У каждого свой путь. Книга 4

Любовь Рябикина
17 авторских листов.
У КАЖДОГО СВОЙ ПУТЬ

Книга четвертая

роман

ГЛАВА 1

Палата выглядела по-другому. Не было кровати с кушеткой и маленького столика с двумя табуретками. Прежним остался лишь компьютер. Капустин вовсю ругался с двумя телевизионщиками, которые хотели сдвинуть его в сторону. Парень встал грудью и по-просту не подпускал нагловатых операторов к аппаратуре. Появление Марины и генерала обрадовало Игната. Он попросил:

— Марина Ивановна, может хоть вы им скажете, что компьютер трогать нельзя? Они грозятся его вообще выбросить. Им видите-ли места мало!

Операторы обернулись. Один кинулся к камере, но генерал остановил:

— Не сметь!

Женщина спокойно произнесла:

— Компьютер не трогать. Где стоял, там и будет стоять. Ясно? Иначе будет сни-мать только один из вас, раз аппаратура не помещается. Нам еще работать на нем, а отла-живать некому. Мой секретарь вам объяснил все, надо было слушать. Вопрос исчерпан.

Один из телевизионщиков, бородатый с изрядным брюшком, попробовал спорить, но она так взглянула на него, что мужик осекся. Что-то проворчав про себя, он обернулся к телекамере и принялся настраивать ее. Марина огляделась и вздохнула. На полу рассте-лили ковер. У стены поставили большой стол, накрытый малиновой бархатной скатертью и стояли два мягких стула с высокими спинками. На столе, по углам, свисали традескан-ции в красивых горшках. На стене висел портрет Президента. Степанова взглянула гене-ралу в глаза и он понял. Положив папку и телефоны на стол, снял портрет с забил его за столик с компьютером. Операторы на мгновение потеряли дар речи, а затем возмутились:

— Положено так! Президент всегда за спиной депутата находился. Мы специально привезли…

Женщина положила крест посреди стола и не обратив никакого внимания на реп-лики телевизионщиков, спросила Бредина:

— Евгений Владиславович, вы достали то, что я просила?

Он моргнул в ответ. Расстегнул китель и достал из-под него пробитое, изодранное знамя
131-ой майкопской бригады, дравшейся и не побежденной у железнодорожного во-кзала Грозного. Игнат кинулся к нему на помощь. Генерал и прапорщик приклеили боевое знамя к стене прозрачным скотчем. Марина повернулась к телевизионщикам:

— У меня за спиной будет висеть это знамя. Президента за моей спиной не будет! Я вообще не люблю, когда у меня за спиной стоят те, кому я не верю.

Операторы молчали. Такое на их памяти происходило впервые. К тому же жесткие и даже грубые слова женщины отметали все уговоры. Мужики переглянулись. Бородатый долго разглядывал странный крест на столе, затем попросил:

— Вы не могли бы поднять его, я бы хотел снять. Такого я не встречал…

Бредин сурово сказал:

— И не встретите! Он создан теми, кто воюет под Бамутом в Чечне и прислан, как благословение Марине от друзей.

Генерал посмотрел на часы. Времени было половина одиннадцатого. Степанова взяла в руки радиотелефон и посмотрела на Бредина. На лице застыло колебание — по-звонить или нет. Тот чуть улыбнулся, поняв ее взгляд и направился к двери. Она шагнула за ним, приняв решение. Зашли в ординаторскую, где перед телевизором собрались врачи. Марина извинилась:

— Я позвоню из вашей комнаты? А то там пресса уши развесила…

Хирург встал:

— Нам выйти, Марина Ивановна?

Женщина улыбнулась:

— Оставайтесь. Здесь секретного ничего нет.

Генерал сам набрал код и номер. Ответил далекий голос:

— Бамут на проводе. Кто говорит?

Бредин торопливо сунул трубку в руки Марины и она ответила:

— Марина Степанова.

Голос радостно вскрикнул:

— Вам наш подарок передали? Я за полковниками рядового отправлю!

Раздался приглушенный шум. Марина сказала в трубку:

— Передали. Огромное спасибо за веру в меня. Ивана видела. Он нормально вы-глядит. Поправится. Всем привет передавай. Будет возможность, приеду.

Трубку явно выхватили, так как до нее донесся голос Огарева:

— Марина, ждем! Все сидят в палатках. Даже чеченцы притихли. Для часовых
громкоговорители установили. Вацлав бежит! Удачи!

Тут же трубку перехватил Андриевич:

— Маринка, мужики в пути. Потребуется, всем отрядом прибудем. Мы верим в те-бя! Покажи им, Искандер, что значит Армия!

Тут же ворвался голос Кости:

— Родная, как ты? Мои архаровцы на «Акацию» радио повесили, твоего выступле-ния ждут. Один мастеровой паренек движок подтащил и теперь в палатке телевизор рабо-тает. Я тебя даже увидеть смогу. Тебя здесь моей женой считают. Подарок сделали…

От родного голоса горло перехватило и она сглотнула, прежде чем смогла вновь за-говорить:

— Все нормально, Костя! Смотри телевизор. Особенно на стену за спиной. Целую. Береги себя. Генерал привет передает.

Она отключила трубку. Бредин тихо спросил:

— Страшно, Марин?

— Было, пока Иван этот крест мне не передал. Сейчас я готова драться.

— А мне страшно, что я тебя в такую историю втянул. Не учел, что ты всегда до конца
идешь…

Она легонько тронула генерала за рукав и усмехнулась, хотя глаза смотрели мрач-но:

— Жень, Бог не выдаст, свинья не съест! Поздно сокрушаться. Пошли?

Медики за все это время не произнесли ни слова. Сидели у телевизора и прислуши-вались. Военные шагнули к двери, но встала со стула пожилая нянечка и дрожащим голо-сом сказала:

— Иди, я благословлю тебя, дочка…

Марина обернулась уже от двери и вернулась. Встала на колени и наклонила голо-ву. Нянечка сняла с шеи простенький крестик на капроновой ниточке и одела на нее. Пе-рекрестила трижды со словами:

— Да поможет тебе Господь в правом деле, да убережет он тебя от врагов лютых. Иди, доченька, я за тебя молиться буду.

Она встала. Поцеловала старую женщину и поклонилась ей:

— Спасибо. Огромное спасибо!

Марина твердой походкой направилась к двери, по дороге заправляя крестик под куртку и тельник. Теперь она знала, с чего начнет работу.


Ее родители в этот момент, вместе с детьми, сидели перед телевизором и ждали. Старый директор отменил занятия в школе в этот день. Ребятишки радовались выходно-му, но… вместе с родителями притихли у телевизоров, хотя солнечная теплая погода рас-полагала к прогулкам. Солнце заглядывало в окна домов. Легкий теплый ветерок чуть по-качивал ветки березы с набухавшими почками у дома Ушаковых.

Деревня словно вымерла. Ни единого человека не было на деревенской улице. Трое спецназовцев, сидели вместе с Ушаковыми и ждали начала конференции. В доме стояла такая мертвая тишина, что если бы не тяжелое дыхание Ивана Николаевича, который вол-новался, можно было подумать, что в комнате пусто. Ни в одной из газет не появилось еще ни предвыборной программы Марины, ни ее позиции и принадлежности к какой-либо партии. Сегодня все должно было решиться.


В палате оказалось полно народу и им пришлось проталкиваться сквозь толпу. Ге-нерал шел немного боком, прикрывая телом и руками Марину, чтоб ненароком ее не толкнули в перетянутую бинтами грудь. Мгновенно сработало несколько вспышек, кото-рые слегка ослепили вошедших. Это фоторепортеры не теряли времени даром.

На столе появился роскошный веник из разных цветов, зато крест исчез. Степанова уставилась на суетившегося бородатого оператора и спокойно шлепнула рукой по столу. По тому самому месту, где лежал до их ухода солдатский подарок. Телевизионщик сжал губы и нехотя принес крест от компьютера, куда переложил его, считая слишком вызы-вающим. Марина положила крест посреди стола, а Бредин переставил мешающий обзору букет на подоконник. До эфира оставалось три минуты.

Перед тремя телекамерами от разных каналов появились три молодые красотки-тележурналистки. На камерах засветились красненькие огоньки, операторы принялись за дело. Первая ведущая, в синем костюме с короткой юбкой, бойко затараторила:

— Мы ведем прямой репортаж из палаты госпиталя Бурденко, где на данный мо-мент лечится после ранения кандидат в депутаты Государственной Думы от Российской Армии Марина Ивановна Степанова. Она появилась на политическом горизонте совсем недавно, до сегодняшнего дня упорно не желая общаться с журналистами. Что это было: попытка казаться таинственной или хитрый ход? Сегодня мы узнаем об этом…

Вторая, рыжеволосая и коротко остриженная, заливалась соловьем:

— Прошедшая Афганистан и воевавшая в Чечне, легендарный Искандер наконец-то вышла из тени! Ее выбирает Российская Армия. Уже известно, что она не принадлежит ни к одной партии…

Третья, с серьезным лицом, вещала трагическим голосом:

— …Итак, сегодня кандидат в депутаты Марина Ивановна Степанова отвечает на вопросы прессы. Рядом находится ее непосредственный начальник генерал-полковник разведуправления Бредин Евгений Владиславович.

Все это время Степанова и Бредин переглядывались и время от времени ухмыля-лись про себя. Происходящее со стороны выглядело весьма забавно. Теперь обоими овла-дело полное спокойствие. Даже генерал чувствовал себя, как удав на отдыхе. Тележурна-листки отскочили в стороны и камеры уставились непосредственно на Марину и генерал-полковника. Степанова скрестила руки на столе и заговорила, глядя перед собой:

— Журналистка с первого канала сама ответила на собственный вопрос, сказав, что я лечусь после ранения. Ее обвинения меня в хитрости и таинственности после этого заяв-ления выглядят по меньшей мере смешно. Да, я была ранена.

Оператор слева с огромными очками на худом лице, задал вопрос:

— Телеканал НТВ. Марина Ивановна, а что российская армия настолько оскудела офицерами, что они выбрали женщину своим кандидатом?

Бредин вмешался:

— Разрешите мне ответить на ваш ядовитый вопрос. В армии есть немало достой-ных офицеров, но мы выбрали именно Марину. В последнее время у прессы и телевиде-ния появилась тенденция обливать нашу армию грязью и обвинять ее во всех смертных грехах. Не было практически ни одного интервью с офицерами, которое вы не преподнес-ли бы читателям в искаженном свете. Послужной список Марины Степановой сделал бы честь любому из мужчин. Она знает армию не понаслышке и ей известны все ее нужды. К тому же она женщина, она мать, она хозяйка. И мы считаем ее достойным кандидатом в Государственную Думу.

Вперед вышел симпатичный молодой журналист. Сверкнув темными глазами, ус-тавился на награды на груди у женщина:

— Марина Ивановна, почему вы решились уйти в политику? Ведь вы предпочитае-те воевать, опровергая мнение, что женщина и война не совместимы.

Генерал хмыкнул. Степанова поняла подоплеку вопроса и улыбнулась:

— Хотите сказать, что я привыкла думать оружием? Пресса видимо читать и ана-лизировать не умеет. Прочтите мой послужной список еще раз и повнимательнее. Если не думать, на войне долго не проживешь. Думать чаще всего приходилось непосредственно на поле боя, когда времени размышлять долго нет. Войны всегда развязываются полити-ками, а расхлебывают их амбиции солдаты и офицеры российской армии. Расхлебывают собственными жизнями и кровью. В политику я не рвалась, но кто-то должен говорить правду об армии.

Тот же журналист криво улыбнулся:

— Какую правду, что вы этим хотите сказать? Снова речи о бездомных офицерах и их голодающих детях?

Марина жестко взглянула в глаза репортера и четко произнесла:

— И о них тоже. Не дай Бог увидеть собственного ребенка с голодными глазами, спрашивающего: «Мама, а обед скоро?». И жену, которая подсчитывает куски хлеба на тарелке. Мужики видели! Но речь пойдет не об этом… Армия в Чечне изнемогает от глу-пых приказов. Политики вершат солдатские судьбы ни разу не побывав на местах. Чтобы набить кошелек, они продают солдатские жизни. Сколько побед было вырвано из рук во-енных? Эти ни к чему не приводящие переговоры, моратории, которые обязаны выпол-нять только российские военные! Многие забыли очень мудрую пословицу: когда говорят пушки — политики молчат. Развяжите военным руки, оставьте право для принятия реше-ний тем, кто воюет и кого этому учили. Война закончится значительно быстрее и жертв будет меньше. Хватит оглядываться на США и блок НАТО. Мы — Россия! Так почему мы должны считаться с янки, когда они не считаются ни с кем?

Полная дама с микрофоном сразу же высказалась:

— Если следовать вашим советам и развязать армии руки, в Чечне не останется ни одного живого чеченца.

— Армия воюет не с чеченцами, а с бандитами! У бандитов нет национальности. И что бы вы не думали и не говорили — ни одни солдат не поднимет руку на ребенка! Сколько чеченских мальчишек подбегали к блокпостам и швыряли гранаты? Раненые, умирающие парни не стреляли! Хотя я, мать, не осудила бы их за это. Почему вы, журна-листы, не пишете и не снимаете российских военных, когда они делятся хлебом с чечен-цами? Когда у полевых кухонь выстраиваются очереди чеченских женщин с кастрюлька-ми в руках и солдаты, голодные мальчишки, сами отдают свои скудные пайки чеченским детям? Какое вы имеете право писать и снимать все столь однобоко? Вы же поставлены для того, чтобы правду показывать! Вы, необдуманными словами, создали из армии образ оккупанта, вторгшегося в Чечню. Кто вас ангажирует, кто дает заведомо ложные сведе-ния? Вы спросите людей в Краснодарском и Ставропольском краях, что они думают по поводу ввода российских войск…

Из толпы до ее ушей донеслась реплика:

— Марина Ивановна, не стоит создавать из армии этакий миф о непорочной деве…

Степанова принялась разглядывать журналистов, выискивая глазами того, кто ска-зал эту фразу. Так и не поняв, кто говорил, она резко бросила в толпу:

— Кто это сказал? Я бы хотела взглянуть в лицо этого правдолюбца…

Из рядов журналистов выбрался толстенький человечек с огромным микрофоном с надписью «Свободная газета». Камеры жадно снимали. Бредин заметил, как бородатый едва не сбил с ног стоящую рядом журналистку, силясь снять все «поближе». Марина, не скрывая презрения, заговорила:

— А-а-а, понятно! Могла бы догадаться. Так, как вы втаптываете армию, никто не может! Интересно, кто платит? Чеченские боевики? Публикуя заведомо высосанные из пальца репортажи, зарабатываете дешевую популярность. Ваши измышления порой на-поминают страшилку из мультфильма…

Человечек взвился:

— Это оскорбление! Я бы попросил…

Степанова мрачно глядя на человечка, резко сказала:

— Я бы попросила вас выйти вон! Ваша газета в армии не котируется! Одни репор-тажи о зверствах российских военнослужащих чего стоят! Солдатские матери с испитыми лицами и наспех замазанными синяками. Надо быть круглым идиотом, чтобы поверить в то, что они плели! Чеченки, якобы видевшие, как солдаты насиловали девочек и оказав-шиеся, при ближнем рассмотрении, обычными преступницами, выпущеными бандитами Дудаева из тюрьмы. Это публиковала ваша газета!

Человечек резво рванул к двери, стремясь побыстрее скрыться с глаз кинокамер. Он что-то ворчал о суде и оскорблениях. Бородатый оператор громко смеялся ему вслед и задал следующий вопрос, едва дверь захлопнулась:

— Марина Ивановна, а вы не боитесь, что таким образом общаясь с журналистами, наживете множество врагов?

Женщина твердо ответила, глядя оператору в глаза:

— Нет. Не боюсь. Кому дорога честь России поймет, что мне дорога честь Армии и не обидится! Сколько можно унижать? Ни один американский военный не перенес того, что переносят наши мужики в той же Чечне. У янки трак от танка развалился — он ре-монтную бригаду ждет, а наш — кувалду в руки и вперед! С такой армией можно побеж-дать, но и позаботиться о ней не мешает. Зарплата военных в России — курам на смех. Дворник в городе больше получает…

Вперед вылезла длинноносая девица в очках:

— Ну не скажите! В Чечне офицеры получают…

Марина перебила:

— За благополучие своих семей они жизни ставят на кон! Да, они получают бое-вые, но давайте разберемся! Что в случае гибели мужей получают жены офицеров? Еди-новременное пособие и вдовий платок. Вас бы это устроило? Почему офицер в России не может получить столько, чтобы хватало на житье? Ведь они жизнью рискуют! У боль-шинства мужиков зарплата идет на оплату снимаемой квартиры. Они отправляют деньги из Чечни родным и близким. А если жена не работает? Например, ребенка ждет? Полити-ки ратуют на словах за здоровье нации, за процветание России, так почему тогда тот же Полено, дарит бандиту Басаеву миллион долларов? Прекрасно зная, что собой представ-ляет Шамиль. Почему? Не честнее ли было перечислить деньги униженной голодающей армии?

Наступила тишина. Обычно бойкие журналисты замолчали, начали переглядывать-ся. Этот кандидат явно не собиралась смягчать свою речь. Камеры следили за ними и за сидевшими за столом. Бородатый оператор показал Марине поднятый кверху большой палец и женщина улыбнулась. Оглядела притихшую толпу и заговорила снова:

— Вы поглядите вокруг, до чего доведен народ! Пенсии не платят, зарплату задер-живают, цены растут. Как грибы после дождя появляются разные фирмы, конторы, банки. И каждая со своим обещанием! На улицах появились нищие с протянутой рукой! Чаще всего это старые люди. Они что, не заработали за свою жизнь на достойную пенсию? Те-перь взгляните на наших политиков и депутатов: выходят из шикарных машин, отдыхают за рубежом, имеют коттеджи, виллы на морях, особняки и квартиры, паи в компаниях. На какие деньги? На зарплату? Не смешите! Радетели за народ, борцы за правду, лезущие к власти по трупам и не гнушающиеся задавить ближнего…

Марина передохнула, оглядев присутствующих:

— Если ты депутат, будь добр не отрываться от народа. Езди в общественном транспорте, ведь ты не лучше тех, кто тебя избрал. Отдыхай, как все. В течение года копи на отпуск. Если купил машину — дай отчет, а на какие такие деньги ты ее приобрел? Пора проверить, на какие деньги куплены дачи и виллы у депутатов! Не в крови ли они тех па-цанов, что сложили свои головы в Грозном, Бамуте, Ведено или Афганистане? Только де-путат, живущий с народом, поймет его нужды. Поймет, что на ту пенсию, которая по их меркам считается минимальной, не прожить и недели.

Пожилой журналист, стоящий прямо перед столом, вздохнул:

— Марина Ивановна, вы извините, но это из области фантастики…

Степанова твердо ответила:

— Ничуть! Если Президент захочет начать расследования по фактам, знаете сколь-ко украденных денег обнаружится? Их и на пенсии, и на армию, и на жилье, и на питание солдат, и на медикаменты с оборудованием вот в такие госпиталя хватит! Вопрос только один, а захочет ли Президент заниматься этим? У нас в армии давно бытует мнение, что он сам в этом погряз.

Молчание длилось больше минуты. Затем один из операторов не смело задал сле-дующий вопрос:

— Марина Ивановна, если станете депутатом, с чего вы начнете?

— Я буду бороться за армию! Я сделаю все, чтобы вывести на чистую воду тех по-литиков, кто отдавал глупые приказы в 92-ом, когда армию заставили уйти из Чечни и ос-тавить чеченцам оружие. Почему в 94-ом из-за дурости и амбиций кинули на штурм Гроз-ного неукомплектованную армию, а потом играючи обвинили ее в бездарности и недее-способности? Пора спросить политиков за пролитую кровь российских военных при штурме предгорий Кавказа, когда армия побеждала, но ее заставили отступить, потому что кто-то еще не достаточно заработал на крови солдат. За моей спиной находится знамя 131-ой майкопской бригады, попавшей в окружение и мужественно оборонявшейся от превосходящих сил дудаевцев. Есть и моя крошечная заслуга в том, что они вырвались из окружения. Но за кровь погибших кто-то должен ответить! Тот, кто даже не позаботился снабдить подробными картами Грозного войска, зато кинул их в пекло.

— Марина Ивановна, не боитесь, что депутатам не понравятся ваши слова?

Это был снова тот же бородатый. Он с одобрением смотрел на нее. Глаза под очка-ми блестели. Весь его вид говорил о том, что он полностью с ней согласен. Марина улыб-нулась мужику:

— Мне с ними не целоваться!

Хохотали все, кроме Марины и Бредина. Журналисты наконец-то стряхнули с себя оцепенение, вызванное резкими словами в адрес самого Президента. Генерал наклонился к ней и сказал в ухо:

— Тебе этого выступления не простят.

Она шепотом ответила:

— Плевать я хотела на то, простят меня или не простят! Я хочу, чтобы армия жила, а не прозябала.

Когда шум немного утих, она продолжила:

— Я не скрываю, что став депутатом, стану драться с теми, кто довел армию до по-ложения нищего с протянутой рукой. Наша армия достойна преклонения, а не унижения. Пока мальчишки поступают в военные училища, армия будет жить! И я сделаю все, чтобы слова «офицер» и «солдат российской армии» вновь зазвучали гордо. Есть в армии муж-чины, и их большинство, которым дорога офицерская честь. Им горько и обидно слышать о себе гадости, которые льются с экрана, из радиоприемника, с газетных страниц. Но они не покинули позиций от обиды, они продолжают драться с бандитами, стараясь не допус-кать их на территорию России…

Капустин, через журналистов, передал ей стакан воды, увидев, как женщина облиз-нула пересохшие губы. Прапорщик недовольно смотрел на толпу прессы, искренне жалея Степанову и понимая, что говорить из-за ранения ей трудно. Марина отпила половину и протянула стакан генералу. Бредин, автоматически допил воду, не обратив внимания, что все сняли на пленку. Бородатый рассмеялся:

— Марина Ивановна, это принято в армии, делиться с ближним даже глотком во-ды?

Бредин и Степанова переглянулись. Генерал не сразу понял, о чем идет речь. Ма-рина тихо и твердо сказала:

— Принято. В том же Афганистане… В горах воду найти трудно. Литровую флягу порой делили на два взвода. Каждому по глотку и не было такого, чтобы кто-то лишний глоток сделал. Некоторые вообще отказывались в пользу раненых. И в Чечне так же…

Бородатый оператор вплотную приблизил камеру к наградам Марины, снимая их крупным планом:

— Марина Ивановна, у вас столько наград! Полученные за Афганистан, за Чеч-ню… Ордена, медали… Грудь, словно в колчуге! Не обидно иметь всего-навсего погоны старшины? Неужели начальство не может вам присвоить хотя бы звание младшего лейте-нанта за ваши заслуги?

Марина откровенно растерялась от такого вопроса. Она посмотрела на генерала, затем на толпу и почесала затылок. Так она делала всегда, когда затруднялась ответить. Бредин усмехнулся, глядя на этот знакомый жест и ответил за нее:

— Эта старшина в бою за пояс заткнет любого штабного генерала. Я не стыжусь признаться, но в январе, во время жестокого боя, Марина командовала мной, как рядовым и я подчинялся. Она автоматически уже знала, что делать, а я еще только обдумывал сло-жившуюся ситуацию. Марина не из тех, кто гонится за погонами и наградами. Она и эти-то регалии всего второй раз в жизни надела и то не охотно. Мне уговаривать пришлось. Вон, ее секретарь стоит, он подтвердит…

Генерал указал в угол комнаты, где стоял Игнат Капустин и все камеры мигом на-целились на покрасневшего, смутившегося прапорщика. Степанова, пока никто не наблю-дал за ней, наклонилась к уху Бредина и шепнула:

— Спасибо, Евгений Владиславович, выручили…

Обвела глазами жадные лица журналистов, вновь уставившихся на нее. Встала и взяла в руки тяжелый крест. Замелькали вспышки камер. Подняла солдатский подарок вверх:

— У меня в руках крест, подарок моих друзей и соратников по Чечне. Они переда-ли его через раненого парня, находящегося в одной из палат. Он спаян из гильз и оскол-ков, на каждом нацарапана фамилия или имя погибшего в Чечне. Сегодня я поклялась на нем возле постели раненого друга, что буду бороться с продажностью политиков. Сейчас, перед лицом всех тех, кто меня видит и слышит, кто прочитает завтра репортажи, клянусь не отступать и не сдаваться, как бы ни было трудно, лишь бы дело двигалось. Клянусь бо-роться за честь армии и сделать все, что в моих силах, чтобы облегчить тяжелую участь военнослужащих!

Впервые посмотрела в глазок камеры бородатого и слабо улыбнулась:

— Костя, я люблю тебя! Возвращайся!

Оператор удивленно смотрел на эту детскую улыбку. Бредин встал:

— Конференция окончена. Прошу извинить. Марина Ивановна после ранения и много говорить ей нельзя.

Ведущие телеканалов объявили об окончании конференции. Операторы выключи-ли камеры. Кто-то из журналистов открыл дверь, в палате было душно. Из коридора по-слышались рукоплескания и чей-то восторженный крик:

— Браво, Марина!

Степанова устало поглядела на генерал-полковника:

— Вы этого ждали от меня? Или разочарованы?

Бредин тяжело вздохнул:

— Ты сделала для первого раза больше, чем я думал. Теперь, уверен, армия прого-лосует за тебя полным составом. Ты швырнула вызов самому Президенту… Вот это меня страшит. Почему папку не открывала? Солиднее было бы…

Она протянула папку генералу и устало улыбнулась. Евгений Владиславович, уже догадываясь, расстегнул кнопку и открыл лист — он был чистым. Другие листы тоже не имели на себе информации. Маринка тихо сказала:

— У меня все в сердце было записано…

Бородатый оператор подошел и протянул ей визитку:

— Я верю в вас. Будут трудности, позвоните. У меня не мало друзей среди незави-симых журналистов. Жаль, что они не захотели приехать. Думали, очередной любитель власти. Я обязательно покажу им пленку. Хотя, они наверняка смотрели! Спасибо, Мари-на Ивановна. Удачи вам. До свидания товарищ генерал-полковник!

Еще несколько журналистов протянули ей визитки:

— Если будете устраивать конференции или интервью, пригласите пожалуйста и нас. Нам теперь небезынтересно, что у вас получится. Мы с удовольствием станем осве-щать эти события.

Переговариваясь между собой, пресса торопливо удалилась, на ходу застегивая пальто и куртки. Журналисты спешили в издательства, что бы пустить материалы на пер-вые полосы своих изданий. Операторы застегивали чехлы на камерах. Одели куртки и то-же ушли.

Уставшая Марина прислонилась плечом к стене и не мигая, смотрела в глаза ге-нерала. Тот, точно так же, смотрел ей в глаза. И ей и ему отступать было некуда. Зазвонил радиотелефон. Генерал вздрогнул. Взял трубку и тут же протянул Марине. Голос Огарева восторженно крикнул:

— Слушай!

В трубке отчетливо раздался гул множества голосов, а затем прозвучал отчетливый крик:

— Молодец, Искандер! Так им!

Огарев снова закричал:

— Слышала? Изо всех палаток народ высыпал. Обнимаются, как в День Победы! Молодец!

Трубку выхватил Костя:

— Марина! Я слышал твои последние слова! Я тоже очень люблю тебя! Меня все поздравляют, словно это я, а не ты выступала. Будь осторожна. Целую.

Маринка не успела положить трубку на стол, как она снова зазвенела. Голос на ло-маном русском произнес:

— Радуешься и поздравления принимаешь? Мы тебе тоже подарок преподнесем, Искандер…

Марина взглядом указала генералу на мобильник и тот понял. Быстро набрал но-мер, отвернувшись в сторону. Коротко сказал пару слов. Дождался ответа и снова что-то коротко произнес. Затем отошел в противоположный угол и вновь позвонил. Отключился, тревожно глядя на Марину. Степанова спокойно спросила, уже догадавшись, что кто-то прикидывается чеченцем. Ей ли было не знать, как по-настоящему звучит акцент:

— Кто «мы»? Надо же знать дарителей! Чтобы потом отблагодарить достойно. Ведь у вас на Востоке так принято. Я права?

Голос хмыкнул:

— Права. Но тебе не понравится наш подарок.

— Ничего. Я даже на те подарки, что мне не нравятся, достойные подношения де-лаю. Ты
ведь слышал обо мне, верно? И знаешь, на что я способна.

Голос на другом конце провод дрогнул, явно ухмыляясь:

— Верно. Но что ты сможешь сделать, находясь в Москве, связанная депутатским мандатом?

У генерала зазвонил мобильник. Он послушал сообщение и кивнул Марине. Подо-шел и прошептал что-то в ухо. Женщина усмехнулась:

— Не сомневайтесь, многое могу сделать. Например устроить пару неприятных минут, а потом десяток лет в тюрьме.

Расслышала шум и удивленные восклицания. Затем голос Огарева произнес в трубку:

— Попался стукач! Спасибо, Марина. Очень вовремя. Никак не могли выследить. Все же прокололся. Уж так ему хотелось тебе праздник испортить! Терпения не хватило дождаться тишины…

Марина отключила трубку. Устало направилась к двери. В груди болело, но она пересилила себя и постаралась не показать этой боли:

— Я схожу к Ивану. Обещала…

Бредин махнул рукой:

— Мы с Капустиным на телефонах побудем. Сейчас шквал будет! Тамару сюда от-правь, а то смотрю, загляделась она там на молоденьких солдатиков. Еще приглядит кого, не дай Бог…

Марина улыбнулась генеральской шутке и вышла из палаты. В коридоре, к вели-кому изумлению, стояли «ходячие» раненые и медики. Они так и не разошлись, ожидая выхода Степановой. Едва женщина возникла в проеме, к ней устремились все. Окружили, разглядывая, словно диковинку. Хирург громко сказал:

— Не ожидал, что вы так прямо и не прикрыто говорить начнете. Горькую правду в лицо самому Президенту швырнули. Вызов кинули депутатам и правительству. Тяжелый вы себе путь выбрали.

Она пожала плечами:

— Я никогда не искала легких троп даже в Афгане. Чем труднее путь, тем крепче становишься и тем больше вероятности живой остаться. Закалка у меня есть, только бы вот рана зажила…

Мужчина осторожно положил руку ей на плечо и слегка пожал:

— Это мы залечим. Зажило бы быстрее, если бы вы спокойно себя вели, а вам ней-мется спокойно жить. Времени не хватает, понимаю…

Степанова спросила:

— Я могу снова к Ивану пройти?

— Идите.

Но пройти не удалось. Слева возникла фигура Салманова, а справа протиснулся Виталис. Появление биолога в госпитале удивило Марину. Руслана выписали месяц назад. Сержант молча протянул ей руку, а биолог спросил:

— Когда поправитесь, вы ко мне в гости заедете?

Она встала посреди толпы, изумленно уставившись на мужчину:

— Руслан, ты чего это выкать начал? Вроде на «ты» перешли!

Он заметно смутился:

— Вы станете депутатом, а я что, я простой биолог…

Степанова взвыла от злости:

— О, Господи! Вечно заморочки возникают с этими интеллигентами! Может тебя стукнуть разок, чтоб в себя пришел? Мы с тобой в бою побывали, трупы изображали! Вместе через огонь прыгали и стонов от тебя, раненого, я не слышала. Терпел и не ныл от страха, так что заткнись со своим нытьем и не выводи меня. Ты для меня Руслан, а я для тебя Марина. Понял, ботаник?

Он почесал лоб и улыбнулся:

— Понял, Марина. Так, что — приедешь ко мне в гости?

Она улыбнулась:

— Почему бы и нет? Я еще твои кинжалы не метала в косяки, а мне так хотелось! И в Ботаническом саду надо все повнимательнее рассмотреть. Тогда ведь не удалось. По-даришь парочку гиацинтов?

Салманов кивнул. Толпой двинулись по коридору. Раненые заглядывали сбоку, чтобы увидеть награды, позвякивающие на груди женщины. Удивленно переговаривались между собой. Она вошла в палату Мешкова с эскортом. Лицо Ивана медленно поверну-лось и парень улыбнулся, собрав на эту улыбку оставшиеся силы. Она подошла и присела рядом на стул, подвинутый кем-то из ребят:

— Все слышал? Ты мной доволен? Всыпала, как ты просил.

Наклонилась пониже, чтоб услышать его ответ. Мешков тихо прошептал:

— Марина, сегодня ты заставила армию поверить, что правда все же существует и ты станешь голосом Армии. Я верю, что ты станешь депутатом. Хотя многим зажравшим-ся хомякам, наверняка, это не понравится. Я поправлюсь, забирай в охрану…

— Полковники мне шестерых прислали, вот-вот подъедут. А о тебе я подумаю. Спасибо, что предложил. Я пойду, устала, да и тебе отдохнуть не мешает. Спи, Ванечка. Я зайду к тебе еще не раз.

Поцеловала Мешкова в щеку и вышла. Большинство раненых разошлось по пала-там, остальные смотрели вслед.


ГЛАВА 2

Но отдохнуть не удалось. Едва вышла в коридор, как увидела поворачивающих из-за угла со стороны лестницы шестерых спецназовцев. Парни были в форме. Она издали узнала всех и улыбнулась: Огарев и Андриевич выбрали ей в охрану тех, кого она знала по боям. Мужики вначале замерли, увидев бредущую навстречу фигуру, а потом кинулись к ней с криками:

— Марина! Искандер! Поздравляем!

Кованые ботинки стучали так, что из палат вновь начали выглядывать раненые. Ес-ли бы не выскочивший на крик Капустин, успевший оттолкнуть первого разведчика от женщины, все могло бы кончиться для Марины трагически. Хотя она и протянула руки вперед, пытаясь удержать разведку, Швец явно собирался сжать ее в объятиях. Спецназо-вец отлетел в сторону. Тут же развернулся, чтобы достойно наказать наглеца, Маринка успела схватить его за руку:

— Стоять всем! Леонтий, ты не в Чечне!

Спецы замерли. Игнат торопливо сказал:

— Ранена она. Нельзя ее тискать. Вся грудь в бинтах.

Спецы с улыбками поглядели на Капустина. Леонтий шутливо натянул ему фураж-ку на нос. Ухмыльнулся:

— Что Маринку защищаешь, это хорошо, а вот что нас толкаешь, это плохо. В смысле, для тебя однажды плохо может закончиться!

Оглядели Марину со всех сторон:

— Выглядишь здорово! Что же ты ни разу не говорила, что у тебя наград больше, чем у всех нас?

Она смущенно усмехнулась:

— Может мне надо было список составить и на груди повесить? Здорово, мужики! Я так рада вас видеть! Извините, даже обнять не могу, руки поднимать тяжело. Конфе-ренция только что прошла.

— Да мы слышали! Приемник с собой был. Экипаж в самолете на полную мощь включил рацию.
Впервые в Иле тишина стояла. Только твой голос да шум моторов. Лет-чики тебе привет передают. Здоровья желают и удачи. Бутрим наш не удержался, похва-стался, что мы к тебе летим! Нас из самолета на руках вынесли. Приветы тебе передавали мужики из Грозного, из Шали, из Ведено, из Ножай-Юрта, из Катаямы, из Шатоя и даже Чечен-Аула. Они нам пообещали «без парашютов выбросить», если не убережем. Лихо Марин выступила! Зло!

В коридор вышел главный хирург отделения. Удивленно уставился на толпу мужи-ков в полевушке:

— Это еще что за явление? Новая конференция? Старшина Степанова, почему вы до сих пор в
форме?

Марина виновато посмотрела на доктора:

— Клим Степаныч, не успела! Мужики прибыли меня охранять. Они с Чечни при-летели только что. Всех знаю. Мы шуметь не будем, но пусть они со мной побудут? Столько не видела!

Хирург улыбнулся:

— Всем в палату и тишина! Обеды на всех принесут санитары. Я распоряжусь. Степанова, я тобой доволен…

Врач развернулся и ушел. Марина увела мужиков к себе:

— Пошли в мои кандидатские аппартаменты!

Генерал свертывал знамя, когда они вошли. Мужики вытянулись у двери. Млад-ший сержант Оленин четко отрапортовал:

— Здравия желаем, товарищ генерал-полковник! Отделение спецназа прибыло для охраны сержанта… Ой, простите, старшины Степановой!

Генерал усмехнулся из-за этого «ой»:

— Что прибыли, это хорошо! Главное, что не «явились»! Вольно, мужики! Здоро-во! — Генерал пожал всем руки и поглядел на хмурого Капустина, стоявшего в стороне: — Ты чего надулся, Игнат?

— Они мне фуражку на нос натянули, а я старше их по званию.

Генерал с трудом сдержал усмешку, настолько по-детски была произнесена эта простенькая фраза. В голосе прапорщика сквозила неприкрытая обида. Мужики фыркну-ли:

— Ты вообще, кто такой?

Игнат приосанился и гордо ответил:

— Секретарь Марины Ивановны!

Бредин отвернулся в сторону, чтобы не расхохотаться. Маринка поглядела на гене-рала и ухмыльнулась, стараясь, чтобы разобиженный Капустин не видел. Этот парнишка так гордился оказанным доверием и так задирал нос, что даже не старался скрыть этого. Швец, с самым серьезным видом, хмыкнул:

— А-а-а, секретарь! Ну, извини, дружок! Мы мужики простые. Ты же меня с ног сбить пытался, вот я и погорячился…

Генерал видел, что спецы откровенно подтрунивают над неопытным прапорщиком, а тот принял все за чистую монету и важно кивнул:

— Да ладно, чего уж там… Давайте знакомиться: Игнат Капустин.

Разведка не выдержала и захохотала. Прапорщик переводил взгляд с одного лица на другое и ничего не мог понять. Марина тронула его за рукав:

— Не обращай внимания, шутки у них такие! Чем быстрее привыкнешь не оби-жаться, тем лучше. Они мужики что надо. Полковники мне лучших отдали. Друг за друга глотку перегрызут.

Санитары внесли Маринину кровать и кушетку, стол с тумбочкой и стулья. Степа-нова поглядела на букет цветов в вазе:

— Не люблю я срезанные цветы. Они мне похороны напоминают. Я унесу их вра-чу, товарищ генерал? Может, подарить вашей жене?

Бредин покачал головой:

— Уноси. Что я, сам Тамаре не в силах цветы купить?

Женщина уволокла букет в ординаторскую, чем вызвала настоящий переполох. Бу-кет, как оказалось, был очень дорогим. Заодно прихватила с собой больничный халат, чтобы переодеться. Женщины в ординаторской заохали:

— Марина Ивановна, но это же для вас принесли журналисты. Неудобно!

Она сказала, как отрезала:

— Я не люблю срезанные цветы и предпочитаю живые или в горшках. Забирайте! Спасибо за терпение. Сегодня вам полы затоптали и шум был, да и нервов не мало поло-жено. Спасибо! Можно я у вас переоденусь, а то там мужики…

Зашла за ширму. Пожилая нянечка, что благословляла ее, тут же зашла к ней и молча принялась помогать. Развязала шнурки у ботинок и сняла. Помогла стащить брюки, чтоб она поменьше наклонялась. Врачи говорили между тем и их голоса доносились до раненой женщины:

— Это вам спасибо, что и про госпитали слово сказали. Действительно, нуждаемся. Очень нуждаемся! Оборудование далеко не новое, медикаментов не хватает. Порой бин-тов не хватает, так сами марлю стрижем!

С помощью нянечки, Марина переоделась в халат и вышла из-за ширмы. Посмот-рела на медиков:

— Знаю. Все знаю. Не первый раз в госпиталях валяться приходится. Когда полу-чше становилось и самой приходилось помогать. Буду делать все, что смогу. Обещаю.

Вернулась в палату, прихватив форму. Небрежно бросила ее на кровать. Игнат сра-зу подхватил обмундирование и аккуратно развесил на плечиках. Повесил на гвоздь в сте-не, возле двери. Разведчики видели, как он бережно погладил награды Марины ладонью и переглянулись. Никто из них даже не улыбнулся. В это время санитары накрывали стол к обеду, раскинув «книжку» полностью. Притащили десяток стульев. Тамара Георгиевна стояла рядом с мужем у окна, разглядывая мужиков. Швец, да и остальные, сразу замети-ли бинты под халатом Марины, когда она вернулась. Они выглядывали в вырез халата. Спецназовцы снова переглянулись. Более непосредственный Бутримов спросил:

— Марин, расскажи, что тогда произошло. Мы знаем, что тебя тяжело ранило. Огарев с Андриевичем нервничали, постоянно в Москву звонили, злились, не спали. Они нам ничего не рассказали толком. Ругались больше…

Степанова, не вдаваясь в подробности, в несколько минут объяснила сложившуюся в Мытищах ситуацию. Швец постучал пальцами по столу, упрямо наклонив голову книзу и поглядывая изподлобья на генерала:

— Н-да… Вот тебе и мирная Москва… Товарищ генерал, что же это такое проис-ходит? В Подмосковье самый настоящий бой был! Маринка в Чечне таких ранений не по-лучала, как здесь получила. Почему?

Бредин развел руками:

— Что происходит? Ваххабиты свои центры по всей Москве наоткрывали. Моло-дежь вербуют. Деньгами заманивают. Наркотиками. А у нас закона нет такого, чтоб за-претить их деятельность. Депутаты внимания не обращают, хотя мы не раз просили пере-смотреть действующее законодательство. Даже ответа не получили! Вот Марина станет депутатом, пусть проталкивает этот закон. Я не требую запретить Коран и мусульманство, но воинствующему ваххабизму на улицах Москвы делать нечего…

В палату влезла чета Шергунов, нагруженная сумками и прервала речь Бредина. Олег гаркнул с порога:

— Принимай, Марина! Стол накрывай! Главврач отделения разрешил это дело от-метить. Даже тебе разрешил выпить коньячка. Сказал, полезно для сосудов. Сам чуть позже зайдет!

Разведчики вскочили, приветствуя полковника и разглядывая его жену. Шергун на мгновение замер, поняв, что в палате много народу. Затем поздоровался со всеми и пред-ставил им Зою. Бутримов завистливо сказал:

— Олег Маркович, поделитесь опытом, где вы такую красивую жену отхватили? Может и мне найдете? Я уже лет пять жениться пытаюсь, а все женщины словно вода меж пальцев уходят!

Зоя покраснела и смутилась. Нервничая, начала оглядываться по сторонам, пытаясь найти для себя работу, чтобы не чувствовать изучающих взглядов мужиков. Маринка за-смеялась. Подхватила подругу под локоть и утянула за собой к столу. Три женщины нача-ли раскладывать на столе принесенные продукты. Шергун, весьма довольный произве-денным женой эффектом, обернулся на голос Бутримова и улыбнулся:

— Не поверишь! Первый раз меня сватал в деревне Маринкин сын, Сашка. Было ему чуть больше трех лет. Мы посмеялись тогда, а напрасно. Надо было мне еще тогда на невесту взглянуть! Вот генерал не даст соврать! А нынче сосватала Марина, так что ты не по адресу обращаешься, проси старшину жену подобрать.

Володя, ни мало не смутившись, еще раз окинул взглядом полковничью жену и спросил Степанову:

— Марин, у тебя в деревне, еще кандидатуры в жены для меня не найдется? Я ведь серьезно спрашиваю! Ни грамма не шучу!

Зоя быстро взглянула на круглое симпатичное лицо мужика и ответила:

— Баб в деревне много одиноких, только вам они не подойдут. Или спились, или гуляют. Вот в соседней деревне имеется одна женщина. Вдова правда и с ребеночком… Муженек по пьяни на тракторе с моста кувыркнулся в реку. Девочке два годика.

Степанова догадалась:

— Ты про Марию Половцеву говоришь? Хорошая женщина. До сих пор не могу понять, почему она замуж за этого скота вышла?

Мужики замолчали, прислушиваясь. Зоя по-деревенски прямо пояснила:

— А чего понимать? С позора вышла. Изнасиловал он ее, чтоб за себя взять. Вот и весь секрет. Мария красавица, а он забулдыга беспутная! Ты просто не живешь дома, по-этому и не знаешь. Когда Серегу хоронили, Мария ни слезинки не пролила. Свекровь ей этого до сих пор простить не может. Каждый день ходит и пилит. Раньше Верка сына ина-че, как «пьяницей» не называла, а сейчас он у нее в ангелочках ходит.

Бутримов внимательно выслушал все. Едва женщины замолчали, как он четко и твердо произнес:

— Зоя, помогите мне жениться на ней. Девчонку любить буду, как родную.

Женщина покраснела:

— Вы, не глядя, собрались жениться? Разве так делают?

Шергун хмыкнул:

— Я женился на тебе по рассказам Марины и не жалею. Почему бы Володьке не пойти по-нашим стопам? Дай ему адрес, пусть напишет сначала…

Тамара Бредина скомандовала:

— Ладно, хватит разговаривать! Пора к столу.

Бредин заставил Марину сесть во главе стихийного застолья:

— Ты сегодня главная и командовать парадом тебе. Давай, Марина, привыкай!

В палату заглянул главный хирург. Швец мгновенно сцапал медика и усадил между собой и Капустиным. Все чего-то ждали. Степанова поняла, что слово за ней и попросила:

— Мужики, может сами разливать напитки будете?

Несколько мужских рук потянулось к бутылкам. Врач строго сказал, поглядев на виновницу застолья:

— Марина Ивановна, вы можете пить только коньяк. Никаких сухих, никакой вод-ки! И не больше трех рюмок.

Швец наклонился к нему:

— Доктор, ну что вы нашу Маринку обижаете? Она больше трех никогда не пьет. Вы бы видели, как она притворяется пьяной! Мужики анекдоты складывают в Чечне. У Коли Скворцова икота начинается, когда он вспоминает, как автомат хотел у нее забрать, убежденный полностью, что Маринка в дугу пьяная!

Хирург заинтересованно поглядел на спецназовца:

— Поподробнее, пожалуйста!..

Генерал прервал шум за столом и встал, подняв рюмку с водкой:

— Сегодня положен первый кирпич для возрождения былой славы и мощи россий-ской армии. И пусть этот кирпич заложил не мужчина, а хрупкая женщина, событие от этого не теряет своей важности. Марина Степанова прошла Афган, она воевала за освобо-ждение Грозного от дудаевских боевиков. Она срослась с армией и армия доверила ей стать ее голосом. Порой бывает и так, где не справляется мужчина, на помощь приходит женщина. И ее плечо бывает не менее крепким, чем мужское. Я хочу выпить за кандидата в депутаты, за боевого друга, за замечательную женщину. За тебя, Марина! Ты всегда мо-жешь рассчитывать на мою помощь и на помощь друзей. Армия еще долго не забудет ле-гендарного Искандера и Ясона в Афганистане, а твое сегодняшнее выступление, я уверен, многие будут помнить всю жизнь. Это было первое выступление, не имеющее ни единого слова лжи или недомолвок!

Мужчины встали, соприкасаясь рюмками с маленькой женщиной. Выпили и сели на места. Разговор на какое-то время прервался. Шергун нарушил его:

— Женя, прикажи привезти пуленепробиваемые стекла и поставить их на окно с внутренней стороны. Думаю, хирург не станет возражать. Так безопаснее для Марины. Я слышал выступление. Она кинула вызов всем сразу. У нее на лбу автоматически появи-лась мишень. Операторы и журналисты, было слышно, радовались ее словам, но политики ей этого выпада не простят.

За столом воцарилось молчание. Генерал достал мобильник из кармана форменных брюк набрал номер и жестко произнес в трубку:

— Бредин говорит. Установить бронебойные стекла в палате Степановой. Утроить караул на входе. Каждого входящего на территорию госпиталя тщательно проверять. Ус-тановить металлодетекторы на входе в корпус. Без досмотра пропускать лишь тех, кто внесен в список Марины. Срок исполнения — два часа.

Он забил трубку в карман:

— Ты прав, Олег. Мне надо было побеспокоиться об этом заранее, но я выпустил из виду окна. Стал полностью штабным…

Швец спросил:

— Евгений Владиславович, мы слушали выступление. В том числе и ваше. Это правда, что Маринка вами командовала? Что-то не верится…

Генерал взглянул в лицо спецназовца:

— Если бы она командование на себя не приняла, мы бы все в огне остались. Спро-си мою жену, она подтвердит. Тамара, скажи свое веское слово!

Бредина вздохнула, обведя печальными глазами собравшихся:

— Я в бою ничего не понимаю, но даже до меня дошла истина, что именно Марина не позволила нам погибнуть. Да, Женя подчинялся ее приказам и я ничуть не осуждаю его. Если бы он стал спорить в тот момент, доказывая, что он выше по званию, я бы пере-стала его уважать, так как по-женски чувствовала правоту Марины. Заслуга ее, а не моего мужа, что из семи собравшихся погиб лишь один и то из-за неопытности…

За столом воцарилась тишина. Мужчины «переваривали» услышанное. Шергун ра-зорвал тишину, спросив:

— Мужики, пора бы заполнить посуду. Ну, ладно, я не вижу! А вы то что сидите, словно мумии? Наш кандидат еще и подгонять вас должен? В общем, я беру слово…

Олег встал, опираясь рукой на плечо сидевшей рядом жены:

— Марина, ты устроила мое счастье, заставила меня поверить, что не все кончено. Тянула, как могла, как чувствовала своим женским сердцем. Ни для кого не секрет во всей армии, что ты тоже любишь. Мы бы хотели погулять на твоей свадьбе и увидеть тебя сча-стливой. Я бы хотел выпить за твое бабье счастье. Чтобы Костя твой к тебе живым и здо-ровым вернулся. Будь счастлива!

Зоя направила его руку к рюмке Марины. Говор за столом становился все ожив-леннее. Швец вовсю болтал с хирургом, подробно рассказывая об операции в Дуба-Юрте. Врач смеялся, слушая, как Степанова обманула опытный спецназ. Капустин разговорился с Бутримовым и Климом Сабиевым, тихонько расспрашивая мужиков о Марине. Генерал расспрашивал младшего сержанта Оленина о сложившейся ситуации в Чечне. Тамара Бредина вовсю болтала с Зоей Шергун. А Марина разговаривала с Рахмоном Мухаметши-ным, Юрием Скопиным и Олегом Шергуном. Налили по третьей. Степанова встала:

— Я понимаю, что нарушаю традиции спецназа. Этот тост всегда пили молча и все же скажу… Мне приходилось терять друзей и любимых. Я видела, как умирают мальчиш-ки-солдаты и умудренные жизнью офицеры. Смерть не щадит никого. Я храню в своей памяти всех, кто не дожил. В наших сердцах о них сохранилась светлая память. Я хочу, чтобы о них не забывали и те, кто предавал и продавал их! Вспоминал со страхом, что воз-мездие однажды придет. Пусть земля будет для павших пухом и не будет ни единого спокойного дня у тех, по чьей
вине началась эта новая бойня!

Встали все, даже женщины. Не чокаясь, выпили. Шум за столом не умолкал. Разго-воры становились все более оживленными.

Прошло два часа. В дверь постучали. На пороге стояли трое солдат с огромным стеклом, странным прибором, похожим на дрель и сварщик из гражданских. Двое солдат втащили вслед за ним газовый баллон на колесах. Старший, ефрейтор, вскинул руку к ко-зырьку:

— Товарищ генерал-полковник, ефрейтор Ивашкин прибыл с отделением хозобс-луги, чтобы поставить бронестекло в палате. Металлодетекторы устанавливаются. Все уже согласовано с начальником госпиталя. Вот разрешение. Разрешите приступить?

Ефрейтор протянул генералу бумагу, а тот передал ее хирургу. Бредин кивнул:

— Приступайте!


Елена Константиновна после окончания по телевизору пресс-конференции, устро-енной дочерью, плакала, уткнувшись лицом в спинку кресла. Спецназ, присланный для охраны, ничего не мог понять. Все сказанное было правдой. Муж попытался узнать, в чем дело. Дотронулся до плеча ладонью. Жена резко развернулась и зло крикнула ему в лицо:

— Это ты виноват! Ты позволил ей стать мужчиной. На стене не было портрета Президента, как у всех нормальных людей, кто баллотируется в кандидаты! Зато она на-шла где-то изодранное знамя и повесила на стену! Она резко говорила с представителями прессы. Ругала депутатов и этого журналиста…

Иван Николаевич взглянул в лицо жене. Отошел в сторону и уже оттуда резко пре-рвал ее:

— Значит, заслужили! Маринка все правильно говорила! Ты когда в последний раз пенсию получала? Мы живем на деньги дочери. Я рад, что она не сломалась. Хватит, Еле-на, упрекать меня! Нашей Мариной гордиться надо, что она не боится правду сказать даже Президенту! Я буду голосовать за нее, да и в деревне, наверняка, поддержат дочь. Если бы я позволил воспитывать ее, как тебе захочется, ты бы получила сегодня проститутку Чул-кову. Ты этого хочешь? Я никогда не говорил с тобой так, но ты никакого права не име-ешь осуждать нашу дочь. Ее начальство ценит, иначе не прислало бы нам в охрану этих парней…

Иван Николаевич кивнул в сторону спецназовцев. Мужики все это время молчали и лишь наблюдали за ссорой супругов. Коля Скворцов тихо сказал:

— Вы не правы, Елена Константиновна. Армия перестала верить в Президента еще год назад.
А изодранное знамя, как вы сказали, кровью полито. Обильно! И Маринкина кровь на нем тоже есть. И кровь эта была пролита по вине тех, за кого вы сейчас заступае-тесь. Марина Ивановна жизнью теперь рискует больше прежнего…

Его прервал Сашка. Все это время он переводил взгляд с лица на лицо и вдруг вскочил на ноги. Глядя в лицо бабушки черными блестящими глазами, мальчишка ярост-но крикнул:

— Бабушка!!! Какое право ты имеешь судить нашу маму? Она правду говорит, а ты хочешь, чтобы она рот заткнула. Кто же тогда говорить будет, если не мама? Ты предаешь ее сейчас!

Елена Константиновна изумленно смотрела на внука и даже перестала рыдать. Рас-терянно произнесла:

— Саша, но она не думает о вас! Подвергает вас опасности! Какая она мать после этого?

Юлька вскочила на ноги вместе с братом, своим детским умом понимая, что ба-бушка не права. Она просто не умела еще выразить в словах то, что чувствовала и молча-ла, схватившись рукой за руку братишки. Саша крикнул в полной тишине:

— Я предпочту умереть, чем увидеть мою мать на коленях! Наша мама сильная и храбрая, она ничего не боится и мы с Юлей гордимся ею. Это ты боишься всего, ты огля-дываешься на каждый шорох!

Схватив сестренку за руку, он скрылся в спальне. Дверь хлопнула так, что стекла задребезжали. Обнявшись, дети сели на кровать. Юля прижалась к братишке и прошепта-ла:

— Мне страшно, но я согласна с тобой и дедушкой. Мы не должны сдаваться…

Елена Константиновна открыв рот, смотрела на захлопнувшуюся дверь. Она даже плакать перестала. Изумленно пробормотала:

— Теперь и внуки против меня… Я ли их не воспитывала…

Муж жестко сказал:

— Они не против тебя, они пытаются открыть тебе глаза! Марина права, армии по-ра развязать руки! Хватит никчемным типам страной управлять!

Наступило тягостное молчание, прерванное ворвавшимся словно ураган, Серегой Ватеневым. Спецы было насторожились, но тут же расслабились. Они уже знали всех де-ревенских мужиков. А Серега, с ходу обхватил Ушакова за пояс, поднял с дивана и не-сколько раз встряхнул:

— Николаич! Да я теперь за твою Маринку сам морды бить буду! Это надо так ска-зать! На всю страну не побоялась депутатов разожравшихся ворами назвать! Поздравляю! Горжусь тем, что знаю ее с детства!

Ватенев исчез, зато в дверях возникло еще пятеро деревенских мужиков… Елена Константиновна удивленно смотрела на это столпотворение. Дверь буквально не держа-лась на петлях. Входили целыми семьями, толпами, поздравляли, жали руки. Прибежал сосед напротив, у которого был телефон, с криком:

— Николаич, тебя мэр к телефону просит…

Спецназовцы сидели и улыбались на диване, а Елена Константиновна все не могла поверить, что люди поддерживают ее дочь. Она так и сидела за столом с окаменевшим выражением изумления на лице и следами слез на щеках. Сашка с Юлькой бурно радова-лись в спальне победе матери. Их визг и хохот доносился до женщины, а в ушах все еще стояли слова внука:

— Я предпочту умереть, чем увидеть мою мать на коленях!


Николай Горев слышал выступление Марины от начала и до конца. Генерал Бре-дин распорядился поставить пленному радио. Ахмад, не шевельнувшись ни разу, провел у светло-желтой коробки два часа, пока длилась конференция. Он внимательно вслушивал-ся в каждое слово бывшей подружки. Ему ли, поднаторевшему в политике, было не по-нять, что Марина добровольно подставила собственное сердце под выстрелы. Все это время в коридоре не было слышно шагов надзирателей. Они собрались в «красном» угол-ке и слушали выступление Степановой по телевизору. В тюрьме стояла тишина. Заклю-ченные внимательно слушали общее радио.

Николай застонал, когда выступление закончилось, и обхватив голову руками впервые пожалел, что находится на другой стороне от женщины. До этого подобных мыс-лей у него не возникало. Он знал, что мог бы пригодиться Марине, как профессионал и понимал, что не имеет права на ее защиту.

Ахмад просидел не шевелясь часа три после окончания конференции. Он не при-тронулся к обеду, который ему принесли. По большому счету он даже не видел вошедше-го прапорщика. Очнулся от мрачных мыслей, когда обитая металлом дверь громко бухну-ла за спиной надзирателя. Вскочил и застучал в дверь. Яростно, раздирая кожу о металли-ческие заклепки и не чувствуя боли.




ПРОДОЛЖЕНИЕ ТЕКСТА.

КОНЕЦ КНИГИ