Записки Salaryman-a

 Сразу после колледжа я стал типичным salaryman-ом*…
 Коичиро Макита, 34 года**

* Дословно: «человек-зарплата» (англ). Так называют в Японии служащих, «белых воротничков».
** Здесь и далее цитаты из книги Харуки Мураками "Подземка" [1]

 Уважаемые пассажиры! При пользовании метрополитеном, обращайте внимание на подозрительные предметы и бесхозные вещи. С целью предотвращения террористических актов, при обнаружении подозрительных предметов или бесхозных вещей в вагоне поезда, просьба, не трогая их, сообщить об этом по переговорному устройству машинисту, а при обнаружении подозрительных предметов или бесхозных вещей на станции – сотруднику милиции или дежурному по станции.
 Голос на эскалаторе

***

Кажется, год назад карту московского метрополитена в очередной раз модернизировали – Кольцевая линия сжалась в центре схемы, радиальные ветки разрослись во все стороны, как кривые паучьи лапы, а названия станций съежились до совершенно «нечитабельных» размеров. Карту вскоре подправили, «развернув» кольцо до привычных размеров и утрамбовав радиальные линии вокруг него, но в Интернете успела проскочить шутка: «Кому не нравится новая схема метро – посмотрите на план токийской подземки!»

Да… Теперь понятно, почему при схожей разветвленности подземной сети нам все-таки чаще удается обойтись одной пересадкой, в то время как японцам приходится пересаживаться по два, а то и по три раза. У них нет Кольца. «От Futamatagawa еду по ветке Sotetsu до Yokohama, далее по линии Yokosuka до остановки Tokyo, и пересаживаюсь на линию Marunouchi до станции Shinjuku-sanchome. Весь путь занимает полтора часа…» (Коичи Саката, 50 лет)

Cразу после окончания Университета уже более восьми лет я работаю в одной и той же компании, офис которой находится на Таганской улице, ближайшее метро «Марксистская» или «Таганская». За это время я несколько раз переезжал – метро «Университет», метро «Царицыно», метро «Петровско-Разумовская» – и отовсюду добираюсь до работы примерно за час 15 минут… Это что, средний московский стандарт? «Обычно я еду из Tokorozawa по линии Seibu до станции Ikebukuro, потом по ветке Marunouchi до остановки Ginza, и дальше по линии Hibiya до Higashi-ginza. Весь путь занимает час 20 минут…» (Шинтаро Комада, 58 лет) «Мой офис находится в Kamiyacho, так что приходится тратить почти час, чтобы добраться туда из дома в Kawasaki. Это не так долго. Час в дороге – вполне приемлемо для типичного salaryman-а…» (Томоко Такацуки, 26 лет)

Время в пути можно сократить до минимума, если знаешь, в какой вагон сесть, куда повернуть. Что-то вроде «задачи оптимального управления» в бытовых условиях. Например, когда я жил в районе метро «Царицыно», то всегда садился примерно в 5-й или 6-й вагон по ходу, тогда на «Новокузнецкой» я мог сразу повернуть на лестницу перехода на «Третьяковскую», и там сесть во второй вагон по ходу, чтобы на «Марксистской» сразу оказаться у нужного эскалатора. «Я всегда сажусь в первый вагон по ходу, когда пересаживаюсь на станции Kasumigaseki. Тогда я оказываюсь прямо у ближайшего выхода к моему офису…» (Мицутеру Изуцу, 38 лет)

Когда я переехал в Бескудниково, «на серую ветку», то какое-то время ушло на выработку «нового алгоритма» – теперь я спускаюсь с эскалатора и иду вперед по платформе до второго или третьего вагона по ходу, чтобы на «Менделеевской» быть одним из первых, кто устремится в переход на Кольцевую, иначе потеряю время в толчее на лестницах и в узких проходах. «Я всегда сажусь в первый вагон по ходу. Так я оказываюсь ближе всего к выходу к магазину Hanae Mori на станции Omote-sando. В тот день [20 марта 1995 г.] мне удалось занять свободное место на станции Shin-ochanomizu». (Хидеко Соно, 36 лет)
Переход выводит меня точно в центр «Новослободской», и я автоматически поворачиваю направо, к предпоследнему вагону, чтобы на «Таганской» оказаться ближе к нужному эскалатору наверх. Конечно, алгоритм нарушается, если, спускаясь с эскалатора или выходя из перехода, я вижу, что поезд уже стоит на платформе. Тогда я ускоряюсь и втискиваюсь в ближайшую дверь. «…первый вагон удобнее для последней пересадки, но там всегда такая давка, так что я обычно сажусь во второй вагон, в последнюю дверь. Но в тот день [20 марта 1995 г.] поезд пришел как раз, когда я входила на платформу, так что я поспешила войти в среднюю дверь…» (Йоко Иизука, 24 года)

Два часа «ежедневно под землей», конечно, не сахар, зато удается иногда почитать. Приноровившись, можно перечитать в метро массу литературы! Иногда переворачивать страницы приходится чуть ли не носом – такая давка, что не поднять руки… Книги малого формата удобнее, но бывает и иначе – недавно я прочел в подземке пятый том «Гарри Поттера» в твердой обложке. Особо продвинутые читают книги в «компьютерах-наладонниках», но я как-то еще не проникся… Я слышал, что в Японии специально выпускают книги в мягких обложках, разбитые на небольшие тома, чтобы удобнее было читать в вагоне. «…обычно в вагоне я читаю книгу, но это был понедельник [20 марта 1995 г.], и мне хотелось вздремнуть…» (Кенжи Охаши, 41 год)

Поездив в час пик в течение нескольких лет на разных ветках, понимаешь, что давки тоже бывают разные. Сейчас, на «Петровско-Разумовской», я практически всегда сажусь в поезд «с первой попытки», а вот уже на «Тимирязевской» войти с первого раза чаще всего не удается – я это испытываю на своей шкуре, когда еду до метро не на автобусе, а на 56-ом или 78-ом троллейбусе, которые едут прямо по Дмитровскому шоссе сразу до «Тимирязевской». Ты стоишь у самого края платформы, сзади наступают на пятки – пропустив несколько поездов подряд, уже забываешь об осторожности и лезешь на передний край – лишь бы влезть в этот чертов поезд! «Я езжу на работу по ветке Hibiya. Там полно народу, особенно на станции Kita-senju, где многие пересаживаются, а еще там шел ремонт, прямо на платформе – действительно опасно! Небольшой толчок – и можно свалиться прямо на рельсы!» (Коичиро Макита, 34 года) «…Все стоят на самом краю платформы, когда подходит поезд. Это правда опасно. Станция Kita-senju на линии Hibiya особенно рискованна. Там много пассажиров, все толпятся, так что доходит до того, что невозможно пройти за их спинами по платформе, и ты вынужден протискиваться между людьми и поездами – это страшновато!» (Мичияки Тамада , 43 года)

Если не успел войти – стоишь и ждешь, как будто у невидимого портала, надеясь, что двери следующего поезда откроются уже перед самым твоим носом. Тогда даже усилий прикладывать не надо. Тебя подталкивают в спину – и вносят внутрь, от тебя уже ничего не зависит. Книгу не достать, твои руки, ноги и портфель существуют где-то в другом измерении. Остается закрыть глаза и подремать… «…поезда сверх-переполнены. Линия Chiyoda между станциями Machiya и Otemachi просто невозможна. Ты не можешь даже пошевелить рукой. Когда входишь в вагон, тебя подталкивают в спину – упс! – и просто вносят тебя в самую давилку… На Otemachi много пересадок, становится чуть-чуть свободнее. Моя остановка Nijubashi-mae следующая, так что практически весь путь проходит в таких условиях. От Machiya через Nishi-nippori, Sendagi, Nezu, Yushima, Shin-ochanomizu, Otemachi… ты просто не можешь ничего поделать. Как в ловушке. Обычно я стою у двери, просто прислонившись к толпе пассажиров, в полусне. Да-да, иногда удается подремать стоя. Все так делают. Я просто закрываю глаза – тихо и спокойно. Все равно я не могу двигаться – что еще остается? Лица пассажиров почти вплотную… так что я закрываю глаза и уплываю…» (Айя Казагучи, 23 года)

Ближе к «Менделеевской», где многие пересаживаются на Кольцевую, в вагоне начинается выстраиваться «локальная сеть» по принципу «Вы выходите?» Наверно, этот процесс можно описать математическим уравнением – из самой середины вагона к выходу протягивается «виртуальная» цепочка людей, котором нужно «выходить на следующей». Эта цепочка неподвижна, пока поезд движется; когда двери открываются, она приходит в движение, и тебя выдавливает на платформу, как пасту из тюбика.
Впрочем, на Замоскворецкой, «зеленой» ветке, было гораздо хуже. Часто у поезда, подъезжающего к «Царицыно», с трудом открываются двери от напора пассажиров изнутри. И выглядят эти пассажиры, как морские звезды, прилепившиеся к стеклу аквариума. «…на станции Naka-meguro такая давка! Иногда не удается влезть в поезд. Столько людей, хотя еще больше народу умудряются втиснуться на Kita-senju. Ты просто сдавлен внутри, как в сэндвиче. Это физически больно! Кажется, тебя сейчас задавят до смерти, или вывихнут суставы. Тебя скручивает в какой-то невероятной позе, и все, о чем ты можешь думать: «Как больно!» Ты зажат посреди этого кошмара, и только твои ноги остаются где-то внизу. В прямом смысле слова это больно ехать так каждый день…» (Наоюки Огата, 28 лет) «Однажды я садился в поезд, и мой портфель затянуло в поток пассажиров. Я пытался его удержать, но иначе мне бы просто сломали руку! Я выпустил его, и портфель унесло…» (Коичиро Макита , 34 года)

Влез – уже счастье. Теперь надо продержаться – еще больше народа попытается войти на «Кантемировской». Все еще усложняется тем, что на «Каширской» двери открываются по правую сторону вагона, а не по левую, как обычно. Если в вагоне просторно, то это, в принципе, не имеет значения, но если весь вагон до отказа набит стоящими вплотную друг к другу людьми… «…я всегда сажусь в первый вагон, во вторую дверь. Забиваюсь в угол, и замираю там, как в укрытии. На станции Nijubashi-mae двери открываются с противоположной стороны, чем на Machiya, так что после Otemachi мне приходится пробираться к противоположной двери…» (Айя Казагучи, 23 года)

Толпа, сколь бы плотной она не казалась, имеет наивысшую плотность у дверей. Именно там и происходит основное движение на остановках. Открытие дверей с противоположной стороны существенно влияет на распределение плотностей, скачкообразно меняя решение виртуального дифференциального уравнения из-за резкого изменения граничных условий. Толпа, в некотором смысле, «поворачивается вокруг своей оси». Люди, вошедшие на «Царицыно» или «Кантемировской», но желающие сойти на «Каширской», чтобы перейти на Каховскую линию, начинают протискиваться к противоположной стороне вагона, вызывая еще большее давление и толчею… «Некоторые пассажиры выходят на станции Ueno, так что в конце концов я могу немного передохнуть. Еле держусь за поручень. Что я обычно делаю в метро? Да ничего – одна мысль в голове: «О-о-о, я хочу сесть!» (Наоюки Огата, 28 лет) «На станции Yotsuya столько людей, никогда не удается занять свободное место. Стоишь и надеешься, что удастся сесть позже». (Кенжи Охаши , 41 год)

В таких условиях сесть – недосягаемая мечта, ведь в час пик на радиальных станциях на пути к центру до первой пересадки почти никто не выходит. Хорошо тем, кто садится на конечных остановках – у них есть шанс занять место. На Кольцевой линии тоже не так плохо: даже если вагон переполнен, на каждой остановке выходит довольно много народа (и столько же заходит), что дает шанс сесть. Занял свободное место – можешь расслабиться хотя бы на 15 минут. «…Я выхожу из дома где-то в 7:30, и в 8:15 сажусь в поезд на линии Chiyoda от Matsudo. Само собой, на линии Chiyoda занять свободное место нереально. 45 минут я стою. Иногда удается сесть на Otemachi. Обычно я дремлю в дороге, так что если есть возможность занять место, я сажусь. Удалось сесть – считай, можешь расслабиться на целых 15 минут…» (Хидеко Соно, 36 лет)
 
Единственная возможность избежать часа пик – выехать на работу заранее, но как заставить себя вставать на час раньше, да еще ежедневно… «…Работа начинается в 9:15, но я стараюсь приезжать пораньше – к 8:00. В это время поезда не так перегружены, и в офисе еще никого нет, так что я могу поработать немного в тишине и покое…» (Мицутеру Изуцу, 38 лет)
И так каждый рабочий день. Привыкаешь. Ты встаешь в привычное время, умываешься, одеваешься… «…ты встаешь в привычное время, умываешься, одеваешься, завтракаешь и отправляешься на станцию метро. Ты садишься в привычно переполненный поезд. Всё как всегда. Ожидается самый обычный день. До тех пор, пока…» (Харуки Мураками)
До тех пор, пока твоя ветка метро не попадает в вечерние выпуски новостей.

***

В начале 2004 года я жил на юге Москвы, в Бирюлево. Чтобы оказаться на Таганке в 9 утра, нужно было в 8:50 оказаться на метро «Марксистская», в 8:40 – на метро «Новокузнецкая», в 8:15 – на метро «Царицыно». Обычное расписание. Плюс-минус десять минут.
Я тогда сильно простудился. Горло болело весь январь, и в конце концов меня направили на обследование в какую-то специализированную поликлинику в районе метро «Фрунзенская». Визит был назначен на 6 февраля, на утро. Поэтому в тот день все у меня было не по графику. «…Мой автобус ушел на две минуты раньше обычного. Он всегда опаздывал, но именно в тот день ушел раньше. Я бежал за ним, но не успел. Оглядываясь назад, можно сказать, что все началось из-за этого автобуса. Раньше я никогда не выбивался из расписания!» (Кенжи Охаши , 41 год)

Я встал на час позже (какая красота!), вышел из дома где-то в полдевятого, некоторое время ждал маршрутку. В плеере играла группа Slade: «I said OK, yesterday was yesterday, I said OK, today is a better day…” . «И правда, сегодняшний день куда лучше», – подумал я. Выспался. До середины дня взял отгул – уже разнообразие…
У входа в метро «Царицыно» стояла толпа. Люди не входили – сразу было видно, что станция закрыта. Пассажиры маршрутки, потянувшиеся было к выходу, вернулись на свои места. «Слушай, тут вход не работает – подвезешь нас до «Кантемировской»?» – спросил водителя кто-то из пассажиров. Как ни странно, водитель согласился. Мы закрыли двери и поехали. «Вот тебе и better day», – подумал я. – «Стоит сломать привычный график и встать позже, как все идет наперекосяк».

На «Кантемировской» было то же самое. Метро закрыто, никто ничего не объяснял. Какие-то слухи, тем не менее, уже распространялись. Кто-то говорил об аварии на «Каширской». Люди стояли раздраженные, растерянные. Никогда не знаешь… «…никогда не знаешь, что случится на работе [в метро]. Может, кто-то подбросит зарин , может быть, будет драка, и у кого-нибудь будет нож. Не говоря уже о том, что какой-то псих может столкнуть человека на рельсы. Или подложить взрывчатку…» (Тошияки Тойода , 52 года) …что случится по дороге на работу. Но добираться-то надо. Каждый раз неполадки в работе метро застают врасплох. Например, когда едешь в вагоне, и вдруг на какой-то станции: «Отправление поезда задерживается». И что прикажете делать? Просто сидишь и ждешь. «…Потом объявили: «Отправление поезда задерживается». К этому моменту примерно треть пассажиров вышла из вагона, но я остался сидеть. По опыту, лучше не дергаться, иногда поезд все-таки отправляется. Было бы глупо остаться при этом на перроне». (Мичиру Коно, 53 года) А если говорят: «Поезд дальше не пойдет. Просьба освободить вагоны. Пользуйтесь альтернативными видами наземного транспорта», – тогда все, приплыли. Надо выбираться из метро, ловить машину и ехать в пробках – гарантированное опоздание на час или больше. При этом даже не объявляют, что случилось… «…я объявил: «Поезд дальше не пойдет. Просьба всем пассажирам выйти из вагонов и пользоваться, по возможности, другими видами транспорта. Приносим извинения за неудобства». Никто не объяснил, что случилось на станции Tsukiji, хотя какие-то намеки проскальзывали по радио. Сплошная неопределенность. Так был взрыв или нет? Каковы последствия? Было очевидно только то, что все было в полном беспорядке… Ничего не может само по себе взорваться в метро, так что я предположил, что была заложена бомба». (Мичияки Тамада, 43 года)

Дальше «Кантемировской» маршрутка не поехала, и я вышел на улицу. Никто так и не знал толком, что случилось на нашей ветке (было около половины десятого), мобильники не работали – все пытались звонить одновременно. Я вышел на обочину и стал ловить машину. То же самое делали еще человек сто в ближайшей окрестности. Все выглядело несколько сюрреалистично. Понятно, что при таких условиях никто не собирался торговаться – нужно было просто сесть в любую машину. Но почти все уже ехали с пассажирами. «…я пошла на остановку такси, но там уже была очередь человек пятьдесят. «Это плохо», – подумала я… Все машины были заняты. Мне попытались найти машину по рации, я ждала и ждала, но никто не ехал…» (Йошико Вада , 31 год)

Когда какая-либо машина останавливалась, к ней кидались со всех сторон, и, если ты был хотя бы в пяти метрах, шансов влезть уже не было. Некоторые водители даже воспринимали ситуацию с юмором. Один шутник высунулся из машины, рассматривая толпу, а потом ткнул пальцем: «Я вот с этой девушкой поеду!»

Я решил, что, отойдя от метро, с большей вероятностью поймаю машину, и пошел прочь от станции. Та же идея пришла в голову и многим другим. Поток людей двигался вдоль дороги. В тех местах, где у дороги никто не стоял, люди останавливались и поднимали руку. «Когда мы вытащили всех пострадавших и перевели дух, я попытался поймать такси, чтобы добраться до работы… Мы залезли в такси втроем… На дороге были сплошные пробки. Станция Tsukiji была закрыта, и радом не было никаких переулков, так что нам пришлось ехать прямо по Harumi Avenue, где была сплошная пробка, полный хаос». (Наоюки Огата, 28 лет)

В конце концов, отойдя от метро на приличное расстояние, я поймал машину. Вместе со мной набилось еще три человека. Вопрос «куда ехать?» звучал риторически: «Куда угодно отсюда, до работающего метро». Пока мы ехали, одна женщина дозвонилась-таки до кого-то из родственников, и смогла более-менее точно рассказать, что случилось. Примерно в полдевятого в поезде между станциями «Автозаводская» и «Павелецкая» произошел взрыв. Во втором вагоне по ходу. Много погибших. «В эту минуту я не мог перестать думать: люди могут погибнуть в любой момент. Я почти чувствовал, что я – следующий». (Коичиро Макита , 34 года)

«Куда ехал поезд?» – спросил я, – «В центр или от центра?» Женщина не знала. Я начал считать в уме. Если взрыв произошел на пути в центр, то, не отправься я сегодня в поликлинику, у меня были бы все шансы оказаться в том поезде. Плюс-минус десять минут. Чуть позже кто-то уточнил, что взорванный поезд двигался в центр. «Невероятно…» – думал я. – «Я так переживал из-за этой простуды, которая испортила мне все новогодние праздники, но, если бы не она, я бы вышел из дома, как обычно, и мог бы…» «…я чувствую – это была Судьба. Обычно я не сажусь в первую дверь по ходу, я всегда вхожу во вторую дверь, что привело бы меня прямо к пакету с зарином. Но в тот день, и только в тот день, я вошел в первую дверь, без всякой видимой причины. Чистая случайность. В жизни я никогда не чувствовал себя ни отмеченным рукой Судьбы, ни проклятым – ничего такого. У меня самая обычная, скучная жизнь… и потом случается что-то вроде этого…» (Соичи Инагава , 64 года)

Все начали звонить по мобильным телефонам. Сегодня «телефонная» картинка, сопровождающая любое кризисное событие, намного отличается от той, что была еще лет пять назад. Сразу после того, как что-то случилось, мобильная сеть на какое-то время просто вырубается – все в этот момент пытаются позвонить. Чтобы сказать, что они живы. Чтобы спросить об этом у своих родных и близких. «…я позвонил его родителям, чтобы рассказать, что произошло. Дозвониться было непросто…» (Таканори Ичиба, 39 лет)
 
Лично я в таких случаях использую SMS: набираю текст, что-то вроде «Ya v poryadke», жму на кнопку отправления. Если сообщение не ушло, жму еще раз. Повторять до тех пор, пока не отправится. В каком-то смысле я уже привык к этому «ритуалу». Слишком часто в Москве что-то происходит. Позже в этом же году, 31 августа, поздно вечером получил SMS от сестры: «Срочно сообщи, всё ли у тебя в порядке?» Я сразу понял: опять что-то взорвали. Действую по алгоритму: Шаг №1: отправил SMS родителям, сестре и родственникам в Подмосковье, что со мной всё ОК. Шаг №2: начал выяснять, что случилось. Узнал, что был взрыв на «Рижской» – я в этот момент был на «Новослободской». Шаг №3. Начал сбрасывать SMS-ки друзьям, всё ли с ними в порядке? Целая процедура. Это показывает, насколько мы привыкли к этому. «Мне нужно позвонить в офис», – подумал я. Рядом со станцией были две телефонные будки, но у обеих стояла длинная очередь. Я ждал 15 или 20 минут. Рабочее время еще не началось, поэтому я сказал девушке в офисе, ответившей на звонок: «Тут был теракт. Я опоздаю»». (Коичиро Макита, 34 года)

В тот день, 6 февраля 2004 года, пока я ехал в той машине, первую SMS-ку мне удалось отправить минут через двадцать.

Мы доехали до какой-то станции на «серой» ветке, кажется, до «Нагорной». Ни до, ни после этого я ни разу там не был. Станция работала, внешне все выглядело, как обычно. «…Я стоял перед станцией Kodemmacho, весь этот район был в состоянии кризиса, но вокруг нас мир продолжал жить, как обычно. Ехали машины. Это было жутковато. Контраст был чудовищный». (Масанори Окуяма, 42 года)

Я прошел через турникеты, одновременно думая: «Может, вообще не стоит заходить сегодня в метро?» Но все вокруг вели себя как обычно, как будто нет никакой опасности. Это успокаивало. Сел в поезд по направлению к центру, двери закрылись. Я уже не успевал ни в какую поликлинику, поэтому поехал прямо на работу. На эскалаторах объявляли что-то вроде «По техническим причинам движение поездов на участке «Красногвардейская» – «Павелецкая» приостановлено». Ну да, не могли же они объявить: «На соседней станции произошел теракт. При обнаружении подозрительных предметов или бесхозных вещей в вагоне поезда, просьба, не трогая их, сообщить об этом по переговорному устройству машинисту. Приятной поездки». «Сотрудник станции кричал в микрофон: «Ядовитый газ! Всем выйти из поезда! Идите к турникетам и выходите на поверхность!» Я не побежал. Зачем? Я просто не обратил внимания. Были и другие, которые не побежали. Ведь не было объявления, что поезд дальше не пойдет. И только потом до меня дошло: «Меня это тоже касается!» Я встал. В вагоне уже никого не осталось. Похоже, никто особенно не спешил, люди ходили, как обычно… Я не видел никакой опасности. Взрыва ведь не было? Служащие метро были в панике, но не пассажиры. По станции бродили пассажиры и думали, что делать?» (Кен’ичи Ямазаки, 25 лет)

Я приехал на работу, вошел в Интернет. Картинки были страшными. Мысль о том, что все это произошло два часа назад на моей ветке метро, просто не укладывалась у меня в голове. В офисе только и разговоров было, что о теракте. Говорили даже, что кто-то из сотрудников был в первом вагоне того поезда, но не пострадал. «Я узнал, насколько тяжелыми были последствия теракта. Погибли люди. Я сам мог погибнуть. Странно, но я не чувствовал кризиса. Моя реакция была: «Ладно, со мной все хорошо». Я был в самом эпицентре, но вместо того, чтобы опасаться за свою жизнь, я чувствовал, будто смотрю программу по телевизору, будто меня это абсолютно не касается…» (Мицуо Арима , 41 год)
 
В середине дня объявили, что станции вновь работают. Я подумал, что вечером мне придется возвращаться домой по той же ветке, через тот же туннель. А какая была альтернатива? Взять такси? А завтра, послезавтра?

Я возвращался домой поздно, народу было совсем немного. Ехать через тоннель, где несколько часов назад погибли те, кто каждое утро ехал со мной в одних вагонах, в одном направлении, было жутко. На станции «Павелецкая»-радиальная и на «Автозаводской» лежали живые цветы, горели свечи, но не было ни раненых, ни следов разрушений. Я благополучно приехал домой и включил телевизор.

Таким был мой день 6 февраля 2004 года.

«Таким был мой день 20 марта 1995 года». (Харуки Мураками)

***

Каждый новый проезд через «точку Х» приближал меня к обстановке, в которой реально произошел теракт. На следующий день 7 февраля я впервые проехал по этому туннелю в том же направлении – в центр. Была суббота, около 11 утра, полупустой вагон. Между станциями «Каширская» и «Автозаводская» расположен мост, открывается пусть и урбанистический, но отрадный для глаз вид на Москву-реку. Я думал о том, что люди, погибшие в том поезде, в последний раз в жизни видели небо с этого моста, из этих окон… «Впоследствии люди, пострадавшие от теракта, боялись ездить в метро – так говорили – но это не про меня. Может быть, потому что зарин был не в моем поезде. Через два дня когда утром я ехал на работу, я не чувствовал себя встревоженным. Со мной в вагоне были другие люди, и еще – как бы это сказать? – все было как будто не по-настоящему. Кто-то умер на платформе прямо на моих глазах, но это все равно казалось нереальным». (Томоко Такацуки , 26 лет)

Через два дня, в понедельник 9 февраля, я ехал на работу в своем обычном графике. Сел в поезд на «Царицыно» где-то в 8:15. Около половины девятого проехал по туннелю от «Автозаводской» к «Павелецкой». Была обычная давка, так что, скорее всего, практически не было людей, испугавшихся метро настолько, что не вышли в тот день на работу. Многие пассажиры держали в руках газеты – с крупными заголовками и фотографиями. Зажатый в толпе, я думал: «Неужели вот так, в такой же толпе, в это же время, вот здесь, это и случилось?» «Я вернулся на работу 10 мая [1995 года], и с этого самого дня я садился в тот же поезд 7:15 на линии Hibiya, который пострадал во время газовой атаки. Я специально сел в тот же вагон – на то же самое место! Когда поезд проехал Kamiyacho, я обернулся и сказал себе: «Вот здесь это и случилось». В тот момент меня немного мутило, но, пройдя через это, я приободрился. Это меня успокоило». (Хирошиге Сугазаки , 59 лет) «Позже я вернулся в метро, сел в тот же поезд, на то же место. Я даже обернулся посмотреть на то место, где я упал. Я-то думал, что далеко ушел, а на деле упал всего в 50 метрах». (Мичиру Коно , 53 года)

Не скажу, что я как-то изменил свои привычки или стал меньше ездить на метро. Я так и ездил на работу по «зеленой» ветке в 5-м или 6-м вагоне – не во 2-м, что, как ни странно, приносило какое-то успокоение. Когда в июне 2004 года я переехал «на серую ветку» в Бескудниково, я, тем не менее, испытал что-то вроде облегчения – теперь каждое утро я не буду проезжать через этот туннель. «Некоторое время я боялся ездить в метро, но другого выбора у меня не было – так что пришлось взять себя в руки. Даже сейчас мне не по себе, но приходится… Испытав такое, страшно вновь спускаться под землю и входить в металлическую коробку – вдруг что-нибудь опять случится?– но какой выбор есть у salaryman-а? У меня нет другого способа добираться на работу». (Шинтаро Комада , 58 лет)
 
***

Прошел год со дня теракта на Замоскворецкой линии. Я продолжаю ездить в метро – каждый будний день с «Петровско-Разумовской», пересадка на «Менделеевской», по Кольцу до «Таганской». Символично, что именно там, под землей, я прочел книгу Харуки Мураками «Подземка. Газовая атака в Токио и дух Японии» [1] . 20 марта 1995 года пятеро членов секты Аум Синрике подбросили в пять поездов токийского метро пакеты с зарином… В 1996 году Мураками нашел свидетелей этой трагедии и собрал в одну книгу свои интервью с ними. Читая о подробностях того, что случилось в Токио ровно десять лет назад, я невольно сравнивал их рассказы со своими впечатлениями, их теракт 20 марта 1995 года и наш – 6 февраля 2004 года. «Я хотел, если это возможно, не придерживаться никакой определенной формулы – я хотел показать, что у каждого человека в метро в то утро была своя жизнь, свое лицо, своя семья, надежды и страхи, противоречия и дилеммы – и все эти факторы отразились в этой драме… Ущерб, нанесенный пострадавшим от химического нападения в Токийском метро, отличался от человека к человеку. Некоторые отделались относительно легко, но были и погибшие, и те, кто до сих пор проходит лечение из-за серьезных проблем со здоровьем. У многих не было физических травм, но впоследствии у них развился тяжелый посттравматический стресс. Я интервьюировал людей, даже если они не были жертвами зарина. Ведь у тех, кто избежал тяжелых последствий и быстро вернулся к обычной жизни, было что рассказать. Их истории. Их страхи. Их уроки… Для всех, кто был вовлечен в этот теракт, день 20 марта [1995 года] стал скорбным, страшным днем». (Харуки Мураками)
Ощущение совпадения было пронзительным – многое из того, о чем говорили эти люди, напоминало мне мою собственную жизнь – не только в том, что касается теракта: я-то как раз счастливо избежал эпицентра тех событий в Москве – но и обыденные, будничные вещи. Удивительно!

Читая, я думал поначалу, насколько более кровавым и ужасным был московский теракт – как по физическому исполнению (бомба, а не газ), так и по последствиям: десятки погибших в Москве, и 12 жертв – в Токио. Но чем дальше я вчитывался в интервью, тем больше понимал, что человеческий страх и горе принимают универсальную форму, где бы это ни случилось, и как бы это ни выглядело. В Москве пострадал один поезд, в котором ехало более тысячи человек, более полутора сотен получили ранения. В Токио же разорванные пакеты с зарином «путешествовали» от станции к станции, поражая все новых и новых пассажиров: пострадало несколько тысяч человек. Если в Москве, увы, привыкшей к экстремальным ситуациям, практически сразу все поняли, что происходит, то в спокойном Токио даже те, кто находился в эпицентре нападения, сначала списывали происходящее на внутреннее недомогание… Токийский теракт в реальности произошел на большой территории. Московский теракт, «точечно» произошедший на одной станции, мог – и еще может – произойти на любой станции, в любом месте. В этом смысле для меня произошедшее «расползается» по всей территории метро.

Еще одно совпадение заставило меня сравнивать эти ситуации: тогда, в феврале 2004 года, Москву потрясли две трагедии – теракт в метро и, спустя неделю, разрушение аквапарка. У японцев в начале 1995-го случился теракт в метро и разрушительное землетрясение в Кобэ. «Землетрясение в Кобэ и газовая атака в Токио стали двумя самыми ужасными трагедиями в послевоенной истории Японии… Не будет преувеличением сказать, что в общественном сознании произошли значительные изменения: «до» и «после». Эти «двойные катастрофы» останутся запечатлены в нашем сознании, как две отметины в жизни каждого человека… Ошеломляющая жестокость – вот что объединяет эти события. В первом случае мы столкнулись с неминуемой природной катастрофой, во втором – с делом рук человеческих. Возможно, это натянутое сравнение, но страдания пострадавших в обоих случаях были пугающе схожи. Источник и природа жестокости могут отличаться, но шок в обоих случаях был одинаково тяжелым». (Харуки Мураками)

***

Поразительно, что многие из свидетелей токийского теракта, тем не менее, говорили о Японии, как о самой безопасной стране в мире. «Я думала, что может случиться? Япония – супер-безопасная страна, не так ли? Нет оружия, нет терроризма, ничего такого… Я никогда не думала, что мне может угрожать опасность, или что мне придется спасать свою жизнь». (Йоко Иизука, 24 года)

Нет сомнений, что Россию нельзя назвать «супер-безопасной» страной, а Москву – «супер-безопасным» городом. Тем не менее, все относительно. Когда я в течение двух лет работал в Киеве, мне говорили, что там «радиация» и «Чернобыль рядом». Зато, находясь в Киеве, я чувствовал определенный уровень безопасности по сравнению с Москвой. Апогея это ощущение достигло в октябре 2002 года, когда случился захват заложников в «Норд-Осте». Я несколько раз хотел пойти на этот мюзикл, но все что-то мешало. Да и трудно организовать поход в театр, когда работаешь в Киеве, а в Москву приезжаешь изредка по выходным. Еще в июле 2002 года, когда мои киевские коллеги ездили в Москву, они спрашивали меня, на какой спектакль лучше пойти? Не являясь знатоком театра, я посоветовал им пойти на «Норд-Ост», и они пошли. Им понравилось. И вот, спустя три месяца, я смотрел выпуски новостей о заложниках и думал: «Господи, как хорошо, что я в Киеве, а не в Москве!» «Когда я был в Южной Америке, кто-то из японского посольства в Колумбии пригласил меня в караоке. Буквально на следующий день он пригласил меня пойти туда же, но я сказал: «Давай лучше попробуем какое-нибудь новое место». И в тот же день в том месте была взорвана бомба. Я помню, что думал, возвращаясь домой: «По крайней мере, в Японии безопасно». И на следующий де день по дороге на работу я попадаю в газовую атаку. Какая ирония!» (Мицутеру Изуцу , 38 лет) Спустя два года, в декабре 2004 года, уже вернувшись в Москву, я смотрел выпуски новостей об оранжевой революции в Киеве, и теперь уже Москва казалась относительно спокойным местом.

«Химическое нападение не изменило моего мнения о Японии – в мире нет другой такой настолько безопасной страны! Удивительно! Если бы во всем мире было, как в Японии, было бы гораздо меньше проблем… Вот что изменилось во мне [после теракта]: я посмотрел на себя со стороны и сказал: «Майкл, о чем ты только беспокоишься?» Все переживают по пустякам, а потом случается такое…» (Майкл Кеннеди, 63 года)

***

И последнее.

«Еще одной причиной моего интереса к газовой атаке в Токио стало то, что она произошла в метро, под землей. Подземные миры – колодцы, туннели, пещеры, подземные родники и реки, темные проходы – все это интригует меня и является важным лейтмотивом моих романов. Образ, сама идея тайного подземного пути, сразу наполняют мою голову историями». (Харуки Мураками)

Для меня метро в некотором смысле тоже источник вдохновения – при всей его фрустрирующей сущности. Просто в метро, как ни парадоксально это звучит, можно «побыть одному» (в мыслях, разумеется), сосредоточиться на чем-то. Многие мои стихи и тексты написаны либо в связи с какой-то конкретной станцией, либо просто ассоциируются с подземкой. Поэтому я и пишу об этом.

Каждый будний день я встаю в привычное время, умываюсь, одеваюсь, пью кофе и отправляюсь на станцию метро. Я сажусь в привычно переполненный поезд. Всё как всегда. Какой выбор есть у salaryman-а?

ЛИТЕРАТУРА

[1] Haruki Murakami. «Underground. The Tokyo Gas Attack and Japanese Psyche». Translation from Japanese by Alfred Birnbaum and Philip Gabriel. Vintage, London, 2003

(c) Дмитрий Витер, 2005