Воспоминания 4

61. Встреча с доминиканцами

Когда я познакомился в Ленинграде с Георгием Давидовичем, я еще не знал, что он тайно вступил в т.н. "третий" орден св. Доминика. (Впоследствии он станет католическим священником. Это произойдет в октябре 1979 года). Выражаясь по-русски, орден можно только получить, но на Западе орден - это не только награда, но и род организации (монашеской, военной, масонской и т.п.). Впрочем, для меня Георгий Давидович был прежде всего католиком - т.е. человеком, связанным узами веры и послушания с Папой Римским, а Папа Римский - это преемник апостола Петра. Но апостол Петр получил от самого Иисуса Христа ключи Царства Небесного. "Чего же боле?" - как сказала бы пушкинская Татьяна.
Короче, 12 ноября в 9.00 утра мы с Георгием Давидовичем встретились в Москве на ступенях храма Cв. Людовика. Георгий Давидович поехал со мной к монахине-доминиканке, сестре Екатерине Рубашовой, которая жила неподалеку от станции метро "Университет". Сестра Екатерина была небольшого роста полная интеллигентного вида старушка с немного выдающейся вперед нижней челюстью. Ей было тогда 69 лет, из которых 12 она провела в тюрьмах и лагерях. Она сразу поставила меня на место, став называть меня на "ты" и поручив мне "тонко нарезать" орловский ржаной хлеб (другого она не признавала). Сестра Екатерина должна была, по замыслу Георгия Давидовича, присмотреться ко мне: "Не больной ли я?" Диагноз, который она сформулировала спустя 2 месяца, был следующим: "Мальчик (мне был 21 год!) не больной, но (в поведении) есть роспуск и дурь". В общем, меня "приняли".
Нора Николаевна Рубашова, будущая сестра Екатерина, родилась 29 февраля (12 марта) 1909 года в г. Минске в зажиточной еврейской семье. Крещение она приняла в 1926 году под влиянием своей школьной учительницы, являвшейся "терциаркой" доминиканского ордена (терциарий = член третьего ордена; см. выше). Крестил Нору католический священник восточного обряда о. Сергий Соловьев, племянник философа Владимира Соловьева. Вскоре после крещения Нора вступила в новициат "третьего" доминиканского ордена. Наверное, тогда же она и получила монашеское имя Екатерина в честь св. Екатерины Сиенской - учительницы Западной Церкви, подвизавшейся в XIV веке. В приходе восточных католиков Нора исполняла обязанности псаломщицы. 15 февраля 1931 года Нора была арестована вместе с о. Сергием и некоторыми другими членами общины восточных католиков и приговорена к 5 годам лагерей. За полгода до ареста ей предложили стать осведомителем ОГПУ (она с негодованием отказалась).
Любопытно, что в характере Норы Николаевны (я всегда звал ее так) не было ничего мистического. Отвлеченные разговоры о религии ее всегда тяготили, ко всяким сообщениям о чудесах она, в целом, относилась весьма скептически. Зато она была прекрасным педагогом. Впрочем, других католиков я тогда не знал и решил дружить с теми, которых послал мне Бог на моем жизненном пути.

62. Андрей Георгиевич

Так или иначе, я стал бывать у Норы Николаевны. К ней, кроме меня, естественно, приходили и другие люди, с которыми она меня знакомила. Большинство их было католиками, но встречались и православные. Из православных друзей Норы Николаевны особенно выделялся молодой врач-психиатр Андрей Георгиевич Махин. Дополнительным фактором нашего с Андреем Георгиевичем сближения было то, что он учился в аспирантуре Института психиатрии и знал моих родителей, давних сотрудников этого Института; поэтому он мог не опасаться того, что я окажусь агентом КГБ.
С Норой Николаевной Андрей Георгиевич познакомился через общих польских друзей из окружения польских монахов-доминиканцев, периодически навещавших ее. Андрей Георгиевич хорошо знал польский язык и несколько раз бывал в Польше. Разумеется, у Андрея Георгиевича были друзья и среди православных, например, о. Павел Лысак, который принадлежал к священникам-нонконформистам и был идейно близок к карловацкой церкви. Какие-то связи, как позднее выяснилось, были у Андрея Георгиевича со старообрядцами-беспоповцами. Что касается близости с о. Павлом, то она не мешала Андрею Георгиевичу сохранять хорошие отношения со священниками, подчиненными Московской Патриархии, и даже прислуживать в одном из московских храмов (в церкви Ризоположения на Донской улице). Андрей Георгиевич был красивый мужчина, брюнет, лет 35, но не был женат, хотя и нравился девушкам. Здесь была некая загадка, которую он унес с собой в могилу.


64. СВЯТОЙ ГИАЦИНТ УБЕГАЕТ ИЗ КИЕВА

Прошло два месяца. В конце января 1979 г. я снова оказался в Ленинграде и первым делом поспешил в храм Лурдской Богоматери. Там я принял решение не ехать в Печоры, где меня, быть может, ждал схиигумен Савва (говорю "быть может", потому что во второй мой приезд он не сразу меня узнал). В гостях у Георгия Давидовича я встретил "тайного католика" - еще молодого (28 лет), но уже заштатного православного иеромонаха о. Марка Смирнова (см. предыдущую главу). Он предложил мне вместо Печор отправиться в иное паломничество - в Вильнюс, к Софье Владиславовне Эйсмонт, с которой я уже познакомился в конце ноября (или начале декабря) 1978 г. у Норы Николаевны. Итак, я решил ехать в Вильнюс. Любопытно, что поезд Ленинград-Вильнюс шел через Псков. Иисус Христос как бы проверял еще раз мою решимость следовать Его воле.
В Вильнюсе меня поразили многочисленные католические храмы. В одном из них, храме Св. Терезы Авильской, я разыскал картину польского художника, изображающую доминиканского монаха - св. Гиацинта - убегающего из сожженного ханом Батыем Киева.

65. Вильнюс

Я никогда не был в Вильнюсе, но решился последовать совету о. Марка и побывать в этом городе. Приехав в Вильнюс, я направился к Софье Владиславовне, которую уже видел однажды, в декабре (?) 1978 года у Норы Николаевны. Это была очень живая симпатичная старушка, глаза которой еще сохраняли былую голубизну. В молодости она, наверняка, была красавицей (впрочем, это было видно из сохранившихся фотографий 1920-х годов). Софья Владиславовна, в отличие от Норы Николаевны, лично знала основательницу доминиканской общины в Москве Анну Ивановну Абрикосову. Софья Владиславовна, еще будучи послушницей, была арестована в 1923 году во время разгрома абрикосовской общины. Тогда она получила три года ссылки, которые провела в Обдорске (ныне Салехард). После ссылки она не могла проживать в 6 крупнейших городах СССР, а в 1933 году была вторично арестована по одному делу с Анной Ивановной Абрикосовой и осуждена на 8 лет лагерей. После освобождения она присоединилась к другим сестрам-доминиканкам, проживавшим в Малоярославце, и там была арестована вместе с ними и осуждена в третий раз в 1949 году. Выйдя на свободу после хрущевской амнистии в 1956 году, Софья Владиславовна поселилась в Вильнюсе, где уже жила сестра Тереза Кугель. Туда же после освобождения приехали и сестры Моника и Антонина. Сестер Монику и Терезу я уже не застал в живых (а Георгий Давидович успел еще застать в живых сестру Терезу: она умерла в 1977 году).
Софья Владиславовна жила в двухкомнатной кооперативной квартире в районе Жирмунай вместе с доминиканкой латинского обряда сестрой Ромуальдой. В этой квартире я и жил в течение трех дней в феврале 1979 года, когда прибыл в Вильнюс из Ленинграда. Сестра Ромуальда, полька по национальности, была родом из Ростова. Ей было тогда около 50 лет, а Софье Владиславовне - далеко за 70. Позже я слышал от Норы Николаевны, что Софья Владиславовна жаловалась на дурное к ней отношение со стороны сестры Ромуальды. Это, по-видимому, был последний, быть может, самый тяжелый крест, уготованный Софье Владиславовне от Господа. Но, видимо, отношения между сестрой Ромуальдой и Софьей Владиславовной испортились позднее, ибо в тот мой приезд я ничего не заметил.
Там же в Вильнюсе я познакомился с Андреем Касьяненко, молодым человеком лет 23, который, как оказалось, уже был членом третьего доминиканского ордена и дружил с Георгием Давидовичем.
С матерью Антониной (Валентиной Васильевной Кузнецовой) я познакомился лишь в следующий мой приезд в Вильнюс в мае 1979 года.

66. У ГЕОРГИЯ ДАВИДОВИЧА

Вернувшись из Вильнюса в Ленинград, я остановился у родственников: Раисы (Ревекки) и ее дочери Елены. "Баба Рая" была родной сестрой моей бабушки Рахили. Родственники жили на Витебском проспекте, неподалеку от станции метро "Купчино". Каждое утро на протяжении примерно пяти дней я совершал один и тот же маршрут: ехал от станции "Купчино" до станции "Площадь мира" (ныне "Сенная площадь") и шел пешком мимо Никольского Морского собора к дому на Крюковом канале, где жил Георгий Давидович со своей женой Валентиной Васильевной Антоновой (умерла 8 апреля 2005 г.). У Георгия Давидовича была большая библиотека. Иногда к нему приходили гости - ленинградские католики - и тогда он читал им вслух книги духовного содержания, переведенные им самим с польского языка. Во время этих чтений я впервые услышал имена таких католических мистиков, как Анна-Екатерина Эммерих, падре Пио и отец Альфонс Ратисбон.

67. КАУНАС

Первый раз я побывал в Каунасе 3 мая (?) 1979 г. Меня привез туда на собственной машине знакомый моего отца - литовский социолог Чеслав Станиславович Гризицкас. Он, показав мне город из окна автомобиля, оставил меня на аллее Свободы, чтобы я мог побывать в музее Чюрлениса. Присев на одной из скамеек, стоявших на аллее Свободы, я написал открытку Тане в Касимов.
Литовцы, конечно, не забыли того, что творилось у них в конце 1940-х - начале 1950-х гг. Когда мы проезжали мимо одного из зданий, Чеслав Станиславович сказал: "Там размещалось МГБ. Я лично помню, как ночью во дворе здания заводили машину, чтобы заглушить крики избиваемых на допросах заключенных". Может быть, именно в этом здании перебили ноги железной палкой одному из знакомых Норы Николаевны - литовскому католическому священнику Виктору Петровичу Шауклису (Viktoras Sauklys). Нора Николаевна познакомилась с ним в лагпункте Абезь. Позднее о. Виктор периодически присылал Норе Николаевне почтовые переводы из маленькой литовской деревушки Гирджяй, где служил приходским священником.

68. Подробности об о. Викторе Шауклисе

Предыдущая глава «Каунас» началась слишком внезапно (started too abruptly – если воспользоваться английским выражением). Поэтому она нуждается в пояснениях. Начнем с о. Виктора Шауклиса (Viktoras Sauklys). Он родился в 1908 году (т.е. он всего на год старше Норы Николаевны). В 1927 году вступил в монашескую конгрегацию отцов-мариан. В 1933 был рукоположен в священники. Арестован 21 декабря 1946 г. Был приговорен к 7 годам лагерей. Наказание отбывал под Владимиром, затем отправлен в ссылку в Ухту. Там работал в инвалидном доме в Сангородке, где и познакомился с Норой Николаевной. Насчет жестоких избиений на следствии – это рассказ Норы Николаевны. Я, к сожалению, не знаю почти ничего о судьбе о. Виктора (он умер 16 апреля 2003 года).

69. Чеслав Станиславович Гризицкас

В то время (конец 1978 – начало 1979) мой отец еще работал во ВНИИ Психиатрии, но уже активно сотрудничал с Институтом социологических исследований АН СССР, прежде всего с сектором социологии семьи, который возглавлял Анатолий Георгиевич Харчев. У Харчева были большие связи, в том числе с центром семейного консультирования, который организовал в Вильнюсе литовский социолог Чеслав Станиславович Гризицкас. Он как-то приезжал в Москву с дочерью Ренатой (мне кажется, это было зимой 1978/1979). Тогда мы встретились в телевизионной студии в Останкино, где снималась какая-то передача о семье (что-то типа современного ток-шоу, но в советском варианте). Рената была еще совсем ребенком (11 или 12 лет); меня попросили показать ей Москву, и я повез ее на Чистые Пруды; в частности, мы зашли в церковь Антиохийского подворья (Св. Архангела Гавриила). Рената, привыкшая к католическим храмам, испугалась: ей показалось, что в православном храме слишком темно.
Итак, знакомство состоялось. И вот, оно неожиданно получило продолжение, когда Нора Николаевна решила ехать в Вильнюс на т.н. «майские праздники» (у нее был свой праздник: 29 апреля она отмечала свой день ангела: Св. Екатерину Сиенскую). Когда я заявил своим родителям, что еду в Вильнюс (умолчав о Норе Николаевне), они сказали мне, чтобы я остановился у Гризицкаса. Тут вышло небольшое недоразумение: когда мы с Норой Николаевной прибыли в Вильнюс, мы сразу отправились к Валентине Васильевне (матери Антонине), которая жила неподалеку от вокзала на ул. Дзуку, 50. Там была о. Владимиром Прокопьевым (о нем будет сказано особо) отслужена Божественная литургия по восточному обряду, потом мы завтракали и т.п. Короче, я смог позвонить Чеславу Станиславовичу лишь в середине дня: это было некрасиво с моей стороны, так как он, зная, что я приеду, с утра ждал моего звонка. Впрочем, лед скоро растаял, и я быстро подружился со всей гостеприимной семьей Гризицкасов: женой Чеслава Станиславовича – Данутой, его сыном Рональдасом и уже знакомой мне Ренатой.
Деталь, может быть, несущественная: Гризицкасы жили в районе Жверинас (Зверинец, названный так из-за зоопарка?), неподалеку от православной церкви Знамения Пресвятой Богородицы (из темно-красного кирпича в стиле Александра III). В январе 2007 года я был в Вильнюсе, звонил Дануте и Ренате, узнал, что Чеслава Станиславовича уже нет в живых.

70. ХОВАНСКОЕ КЛАДБИЩЕ

Между тем, почти каждый день я проводил у Норы Николаевны Рубашовой, исполняя "послушание", возложенное на меня Георгием Давидовичем, который заменил для меня схиигумена Савву. В конце мая 1979 г. я впервые отправился с Норой Николаевной на Хованское кладбище, где была похоронена ее лучшая подруга, тоже тайная монахиня-доминиканка, Вера Львовна Городец (возможно, это было 25 мая, в день смерти Веры Львовны: она умерла 25.05.1974).
Маршрут наш был достаточно бесхитростным. От дома, где жила Нора Николаевна (Проспект Вернадского 9/10) до станции метро "Университет", затем метро до станции "Юго-Западная", затем автобусом 502 до конечной остановки ("Старое Хованское кладбище"). Выйдя из автобуса, мы неторопливо (учитывая возраст Норы Николаевны, которой в мае 1979 уже было 70 лет) шли до 50 участка, в глубине которого располагалась одинокая могила Веры Львовны под выкрашенным белой краской крестом.
Неискушенный читатель, возможно, полюбопытствует, каким образом в Москве в период коммунистической диктатуры смогли сохраниться католические монахини. Думаю, что ситуация здесь была во многом аналогичной той, что имела место в Дивеево. Власти просто решили закрыть глаза на существование этих пожилых, много в своей жизни претерпевших женщин и дать им спокойно умереть. Аналогичная ситуация описана в нашумевшем романе Людмилы Улицкой "Даниэль Штайн, переводчик": там тоже речь шла о подпольной католической монашеской общине в Вильнюсе, тоже, кстати, на ул. Дзуку; местное КГБ решило не заводить дело.

71. ВИКТОР ПЕТРОВИЧ

В отличие от женщин, мужчины не желали умирать спокойно. К числу беспокойных мужчин относился и Виктор Петрович Данилов, бывший зэк, которого я в мае (или в июне) 1979 г. встретил у Норы Николаевны. Это был человек интересной судьбы. Убежденный комсомолец-ленинец, он попал в лагерь за участие в подпольной организации, ставившей своей целью возвращение к "подлинному ленинизму". В лагере Виктор Петрович пережил религиозное обращение и под влиянием литовского католического епископа присоединился к Католической Церкви. Выйдя на свободу в 1956 г., Виктор Петрович женился и поселился в городе Гродно, на западе Белоруссии. Там была действующая католическая церковь, которую Виктор Петрович регулярно посещал. Вскоре он вышел на связь с подпольным униатским митрополитом и был рукоположен им в священники восточного обряда (после рукоположения он жил с женой как с сестрой). Я застал Виктора Петровича уже священником, но он в целях конспирации был представлен мне просто как "Виктор Петрович".
Надо сказать, что Нора Николаевна и Георгий Давидович побаивались о. Виктора. Он казался им неблагоразумным (т.е. слишком смелым). Кроме того, о. Виктор не подчинялся указаниям польских доминиканских священников, регулярно приезжавших в СССР и осуществлявших как связь с Римом, так и духовное руководство над теми католиками, которые собирались в Москве, Ленинграде и Вильнюсе вокруг оставшихся в живых доминиканских монахинь.
Короче, о. Виктор не был включен в "католическую элиту". Больше он в Москву при жизни Норы Николаевны не приезжал. Не встречал я его также ни в Ленинграде, ни в Вильнюсе. Мы встретились с ним вновь уже после смерти Норы Николаевны, о чем я расскажу в свое время.

72. ВСЕНОЩНАЯ В ЛИЕПАЙСКОМ ХРАМЕ

Июль 1979 г. мы с отцом провели под Лиепаей, на хуторе у психиатра Арвида Криевиньша. В то время его сын Андрис служил в Советской армии (первый год службы), поэтому мать Андриса - Люда - переживала тяжелый нервный стресс. Впрочем, занятый не людской психологией, а поиском истины о Боге, я лишь "боковым зрением" замечал то, что составляло предмет забот и волнений окружающих. Самым важным зданием в Лиепае был для меня католический храм. Он находился в центре города, около рынка. Священник служил там по старинке, спиной к народу, евхаристический канон произносил шепотом, а в это время прихожане пели гимны на польском и латышском языке (такая же картина наблюдалась и в Ленинграде, в храме Лурдской Богоматери). Контакта с пожилым священником не получилось, и я забыл даже, как его звали.
20 июля я поехал в Лиепаю, чтобы на следующий день сходить в католический храм на мессу. У меня было свободное время, и я решил посетить православную церковь. Шла всенощная, как и положено накануне праздника Казанской иконы Божией Матери. Мне почему-то запомнилась лишь одна фраза из праздничного богослужения: "Кто не почитает иконы Твоей, анафема да будет" (икос Казанской иконе).

73. В гостях у Андрея Георгиевича

В конце августа 1979 года Нора Николаевна уехала на месяц в Польшу. Там она жила в доминиканском монастыре в Зеленке (это пригород Варшавы, и Нора Николаевна часто сравнивала Зеленку с Малаховкой). Опекали ее в Польше сестра Ружа и отец Александр Хауке-Лиговский. Нора Николаевна рассказывала, что о. Александр принес ей почитать «Архипелаг ГУЛАГ» (все три тома). Естественно, не было и речи о том, чтобы взять их с собой в Москву.
Как бы то ни было, месяц я был предоставлен самому себе. Нора Николаевна просила меня в ее отсутствие посетить Андрея Георгиевича, что я и сделал где-то в двадцатых числах сентября. К моему удивлению, Андрей Георгиевич без всякого пиетета отозвался тогда в беседе со мной о методах «духовного руководства», которое я получал от Норы Николаевны, назвав их «еврейской педагогикой». «Нет там (т.е. у Норы Николаевны) Духа Святого, Животворящего», - говорил Андрей Георгиевич. Будущее показало, что он ошибался. Был и Дух Святой, и самопожертвование, и огромная любовь к людям.

74. ОТЕЦ ВЛАДИМИР ПРОКОПИВ

Первый раз я увидел о. Владимира Прокопива, украинского греко-католического священника, в начале мая 1979, когда приехал в Вильнюс вместе с Норой Николаевной. В тот раз мы сразу отправились с вокзала на улицу Дзуку, где в небольшой квартирке пятиэтажного дома жили две тайных доминиканских монахини: мать Антонина (в миру Валентина Васильевна Кузнецова) и сестра Леокадия. Мать Антонина принадлежала к той же общине доминиканок восточного обряда, что и Нора Николаевна Рубашова (сестра Екатерина), и Софья Владиславовна Эйсмонт (сестра Филомена). О. Владимир Прокопьев был частым гостем в квартире на ул. Дзуку и совершал там тайные богослужения. Он получил хорошее образование, но в 1939 году был арестован советскими властями на Западной Украине и приговорен к повешению. Он уже висел в петле, когда его спасли украинские партизаны. (Эти факты я передаю со слов Норы Николаевны). Я исповедался у о. Владимира в майский приезд в Вильнюс. Мне понравилась его манера исповедовать, поэтому, когда в ноябре 1979 мы с Норой Николаевной снова приехали в Вильнюс и я снова увидел о. Владимира, я ему искренне обрадовался. Во время "ноябрьской исповеди" он наложил на меня епитимью: месяц не курить и год не пить спиртных напитков. Сам он не курил, и говорил мне, что когда следователь предлагал ему курить, скромно, но с достоинством отвечал: "Спасибо, я не курю". Для меня о. Владимир до сих пор остается примером настоящего священника. Вот что писали о нем в самиздатском журнале "Хроника Литовской Католической Церкви": "В конце 1973 г. во Львове был задержан житель Вильнюса Владимир Прокопив, украинский католический священник.
Говорят, что после задержания он был доставлен в Киевскую психиатрическую больницу. Оказывается, что украинские католики Львовской области собрали 1200 подписей, требуя согласно действующим в СССР законам разрешения открыть католическую церковь. Представителей этих католиков в Москву сопровождал священник В. Прокопив. Возвратившись из Москвы в Вильнюс, он нашел, что в его квартире на ул. Миллос д. 13, кв. 3, провели обыск... Священник Вл. Прокопив, родившийся в 1914 г. в Закарпатской Украине, получил высшее теологическое образование в Риме. Позднее работал священником на Украине, был выслан в Казахстан, вел миссионерскую работу в Акмолинске. Когда начали арестовывать священников, перебрался в Литву и здесь, физически работая, мог лишь втайне оказывать услуги в качестве священника вильнюсским и украинским верующим.
Священник Вл. Прокопив — человек святой и жертвенной жизни.Хроника ЛКЦ Выпуск # 9, 1974 г".

75. Я вступаю в доминиканский орден.

Впервые мысль о вступлении в доминиканской орден посетила меня в марте 1979 года. Помню, что в апреле 1979 года во время страстной недели (по григорианскому календарю) я размышлял о том, как хорошо было бы совмещать занятия теоретической физикой с подпольным ежедневным служением мессы в каком-нибудь дачном домике под Москвой.
В октябре 1979 года Георгий Давидович был тайно рукоположен во священника подпольным униатским епископом Павлом (Василиком). В ноябре 1979 года я отправился вместе с Норой Николаевной в Вильнюс, куда прибыл и о. Георгий. Именно тогда было решено было принять меня в новициат в конце декабря 1979 года. 25 декабря я защитил диплом и мне осталось лишь сдать государственный экзамен по научному коммунизму, чтобы получить диплом об окончании физического факультета МГУ (диплом мне выдали в марте 1980 года). 28 декабря мы с Норой Николаевной прибыли в Вильнюс и на следующий день, 29 декабря, я был принят в новициат третьего доминиканского ордена. Мне было дано имя Викентий в честь средневекового испанского святого Викентия Феррера, прославившегося своими проповедями о Страшном Суде и обращением испанских евреев в христианство.

76. Политические события

Еще в апреле 1977 года меня неприятно поразила статья в «Литературной газете», называвшаяся «Свобода религии и клеветники» и содержавшая призыв к расправе с т.н. религиозными диссидентами: о. Глебом Якуниным, о. Дмитрием Дудко, Львом Регельсоном, Александром Огородниковым. Было ясно, что эти люди, в то время еще находившиеся на свободе, обречены. О. Глеб Якунин в то время уже возглавлял неофициальный «Комитет защиты прав верующих». Когда мы познакомились с Георгием Давидовичем, разговор коснулся и того, как я отношусь к религиозным диссидентам. Я, конечно, выразил свое восхищение их мужеством, на что Георгий Давидович ответил: «Они смешивают религию с политикой, а мы, если нам суждено пострадать, должны пострадать только за веру». В январе 1979 года у Георгия Давидовича мы с о. Марком Смирновым слушали религиозную программу «Голоса Америки», которую вел о. Виктор Потапов. Передача была как раз посвящена деятельности «Комитета защиты прав верующих». В эфире звучал документ «Комитета…», в котором руководство Русской Православной Церкви, в частности, митрополит Никодим (незадолго до этого умерший в Ватикане во время папской аудиенции), обвинялось в связях с КГБ. Георгий Давидович прокомментировал это сообщение следующим образом: «Напрасно они (о. Глеб и его друзья) нападают на митрополита Никодима – это был наш друг (т.е. друг католиков)». Не помню, что сказал на это о. Марк, близко знавший митрополита Никодима, но, конечно, он не возражал.
В ноябре 1979, когда мы с Норой Николаевной и только недавно рукоположенным о. Георгием были в Вильнюсе в гостях у матери Антонины в квартире на улице Дзуку, мы узнали из передач западных радиостанций об аресте о. Глеба Якунина. Неизбежное случилось.

77. Как я был свидетелем попытки самоубийства

Это было между 26 и 27 декабря 1979 года. За несколько дней до моего вступления в третий доминиканский орден я ехал из дома к Норе Николаевне. Поезд метро уже отъезжал со станции (кажется, это была "Площадь революции"), когда он вдруг резко затормозил. Наступило какое-то замешательство в вагоне и на платформе, и я услышал, как люди говорили друг другу: "Женщина бросилась под поезд". Машинист вовремя затормозил, и женщина, как будто, не пострадала. Когда я приехал к Норе Николаевне и, рассказав ей о происшедшем, высказал предположение, что это знак для меня (перед вступлением в третий орден), она согласилась.

78. Дела украинские…

Итак, 15 октября 1979 года Георгий Давидович был рукоположен во священники греко-католическим епископом Павлом Василиком. Вскоре после этого в Ленинград приехал из Западной Украины священник-василианин о. Рафаил (в миру Роман Есип) обучать о. Георгия служению по восточному обряду. Как-то в начале 1980 года он появился и у Норы Николаевны. Тогда-то я впервые и увидел о. Рафаила. Это был молодой человек, лет 27-28, очень худой, с лицом аскета. Тогда я не знал, что он участвовал в правозащитной деятельности вместе с о. Владимиром Прокопьевым (или Прокопивым – на украинский манер). В тот первый визит о. Рафаила в Москву (он приезжал туда до своего ареста в мае 1981 года несколько раз) я ничего не запомнил из его слов (но сам внешний облик его произвел на меня потрясающее впечатление: сдержанные манеры, тихий ясный голос, смелость, немногословность и притом хорошее знание русского языка, на котором он говорил без акцента). Казалось, передо мною был живой о. Мигель Про!

79. Лекция Аверинцева

Еще 29 апреля 1979 года, накануне отъезда в Вильнюс, я познакомился у Норы Николаевны с Ириной Ивановной Софроницкой. К тому времени Ирина Ивановна давно дружила с Сергеем Сергеевичем Аверинцевым. От Ирины Ивановны стало известно, что 10 (?) февраля 1980 года в Институте искусствознания, расположенном в Козицком переулке, состоится доклад Аверинцева в рамках некой конференции, в которой принимала участие также Пиама Павловна Гайденко. К назначенному времени я вошел в здание Института. Первое, что меня поразило, это толпа людей, стоявших даже на лестнице. Когда я вошел, еще продолжалось выступление Гайденко. Сразу после нее стал выступать Аверинцев. Его доклад назывался: «Мир Фомы Аквинского: некоторые характерные черты».

80. НА ПЕРРОНЕ В СМОЛЕНСКЕ

Еще в ноябре 1978 г. я познакомился у Норы Николаевны с врачом-психиатром Андреем Георгиевичем Махиным. Это знакомство оказалось судьбоносным. Андрей Георгиевич хорошо знал моих родителей и, таким образом, послужил гарантом моей "порядочности" и правдивости того, что я о себе рассказывал (Нора Николаевна, как и ранее о. Константин, имела все основания опасаться меня, так как я пришел к ней фактически "с улицы"). У Андрея Георгиевича был в свое время конфликт с моим отцом, так что он с любопытством отнесся ко мне. Андрей Георгиевич, хотя и пережил увлечение католичеством, был, тем не менее, убежденным православным, более того, внештатным чтецом в храме Ризоположения на Донской ул. 30 апреля 1980 г. Андрей Георгиевич отправился с Норой Николаевной и со мной в Вильнюс. По дороге, сидя в купе, мы оживленно разговаривали. Речь шла, в частности, о почитании памяти последнего российского Государя Николая II (к тому времени еще не причисленного к лику святых). Когда я назвал себя "монархистом", Андрей Георгиевич сказал: "А разве Сталин не был монархом?" Я не нашелся, что ответить, зная отрицательное отношение Норы Николаевны, проведшей 12 лет в лагерях, к Сталину. Когда поезд остановился в Смоленске, Андрей Георгиевич пригласил меня на перрон "помолиться на храм Смоленской иконы Божией Матери" (храма я с перрона не увидел, но Андрей Георгиевич объяснил мне, что он где-то неподалеку).
В ту поездку в Вильнюс Андрей Георгиевич выглядел здоровым и полным сил. Летом, во время пребывания в Польше, Андрей Георгиевич, по рекомендации Георгия Давидовича и Норы Николаевны, был тайно рукоположен в священники польским католическим епископом. Ничто не предвещало трагических событий, воспоследовавших в том же 1980 году, а именно, тяжелой болезни Андрея Георгиевича: у него в конце ноября диагносцировали рак почки, а 17 декабря была произведена операция, после которой Андрей Георгиевич прожил лишь полтора года.