Ефремов-старший, Ефремов-младший

...Меня честно предупредили, что ничего не получится. Олег Ефремов устал и интервью не дает, а его сына поймать практически невозможно все свободное время он проводит с друзьями, которых у него в Израиле туча. Да и стоит ли сводить отца и сына в одном интервью? У них все непросто - конфликт поколений...

Через два дня мне позвонили и сказали, что Олег Николаевич готов встретиться со мной в час дня, а Михаил Ефремов - в два. И я отправилась в тель-авивскую гостиницу "Астор", где жили артисты МХАТа


1. Олег Ефремов: «У этих «детей» обостренное чувство самолюбия»

...Джинсовая рубашка, темные очки. Подтянутый, моложавый, узнаваемый. Трудно поверить, что через три года корифей "Современника" и МХАТа отметит свой полувековой сценический юбилей.

Я спросила его о сыне.

- Я не думаю, что поколению "сыновей" и "дочерей" было легче пробиваться, чем детям безымянных родителей, - сказал Олег Ефремов. -Скорее даже сложнее. Потому что у этих "детей" обостренное чувство самолюбия. Вспомните монолог Треплева, где он жалеет о том, что он сын известной актрисы. Я знаю, насколько самостоятелен и в выборе профессии и в своих поступках, к примеру, Денис Евстигнеев. Он прекрасно обходится безо всяких протекций. Когда мой сын поступал в театральную школу-студию,я даже не знал об этом.

- Вы считаете, что ваше имя не помогло ему?

- Каким-то образом, наверное, помогло. Но мне кажется, что этот момент наших детей даже сковывает. Им хочется жить по принципу "я сам".

- Как вы отнеслись к его выбору?

- Я думаю, что ничего другого у него просто не получилось бы. Школу он бросил, не учился. Учителя его терпеть не могли (я там пару раз был). Пришлось заканчивать школу рабочей молодежи. Да и там он в одну
дверь входил - из другой выходил и шел гулять. Такой характер. Право, не знаю, в чем бы могло быть его призвание.

- Насколько вам удавалось держать сына в каких-то рамках при тех относительно больших возможностях, которые у него были?

- Я бы сказал так: воспитывался он довольно свободно. Может быть, и надо бы с ним построже, но мне всегда казалось, что человек должен в общем-то вырастать сам. Заниматься дидактикой, что-то говорить,
влиять - все это казалось мне не слишком действенным. И потом - он же начал сниматься в кино еще малышом. И в театре он у нас играл еще мальчиком. Ну, то, что в театре, - это ладно, а в кино - другая жизнь - вольная. Вот там все и определялось. А жаль. Потом он стал заниматься режиссурой, и Галя Волчек (главный режиссер театра "Современник" - Ш. Ш.) дала ему возможность образовать студию "Современник-2". И они эпатировали публику своими
постановками. Потом "Современник-2" распался, хотя никто их не гнал и не запрещал. Думаю, причина распада в том, что не было у них какой-то такой глубокой, серьезной программы. И не было у Миши этого важного качества - умения сплотить вокруг себя других. Все думают, худрук или там режиссер – это такая начальственная вроде бы профессия. А я бы сказал иначе – профессия самая что ни на есть жертвенная.

- Как вы оцениваете сына в качестве режиссера?

- Есть несомненно интересные вещи, и есть слишком поверхностные. Но я не вмешиваюсь. Да он бы этого и не допустил. Ему всегда хотелось САМОМУ. Последний спектакль, который он поставил, называется. "Злодейка, или Крик дельфинов". Никто в общем-то в него не верил, худсовет пьесу не принял: "Найдешь спонсора - пожалуйста!" Он бился-бился и все-таки довел дело до конца: спектакль отличается стилем, фантазией, остротой. Во всяком случае, он идет в нашем театре и успех у молодежи имеет абсолютный.

- Миша играет в ваших спектаклях ведущие роли (Чацкий в «Горе от ума», Самозванец в «Борисе Годунове», Треплев в «Чайке»). Вы авторитетны для него как режиссер?

– Скажу так: работать с ним как с актером довольно сложно. Спорит, не соглашается, а то, чего не может сделать, подменяет чем-то иным. Он, несомненно, одаренный человек как актер, но все-таки ему нужно больше заниматься профессией. Меня настораживает, что иногда у него нет интереса к игре. Говорит, что его тянет к режиссуре, но там-то ему как раз многого будет не хватать – серьезной базы, образования.

- Нет ли у вас некоторого чувства внутреннего дискомфорта от того, что ваш сын играет в руководимом вами театре ведущие роли? Наверняка в труппе есть завистники, которые шепчутся за спиной.

- Наверное, и это существует. Но по сути все знают, что я не делаю никаких исключений и признаю только творческую, театральную необходимость при распредлении ролей.

- Вас устраивает молодое театральное поколение – ваш сын, его сверстники?

- Все-таки между поколениями всегда есть какие-то определенные взаимоотношения. Плохо, когда молодые забываются, не умеют себя вести. Кто-то из них может перепить, пошуметь - не все, конечно. А вообще-то они мне нравятся, и их цинизм я воспринимаю как прикрытие чего-то подлинного. К прагматичным людям или "новым русским" я бы тех, с кем общаюсь, не отнес.

- И Антона Табакова? Он довольно успешно занимается бизнесом.

- Да, Антошка занимается коммерцией, я его, правда, давно не видел. Наверное, у него есть к этому какое-то призвание. А мой-то Ефремов, по-моему, полный лопух в этих делах, хотя и ходит иногда на какие-то там тусовки, их сейчас в Москве столько развелось...

- А вы в его возрасте тоже были лопухом?

- Ну, это было совсем другое время. Какие тогда могли быть заработки? Я как работал в театре, так и работал.

- Как вы ощущаете себя в роли "театральной легенды"?

- Да вы знаете, никак. Честное слово. Наоборот - чем дальше, тем больше я не удовлетворен вообще театром и своим конкретно. Пытался, конечно, анализировать - почему вдруг? При том, что сейчас Москва - первый театральный город в мире. Тысяча премьер в сезон. А вот какого-то прорыва в новое качество нет. Во-первых, слабая литература. Мало постижений философского толка. Вспомните прежние времена и имена - Бердяев, Соловьев... У нас сейчас пошла мода - не на религию, а на церковность, и конъюнктурность этого уже ощутима. Видимо, сейчас мы переживаем какой-то первоначальный период. И дело даже не в литературе, а в состоянии духовной жизни интеллигенции.

Интеллигенция должна вырабатывать какие-то идеи, а они, в свою очередь, будут питать все искусства. Иначе - распад. Какие-то идеи появляются, но они беспочвенны. Когда человеку нечего сказать, всегда возникает соблазн такой красивой неправды или красивой бессодержательности.

Признаюсь, меня все это очень мучает. Потому что просто не знаешь, как играть роли (я ведь еще играю все-таки).

- Не по этой ли причине вы все время возвращаетесь к классике? Она для вас - основа, спасение?

- Да, вы это совершенно правильно заметили. Ведь что мы играем во МХАТе сегодня? Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, Островского. На очереди - опять Чехов. Да, это для нас какие-то основы, фундамент, который мы не хотим терять. Но классику мы ставим нетрадиционно. "Горе от ума" у нас во МХАТе - это не сатира,-не быт. Это спектакль о любви и о всех ее перипетиях. Или возьмем "Грозу", которая с детства вызывала у меня - о Госпо¬ди! - ощущение тоски зеленой. Мы вывели действие за пределы "темного царства", и получился очень светлый спектакль, лейтмотив которого - "почему люди не летают? Ведь это заложено в каждом из нас..."

- Какой у вас сейчас зритель?

- Ну, мхатовский зритель - не такой постоянный, как у "Современника". МХАТ создавался как театр интеллигенции, потом стал эдаким "придворным", дремучим театром, в нем ставили Софронова и Бог знает что еще. Соответственный был и зритель - чиновник. Но сейчас, должен вам сказать, я радуюсь, когда вхожу в зал и вижу очень много молодых лиц.

- "Новые русские"?

- "Новые русские" скорее пойдут в "Ленком" или к Виктюку.

- Насколько мне известно, ректор вашей школы-студии - Олег Табаков?

- Да. И в свое время мне стоило многих усилий пробивать его (в ЦК и повсюду) на эту должность.

- А в чем была проблема?

- Он был выездной, чего-то наговорил, а ТАМ, как вы понимаете, все помнят... Я считаю, что ректор - это его главная роль, хотя он-то так не считает.

- А какова ваша главная роль? Пятнадцать лет вы возглавляли театр "Современник", потом ушли во МХАТ...

-Меня туда позвали мхатовские старики. Надо было спасать театр. Я две ночи уговаривал современниковцев пойти со мной. Не пошли. Многие тогда говорили: вот, мол, Ефремов делает карьеру. Потом поняли, что
это не так. А я думал - лет за пять все налажу, но все оказалось не так просто, и вот я уже во МХАТе 25 лет.

- Что для вас самое неприятное?

- То, что я всю жизнь вынужден выдавливать из себя страх. Мы же все так или иначе были заражены им. Скрывали, приспосабливались, но страх-то все равно был. Я же родился в 1927 году и еще помню, как гулял с няней рядом с храмом Христа-Спасителя. И бомбежки Москвы хорошо помню. И все остальное. Я всю жизнь с этим боролся.

- Победили в конце концов?

- Думаю, в какой-то степени да. Потому что была нравственная установка - не поддаваться. И потом, я же был не один в этой ситуации, а вместе со своими товарищами. Кстати, недавно были опубликованы интересные документы, связанные с нашими постановками. И вот в одном из них читаю: "Ефремов позволяет себе такие высказывания, будто бы власть скрывает историю, не заинтересована в истине". И знаете кем подписано это письмо в ЦК? Председателем
КГБ Андроповым.

- Ваши дети упрекали вас когда-нибудь за тот страх, о котором вы говорите?


-Нет.

...В этот момент к столику, за которым мы сидели с Олегом Ефремовым, подошел его сын, Миша.

- Ну, и что вы рассказали обо мне, Олег Николаевич? - спросил Ефремов-младший.

- Да вот, сказал все, что думаю, - пряча улыбку, сказал Ефремов-старший, поднимаясь из-за столика. - Я ведь всегда говорю то,
что думаю. - Обращаясь ко мне. - Ну, не буду вам мешать. - Обращаясь к сыну. - Сигаретами не богат?

- Я тебе занесу блок.

Ефремов-старший направился к лифту. Мы остались одни.

2. Михаил Ефремов: «Мне неловко говорить о преимуществах «мажорства», я и сам был «мажором».

...Это было лет пятнадцать назад - в доме творчества "Актер". Теплый июльский вечер. Внизу, на скамеечке - актерская компания среднего возраста из провинциальных театров. Вверху, на террасе, - молодежь. Одно имя я запомнила - Антон Табаков. Вместе с ним были дети других известных артистов. Молодежь шумела. В доносившихся сверху обрывках разговора мелькали словечки "мерс","кабак", "бабки" и тому подобное. И все это жутко раздражало тех, кто сидел внизу. Наконец один из провинциальнгых актеров не выдержал и громко крикнул: «Козлы!» Вверху на его слова никак не отреагировали. Хотя слышимость была прекрасная. Я рассказала Мише об этом случае. Он улыбнулся: "А знаете, я скорее всего тоже был в той компании - наверху". Я спросила его о "детях".

- Ну, во-первых, раз на раз не приходится, - сказал он. - "Дети" тоже все разные. И вообще мне неловко рассуждать о преимуществах
"мажорства" как такового. Я и сам был "мажором".

- А что такое "мажор"?

- Это словечко из песни Юры Шевчука (группа "ДДТ". – Ш. Ш.) про мальчиков-мажоров и девочек-мажорок, или так называемую "золотую молодежь". В театральных кругах это еще называлось - "блатной". Я-то поступал как раз не по блату, никто никуда не звонил и никого ни о чем, естественно, не просил, но фамилия - она, конечно, известная. Еще лет семь назад артисты и люди творческих профессий входили в такое избранное общество: компартия их все время задабривала чем-то и торгаши, завидя "знакомые" лица, что-то могли вынести с "черного хода". Сейчас этого гор-а-аз-до меньше. И все в основном интересуются
только деньгами. Кстати, кое-кто из "мажоров" хорошо пошел по деньгам.

- Антон Табаков?

- Не только Антон. Филя Янковский, Федя Бондарчук... Антон на самом деле занимался кое-каким подпольным бизнесом, когда я учился классе в пятом, а он - в классе восьмом. Я помню, как Олег Павлович Табаков говорил, когда Антон был ребенком: "Он уже знает слово "доллар".

Какая-то часть "мажоров" хорошо устроилась, какая-то часть (включая меня) - не очень. Но я и не ставил себе такой задачи, а если бы поставил - был бы нищим: я не умею заниматься зарабатыванием денег. По профессии работать могу, но за это платят мало, а договариваться, хитрить - это не мое.

- Чья компания более сильная - ваша или ваших отцов?

- Время покажет. Вообще-то наши отцы, они ведь были "шестидесятниками" (плюс-минус десять лет), поколением, которое первым попыталось каким-то образом пробить эту брешь - "разломать берлинскую стенку, железный занавес", и у них многое получилось. Конечно, в этом смысле мы живем за их счет.

- А с другой стороны, вспомните, в каких они фильмах играли. И кого? Парторгов всяких. Как-то это в них сочеталось?

- Я не могу сказать, что Олег Николаевич играл только парторгов (кстати, я вообще не помню, чтобы он играл парторга), он играл
таксиста, строителя... Фильмы были и очень хорошие (недавно я после большого перерыва посмотрел "Войну и мир" - ну классное же кино, согласитесь!), и плохие, халтурные - а это уже не зависит от политического устройства. Выживать-то как-то надо, поэтому, наверное, и халтурили. Вообще-то при любом тоталитарном режиме момент эзопова языка дает интереснейшие вещи в искусстве.

- А как вы относитесь к своему отцу?

- Очень просто. Я его люблю. И отношусь с огромным уважением, хотя не думаю, что понимаю до конца то, что он делает. Да и он не
понимает до конца того, что делаю я.

- Олег Николаевич сказал, что ему трудно с вами работать.

- Ну почему это со мной трудно работать?

- Во всяком случае он так сказал.

- Ну, наверное, потому, что я на ус мотаю, но не выдаю сразу результатов, а любой режиссер хочет, чтобы артист как можно быстрее
выдал результат. Кстати, один раз в жизни Олег Николаевич преподал мне урок по режиссуре. Я спросил его: "Что самое главное в
режиссуре?" - и он ответил: "Терпение". С каждым новым своим спектаклем я это понимаю все больше и больше. Вообще режиссеры делятся на три категории: "диктатор", "гипнотизер" и "философ". Я наверное, "диктатор", правда, маленький (поставил спектаклей 12), а
Олег Николаевич - философ, это уж точно. Он спокойно относится к тому, чего я бы, например,просто не вынес: начал бы кидаться стульями, бегать, вопить. У него мощный темперамент, но скрытый. Олег Николаевич - мудрый, чего ему кричать, когда он просто находит какие-то слова (которые я, к сожалению, пропускаю мимо ушей)?

- А как он оценивает вашу режиссерскую работу?

- Я думаю, он не в ужасе. Но разница - в возрасте, опыте - она, конечно, сказывается. Олег Николаевич - человек более реалистического театра, а у меня "детская болезнь левизны в искусстве", я в свое время увлекался Мейерхольдом, формой. А сейчас, придя в театр, стал думать, что и Станиславский - интересный дядька. Потом Ваня Охлобыстин принес свою пьесу ("Злодейка, или Крик дельфинов"), и как-то все перемешалось в моем "доме". Про "Злодейку" Олег Николаевич сказал, что мы нашли стиль. Спектакль и в самом деле очень жесткий, сделан в клиповой форме, хотя есть сюжет и все понятно. Когда я читал эту пьесу Олегу Николаевичу в первый раз, он
признал, что это талантливо (я понял это по его глазам), но сказал: "Это не пьеса, а эскиз". А вообще было довольно смешно слушать мнения по поводу нашей "Злодейки" - настолько они разноречивы.

- Может быть, у вас в ней заложен 25-й кадр, как в киноленте, действующей на подсознание?

- Может быть. Но это не моя заслуга, а автора пьесы - Вани Охлобыстина. Я вообще называю его "сканнером". Когда он увидел наши
первые репетиции - обалдел от того, что ЭТО ВСЕ он сам написал. Ваня, на мой взгляд, один из самых талантливых людей России.
Кстати, не "мажор".

- В начале нашего разговора вы признались в своем "мажорстве". У вас был комплекс по этому поводу?

- Конечно, был.

- А что у вас было со школой?

- Не хотел учиться. Гулял.

- В школу рабочей молодежи вас водили?

- Ну почему водили? За полтора года я был в ней раза четыре. Первый раз пришел честно. А во второй раз мне все стало ясно.

- А что произошло?

- "Одноклассник" сказал за моей спиной: "Не поворачивайся!" -и начал пить портвейн из горлышка прямо на уроке. Учительница заметила: "Петров! Что это такое?", а он: "Ну, я тогда вообще ухожу". - "Да ладно-ладно, я разрешаю, сиди". Вот тогда я понял, что даже те два раза, которые я ходил туда, можно было пропустить. Года через полтора мне позвонили: "Вы помните, что вы у нас учитесь?" - "Да, конечно". - "Тогда запишите НОМЕР СВОЕГО БИЛЕТА, у вас завтра экзамен по физике".

Я вел такой разбитной, "мажорский" образ жизни.

- Нарывались?

- Бывало, конечно. И с милицией, и просто по роже получал. Много чего было. Нормальная молодая жизнь. Сейчас все, конечно, осложнилось. Молодежь в основной уходит в "быки".

- А что это?

- Ну, есть "бригадир". Он руководит десятью "быками", а "быки" - это бандиты.

- Вы когда-нибудь козыряли именем отца?

- Лет в девять я, конечно, орал во дворе, что я "сын Ефремова", но я был тогда еще совсем неразумный человек. И еще в армии я был благодаря отцу "толмачом" для старослужащих. Они меня любили и позволяли ничего не делать, за это я каждый вечер должен был
рассказывать им пару-тройку историй: кто из актеров на ком женат. "А этот че? А эта че?" - спрашивали они меня. Кого я только на ком не
переженил - врал, конечно. Еще я занимался в армии художественной самодеятельностью, концертами - была там такая халявная тусовочка.

- Отец сказал, что не знал о том, что вы поступаете в школу-студию.

- Да нет, знал. Просто не помнит. Мама ему наверняка говорила. Просто у нас такая жизнь, что мы по месяцу-два не видимся. Да
и не принято, чтобы я Олегу Николаевичу о чем-то докладывал или он мне. Зачем мне нагружать его своими проблемами, когда у него
своих хватает?

- Вы считаете его хорошим отцом?

- Да. Хотя жил я больше у его родителей - в соседней квартире, на той же лестничной площадке. Воспитывали меня мама и дедушка с бабушкой, а отец был таким высшим судьей. Про него мне рассказывали смешные истории. Когда мне было семь лет, он рассказывая кому-то в «Современнике» про меня, обронил такую фразу: «Ну вот, ВЫЗЫВАЮ я Мишу». Лет в 10-11 я в конце каждой недели писал ему отчет: про свои оценки, поведение. А в конце излагал просьбы. Две такие бумажки у нас сохранились. Слово "просьба" я тогда писал через "з".

- А что за просьбы?

- "Дать столько-то денег на футбольный мяч. Купить жвачки".

- У вас было все?

- Не голодал. Но по сравнению с другими "мажорами" я был в довольно интересной ситуации. Сначала я учился в 10-й школе. Нормальная такая "урловая" школа.

- Что такое "урловая"?

- Ну, там училась такая нормальная "урла". Ну, простые-простые. Шпана. И у нас была такая папочка простая, где мы рисовали
ручкой "Дип пепл" и все такое. В "урловой" школе у меня все было нормально, а потом я стал учиться в 31-й школе, за МХАТом. Это такая "мажорская", блатная школа - там учились внучки Устинова, Промыслова, сын секретаря обкома. Короче, дети членов правительства,
артистов и торговых людей. А я пришел туда нормальным "урлой", и на меня все ТАК посмотрели: ЧТО ЭТО? Мне пришлось срочно найти другую школьную сумку и стырить у Ефремова ручку "паркер". Чтобы "соответствовать".

- Вам приходилось испытывать на себе "тяжесть отцовской руки"?

- Один раз, когда я напился лет в 13. Это было в Новый год. Мы с моим товарищем выпили вдвоем бутылку французского коньяка и две бутылки сухого и заблевали всю нашу квартиру. Когда дед еще не спал, мы уходили пить в подъезд, а потом ввалились в квартиру и продолжили там. Сначала пили за дружбу,за девчонок, за родителей. Потом алкоголь
стал забирать, и осталось всего два тоста - за "Спартак" и "за детей Чили". Я до сих пор не могу понять, почему вдруг - "за детей Чили"?
Ну вот, а вечером пришел отец и дал мне затрещину. Я ушел из дома. На день. Спал в котельной - мы там тусовались.

- Как отец отреагировал на ваше исчезновение?

- А он и не узнал: ему не сказали. Я же жил тогда в основном в квартире деда.

- Сейчас, когда вы играете в спектаклях отца ведущие роли, вас не упрекают в "мажорстве"?

- Наверняка, открыто, правда, не говорят. Но мнение такое, конечно, присутствует: "Что это тако-ое? Почему это ВСЕ ЕМУ?" Тем не менее не могу сказать, что я так уж счастлив ролями. Чем взрослее становишься, тем больше понимаешь, что актерская профессия - это не
только кайфность (цветы, аплодисменты), но и тяжелейшее психологическое издевательство над самим собой. Я понимаю, что никогда не сыграю Пушкина так, как надо, - просто сил не хватит, энергии, нервов. Я не знаю, как я играю Чехова - хорошо или плохо, он просто ВЕДЕТ меня за собой.

- Почему распалась ваша студия Современник-2"?

- Слишком интенсивно работали. Студия была популярная. Галину Борисовну Волчек я считаю второй мамой: три года терпела на
сцене "Современника" нас, 16 подонков. Мы много катались по стране. Один спектакль, например, умудрились сыграть 300 раз! Устали.

- А кто у вас был в студии?

- Никита Высоцкий, Маша Евстигнеева, Оля Шукшина, Славик Невинный, я и другие.

- Среди вашего окружения сохранились "мажоры»-мастодонты?

- Да, конечно, но я бы не хотел называть фамилий. Я им сочувствую. В пословице "природа отдыхает на детях великих" есть большая правда.

- Отцовская слава вам не мешает?

- Мешала. Сейчас - нет. Я уже настолько к этому привык...

- Что привело вас во МХАТ?

- Во-первых, неплохие роли. Во-вторых, Олег Николаевич взял не только меня, но еще восемь человек из "Современника". Мы пришли и сразу стали делать спектакль.

...Должен сказать, что МХАТ сейчас находится в каком-то странном информационном вакууме - на обочине. Мне кажется странной ситуация, когда какая-то студия не может заполнить зал на 110 человек, но в каждом номере газеты про нее что-то пишут. А про МХАТ, где происходит какое-то интересное движение, молчат.

- Ваш отец говорил, что всю жизнь боролся со страхом…

- Я этого не ощущал, он человек храбрый. Знаете, о чем я думаю в связи с этим? Наше поколение (я имею в виду не только "мажоров", но вообще всех) знает вроде бы то же самое, что знают наши отцы. Но мы, в отличие от них, не видели сталинизма в конкретном проявлении, в нас заложен этот отталкивающий момент, и мы к новой жизни оказались более подготовленными.

- Вы - дети закулисья. Многие из вас выросли в театре. Ваши родители тогда были молодыми людьми. Как вы воспринимали их жизнь в вашем детстве?

- Когда они собирались, нас отправляли спать, и у нас, естественно, было желание узнать о посиделках взрослых побольше. Я не помню, чтобы наши родители вели какую-то богемно-разгульную жизнь. Все их застолья проходили на кухне. Там наверняка стояла бутылка водки и рассказывалась масса смешных историй.

- А как общается ваше поколение?

- Федя Бондарчук пару месяцев назад открыл в Москве булгаковский рейв-клуб. Вообще-то он один из самых талантливыйх клипмейкеров. По моему ощущению, Федя не "мажор", хотя многие его таковым считают, потому что - богатый.

- Вы сказали "рейв-клуб"?

- Ну да. Молодежь сейчас "рейвует", то есть танцует, но очень своеобразно.

- Это что-то типа дискотеки?

- Не совсем. Дискотеки устраивали комсомольцы, и там все плясали вместе. А тут - ощущение непрекращающегося праздника, от которого уже соловеют глаза. Музыка - в определенном ритме, и каждый танцует сам по себе. Происходит такое "самовыжимание". Мне уже 32, я смотрю на этих 20-летних ребят и понимаю, что они более приспособлены к такой жизни. Сейчас в Москве чертова туча разных клубов. Есть и бандитские, есть актерские, есть киношные. Есть клуб, который пытается сохранить вэтэошный гадюшник (ВТО-то сгорело, а дух остался). Я по этим клубам хаживал, чтобы иметь представление. Потом понял, что мне это ни к чему. Жалко времени.


Шели Шрайман,1996 год