна – ее пожилая соседка, которая часто болела и иногда Мариночка была для нее просто спасением. И давление измерит, и укольчик сделает, и лекарства принесет. Наверное, это счастье для одинокой старухи иметь через стенку личную медсестру.
 – Мариночка, ты воду в ванной не выключила. Мне через стенку слышно как она течет.
 – Как не выключила? Может, вам показалось?
 В одно мгновение у нее перед глазами пробежал весь прожитый день.
 – Нет, я точно слышала. Беги быстренько домой. Ой, затопишь соседей! Ой, беда то будет!
 Марина ухватила куртку.
 – Маш, подстрахуешь? Кажется я кран не закрутила в ванной, – бросила она уже на ходу.
 «Неужели я… Хотя… Воду часто отключают. Может, на автомате включила, ее не было, а до конца кран не закрутила. Вот и бежит водичка маленькой струйкой, но видимо очень шумно, если даже соседка услышала».
 Она шла быстро, мелкими шажками. Каблуки мешали, ноги подворачивались. Марина сняла туфли. Не так тяжело и шаг стал шире. Асфальт дышал теплом. Пахло мокрой пылью. Сирень разошлась ароматами. Ночь, что надо! Пройтись бы медленно, не спеша, наслаждаясь тишиной, теплом, свежестью.
 «Как хорошо, что живу рядом», – подумалось ей. В голове проплывала картина ее возвращения домой. Как открывает дверь (рука в кармане нащупала ключи, убеждаясь в их присутствии), как закручивает кран. Как заходит к соседке, что бы успокоить. Потом снова идет на работу, по тем же улочкам, тротуарам, медленно, в той же тишине, теплоте и свежести.
 Уже подходила к дому. Сзади показался свет фонарика. Еще один ночной житель. Или просто прогуливается. Неудивительно. Не ночка – благодать!
 Вдруг горло придушила чья-то рука. У шеи что-то кольнуло. Что?.. Кто?... Меня держат? Это нож?
 – Пошевелишься – прирежу!
 Кто-то говорил шепотом, на ухо.
 Марина ничего не понимала, единственное знала, что нельзя шевелиться. Да разве она могла? Ее держали так сильно, что если бы и хотела, ничего бы не вышло. Сердце, казалось, остановилось. Мозг, с трудом, понимал происходящее. Тело оцепенело. Страх отзывался болью в районе солнечного сплетения и мелкой дрожью.
 Он толкал ее в кусты, той самой ароматной сирени. Повалил на землю лицом вниз. Всем телом припечатал к сырой траве. Одной рукой он держал нож возле горла, другой – стягивал с нее юбку.
 – Будешь хорошей девочкой, останешься жива.
 «Жива!» - это слово застыло в голове. «Жива. Жива…». Она неоднократно мысленно повторяла его, сама не понимая зачем.
 «Он меня изнасилует!»
 Сердце застучало тяжело и больно.
 Она попыталась пошевелиться. В спине разразилась ужасная боль. Он ее ударил в поясницу. Она попробовала еще раз. Он взял ее за волосы и лбом стукнул о землю. Холодное лезвие ножа потеплело, видимо от крови. Потом снова в спину. И снова, и снова…Она вертелась телом, ногами, упиралась руками, вонзилась пальцами в траву. Он бил, но боли уже не чувствовалось. Все тело горело огнем.
 Она сдалась. Руки опустились. Мышцы ослабели.
 – Нет! – хотелось закричать, но получилось почти шепотом, - Нет! Пожалуйста!
 – Заткнись!
 Лезвие еще сильнее вонзалось в кожу.
 Он долго возился, что-то не получалось. Юбка была облегающей и что бы совсем стащить ее, ему пришлось немного привстать и освободить Маринину шею.
Она не знала, откуда у нее взялись силы. Ее тело сжалось и одним рывком выпрыгнуло из под насильника. Ноги запутались в юбке, но она удачно слетела сама, и Марина бросилась на утек. Она бежала быстро, как никогда. Как в школе на соревнованиях – ужасно хотелось быть первой. Хорошо, что сняла туфли. Стопы жгло. Она бежала по тропинке между домами. Мелкие камушки, ветки вонзались в грубую кожу ног.
 Она боялась оглянуться, потерять драгоценные секунды. Но она слышала – он бежит за ней!
 Домой! Домой! Скорей!
 Третий этаж! По лестнице! Скорей! Вскочить бы в квартиру захлопнуть дверь! Там безопасно!
 Ключи она держала в руках.
 Она у двери он на втором этаже!
 Быстрей!
 Дверь открылась. Она внутри. Защелкнуть замок! Никак! Темно, ничего невидно!
 Сзади рот закрыла чья-то рука, другая прижала Марину к сильному, напряженному телу. Только сейчас поняла, что замок взломан и дверь открылась без ключа. Она в этой темноте не одна. В глазах промелькнули белые шары. Ноги подкосились. Больше она ничего не помнила. Марина потеряла сознание.

 Яркий свет. Белый потолок. Две секунды на осознание того, где ты находишься, еще две на воспоминание, отвратительное воспоминание произошедшего. Марина приподнялась с пола, облокотившись на стену. Ее ноги еще не слушались так, что встать он не могла. Она поджала колени, посмотрела на рядом лежащее тело. Не совсем переварившееся песочное печенье подошло к горлу. На полу, в луже алой крови, с ножом в груди, лежал немолодой мужчина с отвратительной внешностью. Она подняла глаза. Возле трупа сидел еще один, приблизительно того же возраста, живой с испачканными кровью руками. Он смотрел на нее, ожидая ее реакции. Марина по стенке попятилась назад. Она отталкивалась ногами сильно, но результат был незначителен. Она перевернулась на живот, пытаясь уползти от этого ужаса. Получилось встать на ноги. Она не знала куда бежать. Как оказалось, она заползла дальше от двери, и деваться было некуда. Голос издавал какой-то звук – не то стон, не то вопль, не то плач, но это было не громко. Ей хотелось закричать, но комок в горле перекрывал дыхание. Мужчина бросился к ней. Он прижал ее к стенке, остановив ее метания, еще влажными руками крепко прижал ее к себе.
 – Не бойся, я тебе ничего не сделаю.
 Он знал, что на данный момент она больше боится его, чем рядом лежащего. Он чувствовал грудью, как бьется ее сердце.
 – Успокойся. Все уже позади.
 Марина ничего не понимала. Она уже не вспоминала, что с ней случилось до этого. Ее больше пугало то, что происходит сей час. А вдруг это тот самый насильник, лица его ведь она не видела. Но нет. Немного хриплый голос. Запах душистого мыла. Тогда этого не было.
 – Кто ты? – сквозь слезы, выдавила она.
 – Меня зовут Костя. А ты…
 – Марина.
 Имя Костя ей всегда очень нравилось, она так бы хотела назвать своего сына. Это сыграло огромную роль и она немного успокоилась.
 – Пойдем сядем и все выясним, потому, что я сам мало что понимаю.
 Они сели за стол на кухне. Ноги мертвого человека торчали из коридора. Она закрывала лицо руками, чтобы этого не видеть. Костя достал из шкафчика бутылочку спирта и два стакана. Что-то возился возле крана.
 – Выпей.
 Марина выпила. Она начинала ему доверять, хотя и не знала можно ли?
 По ее голубой кофточке стекали тоненькие струйки крови. Он приложил ей к горлу мокрое, холодное полотенце.
 Она вспомнила, что без юбки и натянула куртку на поджатые колени.
 Второй стакан он выпил сам. Прикурил сигарету. Марина рассказала с дрожью в голосе, со снова покатившимися слезами, все, что с ней случилось с того момента, когда она увидела свет фонарика позади себя.
 – И все же, ты кто? – добавила она в конце жалобной исповеди.
 Костя тяжело затянулся.
 – Я уже и сам не знаю. Еще вчера я был нормальным человеком. Потом стал бомжем, потом вором, после взломщиком, теперь еще и убийцей.
 Он признался в похищении ее сумочки. Как он подслушал разговор и узнал, что она живет одна. Как ему ужасно хотелось помыться и согреться. Как он нашел по прописке ее квартиру (хоть и сильно рисковал, вдруг она проживала по другому адресу), влез в ее дом, предварительно взломав замок. Хозяйничал здесь пару часов. Потом пришла она. Она потеряла сознание. Потом ворвался он и, видимо, не разбираясь, в темноте засунул ему руку между ног. Завязалась драка. Блеснуло лезвие ножа. Он вывернул ему руку и тот сам же напоролся на свое же оружие. Вот так появился труп и лужа крови. Разговорившись, он еще рассказал о работе, о жене, о безысходной ситуации и о его никчемной жизни.
 – И что теперь.
 Марина держала голову руками, пытаясь сдержать мучительную боль, что волнами перекатывалась от затылка к вискам.
 – Надо звонить в милицию.
 – Я боюсь.
 Чего она боялась, не понимала. Худшее было позади. По крайней мере, она верила в это.
 Позвонил Костя. Назвал адрес, сказал «убийство», другого слова он подобрать не мог, а перед глазами уже проплывали, черные стены, грязные фуфайки и металлическая решетка.
Никого не было минут пятнадцать. Марина часто повторяла «Мне страшно!». Костя ее успокаивал, хотя сам боялся последствий не меньше.
 Она не думала, что ждет его, она переживала, как с этим жить дальше ей? «Жить!» - ей приятно было мысленно произносить это слово, ведь могло все обернуться совсем по-другому. И обернулось бы, если бы не вор! Вор-спаситель! Только сейчас она поняла, кого должна благодарить за возможность еще раз произнести слово «Жить!». Он сидел, нервно стучал по столу пальцами, смотрел на нее, целиком погрузившуюся в себя. А что ждет его? Тюрьма? Может, все обойдется и его оправдают за убийство. Все-таки самозащита. Осудят за воровство и взлом.
 Открылась дверь. Вошли люди в форме. Косте одели наручники. На вопрос «кто это сделал?», ничего не скрывая, он ответил «Я». У Марины защемило сердце. Сидя с ним за одним столом, в присутствии мертвого, истекающего кровью, еще теплого тела, она чувствовала себя защищенной. А теперь, когда все уйдут и ей придется вымывать окровавленный пол, она остается одна одинешенька. Наедине с воспоминаниями о пережитом, с еще не покинутыми ее страхами, болью в спине и свежей царапиной на шее. Ей не хотелось кого-то посвящать в эти события. Ей хотелось, что бы Костя остался. Очень хотелось.
 – Подождите, я с ним! – закричала она, выбегая на лестницу.
 – Марин, ты что?
 – Девушка, вернитесь – вмешался мужчина в форме, что держал Костю под руку. – Он вам кто?
 Марина не задумываясь, на лету выдумывала ту правду, которая нужна была ей. Ей и ему.
 – Он мой любовник. Он ушел от жены, и второй день живет у меня, - она плакала и глотала слова, - Он ни в чем не виноват, он защищал и меня и себя. Этот ублюдок меня избил, порезал и чуть не изнасиловал. Он взломал дверь и если бы не Костя…
 Марина громко разревелась. На лестничную клетку от шума выбежали любопытные соседи.
 – Все в порядке, Марин. Теперь, все в порядке. Я завтра буду дома.
 Ему самому было дико слово «дома». Дико, но приятно. Губы расплылись в улыбке. В глазах загорелась искорка. Появилась уверенность.
 – Завтра, - добавил он, спускаясь по лестнице.
 Люди в форме, задавали вопросы. Брали отпечатки пальцев. Фотографировали каждый пострадавший участок ее тела, труп, замок в двери и даже пустые стаканы со стойким запахом спирта. Соседи толпились у двери. Пустили только двоих в качестве понятых. Ее жалели, успокаивали. Но она уже совсем не боялась за себя. Она боялась за него. Все были ужасно чужими, а он нет. Те сорок минут, проведенные на кухне, казались, целой жизнью, прожитой с ним. Хоть она почти на него не смотрела, она помнила каждую морщинку на его лице. Его привычки, его голос были до боли родными.
 Ночевала Марина у Аллы Ивановны. Старушка напоила ее чаем с мелиссой, уложила на старом диванчике, укрыла теплым одеялом, обняла как дочку или, уже скорей, как внучку. Измученное тело, наконец, расслабилось. В голове проплывал тот же прожитый день. Некоторые, особенно страшные, отвратительные отрывки пропускались, как ненужные кадры в недоснятом фильме. Она вспомнила, как он обнял ее, что бы успокоить, и сейчас ей хотелось того же самого. Что бы он обнял ее, и она уснула.
 Мозг отключился, не то из-за усталости, не то из-за ароматной мелисы. Не снилось ничего.

 Утро было солнечным.
 Яркие лучи нагло слепили еще уставшие глаза. Болел живот. Щемила перебинтованная рана на шее. Зудело все тело. Тяжело было поднять руки, убрать с лица растрепанные волосы. Сжимая виски, ладони закрыли лицо. Ей так хотелось стереть все, что она помнила, каждую мелочь. Но вдруг испугалась забыть его - Костю. В груди появлялось приятное, необьяснимое тепло, когда она о нем думала. И ей хотелось думать о нем постоянно.
Наконец, глаза привыкали к свету.
Возле дивана показался силуэт мужчины. Тридцатилетнего, привлекательного, сильного и мужественного.
Это был он! Тот, который спас ее, обнимал, успокаивал, и улыбался на прощанье.
 Сердце застучало громче.
 – Доброе утро, спасительница! – прошептал он.
 И это был самый родной хрипловатый голос. Самый родной запах душистого мыла.