Художница

Больше всего на свете она любила смотреть на бушующее море. Оно привлекало её необузданно-пенной жестокостью, непредсказуемостью и силой. Ей казалось, что море гипнотизирует и отдаёт свою мощь, которая потом через кисть перетекает на её картины. Поэтому каждый свой редкий отпуск она старалась провести на берегу моря, чтобы зарядиться его энергетикой до следующего отпуска.
Она была модной художницей. Её картины «не от мира сего» раскупались мгновенно. А ведь она всего лишь писала море. То нежно-воздушное на рассвете, то гневно-серое в шторм, то сине-прекрасное в солнечный день. Но её картины чем-то цепляли и запоминались на всю жизнь. Невозможно было просто пройти мимо, хотелось подойти и ощутить всё и сразу. Каждый находил в них что-то своё. А она находила в них себя. Когда она брала в руки кисть и излагала море, ей казалось, что она изливает и вытаскивает наружу свою душу. Она очень стеснялась этой обнажённости, но ничего не могла поделать с собой. Несколько раз она пыталась забросить всё в пыльный угол своей студии, повесить на неё огромный замок навсегда, но тогда у неё начиналась ломка. И, как заколдованная, она шла туда, в свой мир, срывала замки и продолжала оголять свою душу. А потом, опустошённая, она возвращалась в свой одинокий дом, закрывалась от мира и уходила в себя.
Есть люди, а есть «другие» люди. Ося Климова всегда была другой, не такой, как все. Когда-то давно, ещё при рождении она была Ольгой, но с детства её все звали Ося. Она привыкла к этому, и даже уже не вспоминала о своём настоящем имени. Так же, как ни за что на свете она бы не вспомнила, когда появилась её первая картина. Ей казалось, что она родилась с кистью в руках. Но о том, когда она, Ося Климова, в первый раз написала море, она помнила. Настолько яркой была эта картина в памяти, и ей казалось, что всё это произошло с ней только что.
Осю Климову не любили в школе. Никто. Одноклассники, за то, что была тихоней и скромницей. Учителя за то, что бледнела, зеленела и тряслась, когда её вызывали к доске, и не могла «связать двух слов», из-за чего в её дневнике не переводились тройки. Но Осю Климову обожали в художественной школе. Все. Осин талант там носили на руках, чем искренне смущали её. Осина скромность не афишировала Осин талант в обычной школе. Там Ося оставалась «отщепенкой», пока однажды не случился областной конкурс, где Осины работы заняли первое место. В тот же день центральные газеты прославили Осин талант. А на следующий день, её фотография уже красовалась на стенде «Ими гордится наша школа». Её стали уважать учителя, и ещё больше «не любить» одноклассники. Осе было тяжело от всего этого, потому что фотография на стенде утяжелила её скромность, и увеличила завистливое презрение одноклассников, а «внезапная» любовь учителей снизила веру в человеческую искренность. Хуже всего Осе было от «не любви» одноклассников. Нет, она не стремилась к тому, чтобы её любили все. Но она отдала бы даже свой талант, за любовь одного человека, своего одноклассника Димки.
Димка нравился Осе с того самого момента, когда мама привела её первого сентября в первый класс. Ося увидела синие Димкины глаза и утонула в них. Навсегда. Димка тоже увидел Осю, но не заметил, скользнул глазами по лицу и всё. Тогда она не поняла ничего, но очень скоро вдруг почувствовала, что она любит Димку, что, если его не будет, то она не сможет дышать и задохнётся, как рыба без воды. С тех самых пор она боготворила «своего» Димку. Сам того, не подозревая, Димка врос в Осину душу навеки. Сначала она испугалась, а потом привыкла и стала взращивать Димку в себе. Она готова была на всё, ради него. Димка был среди тех, кто больше, чем остальные, насмехались над Осей, но она прощала ему всё, ради себя.
Осина любовь удобряла Димку в её душе целых десять лет, и вместе с ним прорастала в каждой клеточке её тела, а потом прорвалась наружу. Ося не могла её больше удерживать. Неожиданно для самой себя она во всём призналась Димке. Это случилось на выпускном вечере. Она сидела в одиночестве, как обычно на всех школьных вечерах, на которые она ходила ради Димки. И вдруг подошла к нему и просто сказала, что любит его. Сама не ожидала и очень испугалась своего откровения. Димка смотрел на Осю и хлопал глазами, а потом рассмеялся прямо ей в лицо. Он хохотал и не мог остановиться. Ребята удивлённо поглядывали на него, а он, умирая от смеха, сообщил им, что «эта ненормальная» влюбилась в него, и что «только её ему и не хватало для полного счастья». Ося стояла, опустив глаза, жалея о том, что не может умереть в ту же секунду, а потом повернулась и убежала прочь.
Дома она закрылась в своей комнате и долго плакала в подушку. Родители молча жалели свою дочь, но не тревожили, понимая, что могут сделать ей больно. Осина растоптанная душа металась и тосковала целый месяц на её новых картинах, а потом родители увезли её к морю. В день их приезда, море бунтовалось и хотело вырваться из своих берегов, царапаясь об острые камни. Ося увидела ту сумасшедшую страсть, с которой оно пыталось сбежать на свободу, и ей показалось, что острые камни оставляют кровавые царапины на каждой серо-зелёной волне, точно такие же, как в её душе оставил Димка. И в ту же секунду, как утопающий за соломинку, Ося схватилась за кисти и краски. Она изливалась в своей новой картине по-новому, через море, которое жило и дышало под Осиной кистью, вырываясь на свободу и убегая туда, где никто не посмеет обуздать и ограничить его могущество и силу.
С тех самых пор Ося вросла в море. Она не могла больше существовать без него, без его необузданности и смелости. Новые Осины картины поражали в самое сердце. Все наслаждались ими, не понимая, что в каждом своём новом море Ося оставляла кусок сердца вперемешку с кусками души. Ей было страшно изливаться в своих картинах, но она ничего не могла поделать с этим. Она снова и снова бралась за кисть.
Её первая выставка совпала с Димкиной свадьбой. Она узнала об этом случайно, через каких-то десятых знакомых. И в тот самый миг, когда Ося венчалась с целым миром, Димка венчался с одной единственной его представительницей, на месте которой мечтала оказаться Ося, отдав за это всё, что у неё было. Она холодно улыбалась всем, кто пришёл поздравить её с первым творческим успехом, машинально говорила какие-то замученные фразы, а сама мысленно была там, с Димкой, на его свадьбе.
Её новые опустошающие страдания вылились в чудесную полнокровно-холодную серию прекрасных картин. Она снова не могла удержать себя, чтобы никому не рассказать о том, что твориться у неё внутри. И она вновь откровенничала с миром через своё творчество.
Жизнь шла своим чередом, но Осина жизнь шла Осиным чередом. Она жила от картины до картины, от выставки до выставки. Она ничего не замечала вокруг, кроме моря, которое было так далеко от неё физически, но духовно бушевало в ней ежесекундно.
С некоторых пор Осю стали окружать и люди, такие же художники, как и она сама. Они искренне любили Осю, по-доброму завидовали её таланту и боготворили. Они прорастали рядом с ней и были счастливы прикоснуться к истокам её новых картин. Ося подпускала людей к себе, но не пускала их в себя. Люди любили собираться в Осиной студии и затевать посиделки с шарадами. Ося участвовала во всём этом молча. Ей нравилось быть среди этих людей. Но она не могла жить, ощущать и чувствовать так, как они. Её люди понимали это, пытались понять и её саму, но это было практически невозможно, потому что она и сама не всегда могла понять себя. Но людям было хорошо возле неё, они тайком похищали Осину бушующую энергетику и подпитывали ею своих червей творчества.
Были у Оси и поклонники, точнее поклонник. Он был хорошим и умным человеком. У него, так же, как и у Оси, была творческая работа – журналист. Он оказывал ей красивые знаки внимания, но не мог заменить Димку, который прочно пустил корни в её душе еще в далёком детстве. Сергей знал про Димку и не вмешивался в Осю, не навязывался ей. Он терпеливо ждал, сам не зная чего. А Ося отчетливо осознавала, что ждать ему нечего и честно рассказала обо всём. Сергею было обидно, потому что его мужское самолюбие получило болезненную пощечину, но он словно был привязан к Осе невидимой нитью, и ему казалось, что без него она пропадёт. А если пропадёт она, то пропадёт и он сам. Самому ему пропадать не хотелось, поэтому он потихонечку жил возле Оси, и, как верный пёс, охранял её покой.
Ося тоже ждала. Она знала, чего она ждёт. Она ждала того, что в один прекрасный день Димка появиться в её жизни. Она была уверена в этом и проявляла удивительное терпение. Ей почему-то казалось, что когда Димка станет старым и немощным, то его жена обязательно бросит его, а она подберёт, и будет заботиться. Такой вариант её не очень устраивал потому, что она и сама к тому моменту могла вполне оказаться беспомощной. Старой-то точно, потому что они с Димкой одногодки, а беспомощной тем более. А ещё, в тайне от самой себя, она мечтала о том, что Димка вдруг заболеет и опять же окажется ненужным своей жене, тогда она подберёт его, будет любить, лечить и заботиться. Ося гнала от себя подобные грешные мысли, боясь действительно навлечь беду на Димку. В такие минуты она бросалась в своё творчество, в свои новые картины, как пловец с обрыва в море. И опять изливала себя, свою душу и свои мысли для всего мира.
Это случилось тогда, когда она практически уже перестала ждать. Или ей казалось, что перестала, потому что привыкла за двадцать лет жить своим ожиданием. Её разбудил телефонный звонок. Она нехотя вылезла из теплой постели, в которую попала только под утро, потому что очередной виток творчества решил незамедлительно появиться на свет.
- Привет, - сказала ей трубка.
- Привет, - ответила она и замолчала.
- Не узнаёшь? – спросила трубка.
- Нет, - честно призналась Ося.
- Богатым буду, - заржала трубка противным смехом.
Ося поняла, КТО ей позвонил. Она стояла и не могла поверить в то, что это произошло, и, покорившись судьбе, опустошенно ждала.
- Это я, Дима, твой одноклассник, - уверенно проговорила трубка.
- Привет, - почему-то снова поздоровалась Ося.
- Можно я зайду к тебе? – спросила трубка.
- Конечно можно, я же ждала тебя двадцать лет, приходи уже скорее, - чуть не закричала она, но сдержалась.
- Можно, - тихо проговорила Ося. – Я буду тебя ждать.
- Я зайду через час, - ответила трубка и запикала.
Целый час. Час! «Пять минут, пять минут это много или мало»? А час – это сколько? Час – это шестьдесят минут или двенадцать раз по пять минут. Ей показалось, что это вечность. Она не сможет его дождаться и обязательно умрёт в тот самый момент, когда раздастся стук в дверь. Двадцать лет она ждала этой встречи. Двадцать лет, которые пролетели, как один день, как один час, как пять минут.
- Что же я стою? – всплеснула Ося руками и бросилась переодеваться.
Среди вороха одежды она выбрала своё самое лучшее платье, сунула жемчужные бусины в свою высокую причёску, и стала ждать, сидя у двери. Долгожданный стук раздался чуть раньше, чем через час. Она быстро подошла к двери и распахнула её. На пороге стоял какой-то мужчина непонятного вида с недельной щетиной на лице, запахом трёхлетнего перегара, в помятых, грязных джинсах и стоптанных рваных кроссовках.
- Вам кого? – спросила Ося.
- Тебя, - заржал мужчина знакомым телефонным смехом. – А ты всё такая же!
- Дима? – ужаснулась Ося.
- Да Дима, Дима, - он бесцеремонно ворвался в её квартиру и прямо так в стоптанных и грязных башмаках прошлёпал в гостиную.
- Хорошо живёшь, - присвистнул он, оглядываясь вокруг и оставляя грязные следы на белоснежном Осином ковре. – Слышал, ты художницей стала?
Ося напряжённо молчала. Она то выпадал из реальности, то впадала в неё снова, как маятник, туда-сюда, туда-сюда.
- Ну, чего молчишь? – заржал Димка наполовину беззубым ртом. – Скажи что-нибудь.
- Привет, - снова почему-то сказала Ося и осеклась.
- А помнишь, как ты мне в любви признавалась? – вдруг спросил Димка и подмигнул ей.
Помнила ли она? Если бы он только знал, что творилось с ней все эти годы. Если бы он только знал, как она ждала его, с какой любовью взращивала в себе, как отчаянно отдала ему всю себя без остатка, вместе со своей душой, которая так больше и не смогла никому открыться.
- Нет, - твёрдо ответила она. – Не помню.
- Я эта, чё зашёл-то? – вдруг залебезил Димка. – Займи денег. На работу устроюсь, сразу отдам с первой получки.
Она молча достала свой бумажник, вынула сто долларов и отдала ему. Он радостно схватил деньги, сунул в задний карман своих грязных джинсов и торопливо затрусил к двери.
- Ну, я пошёл, - сказал он. – Если что, ещё зайду как-нибудь.
- Я уезжаю, - вдруг соврала она.
- Да? – удивился он. – Ну и ладно.
Дверь захлопнулась за Димкой, а она стояла остолбеневшая и шумно вдыхала в себя воздух, который был наполнен запахом Димкиного перегара. Ося вдруг подорвалась с места и бросилась к окнам. Она с силой раскрывала их настежь. Ополоумевшая и обезумевшая, Ося бегала по квартире и крутила над головой полотенцем, стараясь как можно быстрее избавиться от Димкиного запаха. Так же как и окно, ей хотелось распахнуть и проветрить свою душу, в которой взращенный многолетней любовью Димка, умер в одно мгновение и его труп уже начал разлагаться, источая удушливый запах. Она задыхалась и изнемогала, пока не схватилась за спасительную кисть. И через мгновение жизни мир потрясла серия её новых опустошенно-прекрасных картин.