Дядюшка Гайоз - винодел без высшего образования

Профессору Чоговадзе Афанасию Варламовичу -
виноделу с высшим образованием

*
Во дворе Тбилисского винзавода № 1, откинув борт маленького грузовичка, мы осторожно спускали на землю автоматический анализатор содержания сахара в винном сусле, разработанный в нашем конструкторском бюро по заказу этого завода.
 
Небольшой полутораметровый металлический шкафчик, в котором размещался наш прибор, был не очень тяжёл, и посторонней помощи для его разгрузки не требовалось, хотя к нам уже подтягивались несколько любопытных рабочих, привлечённых манипуляциями незнакомых людей и готовых в обмен на информацию предложить свои услуги.
 
На земле, освободив свой прибор от бумаги и картона, предохранявших стеклянную дверцу встроенного самописца, мы уже приготовились катить его дальше на собственных роликах, когда за спинами окружавших нас людей послышались шлёпающие по асфальту шаги.
 
К нам направлялся невысокий, очень полный пожилой человек с "моржовыми" усами над двойным подбородком и достигающим колен отвисшим животом, в нижней части которого чудом держались мятые приспущенные брюки.

Его свалявшиеся седые волосы прикрывала войлочная сванская шапочка, а ноги были обуты в, не совсем уместные в заводской обстановке, разношенные, без задников коши. Похоже, обладая таким животом с другим видом обуви ему было бы не справиться.

Блокнот и карандаш, торчавшие из нагрудного кармана рабочей блузы, выдавали в подошедшем человеке распорядителя, и, как бы в подтверждение этого, с его появлением окружавшие нас люди почтительно перед ним расступились, а некоторые, которым, видимо, надлежало в это время быть на рабочих местах, поспешили удалиться.

- Рашия сакме? Вина харт?(в чём дело? Кто вы?) - ворчливо спросил подошедший.
- Мы конструкторы, батоно (уважаемый), - пояснил наш Сурен, распознав в спрашивающем лицо официальное, - прибыли, чтобы испытать разработанный для вас анализатор содержания сахара в вине.

- И кто же из вас будет этот самый "анализатор", который определит содержание сахара? - спросил толстяк, насмешливо выпятив из-под усов нижнюю губу.
- Это наш прибор, батоно, который вы видите перед собой.
 
- Вы хотите сказать, что сундук, который вы привезли, обучен вами разбираться в вине? А сами вы, позвольте вас спросить, в этом вопросе уже разобрались?
 
- Видите ли, батоно, - стал разъяснять Сурен, - перед нами стояла другая задача. Вино нас, как таковое, не интересует. Для нас это просто жидкость, красный цвет которой, как мы узнали, зависит от содержания в ней сахара.

Вот мы и создали цветомер (колориметр), который измеряет красный цвет вашего вина и, от того, насколько он красный, сообщает вам в любую минуту, сколько в сусле осталось сахара, ещё не успевшего перебродить в спирт. Нам сказали, что это для вас очень важно.

Если это действительно так, то это как раз то, что этот прибор умеет делать.
 
Наш собеседник слушал объяснения в пол уха и казалось с трудом сдерживал раздражение.
- Хватит, парень, - прервал он Сурена, - для меня достаточно уже того, что вино тебя не интересует. Зачем же ты, спрашивается, пришёл учить виноделию старого Гайоза, которого последние сорок лет интересует именно вино? Кто поручил тебе эту работу?

- Договор подписан главным технологом вашего завода.
- Ах, вот оно что! Значит, этот сундук заказал вам наш образованный технолог. Может быть вы, ребята, тоже с высшим образованием?
- Да, батоно, - подтвердил с достоинством Сурен, - все мы окончили институты.

- Похоже на это. Но не мешало бы вам прежде, чем обучать виноделию железные ящики, всё же поинтересоваться, как эту работу делают люди,
 Сурен благоразумно промолчал.

- Арчил! - обратился наш собеседник, не поворачивая головы, к своему помощнику, не сомневаясь, что тот стоит за его спиной, - займись этими… с высшим образованием.

И, не уделяя больше нам внимания, зашлёпал в своих лишённых задников растоптанных кошах в сторону заводоуправления.

Услужливый Арчил объяснил нам, что говорил с нами никто иной, как сам дядюшка Гайоз - главный винодел прославленного завода, в четвёртом поколении владеющий искусством сбраживания виноградного сока.

Человек-легенда, которому завод вот уже много лет обязан славой своих знаменитых вин, украшенных на бутылочных этикетках оттисками множества золотых медалей.
 
*
Познакомившись, таким образом, с прославленным, но, как нам показалось, не очень любезным главным виноделом завода, мы покорно покатили свой прибор за его помощником.
 
Арчил отвёл нашему анализатору угол в просторном производственном помещении, где размещались два громадных, от пола до потолка чана. В них очередная партия отливающего рубином конечного винного продукта проходила окончательную аттестацию прежде, чем поступить на линию разлива.

Гигантские чаны с вином соединялись между собой толстыми гофрированными рукавами, перехваченными управляющими вентилями с громадными, в размер пароходного штурвала маховиками.

Помещение сияло чистотой. Его пол, стены и сами чаны были выложены сверкающим белым кафелем, включая и стоки вдоль каждой стены, куда уходила вода, когда цех мыли палубным способом из брандспойтов.
 
Нам объяснили, что сбраживание виноградного сока, по сути, процесс микробиологический, и время от времени случалось так, что, несмотря на старания персонала, виноградное сусло поражала инфекция.

Тогда содержимое обоих чанов отбраковывается и вместо разливочной линии попадает в канализацию, а сами ёмкости после этого долго и тщательно под напорными струями воды отмываются и дезинфицируются.
 
Наше непосвящённое воображение поражала кажущаяся лёгкость, с которой в этих случаях уничтожалось несколько центнеров почти готовой продукции по той ничтожной причине, что в её состав затесалась какая-то неправильная агрессивная бактерия способная, безнаказанно размножаясь в полноценном вине, превратить его в столь же полноценный уксус.

Конечно же, нам объяснили, что решение о столь дорогой издержке, как слив и дезинфекция всей линии сбраживания, всякий раз принимается не просто так, а только после протокольного заключения заводской лаборатории.

Но Арчил уверял нас, что не было случая, чтобы этой лаборатории, как бы часто не отбирала она свои контрольные пробы, удавалось сделать заключение об инфекции ещё до того, как на самой ранней стадии её обнаруживал главный винодел.

Уверенный в своём заключении дядюшка Гайоз в таком случае отправлял в лабораторию внеочередную пробу для формального анализа, а сам, не дожидаясь его результатов, безжалостно, по одному ему известному признаку спускал содержимое чанов с заражённым вином в выложенные белым кафелем цеховые стоки.

 *
Пристроив свой прибор к источникам питания и оборудовав рабочее место для испытателя, мы попросили Арчила представить нас главному технологу, инициатору внедрения на заводе технических новшеств.

Борис Георгиевич Лежава - моложавый, с бритым холеным лицом, в безупречном костюме и модном галстуке под накрахмаленным воротничком белоснежной сорочки, подтянутый и подвижный внешне был прямой противоположностью нашему давешнему собеседнику.

Успешные результаты предварительных лабораторных испытаний нашего прибора были ему уже известны, и он выразил уверенность, что в заводских условиях эти результаты подтвердятся.
 
За общим кофе, который любезно приготовила нам его помощница, Борис Георгиевич несколько посвятил нас в историю вопроса.

Дело было в том, что руководство Самтреста, монопольно ведающее в республике производством и реализацией алкогольной продукции, прекрасно сознавало, что славой и популярностью своих вин прославленный завод № 1 в последние годы обязан исключительно заслуге своего старейшего винодела.

Однако его преклонный возраст ставил перед руководителями правомерный вопрос о преемственности. Сыновей у дядюшки Гайоза не было, и секреты уникального умения, которым он владел, должны были уйти вместе с ним, поскольку семейная традиция разрешала передавать их только от отца сыну.

Поборники ремесла пытались предложить ему усыновить преемника. Однако набожный дядюшка Гайоз заявил, что если Господу угодно было прервать династию виноделов с его фамилией, то он не станет вмешиваться в Божий промысел и пытаться его поправить.
 
С неизбежным уходом от дел дядюшки Гайоза оставалось рассчитывать только на внедрение высоких технологий. В поисках лидера этой реформы в должности главного технолога завода выбор пал на относительно молодого учёного винодела Георгия Лежаву.

Тогда ведущего специалиста прославленного хозяйства Абрау-Дюрсо и, что немаловажно, этнического грузина.

Возможность возглавить комплексное внедрение новых технологий на одном из известнейших среди виноделов Тбилисском винзаводе № 1 было для Георгия, как специалиста, перспективой весьма заманчивой, но не бесспорной.

Он хорошо знал этот завод и по сыновни почитал патриарха грузинского виноделия дядюшку Гайоза, много лет удерживающего на международном рынке авторитет грузинских вин, одного из последних потомственных феноменов интуитивной органолептической традиции сложившейся в виноделии испокон века.

Георгий не допускал для себя возможным принять предложение, которое хоть в какой-то степени могло означать вытеснение признанного заводского патриарха.

Соглашаясь с назначением, он поставил условие: наряду со своей должностью главного технолога, которому будет поручено реформирование завода, предусмотреть со всеми правами должность главного винодела, которую сохранить за дядюшкой Гайозом пожизненно.
 
Преданный прежде всего делу, добросовестный учёный искренне считал совершенно необходимым при внедрении научных методов виноделия сохранить тонкости традиционных способов, наработанных веками.

- Я и вас прошу, - обратился он к нам,- не противопоставлять себя деятельности дядюшки Гайоза и при всех случаях проявлять к нему глубокое уважение.

Какие могли быть у нас возражения.
 
- Сейчас, - разъяснил Борис Георгиевич, - это особенно важно, поскольку на заводе со дня на день ждут известий из Парижа, где на очередной международной винной ярмарке продукция Грузии представлена именно винзаводом № 1.

Не удивительно, что все, и в первую очередь главный винодел, в ожидании результатов немного нервничают.

Мы обещали главному технологу стараться изо всех сил, но случилось так, что уже на следующий день умудрились провалить простое поручение главного винодела.

 Дело было так.
С утра в том помещении, где нас пристроили, дядюшка Гайоз забросил в первый чан гофрированный рукав, по которому в него стала поступать свежая партия вина. Собираясь отойти по другим делам, он попросил нас по мере заполнения вином первого чана перебросить поступление вина на чан второй. При этом, не посчитав нужным пояснить, как именно это следует сделать.

Cамостоятельно определив, что гофрированный рукав, по которому поступает вино в первый чан, связан трехходовым вентилем с таким же рукавом, опущенным во второй чан, мы приготовились в нужный момент, провернуть маховик, чтобы переключить винный поток с одного чана на другой.

Спокойно дождавшись, когда первый чан заполнится до верха, мы взялись за этот маховик, но к своему ужасу не смогли втроём сдвинуть его с места.

Уровень вина подбирался уже к краю чана, а мы беспомощно топтались у злополучного маховика, не зная как избежать перелива. Просить о помощи в таком простом деле было совестно.

И только когда вино стало из чана перетекать и обильно заливать кафельный пол, один из нас побежал наконец искать главного винодела.
 
Дядюшка Гайоз, выслушав взволнованное сообщение нашего товарища, и со словами: "что же ещё можно было ожидать от людей с высшим образованием…" двинулся в нашу сторону, не подумав при этом даже прибавить шагу и, как нам показалось, именно для того, чтобы ещё более усугубить нашу вину.

К его приходу вино из первого чана уже во всю переливалось через край и растекалось по всему цеху. Вид загубленного по нашей вине дорогого продукта поверг нас в панику, и мы наперебой стали оправдываться перед виноделом в том, что во всём виноват заклинившийся маховик.
 
Дядюшка Гайоз, не обращая на нас внимания и ничуть не торопясь, шлёпая кошами по щиколотку в вине подошёл к переполненному чану, не спеша, выдернул опущенный в него рукав, и, так же не спеша, перетащил и забросил его во второй порожний чан.

Во время этой манипуляции из гофрированного рукава всё время продолжало хлестать вино, обильно проливаясь на кафельный пол и переполняя белоснежные сливы.

Дождавшись окончания операции, расторопный Арчил задействовал брандспойт, с помощью которого смыл с пола не менее, чем пару бочек вина, заодно обмыв коши на ногах дядюшки Гайоза, который, не обернувшись к нам, зашлёпал в них прочь.
 
Мы были подавлены случившимся, но Арчил разъяснил, что, поручая нам перебросить заполнение с одного чана на другой, дядюшка Гайоз имел ввиду именно то, что сделал на наших глазах.

Только и всего. А вентиль, который мы пытались провернуть, не работает уже несколько лет.
 
После этого случая мы поняли, что в масштабах заводского производства потеря пары бочек вина ради переброски шланга из чана в чан ровным счётом ничего не означает. Хотя нам всё-таки казалось, что для этого не мешало бы отремонтировать вентиль.
 
- Не удивляйся, Арчил, их поведению, - заметил дядюшка Гайоз по этому поводу своему помощнику, - люди, имеющие высшее образование, самых простых вещей, как правило, не понимают.

*
Оскандалившись с заполнением чана, мы сосредоточились на работе c нашим прибором и, сняв очередную диаграмму его показаний, решили как-то отлучиться в город перекусить.

Подошедший дядюшка Гайоз поинтересовался, куда это мы собрались. Узнав, что в ближайшую чебуречную, спросил насмешливо, не то ли это заведение, где чебуреки начиняют собачим мясом?

- Да нет, - возразили мы, - там кушают многие, и, похоже, никто не жалуется.
- Ещё бы. Для того, чтобы пожаловаться, надо остаться в живых, - резонно заметил дядюшка Гайоз, - не удивлюсь, если узнаю, что эти чебуреки там ещё и запивают пивом.

- Да, - подтверждаем мы, - там действительно подают бочковое пиво.
- В которое, наверняка, подмешивают стиральный порошок для большей пены.
Мы замешкались с ответом, готовые уже отказаться от своей затеи.

- Арчил, - тем временем невозмутимо распорядился дядюшка Гайоз, - раз уж нашим специалистам приспичило идти в свою чебуречную, дай им на троих малую канистру вина. Для дезинфекции.

Арчил нацедил нам в небольшой пластиковый резервуар из тех, что предназначались для отбора лабораторных проб, свежего вина, и это было замечательным дополнением к охаянным дядюшкой Гайозом чебурекам.

Но самое приятное заключалось в том, что, выполняя волю своего шефа, Арчил без напоминания стал повторять эту операцию в каждый обеденный перерыв всё время, пока мы работали на заводе.
 
От самого дядюшки Гайоза мы узнали, что дезинфекцию он помянул не случайно.
- Натуральное вино, молодые люди, - поведал он нам, - действительно обладает бактерицидными свойствами, об этом знали ещё в древности. В наше время известно, например, что холерные и тифозные палочки погибают в нём в течение 5 - 30 минут.

Поэтому сухое столовое вино полезно пить, особенно летом, не только для утоления жажды, но и для профилактики.

Так, сами того, не желая, попав на завод для решения чисто технических вопросов, мы стали погружаться в подробности виноделия, и каждый день узнавали для себя много нового.

Помимо дядюшки Гайоза, нашим просвещением, при случае занимался и Борис Георгиевич Лежава. От него мы так же узнавали новые для себя подробности из истории виноделия.

Например, о том, что, на протяжении нескольких веков до нашей и нашей эры люди на полном серьёзе верили, что сок плодов становится опьяняющим оттого, что в нём поселяется особый дух.

По имени этого духа, который римляне называли спиритус вини, а арабы - алкоголь, опьяняющие напитки стали именовать спиртными и алкогольными.

И только в VIII веке алхимики сумели выделить пьянящее вещество, которое по традиции назвали спиртом, всё ещё не понимая, откуда оно берётся.

После этого человечеству понадобилось ещё 11 столетий, чтобы только лишь в XIX веке (1809) химик Бехер открыл, что спирт образуется во время брожения сахаристых веществ.
 
*
Настал день, когда из Парижа пришли хорошие вести. Грузинские вина, представленные винзаводом № 1, в очередной раз получили при дегустации высшую категорию качества и были награждены новыми медалями. Заводской народ ликовал, адресуя поздравления в первую очередь своему главному виноделу.

Шлёпая кошами при переходе из цеха в цех, сам главный винодел от поздравлений отмахивался, но было видно, как под кустистыми бровями пламенным огнём полыхают гордостью его глаза.

Общее настроение дядюшки Гайоза заметно улучшилось. Теперь в его как всегда насмешливой манере общения стало преобладать более свойственное ему добродушие.

Все эти дни в разговорах с нами он до сих пор не касался темы нашего прибора, а однажды вдруг как-то подошёл и сам завел разговор по поводу анализатора, которого ранее не замечал в упор.
 
- Так говорите, что эта штука сама распознаёт в вине сахар? - спросил он без тени прежнего сарказма. - Как же всё-таки она это делает?
- Очень просто, - охотно взялся за объяснение наш Сурен, - дело в том, что красное вино само распознаёт в себе сахар и в зависимости от его концентрации слегка меняется в цвете.

Наш прибор на самом деле измеряет в вине величину этих изменений цвета и вычисляет на этом основании остаточное содержание в нём сахара, ещё не перебродившего в спирт.

- Я тоже знаком с этим свойством вина, - признался уважаемый винодел, - и тоже проверяю его, разглядывая всякий раз на свет колбу с пробой, а что для этого делает ваш прибор?

- То же самое, батоно, - заверил его Сурен, откинув для демонстрации панель датчика, - видите горящую лампочку? Это ваш глаз. Луч от неё проходит через прозрачную кювету с пробой вина и попадает на фотоэлемент, который и реагирует на изменение его цвета.

- А что дальше?
- Дальше всё просто. Сигнал от фотоэлемента управляет стрелкой и пером самописца, на шкале которого вы можете в любое время считать не только количество сахара в эту минуту, но и проверить по записи, как оно менялось предыдущее время, пока вы были заняты другими делами.

- А если я прозеваю нужный момент, чтобы вовремя взглянуть на ваш прибор? - хитро прищурившись, уверенный, что задаёт вопрос на засыпку, спросил дядюшка Гайоз.

- Это исключено, - заверил его Сурен, - на приборе есть уставки, которые вы можете заранее закрепить на шкале против любых контрольных значений концентрации сахара, и, если они будут достигнуты, прибор включит громкий сигнал, чтобы привлечь ваше внимание, или самостоятельно отрегулирует процесс сбраживания.

- Как это самостоятельно? - с нескрываемой ревностью спросил дядюшка Гайоз.
- Он сделает то, что сделали бы вы на его месте. Добавит до нормы в сусло сахар или наоборот разбавит его водой.

- Вы считаете, что я способен сфальсифицировать процесс? - с деланным возмущением встрепенулся дядюшка Гайоз.
- Нет, конечно, - мужественно оборонялся Сурен, - фальсификация происходит только тогда, когда в сусло добавляют инородный продукт. А вода и сахар имеются в натуральном винограде изначально, поэтому являются добавками естественными и качества вина не портят.
 
- Вы и это знаете? - удивился дядюшка Гайоз.
- Это не мы, - признался честный Сурен, - просто всё это прописано в техническом задании, которое составил ваш главный технолог Борис Георгиевич Лежава. Мы только исполнители.

В тот день разговор на этом прервался.

*
Глядя со стороны на необъятный живот дядюшки Гайоза, в его владельце легко можно было предположить ублажающего себя чревоугодника. Возможно, когда он его наживал, так оно и было.

Однако, мы познакомились с ним уже в то время, когда он пытался всеми силами от него избавиться, и для этого очень ограничивал себя в еде. Во всяком случае, днём все, что он мог себе позволить, это были несколько стаканов зелёного чая, которым он утолял жажду и в который ещё и верил, как в средство похудения.

Как-то раз дядюшка Гайоз подошёл к нам после своего дневного чаепития, держа в руках стеклянную баночку с пиленым сахаром, который он любил употреблять вприкуску.

- Скажите, любезные, - обратился он к нам, - почувствует ли ваш прибор сладость, если мы положим ему в "рот" кусочек моего сахара?

Наш прибор был подключён к контрольной пятилитровой ёмкости с вином. Мы взвесили сахарный кубик дядюшки Гайоза, который оказался весом в пять граммов, и предсказали изменение показания прибора на одну десятую процента.

После чего, растворив кубик в ёмкости, показали уважаемому виноделу, что на деле всё именно так и произошло.

Наглядная демонстрация способностей бездушного прибора ввергла дядюшку Гайоза в глубокую задумчивость.

- Выходит то, что до этого делали мои глаза и мозги, легко выполняет ваша лампочка и та лепёшка, которую вы называете фотоэлементом?

- Но это же не единственное, что делают ваши глаза и мозги, - стали мы уверять заводского патриарха, - освободившись от этих забот, вы сможете заняться вещами более важными, где вы всегда будете незаменимы.

- Ладно вам, - остановил он с грустью наши утешения и, удручённый раздумьем, побрёл в своих шлёпающих кошах прочь.

В последующие дни мы были заняты тем, что актировали с участием заказчика суточные диаграммы контрольных показаний нашего прибора, которые снимали с опечатанного самописца.

Чтобы завершить работу, надо было без сбоя получить подряд 31-у безукоризненную диаграмму. Работа ладилась, и дело благополучно продвигалось к концу нашего пребывания на заводе.

*
Дядюшка Гайоз в последнее время появлялся на нашем участке редко. В соседнем цехе формировалось сусло для сбраживания очередной партии вина, и там были какие-то проблемы.

До этого в разговорах с нами он несколько раз возвращался к вопросу автоматической сигнализации при запредельной концентрации сахара.

Видимо именно эта функция нашего прибора его особенно занимала. Однако для нас это была очень простая задача, не вызывающая никаких сомнений и не требующая специальных испытаний, но мы пообещали, что после получения полного набора контрольных диаграмм перед своим уходом обязательно продемонстрируем главному виноделу, как это происходит.

На деле же случилось так, что наш анализатор поднял тревогу гораздо раньше и притом без нашего ведома. В последнее время мы, успокоенные стабильной работой прибора, стали частенько отлучаться с рабочего места, оставляя его без присмотра.

И вот однажды, прохлаждаясь в заводской курилке, мы неожиданно услышали со стороны покинутого анализатора знакомые звуки тревожной сирены.

У прибора мы застали растерянного дядюшку Гайоза, в руках которого была знакомая нам баночка из под сахара и на этот раз пустая.

- Кажется, я перекормил прибор сладостями, - признался он в смущении.
Как выяснилось, проходя после дневного чаепития мимо нашего прибора, дядюшка Гайоз решил самостоятельно ещё раз проэкзаменовать его на чувствительность.

Он, как и мы, кинул в контрольную ёмкость с вином кубик сахара и потом, чтобы убедиться, что прибор действительно наращивает показания с каждым новым кубиком, стал опорожнять свою баночку, пока не завыла сирена.

Вид у него был очень виноватый, и нам с трудом удалось его заверить в том, что ничего страшного не произошло. Мы отключили сигнализацию, обновили содержание контрольной ёмкости и заправили в самописец новую диаграмму.

Живой интерес, который легендарный винодел проявил к нашему прибору, был для нас гораздо дороже тех незначительных хлопот, которые он нам доставил. После завершения испытания анализатора на контрольных растворах, мы решили подключить его для параллельного анализа производственным процессом, которым продолжал управлять дядюшка Гайоз.

Главный винодел имел обыкновение в процессе спиртового брожения в сусле делать контрольные записи остаточного содержания сахара, по которому он определял уровень алкоголя, не допуская его превышения в сухом вине более 11-12 %.

Когда очередная партия сбраженного сусла была готова, мы извлекли из самописца ленту с записями, которые сделал наш прибор, и попросили дядюшку Гайоза сверить их со своим блокнотом. Он ничего не сказал нам о результатах сверки, но бумажную ленту не вернул.

 На следующий день он спросил нас, собираемся ли мы увозить после испытания свой аннализатор, и когда узнал, что мы можем оставить его на заводе для опытной эксплуатации, то велел Арчилу не отходить от нас пока тот не усвоит все необходимые инструкции и не приобретёт навыки обращения с прибором.

Главный технолог Лежава, прежде, чем утверждать протокол о результатах наших испытаний, предложил завизировать его у Главного винодела.

Дядюшка Гайоз прочитал протокол и вместо визы поставил на нём свою утверждающую подпись, которую Лежава безропотно заверил заводской печатью.

Нам оставалось только собрать свои инструменты и покинуть завод.

Дядюшка Гайоз пришёл в цех, чтобы обнять каждого из нас на прощание, которое было так не похоже на наше первоначальное знакомство.

- Приходите, ребята, - приглашал он на этот раз радушно, - на заводе вам всегда будут рады.
Потом этого показалось ему мало.
 
- Арчил, - распорядился он, - организуй-ка нашим образованным ребятам с собой вина.
- Сделаю это с удовольствием, батоно, - с готовностью отозвался тот.
- В большую канистру!
- Именно так, батоно.
- Каждому!
- Да, батоно, как же иначе.

Мы ещё раз оглянулись на покидаемое своё детище и обретённых на заводе новых друзей, после чего отягощённые дарами дядюшки Гайоза двинулись на выход.
 
Предупреждённый по телефону заводской вахтер вышел из-за стойки и приглашающим жестом проводил нас с нашими канистрами через проходную.

- Гайоз позвонил. Сам! - уважительно вытянул он вверх указательный палец, отвечая на недоумённый вопрос напарника.

Москва. 2005