Прапорщик Валера

Любовь Рябикина
8 авторских листов.

ПРАПОРЩИК ВАЛЕРА

маленькая повесть в рассказах

РОЗЫ

МИ-24 приземлился на бетонку, словно огромная нахохлившаяся птица. Летчики выключили двигатели, но лопасти продолжали со свистом рассекать воздух. Когда враще-ние замедлилось, кто-то из военных открыл дверцу и сбросил вниз короткую лестницу. Люди подхватывали на плечи сумки и рюкзаки. Выбирались из вертолета без излишней спешки. Изредка перебрасывались короткими репликами. Чаще это были слова прощания.

В Грозный-Северный, вместе с возвращавшимися из отпуска и командировок во-енными, прилетело шесть журналистов. Далее путь пишущей братии следовал у кого ку-да. У меня была оформлена двухнедельная командировка и направление в один из отря-дов, размещавшихся в чеченской глубинке. Военные, ставшие нашими попутчиками на целых три часа, быстро попрощались, пожелали удачи и исчезли за бетонным серым забо-ром. Четверо мужчин-журналистов прилетели в джинсовых костюмах и лишь я, да еще один молодой парень, оказались в простой полевушке. Мой камуфляж, почти три года служивший верой и правдой, изрядно обносился и я выглядела бывалым солдатом. У пар-ня новенькая форма топорщилась во все стороны. Нам обещали, что в Грозном встретят представители частей. Так оно и оказалось.

У края бетонной полосы стояло около десятка БТРов с сидевшими на броне солда-тами и офицерами. К нам направилось несколько мужчин. Называли фамилии. Пожимали руки и исчезали один за другим. В конце концов у вертолета осталась лишь моя персона, а у обочины застыли два БТРа. Высокий смуглый мужчина с карими глазами решительно подошел ко мне:

— Вы И. Кочубей? Прапорщик Колгарев Валерий Борисович.

Подтвердила, разглядывая его и протянув журналистское удостоверение:

— Так точно, Инна Кочубей. Вы не могли бы подержать сумку? Минуточку…

Он сверху вниз глядел, как я, присев у его ног, доставала фотоаппарат. Забрал сум-ку с бетонки и застыл. Огляделась вокруг…

У Грозненского аэровокзала в густой высокой траве цвели крупные розы: красные, розовые, бардовые, белые. Шапки выглядывали из зелени. Они привлекли меня свеже-стью и величиной. В Москве такие розы встречались редко. Рядом возвышалось серое здание без окон и дверей, с выбоинами на стенах от осколков и пуль. Я знала, что это ос-талось от штурма девяносто четвертого, девяносто пятого годов. Всего четыре буквы со-хранилось от названия города «Г, О, Н, Й». Все, что осталось от слова «Грозный». Легкий ветер гулял в полумраке заброшенного помещения.

Я несколько раз щелкнула «мыльницей» мрачное здание, то подходя, то удаляясь от него. Сфотографировала цветы, обратив внимание, что розы медленно дичают в траве. Они продолжают цвести, но с каждым годом становятся все мелче. Я еще в первую поезд-ку узнала, что несколько раз землю рядом с ними минировали чеченские бандиты и каж-дый раз снимали мины русские солдаты. Спасая цветы и других людей от смерти. Тычась руками в шипы, царапая кожу, убирали смертоносные заряды. Розы продолжали цвести и радовать глаз прилетавших командировочных. Я понимала, что военные на них внимания скорее всего не обращают.

Прапорщик прошел мимо, забросив мою сумку на плечо. Вытащил штык-нож из ножен на боку и шагнул в траву. За ним оставалась дорожка из примятых травяных стеб-лей. Никем не скошенная трава доставала военному до пояса. Я сфотографировала муж-чину несколько раз, завороженная тем, как он шел по траве, а потом наклонялся к цветам. В этом движении было что-то берущее за душу. Колгарев срезал три крупных кроваво-красных цветка и снова вылез на бетонку. Молча, без улыбки, протянул розы мне. Его взгляд показался мрачным, но поблагодарила с улыбкой, прижав цветы к груди. Он кив-нул и прошел мимо, направляясь к БТРу. Я торопливо пошла за ним, несколько раз огля-нувшись на провалы вокзальных окон. Подумала: «Будет ли хоть когда-нибудь мир на этой многострадальной земле? Земле, где цветут такие красивые розы…».


ДОРОГА

Сумки на броне уже не было. Судя по всему, кто-то из ребят забросил ее внутрь. Колгарев сидел наверху чуть боком. Я засунула фотоаппарат в нагрудный карман. Моло-дые ребята глядели с улыбками. Дружно поздоровались. Прапорщик привстал и протянул сверху обе руки:

— Идите сюда, я вас подниму на броню.

Он был уже не молод, хотя я сразу отметила красоту смуглого, словно у цыгана, скуластого лица. Темные, почти черные волосы, слегка вились. Кое-где среди них побле-скивали серебряные всполохи. Темно-карие глаза, окруженные длинными, густыми и за-гнутыми вверх ресницами, больше подходившими девушке, в этот миг недовольно гляде-ли на меня. Их выгоревшие кончики слегка золотились под солнцем.

Я отдала розы солдату. Положила в крепкие руки Колгарева обе кисти, обратив внимание на блеснувшее обручальное кольцо. Мужчина легко поднял меня наверх и попросил:

— Волосы желательно бы спрятать…

Пожав плечами, смотала волосы в пучок и натянула кепку. После этого Колгарев протянул мне бронежилет, пряча усмешку:

— Одевали подобную вещицу? Или помочь?

Отрицательно покачала головой. В прошлый прилет никто не предлагал нам бро-нежилеты. Да и то сказать, мы же располагались на территории сорок шестой бригады и за пределы журналисты фактически не выходили. Кроме меня… Но тогда было не до броне-жилета. Парни рисковали погонами, протащив меня в город. Среди развалин пришлось скакать испуганными кроликами, чтоб добыть нужную информацию. Разведчики тогда сразу сказали: «В бронежилете не побегаешь»… Прапорщик ловко и быстро набросил броник мне на плечи. Подогнал застежки:

— Не давит? Вот и ладненько. Присаживайтесь. Коля, заводи!..

Я попросила одного из солдат спрятать цветы внутри брони, чтобы не облетели по дороге от ветра. Мужчина покосился, но ничего не сказал, лишь кивнул. Машина взревела мотором и с места начала набирать скорость. Легко проскочили через расположенный на въезде пост. Заметила спокойные взгляды солдат в касках с автоматами в руках. Почему-то больше всего врезалась в память толстенная цепь, перегораживающая дорогу и сейчас лежавшая в грязи. Подумала: «Наверное, тяжелая». Патруль с блокпоста накидывал ее на загнутую арматурину, торчавшую из бетонной стены. Чуть приподнялась и крикнула в ухо мужчины:

— Мы через Грозный едем или нет?

Он обернулся, наклоняясь ко мне:

— Город в стороне останется. По окраине и на Шали. А там не далеко…

Проскочили мимо длинного серого забора в многочисленных пробоинах и щерби-нах. Теперь с обоих сторон виднелись здания с выбитыми окнами. Почерневшие плиты и кирпич, рассказали мне о пожарах. Внизу явно жили люди, так как рядом сушилось белье, хотя поблизости никого не наблюдалось. На улице не было даже детей. Мне чудились взгляды из подвальных окошек, расположенных у самой земли.

Солнышко, до этого выглядывающее из-за туч, спряталось. Небо серело на глазах. Солдаты и прапорщик принялись раскатывать плащ-накидки, притороченные к ремням у брюк сзади. Колгарев искоса поглядел мне в лицо. Начинался дождь. Он хотел накинуть на меня свою накидку, но я крикнула:

— Обоим хватит!

Прапорщик что-то пробормотал себе под нос и вдруг обнял за плечи обоими рука-ми, прикрывая прорезиненной тканью и склоняясь ко мне. Крикнул в ухо:

— Извините…

Я невольно подвинулась и прижалась к нему, почувствовав себя под защитой. Вспомнила про фотоаппарат. Прикрыла его, прижавшись к прапорщику еще сильнее пра-вым боком. Почти ничего не видела. Чуяла запах пота от его тела, но отстраняться не хо-телось. Несколько раз, во время особо сильных трясков, моя голова плотно прижималась к его груди. Чувствовала, как он все сильнее прижимает меня к себе. Пару раз ловила стран-ный взгляд мужчины, приподнимая лицо вверх.

Ливень шел минут двадцать. Стих так же внезапно, как и начался. Выглянуло сол-нышко. Холмы вокруг преобразились и стали изумрудными, а не пыльными, как до дож-дя. Капли воды переливались на травинках и цветах. На дороге блестели многочисленные лужи. Воздух стал просто изумительным. Я буквально глотала его. Расстегнув карман, по-казала прапорщику спрятанный фотоаппарат и он понятливо усмехнулся. Ребята сбрасы-вали накидки. Колгарев тоже снял ее, небрежно швырнув в люк и наконец-то отпустил мои плечи. Почему-то показалось, что сделал он это с неохотой. Я оглядывалась по сторо-нам, стараясь все запомнить и потом описать в статье. Замечала воронки от взрывов на дороге, сейчас наполненные водой и с тревогой глядела на обочину.

Со всех сторон громоздились зеленые холмы с редкими деревьями и кустарником. Дорога вилась между ними. Десантники тревожно оглядывались и держали автоматы под рукой. Вспомнился услышанный в госпитале рассказ солдата, как по БТРу на дороге, вот с такого же холма, ударили из миномета. Меня передернуло. На свое несчастье, коснулась плечом предплечья прапорщика. Он удивленно обернулся, видимо, почувствовав дрожь. Спросил:

— Замерзли?

Приподнявшись, хотела объяснить свое состояние и едва не свалилась от того, что броня резко вильнула в сторону, объезжая воронку. Валерий Борисович поймал меня од-ной рукой за талию и притиснул к груди. Я покосилась на мелькавшую щебенку и побеле-ла, представив, как могла бы изувечиться. Все слова вылетели из головы. Посмотрела в лицо военного, которое находилось совсем рядом и не смогла произнести ни слова. Он понял. Понимающе усмехнулся:

— Ладно, потом поговорим.

Руку с талии не убрал. Я не возражала. От его ладони исходила уверенность, что теперь точно не шлепнусь с брони вниз. Колгарев с напряженным вниманием смотрел вперед. Солдаты с легкими усмешками поглядывали на меня. Из-за грохота мотора и по-стоянной тряски говорить было трудновато, но я все же успела задать им несколько во-просов и кое-что выяснить для себя. И им и мне приходилось наклоняться друг к другу, чтобы расслышать вопрос или ответ. Прапорщик пару раз оборачивался. Потом перестал обращать внимание.

БАЗОВЫЙ ЛАГЕРЬ

Расположение базового лагеря десантников представляло собой двенадцать боль-ших серо-зеленых палаток, расположеных в три ряда. Серые купола были видны издалека, несмотря на маскировочную сетку, которая прикрывала их сверху. Она была натянута на высоченные шесты. Слева, в стороне от ровных палаточных рядов, торчало еще какое-то сооружение, как мне показалось, с трубами. Точнее разглядеть пока не удалось, так как мы прибыли в лагерь. Едва БТР остановился, как его окружили со всех сторон. Это была толпа из одних мужчин. Прапорщик спрыгнул на землю и протянул руки:

— Идите сюда…

Легко подхватил подмышки, поставил на землю и направился к не высокому креп-кому полковнику. Вскинул руку к козырьку:

— Товарищ полковник, журналист доставлен. Мы только на аэродроме узнали, что «И. Кочубей», означает Инна, а не Иван.

Теперь я поняла, почему прапорщик так мрачен. Они надеялись на прилет мужчи-ны. Я давно
знала про однофамильца, работавшего на журнал «Воинское братство». Ви-димо, здесь тоже были в курсе. Забрала у сержанта свою сумку и розы, вытащенные из нутра брони. Закинула сумку на плечо и шагнула навстречу командиру. Он как раз на-правлялся ко мне.
Поздоровался, покосившись на цветы. Я ответила и улыбнулась. Был он круглолиц, сероглаз и симпатичен. Я дала ему на вид лет пятьдесят. Пятнистая кепка сильно натянута на лоб от солнца, которое все равно проникало сквозь сетку и слепило глаза. Несколько смущаясь, полковник предложил:

— Отдельных маленьких палаток у нас нет. Предлагаю остановиться в палатке, где проживаю сам. Она же является штабной. Заместитель уже переселился в другую палатку. Зовут меня Александр Васильевич Куликов.

Пошел впереди, показывая дорогу. Посреди палатки стоял большой стол, застелен-ный газетами. Над ним свисала обыкновенная лампочка. Справа и слева располагались две кровати, застеленные темно-синими одеялами. Возле каждой имелась серая солдат-ская тумбочка. У входа находилась вешалка и стойка для оружия, где сейчас стоял лишь один автомат. Двое рослых парней вошли следом.

Отодвинули стол ближе ко входу и тут же отделили уголок слева куском брезента, наколоченного на два бруса с крестовинами внизу, вместо ножек. Я заметила, что они вы-тащили это странное сооружение из угла у стойки. Приволокли еще одну крестовину и поставили примерно в паре метров от стенки. Полностью разматывать брезент не стали, оставив большой сверток на крестовине. Получилась почти квадратная комната, сужи-вающаяся к выходу. От командирской кровати мою постель было не видно. Тумбочку пе-реставили. Я наблюдала и почти не глядела на Куликова. Полковник пояснил:

— К нам женщины хоть и редко, но приезжают. Особенно певицы. Вот мы и при-способились. Отдельных помещений нет. Иногда по две-три кровати у меня в штабе ста-вим. Получается что-то вроде отдельной комнаты, чтоб не смущать. Если что потребуется, попросите солдат. Поставьте цветы…

Разговаривая, он наполнил водой из ведра в углу пластиковую бутылку и протянул мне. Я поблагодарила. Оборвала нижние листочки на колючих длинных ножках и забила стебельки в воду. Зашла за брезент. Поставила букет на тумбочку. Бросила сумку на кро-вать. Вытащила из нее диктофон, блокнот с двумя авторучками, фотоаппарат с запасной пленкой. Приготовив все для работы, распихала по многочисленным карманам пятнистой куртки, но одевать ее не стала из-за жары. Распустила волосы и расчесалась, так как страшно не люблю носить их заколотыми. В карман брюк, на всякий случай, забила вто-рой блокнот с ручкой. Иногда, даже во время обедов, мне приходилось записывать инте-ресную информацию. Вышла на улицу в пятнистой тенниске без рукавов и брюках. Кепка осталась лежать на кровати. Мгновенно подскочили трое ребят:

— Полковник приглашает вас обедать. Обед специально на полтора часа задержа-ли, чтобы все вас сразу увидели. Мы проводим…

Солдат звали Лева, Саша и Андрей. Все они служили по второму году. Тут же рас-сказали, что собираются остаться на сверхсрочную:

— Здесь все родным стало за девять-то месяцев. Все знаешь. А дома, чего мы там не видели? За три тысячи на чужого дядю вкалывать? К тому же на полном обеспечении, да и заработок как-никак. Невесты замуж повыходили. И вообще, с этим успеем. Молодые еще. Погулять надо…

— Не страшно? Ведь стреляют.

Все трое пожали плечами:

— Мы привыкли. Друзья не бросят!

Слева действительно имелись трубы, от трех полевых кухонь. Рядом стояли три длинных стола. За ними сидели солдаты и офицеры. Сверху, от солнца и дождя был натя-нут огромный брезент и все та же маскировочная сетка. Стен у сооружения не оказалось, только десятка два крепких шестов, которые все это держали. Да они и не требовались из-за летней жары. Даже прошедший дождь не принес прохлады и теперь на улице было словно в парилке. Зато под тентом имелась, пусть и не большая, но прохлада. На меня со всех сторон уставились мужские лица. Кое-кто улыбался. Такое было не впервой. К ново-му лицу всегда присматриваются и разглядывают. Спокойно поздоровалась и представи-лась:

— Здравствуйте! Я журналист Инна Кочубей. Прибыла для сбора материала о ва-ших буднях. Надеюсь, что найдем общий язык…

Куликов, сидевший среди офицеров, встал и направился ко мне. Зеленые полевые полковничьи звездочки сливались с камуфляжем на его широких плечах:

— Присаживайтесь рядом со мной. Ребята уже принесли для вас и борщ и второе.

Я поблагодарила. Весь обед чувствовала быстрые и осторожные взгляды десантни-ков. Ничуть не смущалась, с аппетитом поела, с интересом разглядывая военных. За семь лет журналистской деятельности можно привыкнуть к вниманию. Время от времени от-рывалась от еды и отвечала на вопросы, которые задавали офицеры и прапорщики, си-девшие вокруг. Сама расспрашивала о происходящем в Чечне. Записывать пока ничего не стала, отложив работу «на потом».

В отряде не оказалось ни одного человека с Москвы. Основная масса солдат и офи-церов приходилась на Новосибирск, Омск и Иркутск. Несколько человек оказались с Краснодарского и Ставропольского краев. Уже по их стати и какой-то, врожденной что ли, независимости, поняла, что это казаки. Они расспрашивали о жизни в Москве, не стесняясь ругали Генштаб за глупые приказы и вечные переговоры с бандитами. Я, честно сказать, полностью поддерживала их.

Командировка в Чечню у меня была не первой. К тому же постоянно интересова-лась вестями, поступавшими отсюда и в принципе ситуацию знала. Меня почти год не выпускали в республику за злой репортаж, направленный против Министерства Обороны. Чиновники мне той статьи не простили. Речь тогда шла именно о глупых приказах. Как оказалось, почти все десантники читали статью. Майор, сидевший рядом, спросил:

— Почему вы целый год здесь не были? Мы следили за вашими публикациями. Ни одного чеченского репортажа! Ерунда всякая — из подмосковных частей, с Североморска, еще откуда-то с периферии…

Я усмехнулась, отставив в сторону полупустой стакан с чаем. Повернулась к нему, решив говорить откровенно. Мне давно осточертело скрывать наболевшие чувства:

— Знаете, что такое опала? Вот я попала в немилость за нежелание подчиняться и гладить штабных генералов по шерстке. Рискнула провести против и, в отместку, мота-лась по всей стране, кроме Чечни.

Куликов, сидевший с другого бока, спросил:

— Инна, я вашу статью читал. Хлестко. Как только пропустили! Может, стоило смягчить чуток? Чтоб неприятностей не наживать.

Откровенно расхохоталась, сразу поняв «проверку на вшивость»:

— Редактор торопился на какое-то совещание, а тут я со статьей. Целая полоса бы-ла не заполнена, ну он и подписал, не просмотрев. Потом страшно жалел. Упрекал меня в подлоге. Ему крепко всыпали, но тираж разлетелся! Статью все прочли. Вот так и получи-лось, что ее напечатали. Александр Васильевич, если один раз уступить, потом не отмо-ешься. Вы же первым на меня коситься станете!

Полковник усмехнулся, блеснув глазами:

— Раскусили…

— На то я и независимый журналист!

Он немного помялся, но потом все же сказал:

— Публикации из госпиталя тоже читал. Откровенно говоря, не понравилось! Словно и не вы писали… Слова какие-то обтекаемые, все не точно, не твердо… «Строит-ся, прибудут новые аппараты, увеличатся дотации»… Не ваш стиль!

Я кивнула:

— Вы правы! Редактор в угоду какой-то военной шишке и чтоб реабилитироваться после моего выпада, мои слова исказил. Что-то у них там произошло и наш Федя пошел в поводу. После этого я три месяца вообще не публиковалась в своем издании. Глупо ко-нечно, но обиделась. Для других изданий писала. Специально привезла настоящий репор-таж для вас. Если хотите. Ожидала, что заговорите…

Прапорщик Колгарев сидел напротив меня. Я видела, что он внимательно слушает, хотя не сказал ни слова и не задал ни единого вопроса. Это несколько удивило. Он почти не смотрел на меня. Раза три вскинул темные глаза и тут же опустил. Не знаю почему, но я наблюдала за ним. Майор рядом согласился:

— Давайте! С удовольствием прочитаем, а потом, если понравится, мужикам в другие отряды отправим.

Все начали вставать из-за стола. Дежурные принялись убирать посуду и приби-раться. Заметила, что прапорщик исчез чуть раньше. Полковник спросил, направляясь вместе со мной к жилым палаткам:

— Чем собираетесь заняться?

— Думаю поболтать с мужиками. На окрестности взглянуть. Не возражаете?

Остановились возле палатки. Куликов кивнул:

— Пожалуйста. Только для осмотра окрестностей захватите с собой прапорщика Колгарева. Я распоряжусь. Он разведчик опытный и ситуацию быстро просчитывает. У меня, прошу прощения, времени на данный момент нет, но вечером мы поговорим. Воз-можно, вы сумеете нам помочь в одном деле…

Кивнула в ответ на его вопросительный взгляд:

— Заметано!


БРОНЕЖИЛЕТЫ

Полковник скрылся в штабной палатке. Я с интересом поглядела на окрестные холмы. Пришла мысль пофотографировать сверху. Солнце уже начало клониться к западу, а места вокруг были роскошные. Снимки могли получиться хорошие. Осмотревшись сре-ди палаток, заметила на краю лагеря, возле блокпоста, группу солдат-десантников, а среди них прапорщика. Дежурившие на посту внимательно наблюдали за дорогой из-за мешков с песком. Валерий Борисович что-то объяснял, указывая рукой в разные стороны. Реши-тельно направилась к нему. Солдаты наблюдали за моим приближением, быстро перего-вариваясь. Прапорщик тоже что-то торопливо говорил. Сразу замолчали, едва подошла. Я обратилась к Колгареву:

— Валерий Борисович, не могли бы вы окрестности показать? Откуда-нибудь сверху? Скажем, вон с того холма? Полковник разрешил и порекомендовал вас, как луч-шего разведчика. Александр Васильевич у себя, можете спросить…

Я указала рукой вправо на голый холм с несколькими кустами рядом с вершиной и небольшой купой елей. Солдаты переглянулись. Карие глаза прапорщика сверкнули:

— Не против. Только я ребят проинструктирую и желательно бы без вашего при-сутствия. Вы уж не обижайтесь, но порой у меня мат вылетает…

Это показалось вполне убедительным — мужчина не хочет показывать свою гру-бость. У меня не раз было такое: офицеры страшно смущались, когда у них вылетал мат в моем присутствии. Солдаты серьезно глядели на холм и вокруг, словно оценивая опас-ность. У меня мелькнула мысль: «Стоит ли рисковать их жизнями? Смотрят вверх так, словно обстрелу подвергались». Не уверенно произнесла:

— Если опасно, то рисковать не будем. Я не хочу быть виновницей чьей-то гибели или ранения. Найду для себя объект попроще. Вы скажите…

Мужчина изучающе взглянул на меня и пожал плечами:

— Здесь, как и везде. Все будет нормально. Мы же разведка.

— Тогда вы ребят инструктируйте, а я за кепкой и курткой сбегаю…

Через пять минут шагала в цепочке среди рослых парней. Они были серьезны и со-бранны. На каждом был бронежилет. На боку висели автоматы. У одного оказалась даже санитарная сумка с красным тряпичным крестом. Меня это насторожило. Валерий Бори-сович возглавлял маленький отряд и легко шел впереди, часто оглядывая местность впе-реди в бинокль. До вершины добрались за час. Подъем вверх по траве был довольно тру-доемок. Ребята рассыпались в цепь. Пригибаясь к низкой травке и передвигаясь коротки-ми перебежками, проверили окрестности. В сердце у меня закралась тревога. Колгарев за-ставил растянуться в небольшой ямке, жестко сказав:

— Подстрелят. Лежите. Мужики проверят и встанете.

Упал рядом. Едва я пыталась приподнять голову, чтоб посмотреть на происходя-щее, как на мой затылок опускалась широкая пятерня и крепко прижимала к траве. Нако-нец парни вернулись:

— Все в порядке. Никого. Посты выставлены.

Прапорщик встал и протянув руку, помог подняться:

— Извините, но это не Арбат в Москве. Смотрите! Фотографируйте! Вот там место очень
красивое…

Он указал вправо. Я согласилась, что пейзаж великолепен и направилась туда, на ходу достав «мыльницу». На ходу прикидывала, в каком ракурсе мне сфотографировать группу десантников и прапорщика, чтобы получилось убедительно. Прапорщик шагал сзади. Влезла на самую вершинку. Под ногой что-то сухо треснуло. Колгарев, спокойно шагавший рядом все это время, вскрикнул:

— Стоять! Не шевелись! Ты на мину встала! Опять поставили! Вчера не было…

В голосе мужчины звучала неприкрытая тревога. К тому же он назвал меня на «ты». Это заставило поверить, что дело слишком серьезно. Я застыла от ужаса, превра-тившись в камень. По спине потекли холодные ручейки и пробежал озноб, хотя на улице было градусов двадцать пять плюс. Волосы на затылке зашевелились, хотя может быть такой эффект был от ветерка, но мне отчетливо показалось, что они поднялись дыбом. Прапорщик обернулся и вполголоса крикнул солдатам, идущим следом:

— Мужики! Журналист на мину встала. Чем смотрели?!

Десантники столпились вокруг, разводя руками и пожимая плечами. На лицах за-стыла тревога. Я медленно наклонила голову и поглядела вниз. Ничего не увидела, кроме травы и каких-то красненьких мелких цветов. Колгарев, присевший рядом и ощупывав-ший пальцами почему-то мои ноги, в этот момент поднял голову и прошипел в ответ на мой немой вопрос:

— И не увидишь! Знаешь, как эти суки их маскировать научились? Даже мы иной раз не сразу видим. Видишь, как опытные ребята лопухнулись? Так, ноги у тебя не тря-сутся, слава Богу! Так и стой. Это «лепесток». Снять можно лишь обнаружив заранее. Ну, мы что-нибудь придумаем! Ты только не волнуйся. Мужики, проверьте все еще раз…

Мне его действия после такого объяснения не показались странными. К тому же мысли в голове стали путаться. Солдаты снова разбрелись по холму. Видела, как они час-то наклонялись над травой. Старательно раздвигали былинки и медленно двигались даль-ше. Затем все скрылись из виду. Повернуться следом я не рискнула. На носу скопилась капелька пота, но я даже не рисковала поднять руку, чтобы стереть ее, настолько перепу-галась. Прапорщик встал. Я прошептала:

— И что теперь делать?

Он достал из нагрудного кармана платок и протер мне лицо. Быстро заговорил, глядя в глаза с таким искренним сочувствием, что у меня даже страх уменьшился:

— Не шевелись! Сейчас бронежилеты на тебя натянем. Обмотаем ими поплотнее. Они выдержат, лишь бы ты их вес вынесла. Тяжело придется. Тут ведь так, чем больше брони натянуть, тем безопаснее. Потом в лагерь спустимся и попросим БТР подогнать. Тут не так круто, машина поднимется. Дернем и в лучшем виде останешься. Помнишь, в одном из фильмов такое показывали? Нам иногда приходится тоже так поступать. Самое главное, с места не сходить. Если вес уменьшится, рванет тут же. Технику твою надо за-брать, как бы не разбилась. Ведь без помощников останешься…

Я благодарно кивнула:

— Ага… Диктофон в нагрудном кармане.

Почувствовала, как начинают трястись руки и ноги. Я теперь не то, что шевелить-ся, дышать боялась. Прапорщик аккуратно вытянул из внешнего нагрудного кармана дик-тофон и снял с моей руки петельку фотоаппарата. Я прошипела осипшим голосом:

— Документы во внутреннем кармане…

Он забрал и их, сурово и строго глядя на меня. Рука ощутимо задела грудь, но в тот момент мне было не до чего. За спиной что-то происходило. Раздавался невнятный говор, какой-то хруст и шорох. Кто-то сказал:

— Еще одну нашли, товарищ прапорщик. Снять?

Валерий Борисович резко дернул головой и прошипел, глядя мне за спину:

— Сначала женщина! Ее же изрешетит, если рванет. Расстояние слишком мало. Поставьте отметку, чтоб броня не наехала и давайте броники…

У меня все внутри оборвалось. Раз двадцать выругала себя за глупый риск. Пре-красный пейзаж уже не манил. Мне хотелось побыстрее очутиться в лагере. Десантники с суровыми лицами окружили со всех сторон. Мрачно смотрели мне в ноги. Один, уже зна-комый мне сержант Яковлев, спросил:

— Вы сколько весите?

Я прошептала пересохшими губами:

— Пятьдесят пять. Меня не искалечит?

— Не должно. Придется потерпеть, вес будет не маленький…

Два тяжеленных бронежилета мгновенно улеглись на плечи, один на другой. От тяжести я еле дышала, но терпела. Тут же еще два бронежилета ремнями привязали к но-гам. Колгарев встал напротив:

— Голову и лицо может осколками посечь, так мы вам две каски оденем и проти-вогаз, чтоб дышать. Черт знает, что там за заряд. Однажды чехи в мину нашатыря натол-кали. Мы чуть не задохнулись. У всех потом легкие буквально разрывало. Потерпите…

На мою голову тотчас натянули резиновый противогаз старого образца и я почти перестала слышать. Уши придавило резиной. Сверху села тяжеленная каска. Вторую они закрепили на моем лице в виде намордника. Теперь я ничего не видела. Голос прапорщика громко сообщил:

— Четырех бронежилетов маловато. Мы вам еще штучки две повесим. Выдержите?

Я глухо прошипела сквозь резину:

— Да…

Почувствовала, как ко мне приматывают два бронежилета на бедра. Голос прапор-щика сообщил:

— Я за техникой вниз смотаюсь. Не шевелись. Минут через пятнадцать все будет в порядке. Гарантирую. Вы только с места не сходите, иначе без ног останетесь. Я бегом!

У меня не было сил, даже чтоб ответить. С трудом удерживалась на ногах со ста килограммами на плечах. Сквозь противогаз и каски ничего не было слышно. Лишь ка-кой-то невнятный гул. Чувствовала, что куртка взмокла, по лбу из-за душного противогаза текут ручейки, а ноги трясутся от напряжения. С шестью бронежилетами чувствовала се-бя, как в доте и была уверена, что осколки не грозят телу, вот если бы не ноги…

Представив, что могу остаться без ступней и стать инвалидом, я держалась из по-следних сил, решив дождаться БТРа во что бы то ни стало. Я надеялась на смекалку раз-ведчика. От страха и переживаний почти перестала соображать, сосредоточившись на ми-не под ногами. Как же я кляла себя! Временами мои горькие мысли прерывались каким-то странным фырканьем и мне показалось, что солдаты смеются, но я отгоняла от себя эту, казавшуюся кощунственной, мысль. Даже сквозь каску несколько раз показалось, что сра-ботала вспышка на фотоаппарате, но я отнесла это к солнцу, то выглядывающему, то пря-тавшемуся за облака. Сколько прошло времени, не знала. До меня донесся гул мотора. Обрадовалась, думая, что появился Колгарев, но совершенно неожиданно рядом раздался громкий голос Куликова:

— Что здесь происходит? Кто это?

Солдаты что-то отвечали, но я не могла разобрать что именно. Александр Василье-вич подошел ко мне вплотную, так как его удивленный голос раздался отчетливо:

— И зачем вы ее так одели?

Решила ответить сама. Хрипло пробубнела сквозь противогаз, собрав в этот ответ все свои силенки:

— Они меня от мины спасают!

Полковник пару секунд молчал, а потом загоготал:

— Какие мины на посту? Этот холм ни на минуту без наблюдения не остается! В десяти метрах трое разведчиков с утра лежат. Вон угорают! Они вас разыграли!

Я рухнула на траву после этих слов, словно сноп. Каски глухо стукнулись друг о друга. Поняв, что опасность миновала, силы покинули тело. Это было и облегчение и злость от того, как бессовестно надо мной посмеялись. Гогот десантников разрывал уши. Они уже не сдерживались. Попыталась выскочить из бронежилетов, чтоб сразу кинуться на хохмача и не смогла. Я даже шевельнуться не сумела. Страшная тяжесть припечатала к земле. Сил не было. Донесся громкий и веселый голос Колгарева. Мигом сообразила, что он никуда не уходил. Прапорщик хохотал:

— Товарищ командир, ну зачем вы все испортили? Мы бы ее БТРом дернули. Ве-ревку уже припасли. Ждали, сколько выдержит. Минуты через две к ней бы Яковлев по-дошел и спросил, имеются ли у нее силы потерпеть еще минут двадцать…

Куликов, сквозь смех, сказал:

— Минуты три в бинокль смотрел, что за странное сооружение на холме появи-лось. Решил поближе разглядеть. Валерий Борисович, вытащите журналиста из бронежи-летов. Хватит ее мучить.

Я прорычала сквозь маску и каски, вновь попытавшись пошевелиться:

— Я его убью, как только выберусь!

Колгарев рассмеялся:

— Слышите, Александр Васильевич? Пусть тяжелоатлетка полежит! В прошлый раз мужик-журналист этот вес выдержал пять минут, а она пятнадцать простояла, как вко-панная. Я вниз спущусь. Что-то не хочется мне женские коготки на лице почувствовать…

Полковник сам отвязал от меня первую каску и отшатнулся, увидев противогаз. Я, сквозь запотевшие стекла, глядела на него и видела изумление, когда он обернулся к ка-тавшимся по зеленому склону десантникам:

— Это кто такой розыгрыш придумал? Она же упарилась! Ладно, мужика так разы-грать, но женщину! Хоть бы противогаз не одевали. Ох, шутники! Прошу прощения за своих архаровцев.

Сержант ответил, икая от смеха:

— Валерий Борисович постарался! Он этот розыгрыш еще в Грозном придумал, пока ждали. Специально велел захватить броники с пятой степенью защиты, противогаз и парочку сфер. Представляете, держала сто кило веса, а сама весит пятьдесят с хвостиком! Мы
фотографировали журналистку ее же фотоаппаратом!

Куликов присел от хохота. Сволок с меня вторую каску и стянул противогаз. Я мгновенно зацепила взглядом стоявший метрах в тридцати БТР и механика-водителя, вы-сунувшегося из люка по пояс и согнувшегося от хохота пополам. Веселились все, кроме меня. Увидев красное потное лицо с мокрыми волосами, полковник сказал сквозь проры-вавшийся временами гогот:

— Ну и видок у вас был! Да еще на вершине холма. Словно статуя или надолба! Я не понял и посмотреть решил. Смотрите, внизу весь лагерь собрался. В бинокли и оптику любовались. Трудновато вам придется на обратном пути…

Я с трудом повернула голову и поглядела вниз. На краю лагеря бурлила толпа. Под лучами солнца поблескивали стекла оптики. Буркнула:

— Сейчас ваш Валерий Борисович за все ответит! Снимайте бронежилеты, я уже расплющена ими…

С гоготом десантники отвязали от моего тела тяжеленную колчугу. Камуфляж ока-зался мокрым от пота насквозь. После этого я минут пять лежала не шевелясь, овеваемая легким ветерком. Яковлев протянул фляжку икая и плача от смеха:

— Попейте… Ха-ха-ха… У вас вся влага с организма потом вышла. Похудели сра-зу килограмма на три и безо всяких диет! Ха-ха-ха… Ваши документы и технику Валерий Борисович с собой прихватил…

Сидевший рядом Куликов забрал фляжку. Приподняв мою голову, напоил. Я чув-ствовала, как тряслись его руки и видела широкую улыбку. Через несколько минут подня-ла голову и огляделась. Заметила, что прапорщик действительно исчез. Полковник по-прежнему находился рядом. Сидел на траве, опираясь локтями на согнутые колени и ко-сился на меня. Время от времени принимался хохотать:

— Не обижайтесь. Здесь развлечений не так много, а вы просто кладезь для шуток. Боюсь, Валера еще что-нибудь придумает.

С трудом села на траве и прошипела в ответ:

— Дудки, чтоб я ему еще раз на зуб попалась! Теперь моя очередь!

Десантники ухмыльнулись, но ни слова не сказали, а я решила впредь вниматель-нее относиться к словам Колгарева и не принимать на веру ни единого его слова. Немного отдохнув, решительно зашагала вниз, не дожидаясь полковника и солдат. Обратный путь занял всего минут пятнадцать. Меня никто не остановил. На краю лагеря столпились все, кто был вечером свободен. Еще только подходя к толпе военных, услышала дружный хо-хот. Шутник явно успел рассказать всем и каждому, как поиздевался над журналисткой. На границе лагеря стоял вбитый в землю плакат из фанеры, прибитый к палке, с крупной надписью мелом: «Стоит статуя в лучах заката, в бронежилетах, жаль — нет лопаты».
Я догадалась, кто написал подобную чушь. Коротким ударом кулака сбила плакат на землю и прошла дальше. Удар заставил хохотавших десантников на долю секунды за-молчать. Этот профессиональный удар боксера я знала давно, но воспользовалась впер-вые. Замешательство мужиков позволило мне добраться до штабной палатки беспрепятст-венно и скрыться в ней. Вслед снова загремел хохот. На тумбочке в закутке лежала моя аппаратура и документы. В голове пронеслось: «Ну, прапорщик, погоди!».
 

ПРОДОЛЖЕНИЕ.

13-26 июня 2003 года