Половина света

 
Когда невеличка с оранжево-жёлтым клювом, похожая на карликовую ворону, лишилась чувств перед лопнувшим от удара об асфальт пакетом семян подсолнечника. Когда беcхвостый Люсин кот Муська, завидев нашего зверя, свисающего меланхоличной ушастой мордой с окна, воинственно распушил трубой своё ампутированное после аварии сокровище. Когда я влезла в давно забытое на бездонных полках Леты выпускное платье – белое у горлышка, с мелкими цветочками, переходящими у подола в фантазию на тему сбежавшего на волю какао. Ну, и ещё много-премного всяких когда. Тогда всё и случилось – никак не раньше.


Первый раз я заметила это, когда стала по обыкновению разминать себе спину, засидевшись возле компьютера. Сзади всё безосновательно, как я сначала решила, чесалось и ныло. Я даже попросила тебя посмотреть. Ты плавно оторвался от ноутбука, включил большой свет – и ужаснулся.

- Ой! Завтра отвезу тебя к врачу. Там всё красное и как-то распухло очень.

- Воспаление?

- Не знаю. Но очень нездорово выглядит. И симметрично почему-то.

К врачу ехать не пришлось. Утром на моей спине проклюнулись трогательные цыплячьи крылышки. Это было жутковато и очень смешно.

- Да-а уж. Ты - слишком хорошая, слишком. Лучшая моя половинка, светлая моя половинка!

- И, по-твоему, у каждого хорошего человека теперь должны расти куриные крылья? - я уныло подергала себя за крошечное крыло, но ощущение оказалось неожиданно приятным. Словно горячие искры рассыпались по всему телу, покалывая и щекоча. Словно пузырьки шампанского заиграли под кожей!.. Я зажмурилась от удовольствия.

- У каждого хорошего, конечно, не должны, только у самого-самого! А скажи, у тебя хоть одна злая мысль была за последний год, ну, хоть одна? Ты хотя бы одному человеку обидное что-нибудь или грубое сказала или сделала что-то нехорошее?

- Ну-у, так сразу и не вспомню.

- И я. Даже коту даёшь право раздирать себя на полоски, потому что он старый и у него нереализованный инстинкт охотника... Ты позволяешь этой мерзкой бабище, Валентине, говорить тебе гадости из-за того, что она несчастная, что тебе её жалко, что у неё пьющий-бьющий муж и больной ребёнок... Ты прощаешь всё и всем. Кому можно и кому нельзя.

- А кому нельзя?

- Ну, вот, – ты осторожно подержал меня за изрядно увеличившиеся крылья, которые буквально на твоих глазах наливались мощью и густо обрастали розовым пухом. - Глянь-ка в зеркало, уже из-за спины видно! – с гордостью отступил от меня на пару шагов полюбоваться и покачал головой. – Гламурно так получается – ещё и бусинки бестящие! Надо же!

- Ой, а ведь теперь я, наверное, смогу летать! – комната затанцевала вокруг меня.

- А и полетишь, – ты с внезапной нежностью расправил мне правое крыло. – Тут уже больше метра, пожалуй, будет. Нет, это что-то!.. У моей жены в размахе около трёх метров! Айда на улицу поскорее, попробуем тебя запустить!


- Подожди же! – ох, и нелегко тащить на себе полутораметровые крылья, щедро украшенные перламутровыми бусинками и кристаллами Сваровски. – Ну, пожа-аалуйста!..

Ты бежал впереди меня, не оборачиваясь и не сбавляя темп, и в предвкушении тихонько смеялся:

- Интересно, а эти крылья выдержат двоих? А как эта штуковина вообще работает?

На этой фразе я налетела на тебя, потому что ты вдруг остановился – и стал деловито ощупывать и мять мои плечи, на автомате касаясь шеи.

- Ага, нашёл.

Правильно, у каждого Карлсона должна быть своя кнопка. Но не у каждого Карлсона есть муж. А потому, как только я протянула руку, чтобы потрогать – ты уже со всей дури нажал. А я – полетела.

- Иии-ии... – придушенно свистела я, разом потеряв и дар членораздельной речи, и все остальные полагающиеся мне дары. – Иии-ии...

- Кнопку!!! Между сиськами жми, черт побери!!! А?!! Уже?!! И что??

- Нии-че-го... – неотвратимо отлетая выше 13-го этажа кидала я в эфир.

Нет бы очки нацепить или бинокль взять, не видно же. Но не скрою, мне доставляло большое удовольствие даже без душераздирающих деталей различать своего мужа, мечущегося по земле в неподдельной панике.

И тут в кармане джинсов раздалась "Джингл-беллс". Едва не выронив звенящий рождественскими колокольчиками телефон на асфальт мимо мокрой травы - попробуй тут не промахнуться, я услышала инструктаж:

- Срочно задействуй тёмную половину!

- Что?!! А кто вы? А как это?

- Думай, - последнее, что произнес неведомый спасатель.

"Было бы чем," - неуклонно набирая высоту, сокрушалась я. Свой ум я оставила на земле рядом с мужем. Хотя... Муж? Муж!!! "Итак... первым делом закатываю, если ещё вернусь, истерику часов до трех утра и запрещаю через свой труп ходить на боулинг и в тренажёрный зал", – меня попустило на пару метров. "Прекрасно! Истерика будет со спецэффектами, минимум текста, максимум действия. Непременно ещё выскочу на лестничную площадку поорать, чтобы соседи слышали," - резко дернуло вниз. "Отлично."

Моя находчивость, как оказалось, не знает преград. Я азартно строила чудовищные планы насчет бедной Валентины, сочиняла уничтожающие "ответы" на всякие случаи, изобретала разнокалиберные пакости. Всем и каждому, включая стаю чёрно-кожаных дедулек-рокеров из дома напротив. А ещё террористов, расистов, экстремистов и садистов всех стран и народов, а также родного нашего кота и родственников вообще.

Уже через каких-то пару минут я мягко шлёпнулась в песочницу. Мои ещё недавно такие роскошные крылья, словно шагреневая кожа, сморщились и отвалились сухими розовыми лепестками. Жемчужинки и кристаллы рассыпались по мокрому от летнего дождя песку и превратились в радужные капли.

Встревоженный падением и страшно довольный, ты со всех ног нёсся на детскую площадку. Схватил меня и стал целовать во вздыбленные ветром волосы.

Безотчетная радость подбрасывала меня, словно мячик. Все спасительные идеи без остатка растаяли над голубым небом. Внезапно твои обнимающие руки подозрительно замерли – но тотчас вернулись к моим плечам и, слегка надавливая, стали кружить в районе лопаток, лаская набухающие бугорки.