Шостаковичу уже сто, а тебя всё нет - Дмитрий Гендин
Но странными человечками кажутся уже и сами исполнители любой классики.
Тебя не будет. Хотя я молил об обратном в близкой к консерватории церкви св. Татьяны. Заведения на Большой Никитской: Суши-бар, магазин «Мебель Англии», кафе «Белая Русь». Около сидящего без движения «Чайковского» что-то играли новаторы, собирая дань.
«После третьего звонка вход в зрительный зал не допускается». Ты не пришла…
Пока странные человечки в странных чёрных костюмах с бабочками на шеях не вышли (а они будут такими – не сомневайтесь!), я крутил программу и билет. Впереди и справа сидели иностранцы. Японцы, по-видимому. Англичане, по тому, что слышу из их речи.
Малый зал консерватории. 19 сентября, вторник, 19.00.
Исполнители: «Московское трио»:
Александр Бондурянский (фортепиано), похож на доброго тролля,
Владимир Иванов (скрипка), как будто готический гном,
Михаил Уткин (виолончель), благородный эльф.
Орган напоминает нечто бутафорское. Медь там явно мешает.
В программе: Шостакович Д. Д.
Трио, соч.8.
А тебя всё нет.
Соната для скрипки и фортепиано, соч.127.
На твоём месте какой-то студент.
Соната для виолончели и фортепиано, соч.40.
Молодёжи не много.
Трио, соч.67.
Есть типичная внучка моих лет с пожилой бабушкой. Но и ревностью тебя не пронять.
В камерном жанре. Вечер первый: К 100-летию со дня рождения
Дмитрия Шостаковича (буква «Ш» как струны, а «Ч» из слова «виолончель»).
Тролль, гном и эльф вошли после пафосных слов объявившей горностаевой дамы. «Шо-стакович! Кон-церт! Для-трио!»
И тут я пустил свои ассоциации. Какие-то крылатые коты из снов прилетели и начали танцевать под крики пьяной шарманки. Реки текли дождями наоборот. Волк увозил Ивана Царевича на Т-34 («Ленинградская симфония», та, которая «про фашистов», и тут напоминала о себе, хотя эти произведения-то явно не военные; наверное, всё творчество великого человека главным его шедевром отдаёт). Где скрипка, а где виолончель? – спросила бы ты. Или я плохо о тебе думаю? Виолончель больше и светлее. Басистее что ли. А слёзы от скрипки дают питание зрительским цветам, которые радостно подносят в паузы и по окончании. Слёзы эти из воска, но тягучие, как резина. Пахло морозом. Отсвечивал огонёк электрической лампадки за спиною эльфа. Туманы и краски, стон и танец, тюрьмы и неведомые королевства. Всегда думал, что по музыке нужно писать новеллы. Какой-то Спас на крови, который построили на месте смертельного ранения Александра II в Санкт-Петербурге. Музыка трехцветных куполов: лазурь, белёсый, сине-зелёный. Ты такое пропустила!
В антракте глазел в окно на Большую Никитскую, наполнявшуюся душами-огнями, сгустками энергии шаровых молний. Картины в холле были причудливы: на одной изобразили сразу все русские народные сказки, а на другой – темнота исполнительского фрака и рыжее смычковых.
Это не волнение, но трепет мысленных эмоций и чувственного разума, игра в сказку через ассоциации. Его музыка дает что-то вроде особо приготовленных маковых зёрен. Но Шостакович – не опиум, хоть и галюциногенный эффект, как ты заметила, тот же, он – безвозмездная радость, философия в музыке, практически Кант симфонии. Он не тяжел и не заунывен, как тебе могло показаться по-на-слышке, но это вес, та гиря, которая накачивает мышцы слухового духа. Это природные звуки, такие естественные, словно играют не инструменты, а сердце разливается перед нами в лучезарный океан. Всему виною – его скрипки. Это любимые его персонажи, орудия, карты. Смычёк прошёл по нейрону или сосуду, и вот он – «божественный укол». Шостакович – мой тезка, а его отец – тёзка моего отца, мы – бинарные тёзки. Это тоже накладывалось на общий психологизм громыхания воздуха. Я ясно видел какой-то ужас, но не беса, а чистый, абсолютный ужас, который скоро проползал. Так Дмитрий Дмитриевич шутит. Другой вид музыкального юмора – намекнуть на заученную мелодию и обмануть ожидание стереотипа... А всё-таки его скрипка – жертва маньяка
Концерт заканчивался, а тебя всё не было. Ты на каких-то соревнованиях. Действительных ли? – не более, чем эта музыка! Ты – моя неуловимая реверберация, – ты так же исчезаешь; и тебя сейчас нет, и мир пуст как тишина. А вместе мы, наша история, – скерцо.
Итак, отгудели последние аккорды. Только что полученные чайные розы исполнители отдали портрету виновника торжества, который следил за нами и слушал нас – слушателей. С Днём рождения, Митя! В моём возрасте ты уже дебютировал со своей первой симфонией, а что делаю я? Эх, мне бы так работать! Мы оба Митьки, оба – очкарики. «Так в чём же дело, мой юный поклонник?» – спросил Шостакович… Но что ж я буду тебе об этом диалоге рассказывать.
Трагедия родилась из духа музыки. Как жаль, что ты не пришла на концерт.
25-30 сентября 2006.
Москва.
Свидетельство о публикации №207030900058
Концовка замечательная. Не знаю, правда, почему, но...
Интеллектуальная 12.03.2007 09:38 Заявить о нарушении