Ветеран

Любовь Рябикина
Василий Геранин
5 автоских листов.
ВЕТЕРАН

повесть

Небольшой рынок под дощатым открытым со всех сторон навесом шумел несмолкаемым гулом голосов. Длинные сплошные ряды столов оказались заложены всевозможним товаром, в основном частного производства. Времени не было еще и девяти утра и магазины оставались за-крытыми, а тут шла бойкая торговля. Кто-то из покупателей старался сбить цену на облюбован-ный товар и до хрипоты спорил с торговкой. Кто-то еще только приценивался, робко интересуясь ценой. Торговцы расхваливали свой товар на все лады, стараясь сбыть его побыстрее. Задержива-ли покупателей возгласами «Посмотри! Почти даром отдам! Где ты еще такой товар найдешь?». Несколько раз в толпе промелькнул яркий цыганский платок, но криков «Ограбили!», пока не раздавалось.

Возле входа на рынок стояла телега, загруженная мешками, плетеными из лозы всевоз-можними изделиями, глиняной посудой, вениками и даже разложенными в паре больших коробок пучками лекарственных трав. Стояли по краю банки с молоком, сметаной и варенцом. Белел в большой глиняной миске рассыпчатый творог, аккуратно закинутый чистейшей марлей. Стояла на углу корзина с яйцами. Лежало штук пять свежих кроличьих тушек и соленое сало с черными кра-пинками перца, источающее аппетитный запах чеснока.
Рядом, завернутые в крапиву, выглядывали несколько щучьих хвостов. Зеленели огурцы в плетеном коробе. Стояли три ведерка с малиной, черникой и голубикой. Курчавилась в плоской миске свежая зелень петрушки и укропа. Топорщились хвостиками редиска, морковь и свекла. Краснели в большом туесе шляпки подосиновиков.

Выпряженная на время торговли каурая лошадь, стояла привязанная к дереву в паре мет-ров и с аппетитом похрустывала сеном, лениво обмахиваясь хвостом. Ее хозяин, еще крепкий уса-тый старик, бойко торговал привезенным товаром, поставив перед телегой дощатый раскладной стол собственного изобретения. На нем громоздились старинные весы-«уточки» с чашками и уве-систыми гирьками. Лежал рядышком длинный безмен-пудовик с крючком и ярко-желтая сетка-авоська.

Возле телеги толпилось больше всего народу. Люди рассматривали искусно вылепленные горшки, кувшины, вазочки, вазончики под цветы и тарелки. Брали в руки легкие корзинки из очи-щенного и зеленого прутка. Любовались на туески и берестяные чашки. Покачивали головами, переговаривались. Чувствовалось, что старика тут многие знают. Из толпы то и дело раздавалось:

— Митрич, а мы уж думали, не случилось ли чего?

— Чего в прошлый выходной не приезжал?

— Иван Дмитриевич, мы долгонько ждали…

Продавец махнул рукой в сторону говорившего:

— Некогда было торговать. У дочки был…

Видимо люди знали его проблему, так как плотная полная женщина, как раз забивавшая в хозяйственную сумку тушку кролика, спросила:

— Митрич, как хоть Валентина-то?

Старик вздохнул:

— Да плохо… Уговариваю вот домой возвращаться. Все же я не молодой. Помощь нужна. А она все «город, город»…

Здоровенный парень, стоявший почти в конце очереди, выдохнул гулко:

— И то верно! Девкам-то учиться надо, а что они там, в лесу, увидят?

Очередь, состоявшая в основном из пожилых людей, зашумела на здоровяка:

— Зато хоть без страха жить станут! Пожил бы ты в тех условиях, в каких Валя с детками обитает. Небось, понял бы!

— Да чего с такими говорить! Все равно не поймет!

— До города-то тут не далёко. Добегут! Да и в селе рядом школа имеется.

Митрич кивнул, отвешивая полпуда картошки на безмене:

— Вот и я говорю! Что такое четыре километра для молодых ног? Пустяк! Вон мы, в свое время…

Бугай без стеснения перебил:

— Ты, дед, не сравнивай! Ваше время прошло! Сейчас все по-другому. Молодежи диско-теки, театры нужны. А в лесу что? С медведями танцевать?

Парень расхохотался, оглядываясь вокруг и явно довольный собой, но никто в очереди не поддержал его. Народ, в большинстве своем пожилой, с осуждением глядел на него. Мужчина средних лет жестко ответил:

— Они судьбу свою и в лесу встретят. Девчонки у Валентины хорошие растут. Зато в по-кое будут… — Посмотрев на старика, добавил: — Забирал бы ты их, Митрич. Топни ногой и за-бирай, а то Валя так и не решится уехать…

Продавец насторожился, медленно опустив руки по бокам:

— Николай, случилось чего?

Мужчина вздохнул:

— Был я вчерась у них… В общем, заедь…

Полозов заторопился, швыряя картошку в авоську:

— Тогда мне бы побыстрей с торговлей-то закончить…

Очередь зароптала:

— Митрич, мы тебя две недели ждали!

— Неужто с товаром назад поедешь?

— У тебя же еще на телеге много!

— Расторгуйся и езжай к дочери!

Из очереди вышла высокая сухопарая старуха. Двигалась она необычайно прямо, почти скользя меж людьми. Остановилась со стороны оглобель. Посмотрела в сторону толпившихся у телеги покупателей, среди которых оказалось множество приезжих и предложила:

— Митрич, давай помогу! Вон люди к корзинкам приценяются. Почем они у тебя?

Старик обернулся:

— Ой, Никифоровна! А я-то тебя и не увидел сегодня. Народу чевой-то больно много! Да как всегда. Беленые большие по десять рублей, а зеленые по пять. Маленькие…

Бабка перебила:

— Знаю! — Тут же обернулась к народу: — Кому штучный товар? Подходи сюда!

У телеги мгновенно образовалась шумящая вторая очередь. Люди протягивали к старухе руки с облюбованными изделиями. Отовсюду неслось:

— Эта сколько?

— А эта?

— Миска почём?

— Эй, бабуля, возьми деньги, тороплюсь!

— Яиц десяток положи в туесок! Как бы не перебить!

Кто-то ткнул рукой в коробку с травами и женский голос из-за спин спросил, хотя саму женщину скрывали толпившиеся впереди люди:

— Бабулечка, вот это зверобой? Как его заваривать?

Никифоровна резко развернулась на голос, спрашивающий про травы:

— Милая, это к хозяину! Он во всем разбирается, а я ведь лишь помогаю. Он их и собирает в лесу в нужное время… — Тут же дернула деда за рукав рубашки: — Митрич, тут про травы спрашивают…

Дед обернулся:

— Я счас. Только вот Федота отпущу…

Минут через двадцать корзин и глиняных горшков на телеге значительно поубавилось, да и мешки изрядно похудели. Даже в коробках с травами имелись пробелы. Митрич отвешивал то-вар и одновременно рассказывал про лекарственные травы. Тушки кроликов со щучьими хвостами бесследно пропали, да и зелень испарилась. Лишь в плоской миске все еще поблескивала вода. Кто-то спросил Митрича, отвешивавшего последние огурцы:

— Дед, когда в следующий раз приедешь?

Старик обернулся на молодой голос:

— А-а-а, это ты Санька! Мать снова поди за молоком ко мне послала? Так у меня все за-кончилось. Опоздал…

Парнишка лет семнадцати, с мелкими веснушками на носу и ярими синими глазами, ото-звался:

— Не только! Картошки десять килограмм надо. Мамка просила в прошлый раз масла…

Митрич обернулся к телеге:

— Помню-помню, заказ был… — Достал из-под чистой холстинки кусок масла, заверну-тый в шуршащий целлофан: — Вот, держи. Ровно килограмм…

Из очереди сразу раздался женский голос:

— Митрич, а еще нет?

Полозов развел руками:

— Сегодня нет. Заказать хошь, Евгенья?

Женщина закивала головой, словно заведенная:

— Надо-надо! Я б и пару килограмм взяла. Сын должен приехать с внуками в следующее воскресенье…

Старик вытащил откуда-то из-под сена на телеге помятую тетрадку. Достал из кармана ка-рандаш. Старательно послюнявил и коряво вывел:

— Евгенья Миронова, два кило масла… — Поднял голову и посмотрел на покупательницу: — Еще чего будешь заказывать? Так я хоть дома отвешу, чтоб здесь не колготиться. Положу от-дельно. Потом заберешь и все…

Баба затараторила:

— А мне-то и лучше. Картошку пиши! Десять кило. Потом редьки килограмчик, творогу килограмм, сметанки поллитра и молока банку. Да, чуть не забыла! Яблоки ранние у тебя уроди-лись нонче?

Митрич кивнул и она заулыбалась:

— Так яблоков тоже полпудика. Пусть внуки порадуются. Что они, сердешные, на севере-то видят?

Старик вывел последнюю букву и облегченно вздохнул, поглядев вслед уже шагавшей в
сторону центра заказчице. Писать он не очень любил и каждый раз мучился, выводя буквы. Ники-форовна, все это время торговавшая горшками и корзинами, обернулась к нему, протягивая пачку денег:

— Митрич, держи! Тут вроде разошлись. Мне тоже пора. Я ведь к тебе за яйцами при-шла…

Продавец заглянул в корзинку. На дне лежало всего с десяток яичек. Митрич решительно протянул корзинку старухе:

— Забирай, Никифоровна! Денег не надо. Ты вон как хорошо мне помогла нонче!

Бабка поблагодарила, складывая яйца в бумажный пакет:

— Дай тебе Бог здоровья, Митрич…

Лесник отозвался, складывая опустевшие мешки в стопку:

— И тебе того же…

На рынке после одиннадцати наступило относительное затишье. Из-под навеса вышла тол-стая тетка. Посмотрела на почти опустевшую телегу и уперев руки в пышные бока, покачала го-ловой:

— Снова ты нам, Митрич, всю торговлю расстроил! Медом у тебя тут все намазано, что ли? Все к тебе бегут! Зачем цену снижаешь? Сколь раз тебе говорить?

Полозов улыбнулся в густые, с проседью, усы. Поправил кепку:

— Так ведь мне стоять некогда и редко езжу. Это вы целые дни тут торчите, примелька-лись. — Покачал головой: — Где вы только товар берете? Ведь у себя на огороде столько не вы-растишь…

Тетка, вместо ответа, предложила, окидывая взглядом пузатый узел:

— Митрич, продавай мне остатки картошки. Все равно ведь ты целый день стоять не ста-нешь. И чего там у тебя еще осталось…

Торговка деловито приподняла рядно, которым были прикрыты остатки товара от солнца и завистливо протянула:

— Лишь корзины… — Взглянула в лицо старика: — Так чего, продашь?

Митрич поинтересовался:

— И почем думаешь покупать?

Тетка хмыкнула:

— Да по той цене, что ты тут торговал!

Старик покачал головой:

— Сама потом набавишь. Ох, креста на тебе нет, Глафира…

Торговка нахально засмеялась, уперев руку в бок:

— А это уж мое дело!

Полозов махнул рукой:

— Покупай! У меня тут еще морковь осталась. Заберешь?

Глафира кивнула, направляясь к своему месту в ряду, чтоб взять тару под овощи. Осталь-ные торговцы, поняв, что опоздали скупить остатки, завистливо наблюдали. Митрич принялся взвешивать оставшийся товар на безмене. Глафира даже не смотрела на весы, кидая в свою кор-зинку пучки толстенькой оранжевой морковки. Все на рынке давно знали, что старик никогда не обманывает…

Минут через сорок каурая лошадь с телегой подкатила к двухэтажому каменному дому, серевшему кирпичом сквозь густую зеленую листву двух огромных кленов. Здесь стояла тень и жаркое солнце не доставало в глубину двора. С визгом носились между деревьев дети. Кое-кто возился возле большой кучи политого водой песка, строя замки и лепя куличи с помощью малень-ких формочек и ведерок.

Из затянутых марлей окон тянулись вкусные ароматы супов, вторых блюд и оладий. Доно-сились невнятные голоса. Кто-то визгливо ругался на втором этаже. Взрослых во дворе никого не оказалось. Все были заняты делами, предоставив малышей под пригляд старших братьев и сестер.

Пространство возле стены дома с противоположной стороны оказалось сплошь занято грядками. Каждый норовил хоть что-то вырастить для себя сам. Крошечные участочки были раз-делены между собой низенькими заборчиками, а то и просто колышками. Оттуда доносилось звя-канье ведер о бочки. Хозяева носили воду для вечернего полива.
Полозов спрыгнул с телеги, привязав вожжи к низенькому металлическому заборчику, идущему по краю дороги. Погладил коня по голове и шее, попросив:

— Постой, Чубчик! Я тут скоренько…

Широко зашагал к среднему подъезду, держа в руке шитую из лоскутков сумку, чем-то плотно набитую. Лошадь смотрела ему вслед, перебирая удила зубами. Этот двор был ей хорошо знаком…

Митрич, слегка пришаркивая левой ногой, поднялся по вытертой посредине лестнице на второй этаж и прислушался. В квартире стояла тишина. Он решительно нажал на кнопку звонка. Сразу же расслышал торопливые шаги. Дверь распахнулась. На пороге, с испуганным выражени-ем на личике, стояла старшая внучка, Маринка. Девчонка быстро опустила голову, но Митрич ус-пел заметить фиолетово-бардовый синяк на скуле, отчего личико казалось перекошенным. Она удивленно прошептала:

— Дедушка… Ты же…

Отошла в сторонку, пропуская гостя в квартиру. Полозов шагнул в прихожую, отметив, что со времени его появления ничего не изменилось. Прикрыл за собой дверь. Взялся рукой за детский подбородок и приподнял личико. Посмотрев на синяк, скрипнул зубами:

— Опять… Мать где?

Напряженно посмотрел в сторону кухни, но Валентина не вышла. Зато в коридор из дет-ской комнаты выскочила на его голос семилетняя Светка. Увидев, кто пришел, радостно крикну-ла:

— Дедушка! — Кинулась Митричу на шею и судорожно задышала в ухо, еще раз повто-рив: — Дедушка…

Чмокнула несколько раз в щеки. Он осторожно прижал к себе худенькое тельце. Погладил по спине натруженной рукой. Отпустив на пол, улыбнулся в усы, глядя на поднятое кверху личико с застывшим на нем ожиданием гостинца:

— Ладно тебе, подлиза! Я тут вам кой-чего вкусное купил. Рассказывайте, что случилось…

Маринка, стоя в сторонке с опущенной головой, сказала:

— Мама на работе. Вчера дядя Коля вмешался…

Митрич уселся на табуретку в коридоре и стащил сапоги, понимая, что вмешательство со-седа снизу спасло Валентину от очередного избиения. Иначе она сегодня находилась бы дома, а не дежурила в поликлиннике. Младшая дочь работала медсестрой в процедурном кабинете. Внима-тельно поглядев на Маринку, прижал на мгновение к себе. Ласково поцеловал в макушку. Прошел в кухню, покачивая головой:

— Та-а-ак! — Обернулся к шагавшим за ним внучкам: — А эта сволочь где?

Девчонки поняли, что речь идет об их отце. Ничуть не удивившись ругательству, дружно выдохнули:

— Не знаем! Он не ночевал…

Старик вздохнул, присаживаясь на стул у окна:

— Ко мне поедете жить?

Старшая девочка села у стола, напомнив движением младшую дочь и заплакала:

— Дедушка, а как же мамина работа? Как мы учиться станем? Светке нынче в школу. Здесь квартира. Папка не захочет ее менять и снова станет говорить, что она его…

Он поманил обоих внучек к себе. Усадил на коленки. По очереди посмотрел обоим в глаза. Заговорил, словно со взрослыми:

— Дела нам и в лесу хватит. Места у меня в доме много. У каждой свой уголок будет, так что крыша над головой есть. Проживем! Насчет учебы — в деревню станете бегать. С синяками да в испуге ходить не гоже! У вас вон и так нервишки-то уже не в порядке. От звонка в дверь испуга-лись. Так чего решаем?

Девчонки кивнули, прижавшись к его широким плечам светлыми головенками. Светка протараторила:

— Я вчерась так испугалась, так испугалась! Папка снова пьяный пришел. Маму ударил в плечо, а Маринка на него кинулась. Папка и ее стукнул! Тут дядя Коля пришел и папку вышвыр-нул из квартиры…

Митрич понял, что не решился ему сказать при народе Николай и помрачнел. С минуту в кухне стояла тишина. Полозов думал. Скомандовал, решительно ссаживая внучек с колен:

— Ну, вот что! Ты, Светка, беги за матерью. Пусть увольняется с сегодняшнего дня. Так и говори, что я приказал! Доктора еще не ушли, успеет. А мы с Маринкой начнем вещи складывать. Все, хватит! Больше вы тут жить не будете…

Прибежавшая через час Валентина нашла отца в квартире, решительно увязывающим в покрывало ее вещи, ввертывая в платья и юбки посуду из серванта. Весь коридор был уже забит тюками, сумками и мешками. Дочь ошеломленно огляделась в значительно опустевшей комнате, забыв даже поздороваться с отцом. Немного придя в себя, попыталась протестовать:

— Папа, что ты делаешь? Уменя семья…

Митрич топнул ногой, оттащив получившийся узел к остальным. Строго поглядел на Ва-лентину:

— Семья?!? Где ты видишь семью? Ты о девках подумай! Маринке восемь лет, а она уже с синяками стала ходить! Не бывать этому! Поехали!

Дочь заплакала, бессильно опустившись на диван и уткнувшись лицом в его спинку:

— Как жить станем? Ведь девчонки растут…

Отец присел рядом, прижав ее к себе. Словно маленькую, погладил по голове. Заметив на-стороженные взгляды застывших внучек, сказал:

— О том не твоя забота. Заработаем. Хозяйство и лес прокормят… — Прикрикнул на дев-чонок: — А вы чего замерли? У нас еще дел непочатый край! Да ехать больше восьми километ-ров…

Маринка и Светка торопливо отвернулись, собирая книги из полки. Митрич вздохнул, це-луя дочь в макушку:

— Хватит, Валя, мучиться! Горбатого могила правит. Поехали. Я твою мать никогда паль-цем не тронул. Считаю, не по-мужицки это, на бабу с детьми руки распускать. Уж хошь подрать-ся, найди ровню… — Отпустив дочь, поднялся: — Собирайся. Все забирай. Все равно пропьет…

Из окон за сборами с интересом наблюдал народ. Чубчик с телегой подпятился к подъезду. Николай Гордеев, столкнувшийся с Маринкой на лестнице, пришел в квартиру к Савельевым вме-сте с супругой. Митрич тут же поблагодарил:

— Спасибо, Николай, что Валентину с девчонками избить не дал.

Гордеев махнул рукой:

— Да не на чем! Я рад, что ты их забираешь…

Гордеевы помогли перетаскать вещи вниз. Через час телега была нагружена и тщательно увязана. Взять ключи от квартиры Николай отказался, объяснив:

— Извини, Митрич, не могу. Как вижу этого придурка, так руки чешутся морду ему начис-тить. Лучше отдай кому-то другому…

Полозов кивнул, подумав: «Будь Вадька здесь, я бы ему и сам рыло разбил с удовольстви-ем». Валентина, уже успокоившаяся и примирившаяся с решением отца, вместе с ним поднялась в квартиру, чтобы проверить, не забыла ли чего. Девчонки остались возле телеги, радостно перего-вариваясь. Отъезд их совершенно не опечалил. Напротив, сестренки сговаривались, как убегут утром по грибы или ягоды.

Отец и дочь прошлась по опустевшим комнатам. Каждый шаг гулко отдавался в тишине. В шкафу оставались только вещи мужа и запасной комплект постельного белья. На диване громоз-дилось две подушки и одеяло. В кухне остались пара кастрюль, сковородка да несколько тарелок с чашками и вилками-ложками.

Отец и дочь вышли из квартиры, прихватив забытые резиновые сапоги. Замок за спиной тихо щелкнул, словно отрезая путь назад и женщина вздрогнула. Ей вдруг показалось, что она ны-ряет сейчас в пустоту. Митрич, все это время искоса наблюдавший за бледным лицом дочки, по-нял. Взял ее за руку и чуть пожал, ободряя.

Валентина позвонила в соседскую дверь. Римма оказалась дома. По всей видимости она смотрела телевизор и ничего не слышала. К тому же окна ее квартиры выходили на огороды. От-крыла сразу. Удивленно поглядев на решительно смотревшую соседку, одетую в спортивный кос-тюм и легкие тапочки, поздоровалась:

— Здравствуй, Валь. Куда это ты собралась?

Валентина протянула ей ключи:

— Я возвращаюсь к отцу. Отдай Вадьке ключи, когда появится…

Римма спокойно забрала связку и улыбнулась:

— Ну и правильно! Наконец-то ты решилась. Не жалей ни о чем, соседка. У тебя дочки хо-
рошие растут…

Иван Дмитриевич шел рядом с телегой, держа вожжи в руках и изредка здороваясь со встречными. Валентина шла сзади, наблюдая, чтоб с телеги ничего не упало. На возу места не оказалось, но девчонки не стонали и не жаловались, резво шагая с другого бока. Иногда перебега-ли к деду, чтобы задать очередной вопрос. Едва вошли в лес, как остроглазая Маринка заметила под елкой гриб с темной шляпкой. Забыв про усталость, метнулась к нему:

— Дедушка, подберезовик! Какой крепкий!

Старик улыбнулся, доставая складной нож из кармана и снимая с задка телеги подвешен-ную корзинку:

— Держи нож и срезай! Селяночку на вечер сообразим, если ты еще десяток грибов най-дешь…

Девчонки переглянулись. Светка попросила:

— А мне ножик?..

Валентина, начавшая приходить в себя среди деревьев, покопалась в верхнем узле с посу-дой и вытащила тупой столовый ножик с закругленным кончиком:

— Держи, тебе и такой сойдет. Корзинки одной хватит…

Старшая отправилась на правую сторону, а младшая на левую. Четыре километра по лесу до дома лесника, прошли незаметно. Девчонки за время пути набрали грибов целую корзинку и успели наесться ягод. Между собой они жили дружно. Набрав полные пригоршни черники, под-бежали к матери и деду:

— Держите!

Митрич отказался:

— Да я их каждый день не по одной горсти съедаю. Так что ешьте, резвушки! Или вон мать угощайте. Вы же нонче у меня и не бывали ни разу за оба летних месяца.

Валентина с удовольствием съела ягоды, улыбнувшись дочерям. Она уже отметила, что с лиц девчонок слетел испуг и настороженность, какую она не раз замечала в городе. Женщина вздохнула. Огляделась вокруг.

Телега въехала на гать и колеса теперь постукивали по настилу из бревен. От теплого ве-терка шелестела листва. То свет, то тени ложились Валентине на лицо. Смеялись над чем-то Ма-ринка со Светкой, продолжавшие шагать рядом с дорогой. Высоких деревьев тут не было, лишь топорщилась низкорослая козья ива, перемежаемая временами шиповником. На этот раз сестры шли рядышком, так как с правой стороны располагалась топь. Воз порой подскакивал на бревнах проложенной по краю болота гати и от этого металлическая посуда, сложенная в корзины, позвя-кивала.

Митрич обернулся к дочери:

— Надо будет немного подновить дорогу. Выбоины появились. Что значит трясина! Раз уж ты теперь со мной, поможешь.

Валентина кивнула и улыбнулась. На душе появилось чувство, что все еще будет хоро-шо…

Старый дом, стоявший на огромной поляне рядом с озером появился неожиданно. Это был большой пятистенок, сложенный из потемневших от времени сосновых бревен. Чувствовалось, что строился он на долгие годы. К тому же ни с одной стороны к дому нельзя было подкрасться незамеченным. Окна с резными голубыми наличниками выходили на все четыре стороны.

Рядом с крыльцом имелся колодец с вертушкой и конура, откуда навстречу людям выско-чил, громыхнув цепью, крупный лохматый пес. Радостно взлаяв, завертел хвостом, слегка приску-ливая. Он вертелся и прыгал, всячески демонстрируя подходившим хозяевам свою преданность. Пес узнал Валентину и ее дочерей, искренне радуясь их появлению. Маринка сразу попросила:

— Дедуля, можно я его с цепи спущу?

Митрич кивнул, улыбнувшись в усы. Внучка, всучив корзинку с грибами матери, броси-лась к дому со всех ног. Светланка рванулась вслед за сестрой. Лесник с дочерью остановились, не доехав до дома метров сто. Валентина разглядывала родные места, как в первый раз.
За домом раскинулся обширный огород. За ним, в тени разросшихся яблоней и груш, стоя-ла потемневшая от времени большая баня. Дальше темнел огромный картофельник. За ним, почти у леса, раскинулся основной сад. Среди темно-зеленой листвы ясно виднелись наливавшиеся яб-локи и груши. Темнел вишенник и раскинулись по всему периметру ягодные кусты. Трава между плодовыми деревьями была скошена совсем недавно, топорщась желтоватой стерней. На земле лежало несколько упавших зеленцов. Женщина сразу подумала: «Надо собрать паданцы, да свиньям скормить».

Рядом с домом имелись два больших навеса для сена и дров. Чуть в стороне находились сараюшка с кроликами и небольшой дощатый домик, гордо называемый «летняя кухня». Дверь в нее была распахнута для проветривания. Возле леса в большом загоне паслись две коровы, телуш-ка, теленок и десяток овечек с большим количеством ягнят. Рядом имелся еще один загон, где тра-ва подрастала. Коровы коротко мыкнули, словно поздоровались. Пугливые овечки перестали пас-тись и уставились на прибывших. Ягнята мгновенно очутились возле ярок и теперь испуганно то-ненько блеяли.

Возле дома свободно бродило стадо кур. На самом берегу озера присели отдохнуть в тени берез полсотни уток и штук двадцать крупных белоснежных гусей. Все стадо дружно загоготало, закрякало и закудахтало, кинувшись к людям. Маринка со Светкой прыгали возле собаки с радо-стным криком:

— Ура!!! Мы дома! Трезор, как же мы по тебе соскучились!

Обе обнимали прыгавшего пса с двух сторон. Тот вертел головой во все стороны, пытаясь лизнуть обоих девчонок одновременно и мешая им отцепить цепь от ошейника. Валентина вздох-нула, окидывая взглядом знакомые с детства окрестности:

— Дома… — Заметила взгляд отца и улыбнулась: — Знаешь, пап, я бы наверное никогда не решилась уйти, если бы не ты. От братьев и Олеси ничего не было?

Митрич вздохнул, отрицательно покачав головой:

— За целый месяц только от Игоря весточку получил, хотя каждому писал. Ладно, парни, а Олеся? Эх, не понимаю я! Хоть бы внуков прислали на лето, так нет. Игорь тут написал, что внуч-ка ехать в лес не хочет. Ей, видите ли, на юга с родителями охота…

Подхватив лошадь под уздцы, направился к крыльцу. Дочь шла за ним, глядя на ссутулив-шиеся плечи и уже жалея, что задала вопрос.

На голоса людей из открытого на дневное время двора, под огороженный навес, вышло три здоровенных свиньи и с десяток подсвинков. Дружно уставились на людей, перехрюкиваясь. Полозов заметил, что в корытах ничего нет. Прикрикнул на прыгавших возле дома с собакой вну-чек:

— Девчонки! А ну-ка, разгружать помогайте! С Трезором и потом наскачетесь…

Девочки, дружно обернувшись, кинулись к взрослым. Пес бежал следом, подскакивая и взлаивая от радости. Валентина, увидев стало свиней, спросила удивленно:

— Пап, так ты чего, всех поросят себе оставил?

Митрич обернулся:

— Нет. Четырех продал. А маленьких рука не поднялась резать…

Дочь вздохнула, берясь за веревку на задке телеги:

— Это же сколько кормов покупать придется…

Лесник, развязывая веревку у оглобель, ответил:

— Вообще ничего не стану покупать. Я ведь нынче на пустошке ячмень посеял и под овес территорию добавил. — Посмотрел на хрюкавшее стадо: — Крупорушка есть, так что пусть жи-вут. Осенью мясом продам. Вот и заработаем, да и самим пропитание. Колбас наделаем, окороков накоптим. Сейчас лето и им не так много требуется варить кормов. Днем свежую траву даю. Едят с удовольствием. Вишь, корыта снова пустые! С озера таскаю корни камышовые. Они их любят. Желуди станут поспевать и их заготовим. Летом держать скотину спола горя, лишь не ленись, а травы тут море. Я все окрестные поляны по два раза обкашивал. Сарай под завязку набит сеном. Навес полнехонек. А теперь, когда ты здесь, еще и стогов наставим…

Валентину слова отца о предстоящих работах ничуть не напугали. К тяжелому труду она была привычная с детства. Подхватила два узла и потащила в дом, слыша позади оживленные го-лоса дочерей, просивших:

— Деда, мы сильные! Нагружай…

Женщина вошла в дом и остановилась у порога с узлами в руках. Понимала, что времени нет и все равно огляделась в родном доме, чувствуя, как сжимается душа от накативших воспоми-наний. Здесь все осталось до боли знакомым. Даже старые иконы в углу с потемневшими ликами святых, казались родными. На этой скамейке у бокового окна она любила играть в куклы. На ста-рой горке до сих пор красовалось чернильное пятно, посаженное ею в школьные годы. Стена над диваном по-прежнему вмещала на себе портреты большого семейства и многочисленных внуков.

Конечно без матери не было той чистоты, какая имелась прежде. Хотя отец, видно было по всему, старался поддерживать порядок. Но стены и потолок потемнели от копоти, требуя мытья, а бока печек посерели и их надо было срочно побелить. Домотканные дорожки требовалось пости-рать. Не было в доме и постоянно витавшего в избе запаха свежих щей, пареной картошки и топ-леного молока.

Валентина прошла чуть дальше. Поставив узлы у стены, отправилась за следующими. На-встречу тащились, пыхтя под узлами, ее девчонки. Следом волок корзину с посудой и огромный узел с постелью отец…
 
Времени было четыре часа, когда они наконец-то перетаскали привезеные вещи в дом. Ус-тавшие сестренки плюхнулись на завалинку у дома, стирая ручонками пот со лбов. Старик ско-мандовал, распрягая Чубчика:

— Разбираться постепенно станем, а сейчас надо поесть, да со скотиной управиться. Ого-род полить. Я счас в озеро «малыша» закину. Вода там теплая… — Посмотрев на внучек, улыб-нулся: — Девчонки, придется еще потрудиться. Покажу, как из шланга поливать огород. Придется вам этим делом заняться с сегодняшнего дня. Я порой даже картофельник поливаю, особливо если время есть. — Внучки с готовностью вскочили, а отец повернулся к дочери: — Ты, Валь, сготовь повечерять, а я со скотиной начну управляться. Впрягайся, дочь…

Иван Дмитриевич Полозов жил на этом месте у озера почти сорок лет. Поселился сразу после войны, став лесником, но лишь в пятидесятом смог построить дом. Практически никто не знал откуда он родом и никто никогда не видел, чтобы к нему приезжали родственники. Митрич старательно избегал разговоров на эту тему и со временем спрашивать перестали. Лишь жена и дети знали, что все его родные погибли во время войны, а сам он родился всего в сорока километ-рах от этого места. Здесь родились его дети: четверо сыновей и две дочери. Здесь же умерла в восьмидесятом году от инфаркта жена Катерина, получив страшное известие о гибели сына Вла-димира в Афганистане.

Дети разъехались по всей России. Старший сын Дмитрий был военным и служил на севере. Дочь Олеся жила в Ленинградской области, став ветеринаром. Павел стал тележурналистом в Мо-скве, пережив два развода и мотаясь по всей стране. Игорь поселился в Тюмени, работая инжене-ром на нефтяной скважине. Валентина была младшей дочерью и она жила ближе всех.
У братьев и сестры семейная жизнь сложилась удачно и лишь у Вали с Павлом все шло на-перекосяк. Муж ей попался пьющий, гулящий и вдобавок ко всему частенько поколачивавший жену просто так. Обе жены Павла не захотели мириться с его напряженным графиком и постоян-ным отсутствием. А он не мог бросить любимую работу. Первый раз просто собрал вещи и ушел, оставив жене и полуторагодовалому сыну двухкомнатную квартиру. Во второй раз женился лишь через десять лет и снова неудачно. Брак не продержался и полгода. Он прогнал жену, застав ее в квартире с любовником…

Сейчас Митричу стукнуло шестьдесят пять, но он не чувствовал себя на этот возраст, про-должая работать лесником. Да начальство и не стремилось поменять лесника, хотя уже дважды начальник лесхоза спрашивал:

— Иван Дмитриевич, не тяжело такое хозяйство вести одному, да еще и за лесом следить?

Полозов пожимал плечами и неизменно отвечал:

— Если я счас на покой уйду — точно помру. А так хоть при деле. Привык уже и не мыс-лю себя без леса и скотинки. К тому же, ну куда я пойду? У озера мой дом. Никуда я оттуда не по-еду…

Участок был достаточно спокойным. За долгие годы большинство сельских жителей хо-рошо уяснило себе — лучше с Митричем обойтись честно, иначе неприятностей не оберешься. Лесник успевал всюду. Он мог идти по следу со своим Трезором и обязательно находил злостного порубщика. В этом случае ни на какие уговоры и уступки склонить старика было невозможно. По-тому и приходили к нему на кордон лично, чтоб выписать дров или официально попросить лесу на стройку.

С делянками на дрова Полозов разбирался быстро. Вокруг болот имелось немало сухостоя, мешавшего молодой поросли. Его требовалось вырубать и лесник охотно шел навстречу, заранее договариваясь о высоте пеньков и даже способах подъезда, чтоб поменьше мять молодые деревца. Но когда дело заходило о строительстве, подолгу обдумывал и прикидывал, какую лучше делянку отдать под вырубку. Тщательно отмечал деревья и следил, чтоб остальные сосны не затрагивались и не калечились тракторами.

Начальство в городе благосклонно относилось к старому леснику, выделив даже персо-нальный генератор, работавший на солярке, чтоб Полозов мог смотреть телевизор и освещать дом. Лошади появились в его хозяйстве еще в первый год работы лесником.

Тогда эти леса были буквально нашпигованы минами, гранатами, всевозможным оружием. Молодому леснику приходилось туго. Сколько угроз он услышал от местных мужиков, вернув-шихся с войны и решивших строить дома на пепелищах! Но не сдался и не дал вырубить строевые сосны у озера и на взгорках у болот. Тогда деревья еще не вошли в силу, но на них точили зубы многие.

В сорок седьмом женился на двадцатидвухлетней Катерине, которую видел всего-то раз пять или шесть. Только после этих коротких встречь запали парню в сердце серые грустные глаза. Мужиков и молодых ребят в селах было мало и девушка считалась перестарком. Слишком много в селах имелось девчонок значительно моложе. Исподволь начал распрашивать о девушке людей.

Отец Кати погиб на войне и мать осталась с тремя дочерьми на руках. В один из вечеров Иван явился в дом вдовы и без обиняков попросил руку старшей дочери. Сватовство молодого лесника обрадовало и удивило вдову. Катя ответила согласием и уже через пару недель переехала жить в его времянку у озера. Женой и матерью она оказалась хорошей.
Со временем хозяйство разрослось, благодаря стараниям жены и даже когда Катерины не стало, Митрич не стал его нарушать. Научился доить коров и сажать семена овощей, ухаживать за кроликами и комнатными цветами, что было прерогативой жены. За год понемногу привык к оди-ночеству. Часто разговаривал со скотиной, чтоб слышать собственный голос.

Излишки продуктов, которые сам был не в состоянии съесть, натолкнули на мысль попро-бовать продать их в городе. К тому же это была возможность пообщаться с людьми. Вначале стес-нялся стоять в ряду среди торговок, затем привык и даже понравилось. За один день умудрялся узнавать все городские новости, произошедшие за неделю. Цены он никогда не заламывал, прода-вая товар дешевле, чем остальные продавцы и народ к нему тянулся. Торговцы злились и ругали его, но ничего сделать так и не смогли. В конце концов смирились. К тому же старик приезжал на рынок лишь в один из выходных, все остальное время отдавая работе.

Долгими зимними вечерами Полозов с удовольствием плел корзины, корзиночки, плоские тарелки и туеса. Изготовлял на заказ корзинки на полозьях для детей и даже стулья со спинками, столы и диванчики. Мастерил берестяные короба или лепил глиняные горшки, на которые внезап-но появился большой спрос. Иван Дмитриевич оказался единственным горшечным мастером на весь район.

С ранней весны до поздней осени, делая обход, собирал лекарственные травы, мечтая пе-редать однажды свои знания внукам. Летом заготовлял березовые и дубовые веники для городской бани, с которой имел негласную договоренность. В общем дел хватало и все вроде бы шло хоро-шо, если бы не беспокойство за младшую дочь, но теперь и эта проблема отпала…

Валентина за неделю сумела привести дом в порядок. Девчонки, вдруг осознавшие, что бо-яться больше некого, активно помогали матери. Об отце и городской жизни не вспоминали. Вме-сте с матерью отмывали потолок и стены, возвращая им янтарный свет. Протирали мебель и порт-реты, часто расспрашивая Валентину про дядей, тетку и двоюродных братьев-сестер, которых почти не знали. По утрам и вечерам пристрастились бегать за грибами и ягодами, узнав у деда, сколько стоит данная продукция зимой.

По всему дому висели низки с порезанными грибами. Дом буквально пропах грибным ду-хом. В специальных сушилках подсыхали ягоды. Валентина каждый день топила печь, чтобы до-сушить чернику, голубику и даже малину. Ледник был заполнен глиняными кувшинчиками с «жи-вым» вареньем. Оно было сварено без сахара. Стояли банки, корчаги и бочонки с солеными и ма-ринованными грибами, огурцами, помидорами, соленой зеленью и прочими дарами природы.
Окрестности кордона девчонки знали, так как бывали здесь с раннего возраста. Обе не боялись заблудиться. К тому же с ними всегда бегал Трезор. Уже на третий день после приезда сестрички случайно подслушали разговор деда и матери, что еще больше укрепило их в желании помогать старшим.

В тот день Марина и Света около часа чистили кроличьи клетки, весело переговариваясь. Кролики оказались такими милыми и забавными, что они решили попросить деда разрешить им взять уход за ушастиками на себя. Наконец работа была закончена и сестры направились в доща-тый летник, где находились родные…

Валентина все еще побаивалась, что не сможет поднять детей одна и временами подумы-вала вернуться в город к мужу. Порой не выдерживала и высказывала свои мысли вслух. Отец ка-ждый раз пытался ее успокоить, но навязчивые мысли не уходили. Вот и в этот вечер отец и дочь разговаривали о будущем девчонок, думая, что находятся одни. Маринка и Светка уже готовые ворваться в гончарную мастерскую с криками, замерли за стенкой, услышав слова матери:

— …боюсь я, пап. Вот ушла, а как не справлюсь? Я ведь имела по закону половину жилья. Наверно, стоило разменять или вернуться и жить с Вадимом, хотя бы ради деток. Им ведь отец нужен…

Обе девочки переглянулись и приникли к щели между досок…

Митрич крутил гончарный круг босыми ногами. Валентина разминала глину в тазу. Вся посуда, имевшаяся в доме, была вылеплена руками отца. Покупными были лишь чугуны-ведерники, в которых варили пойло для скотины, да пара кастрюль. Женщина и сама могла лепить посуду, но сейчас работала подмастерьем, понимая, что навыки подрастеряла за годы городской жизни, а к выходным надо было налепить посуды побольше. Успеть обжечь ее и отглазировать. Этому способствовала солнечная погода. Глиняные изделия быстро просыхали на солнце и от-правлялись в печь. Старик вскинул голову. Внимательно взглянул на дочь и уверенно произнес:

— Сдалась тебе Вадькина квартира! Там больше нервов потратишь. Ты и так вон вся осу-нулась. На себя не похожа. Нет, Валентина, пропади она пропадом та квартира. И папаша такой девчонкам не нужен. Что он сделал хорошего для них? У Маринки до сих пор синяк не сошел. Никуда вы не вернетесь! Я не допущу. Пока еще здоровьем Бог не обидел, воспитаю… — Помол-чав, добавил: — Главное, что теперь не надо вздрагивать по ночам — а какой он там пришел? И вообще… Если удастся нынче побольше грибов с ягодами заготовить, в область поеду. Девчонки-то вон стараются! Попробую с рестораном договориться. Говорят, на сухие грибы спрос большой. У меня скоплено от торговли, да зарплата. Девчонкам все к школе закупим и еще останется, так что не переживай. Проживем. Главное, что ты и они спокойны…

Валентина начала было возражать:

— Папа, девчонкам развиваться надо. В городе в школе уже про какой-то лингафонный кабинет говорили…

Ворвавшиеся дочери навсегда оборвали этот спор. Маринка, глядя полными слез глазами на мать, сказала:

— Мамочка, я не поеду в город. Лучше в озере утоплюсь…

Светка, еще плохо соображавшая, поддержала:

— И я тоже! Папка злой! Я не люблю его и не поеду!

Взрослые замерли. Митрич даже забыл про вращение круга, смяв почти вылепленный кувшин. А старшая дочь попросила:

— Мама, мы все-все будем делать и не надо нам ничего покупать. Мы ничего просить не будем. Даже конфет не надо. Только ты не переезжай в город! У дедушки так хорошо…

Обе неожиданно расплакались и обнялись, уткнувшись друг другу в плечо. Валентина вскочила. Забыв про грязные руки, обхватила дочерей за плечики и прижала к себе, беспорядочно целуя в светлые волосы то одну, то другую. По ее щекам тоже текли слезы. Она с трудом сказала сквозь рыдания:

— Не хотите — не поедем. Вы только не ревите обе…

Митрич от этой сцены несколько раз судорожно сглотнул и склонился над смятым кувши-ном, чтоб не показать выступивших слез. Больше Валентина разговора о переезде в город не на-чинала…

С этого дня обе девочки старались помогать матери и деду во всем, не отказываясь ни от какой работы. В ближайшие выходные Маринка упросила деда взять ее с собой на рынок. Сест-рички накануне вечером сбегали за грибами и насобирали их большую корзину. Перебрали по сортам и поставили на ледник, чтоб не испортились. Там же стояли собранные днем ведра с чер-никой, черной и красной смородиной, янтарным крыжовником и бордовой вишней. Поблескивали запотевшими бочками огурцы и яблоки в тазах. Белели в корзине яйца. В общем, снова набралась целая телега…


Дед и внучка выехали на рассвете, примостившись на самом краешке телеги. Полозову не хотелось гнать коня. Вокруг стоял серый прохладный рассвет с легким туманом. Ехали не спеша. Чубчик мерно шагал по дороге, таща груженый воз. Его шаги далеко разносились по округе.

По дороге Маринка заснула, привалившись к теплому боку деда. Тот покосился на ребенка и улыбнулся в густые усы. Осторожно стащив с себя куртку, укрыл внучку и пристроил ее голову поудобнее на приготовленных к продаже корзинках.

Чубчик шел неспешно, помахивая головой и обмахиваясь хвостом от надоедных мошек. Вокруг застыл лес. Птицы еще только начали пробуждаться. В низинах и у не большого, но не-проходимого, болота, где была проложена гать, висел клочковатый туман. Несколько раз утробно вскрикнула выпь, пугая все живое и заставив коня вздрогнуть. Прошелестели чьи-то крылья в вы-шине. Испуганно тенькнула кем-то потревоженная синица-лазоревка. Наконец лес остался позади. Груженая телега прокатила по просыпавшемуся селу, направляясь к городу…

Маринка проснулась от стука кованых копыт по мостовой. Под курткой деда было тепло. Приоткрыв один глаз и убедившись, что до города еще не доехали, вновь заснула…

Митрич удивленно констатировал за ужином:

— Валь, а Маринка-то мне хорошо помогла! Представляешь, пока я отвешивал, она всю посуду и несколько корзинок продала. Яйца распродала. Ягоды в стаканчики отмеряла. Может, мне ее и в слудующую субботу взять?

Девчонка возразила:

— На этот раз Светка поедет! Мы с ней договорились. Деда, тут у меня предложение есть…
Мать и дед насторожились. Митрич усмехнулся:

— Ну, высказывай, коль предложение. Послушаем…

Маринка посмотрела на взрослых по очереди, а затем выдала:

— На штучный товар надо ценники заранее повесить, тогда все ясно будет. А к травам объяснения написать крупными буквами, чтоб все знали и не спрашивали по сто раз. Их бы и больше покупали, но многие не знают, от чего применять. Ты меня научи их собирать и искать…

Полозов улыбнулся, вспомнив свою мечту о передаче знаний внукам:

— Дело говоришь! Я об этом подумывал, да все руки не доходили. Вот и займитесь со Светланкой надписями на неделе. Она хоть и в первый класс пойдет, но знаю, что писать уже уме-ет, благодаря тебе. Я вам про травы все объясню, пока горшки леплю…

Прошло пять лет. Девчонки подросли. Марине стукнуло четырнадцать, а Светлане двена-дцать. Обе за это время многому научились от деда, хотя пристрастия у обоих оказались разными. Маринка любила охоту, весной и осенью отправляясь с дедом на уток с гусями, а зимой с удо-вольствием участвовала в облавах на волка. Стреляла зайцев и лис.

Мечтательная Света часто бродила по лугам с корзинкой, собирая травы, корешки, листочки. Зато обе обожали рыбачить и частенько по вечерам сидели с удочками где-нибудь под ивами. Митрич, как и хотел, передал внучкам свои знания.

Валентина давно развелась с мужем и теперь чувствовала себя спокойно. Иногда она мыс-ленно спрашивала себя: «А что мне мешало пораньше уйти от Вадима? Ведь не было бы несколь-ких лет сплошных мучений и боли». За это время она поправилась и теперь верила, что с помо-щью отца подымет дочерей. Вадим никаких алиментов не платил и она даже не знала жив ли бывший, но Валю это больше не интересовало. Даже брошенная квартира, в которую было вложе-но столько ее труда, больше не волновала. Жизнь катилась тихо и спокойно, принося ежедневно чувство умиротворения и покоя…

Перестройка явилась громом среди ясного неба для большинства населения России. Пред-приятия закрывались одно за другим, а на тех, что еще работали, по полгода и больше не платили зарплаты. Накопления на сберкнижках обесценились. В магазинах практически не стало продук-тов. Имелись перебои даже с хлебом. Люди с трудом сводили концы с концами, проклиная новую власть. Вспоминали прежнюю неспешную жизнь при Советской власти со щемящей тоской.

Никто не знал, что собственно происходит в стране и не понимал, как выжить в хаосе не-ожиданно нагрянувших перемен, каждая из которых почему-то ничего хорошего народу не прино-сила. Многочисленые обещания и посулы оказывались блефом. Фирмы-пирамиды строились и тут же исчезали, забирая у населения огромной страны последние деньги. Народ нищал. Поля, совсем недавно засеянные сплошь и рядом злаками, льном и прочими культурами, зарастали на глазах. Колхозы разваливались, поголовье элитного скота нарушалось без сожаления. Всеобщая расте-рянность и страх перед будущим подтолкнули российскую глубинку к беспробудному пьянству.

Лишь отдельные личности смогли противопоставить себя наступившему беспределу, обес-печивая всем необходимым не только свои семьи, но и живущих рядом. Пока таких людей было не так много, зато бандитские группировки росли не по дням, а по часам, облагая грабительскими налогами каждого, кто хотел заработать на жизнь. Эти группировки, пользуясь всеобщим непони-манием, легко прибрали к рукам растерянную страну и теперь жили припеваючи за счет крови и слез народа. Под бандитским присмотром оказались многие города России. Причем банды стали интернациональными.

Милиция ничего не могла с этим поделать. Ведь в ее рядах царила та же самая растерян-ность. Некоторые начальники, сориентировавшись в обстановке и понимая, что пока ничего не смогут сделать с охватившей страну преступностью, предпочли получать деньги от бандитов, за-крывая глаза на многое…
 
Появления Митрича на городском рынке всегда ждали с нетерпением, но теперь особенно. Шел третий год перестройки. Люди по субботам занимали очередь возле рынка еще потемну, не подпуская к «лесникову месту» никого из приезжих торгашей, которых развелось настолько мно-го, что места под навесом перестало хватать. Едва старая телега или сани появлялись из-за угла, как к ним устремлялись ожидавшие люди, на ходу приветствуя лесника:

— Здорово, Митрич! Как живешь-можешь? Как дочь и внучки?

— Чего привез? Мы уж ждем давненько…

— Цены не взвинтил? Тут наши городские спекулянты вобще озверели!

Старик отмахивался, распрягая коня и в зависимости от погоды накидывая Чубчику на спину попону или напротив, уводя в тень:

— Я еще совесть имею! Как было в прошлый раз, так и нонче. Вон, девчонки мои список
составили. Глядите!

С каждым приездом Полозов замечал, что торговцев становится все больше. В основном это были выходцы с южных республик. Русских среди них становилось все меньше. Даже везде-сущая и острая на язык торговка Глафира была «выжата» с рынка чужаками. Южане подъезжали на машинах, тяжело осевших от тяжкого груза. Раскладывали товар по столикам, нудно зазывая и даже хватая за рукава каждого, кто хотя бы приостановился рядом. Цены на продукты сильно взлетели и кого-то в верхах видимо это очень устраивало.

По субботам девчонки учились и Митрич ездил один. Ставил столик с неизменными веса-ми-уточками и клал рядом безмен. Протягивал первоочередникам большую картонку с крупно на-писанными названиями товара и ценами. На коробки с травами выкладывал около полусотни кар-тонок с названиями трав и перечнем болячек, от которых данная трава поможет с подробным опи-санием способа применения. Очень часто травы указывались в смеси с другими растениями. Так было легче для покупателя. В последнее время сухие травы расходились хорошо, так как боль-шинство населения не могло позволить себе купить даже лекарство в аптеке.

Полозов по-прежнему продавал все на порядок ниже. Продавцы на рынке из себя выходи-ли, едва он появлялся:

— Опять ты появился, дед! Сколько тебе говорить, не сбивай цену!

— Торгуй как все!

Полозов обычно оглядывал чужие лица и спокойно заявлял:

— А вы, милые, свое-то хозяйство имеете? Некогда мне по вашим ценам продавать. Тут как бы побыстрей, да домой. Пить-есть каждый день надо, а мужицкие руки только у меня. Вон внучек поднять надо. В люди вывести. И как я торгую, почем продаю, вас это не касается. Я же вам не указываю, вот и вы меня не задевайте…

Обязательно находился кто-то, предлагавший:

— Продавай мне свой товар и едь отсюда!

Очередь к Полозову заметно настораживалась, а Митрич решительно отказывался:

— А я еще и с людьми пообщаться хочу. Новости узнать. У вас вон какие цены заломлены! Бога бы побоялись, народ так грабить…

Кидая свирепые взгляды и ругаясь на всех языках бывшего Советского Союза, торговцы отходили, издали наблюдая за бойкой торговлей старика.

Корзины в последнее время никто не покупал и Митрич прихватывал их с собой не больше четырех. Глиняная посуда оказалась теперь маловостребованной и лесник привозил с собой по паре единиц каждого изделия. Остальное место на телеге занимали продукты: картошка, морковь, свекла, соленья-варенья, сухие грибы-ягоды, лекарственные травы, мясные и молочные продукты, соленое сало и конечно рыба, которую Полозов с внучками ловили постоянно.

Зарплату леснику почти перестали платить и семейство жило своим хозяйством, впрочем не испытывая от этого никакой нужды. С питанием проблем не было, а шить и вязать одежду для себя девчонки умели, тем более, что накупленных тканей после бабушки Кати остался целый сун-дук. С шерстью проблем тоже не возникало. Электропрялка исправно поставляла нитки, которые можно было покрасить в любой цвет. Проблему хлеба решили еще два года назад, когда пере-стройка только начиналась. Дальновидный Митрич сеял у дома рожь и пшеницу, дополнительно распахав дальше по берегу озера два участка, благо навоза было вдосталь. Имелась и тягловая си-ла в виде четырех лошадей.

Под навесом, в стороне от дома, стояло с десяток пятисотлитровых бочек с соляркой. Электричество и насос в доме продолжали работать, хотя пользовались ими не часто, приберегая топливо для лета, когда без водяного насоса было не обойтись. Да и времени на просмотры теле-визора не хватало. Пару раз Полозов договаривался с заезжими шоферами и покупал у них ди-зельное топливо, уже давно приучив себя прихватывать на рынок пустые десятилитровые канист-ры.

Валентина молола зерно на ручной мельнице и сама выпекала хлеб в печи, невольно копи-руя собственную мать. Катерине часто приходилось печь хлеба самой, чтоб не бегать в сельский магазин за пять километров…

Марина превратилась в красивую девушку с длинными русыми волосами и задумчивыми глазами. Одноклассники и даже деревенские парни постарше не раз приглашали ее на свидания, но девчонка отказывалась. Она заканчивала десятый класс, собираясь поступать в лесотехникум. Жизнь у озера подтолкнула ее принять решение в пользу леса. Младшая сестренка собиралась пойти по ее стопам и не скрывала от деда своей мечты стать лесником, как и он. Митрич откро-венно радовался такому решению и часто говорил Валентине:

— Хоть кто-то свой меня заменит на участке. Жаль чужому отдавать. Прикипел я к озе-ру…

Отсутствие на кордоне ребят девчонок отнюдь не тяготило. Они успевали наглядеться на противоположный пол в школе и вовсе не горели желанием увидеть кого-либо из одноклассников еще и после школы. Сестры жили дружно, стараясь помогать друг другу во всем. Работы хватало. Если выпадала свободная минутка, обе убегали в лес собирать травы, шили или вязали. До выпу-скного вечера Марины оставалось почти два месяца…

В одну из суббот, когда торговля у Митрича подходила к концу, к нему неспешно подо-шли трое здоровяков. Остановились в сторонке, наблюдая. Все трое жевали жвачку, чавкая и часто надувая пузыри. Крепыш справа лениво поигрывал короткой серебристой цепочкой, подкидывая и ловя ее. Парни дождались, когда отойдет последняя женщина, скупив у лесника остатки овощей. Полозов заметил, как насторожились остальные торговцы, поглядывая на подходившую к леснику троицу. Некоторые кавказцы смотрели на старика с откровенным злорадством.

Митрич, преспокойно сворачивавший опустевшие мешки, окинул остановившихся парней спокойным взглядом и сказал:

— Если вы купить чего пришли, то у меня уже ничего не осталось. Приходите в следую-щую субботу…

Здоровенный лысый парень, стоявший чуть впереди остальных, блеснул золотой коронкой справа, ощерившись в ухмылке:

— А мы не покупатели, дед! Мы твоя крыша и за эту крышу все здесь платят…

Полозов уже был наслышан об этой «крыше». Особого значения он словам парней не при-дал и продолжал упаковывать стеклянные и глиняные опустевшие банки в корзины, перекладывая их соломой и газетами. Сложил одно в одно ведра после моченых яблок, квашеной капусты, огур-цов и груздей. Посмотрев на бугая, ответил:

— А за что платить-то, мил человек? Эти овощи я сам выращивал, и грибы мое семейство само собирало. Я старый уже, а мне еще внучек поднять надо…

Второй, чернявый и с недельной щетиной на лице, с неприятным цепким взглядом, сплю-нул в сторону и цыкнул с сильным акцентом:

— Ты, дед, на жалость не дави! Плати!

Митрич с любопытством спросил:

— И сколько это я платить должен? Кому и за что?

Бугай хмыкнул, оглянувшись на приятелей:

— Мы тут за тобой с утра наблюдаем. Так половину от выручки сюда давай. Нам платить станешь и никто тебя не тронет.

Полозов удивился:

— Так меня и так никто и никогда не трогал! В общем, шли бы вы, сынки, от меня по-дальше. Платить я не стану…

Демонстративно взял в руки длинный нож, которым резал сало, а во второй зажал кнут. Громила посерьезнел и недобро сверкнул на него глазами:

— Гляди, дед, как бы не пожалеть!

Митрич указал кнутом в сторону молчавших, но прислушивающихся торговцев:

— А ты не угрожай! Не угрожай. Молод ты еще, чтоб мной помыкать. Вот их пугай, овец этих, а я войну прошел и немцем пуганый!

Длинный что-то быстро сказал здоровяку. Тот посмотрел в сторону рядов. Митрич тоже взглянул влево. По рынку шло двое милиционеров. В одном старик безошибочно признал Николая Гордеева. Обрадованно окликнул:

— Коля, здорово! Подойди и рассуди нас по совести. Тут с меня деньги требуют незнамо за что…

Бугай понял, что милиция их уже заметила и заулыбался:

— Да какие деньги, дед! Пошутить нельзя, что ли?

Гордеев решительно подошел к старому знакомому. Тепло поздоровался с лесником за ру-ку и потребовал у троицы, строго взглянув на заметно нервничавшего здоровяка:

— Сержант Гордеев. Ваши документы!

Просмотрел протянутые паспорта:

— Значит приезжие? И что вы на рынке делаете? Пройдемте в отделение…

Громила попытался протестовать:

— На каком основании?

Сержант твердо ответил:

— На основании слов Ивана Дмитриевича о вымогательстве. — Посмотрел на старика: —
Митрич, не против в отделение с нами сходить и подробно рассказать, что они хотели?

Полозов перехватил угрожающий взгляд бугая, но согласился:

— А чего ж не сходить? Пошли. Только я вот Чубчика запрягу…

Митрич подробно рассказал молодому следователю то, что произошло на рынке несколько минут назад. Парень записывал, иногда задавая наводящие вопросы. В конце сказал со вздохом, покосившись на дверь:

— Будьте осторожны, Иван Дмитриевич. Рэкетиры вас в покое все равно не оставят. Ведь если один не платит, завтра и остальные могут отказаться. Для бандитов это крах…

Полозов кивнул, направляясь к двери:

— И с теми как-нибудь сладим…

Выйдя из милиции, наткнулся на Гордеева. Николай стоял и курил возле двери:

— Митрич, давай я тебя немного провожу…

Старик согласился, направляясь к лошади, стоявшей метрах в ста от отделения:

— Пошли…

Взяв Чубчика под уздцы, неспешно тронулся вдоль улицы. Милиционер шел с другой сто-роны от лошади. Удалившись от отделения метров на тридцать, Гордеев тихо сказал:

— Иван Дмитриевич, что ты показания дал, это хорошо. Только боюсь, что уже завтра эта троица на свободе будет. Тут слушок ходит, что начальство наше в этом замешано…

Лесник удивился:

— Это как так? Милиция с бандитами заодно, что ли?

Николай вздохнул, поглаживая коня по гибкой шее ладонью:

— В какой-то мере. Не все, конечно, но есть желающе заработать. Думаешь, у нас раньше сигналов не было, что торговцев заставляют платить незнамо за что? Были. Только все прикрыва-лось, а вот те, кто жаловался, вынуждены были вообще из торговли уйти. Ты, кстати, заметил, что русских торговцев на рынке почти не осталось? Все больше южане…
Николай вздохнул. Митрич какое-то время шел молча, ведя лошадь под уздцы и стара-тельно размышляя над услышанным. Спросил:

— А эти-то, что ко мне подошли, отколь будут?

Гордеев развел руками:

— Бригадир, здоровяк этот с фиксой, с Таджикистана. Хотя русский. Чернявый худой — азербайджанец, а крепыш с Саратова. Уже сейчас могу сказать, все сидели. Насколько мне извест-но, в наших краях орудуют полгода. Группировка объединенная, вот что удивительно. Обычно или русские одни орудуют или кавказцы, а тут, как говорится, каждой твари по паре. Их человек пятнадцать. Обложили данью всех, даже баню, в которую практически никто и не ходит. Местная шпана начала к ним подтягивается и на тебя пришлых кто-то местный навел. Ты же редко торгу-ешь, а они в основном по будням работают… — Он вдруг хлопнул себя по лбу: — Кстати, зятек твой с ними якшается и они у Вадьки в квартире частые гости, но я подозреваю торговцев с рынка. Ты же дешево продаешь и у них несколько дней после твоей торговли застой. Это более вероят-но…

Полозов спросил:

— Коль, так меня чего, милиция теперь и защитить не сможет?

Гордеев вздохнул:

— Ну почему? Есть честные ребята, только мы за всем уследить все равно не сможем. Придется тебе, дядь Вань, ухо востро держать, а уж я постараюсь в те дни, что ты торгуешь, на рынке находиться или ребят надежных прислать. — Наклонился к уху: — Ты лесник и ведь навер-няка имеется оружие спрятанное. С собой бери. Мало ли что…

Они попрощались на выезде их города. Гордеев пошел назад в отделение, а Митрич, в тя-желых раздумьях, отправился на кордон. Домашним он решил ничего не сообщать, чтоб не волно-вались…


На следующей неделе, делая обычный обход территории, Митрич проехал верхом на Ве-терке немного дальше, чем заезжал обычно. Под огромной старой березой, совершенно незамет-ный под пониклыми ветками достававшими до земли, стоял маленький фанерный памятник. Ко-гда-то серебристая краска облупилась. Лишь черные буквы сохранились полностью «Олеся Ру-денко. Разведчица-партизанка. Погибла в бою с немецко-фашистскими карателями 12 августа 1943 года. 18 лет».

Полозов спешился. Накинул повод на торчавший сучок. Медленно подошел к памятнику и прошептал:

— Здравствуй, Олеся… — Присел рядом, проведя рукой по фанере: — Извини, что долго не бывал…

Вернулся к коню. Вытащил из притороченной сумки стеклянную банку с краской, метал-лическую щетку и саперную лопатку. В несколько минут соскреб старую краску. Тщательно про-тер фанеру тряпкой. Аккуратно подкопал края вокруг памятника, чтоб покрасить. Достав кисть, принялся покрывать свежей серебрянкой старый памятник. Он работал споро, что-то беззвучно шепча и часто проводя рукой по еще не покрытой краской фанере. Губы шевелились, но слов не было слышно. Когда он закончил, буквы остались ярко чернеть на серебристом фоне.

Закончив с покраской, Полозов поклонился обновленному памятнику и вновь сел на коня, но проехал совсем немного. Вновь спешившись, подошел к старой осине, одиноко торчавшей в молодом ельнике и посмотрел вниз. Примерно в полуметре от земли на стволе имелся изъян от выпавшего сучка. Кора овально дыбилась бугром. В овале виднелся серебристо-серый ствол. Митрич надавил ладонью на серое пятно и дерево ушло внутрь. Лесник, сбросив пиджак и закатав рукав рубашки, забил руку почти по локоть в образовавшееся отверстие. Пошарил внутри тайни-ка.

Когда рука вынырнула на свет, в ней оказался зажат промасленный сверток. На этот раз Митрич не стал ставить планку, прикрывавшую тайник. Развернул старую газету. В его руках ока-зался ТТ с двумя обоймами. Червленный ствол тускло поблескивал от смазки. Старик наскоро протер оружие и обоймы тряпкой. Забив ТТ с патронами в карманы пиджака, вновь забрался на коня.

Минут через десять он находился в глухом урочище с протекающим внизу ручьем. Огля-девшись по сторонам, лесник вытащил пистолет. Ловко и быстро разобрал его, разложив детали на упавшем гниющем стволе ольхи. Тщательно протер каждый механизм захваченной ветошью и вновь собрал оружие. Удовлетворенно хмыкнул:

— Не потерял навыков, гляди ты! А как со стрельбой?..

Зарядил обойму и передернул затвор. Отметив на елке метрах в пятнадцати растущий куд-рявый серый лишайник, вскинул руку и выстрелил по нему два раза. Подошел к дереву. Вгляделся в выбранный «объект». Обе пули легли точно в центр кустика. На сером фоне дырки были замет-ны. Митрич удовлетворенно вздохнул. Проверил патронник. Посмотрел на оружие, удобно ле-жавшее в ладони. Погладил свободной рукой по рукоятке. В памяти всплыла почти такая же сце-на, только пятьдесят лет назад: он, молодой партизан, наконец-то добыл пистолет. Правда тогда это был немецкий «вальтер»…

Немного подумав, Митрич забил оружие под рубаху, заткнув за пояс брюк. Решил спря-тать дома так, чтобы ни дочь ни внучки даже не догадались. Подошел к беспокойно косившемуся и переступавшему ногами Ветерку. Ласково потрепал по гриве:

— Ну-ну, успокойся! Никогда выстрелов не слышал, вот ты и нервничаешь…

Забрался в седло и тронулся осматривать вверенные владения дальше. Хоть ему и перева-лило за семьдесят, Митрич оставался достаточно крепким и пока не собирался расставаться с лю-бимой работой, тем более, что идти в лесники желающих не было…

ПРОДОЛЖЕНИЕ.