Вторая наша эвакуация из Дебальцево - часть 1

От составителя:
Начало смотреть I и II главы - "ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА" и "Немецкая оккупация 1918 г. и партизанская борьба".
*******************************************************

III. ВТОРАЯ НАША ЭВАКУАЦИЯ ИЗ ДЕБАЛЬЦЕВО, ЗАТЕМ РЕЭВАКУАЦИЯ И ВОССТАНОВЛЕНИЕ ХОЗЯЙСТВА.

Как я уже писал, Дебальцево мы заняли 9 марта 1919 г., а к концу мая 1919 года Деникинские полчища начали широкое наступление против нашей повстанческой Армии Донбасса и стали угрожать Дебальцево.

Теперь в эвакуационную комиссию входили: Председателем - Змиёв Иван Архипович, члены: Спиридонов Т.Н.и Баранов - вагонник. Времени у нас опять было мало, но мы подготовились лучше – вывезли всё имущество, паровозы и семьи совработников.

28 мая 1919 г. мы оставили Дебальцево вторично, и вместе с отходящими войсками двигались на север и бесконечные вереницы эвакуированных эшелонов, в том числе и наш дебальцевский в 45 вагонов.

С советскими войсками отходила и вся молодёжь, не желавшая служить в Армии белых, в этом числе и наш Чернуханский партизанский отряд, во главе с командиром Шушпановым, теперь уже переименованный в роту 11 повстанческого полка, а за ним и чернуханская молодёжь призывного возраста. На этом и закончилась наша партизанская эпопея.

Лента движущихся эшелонов растянулась на сотни километров, и эти эшелоны напоминали кочующих цыган. На каждой остановке, а их было в пути очень много, семьи вылезали из вагонов без лестницы, вытягивали детей. Разводили костры, готовили пищу. Эшелоны внезапно трогались один за другим. Люди на ходу цеплялись и садились в вагоны без удобств и срывались. Поднимали крик, срывали стоп-краны, останавливались, вновь усаживались, и всё же жили и двигались дальше.

Вывезенных продуктов оказалось мало, хватило на всех ненадолго, и скоро началась борьба за существование, торговля и обмен. Обмен всякого барахла на продукты питания приобрёл решающую форму питания. За деньги ничего не продавали. Но где же набраться этих лишних вещей? У большинства ничего не было лишнего для обмена и началась голодовка. На привокзальных рынках обычно продуктов питания было очень мало, а желающих купить очень много, получались скандалы, едущие вырывали из рук торговок всё, что попало, и не платили, те закатывали истерики, что-де их грабят среди бела дня.

Первые две недели мы с женой могли кое-что менять и кое-как питались, а потом менять было нечего и перешли на положение голодных.

Между Киевом и Коростенем поезд наш остановился, где было много грибов. Все бросились собирать грибы, не удержались и мы с женой, хотя оба плохо разбирались в грибах. У нас их нет. Собрали порядочно, помыли, почистили, поджарили и стали кушать. И, о бедствие – мы отравились грибами. Первым заболел я. Начался понос, рвота, затем жуткие судороги, мучительные боли сердца. Переносить эти муки не хватало сил. Я считал, что пришел мне конец. Не убили на фронте, так теперь будем погибать от грибов. Но жене удалось выменять на платье кувшин кислого молока или простокваши. Очень холодной, а был жаркий день. Я глотал это молоко по чайной ложечке почти весь день, и мне стало легче. Ночью я уже уснул. В это время заболела жена. Так как я был очень слаб, а жена Ивана Алекс. Змиёва, ехавшая с нами в одном вагоне, боялась подходить к нам, так как какой-то лекарь заявил, что мы заболели холерой. Жене никто никакой помощи не оказал, и она утром умерла.

Покойница Прасковья Прокофьевна по отцу Баранова, по первому мужу Портнова была преданная нашему делу и разделяла со мной все горести нашего подполья. Хотя была беспартийной, но подлинный беспартийный большевик. Она вместе с нами участвовала в боях. За своего мужа-бандита, как нас величали, её часто арестовывали и даже избивали. Но она была очень вынослива и твёрдого характера и ничего врагам не говорила. Я не потому говорю о её достоинствах, что она моя жена, а потому, что она была моим другом и товарищем нашего дела, и вполне заслужила, чтобы мы отдали ей последний долг, как боевому товарищу. Вечная ей память и слава.

Есть пьеса «Незабываемый 1919 год». Да это верно, тяжелый и незабываемый 1919 год и для меня. Я потерял хорошего друга жизни. Я перенёс тяжёлую болезнь – отравление и ехал в Москву очень слабым, в то время как враги затягивали петлю голода над Москвой. Наш эшелон двигался к Москве. Мы знали, что там голодно и трудно, но стремились туда скорее. И вот мы в Москве. Я ещё очень слаб, но кое-как двигаюсь. Сдал всё имущество в НКПС. Парт Архив – в ЦК партии, и пошел в отдел кадров просить, чтоб меня назначили куда-либо, где спокойнее, чтобы я мог поправиться, и меня послали на ст. Оренбург, где я работал в партбюро ст. Оренбург и инструктором губкома, часто выезжал на хутора и на станции с докладами. С питанием было хорошо, и я поправился. Активно работал по борьбе с эпидемией тифа и заболел возвратным тифом. Всего пробыл в Оренбурге с октября 1919 г. по январь 1920 г. Когда конная Будённого освободила Донбасс, нас всех, украинцев и донбассовцев, реэвакуировали отдельным эшелоном в г. Харьков.

В Харькове я был назначен завучполитом Дебальцево, то есть заведующим участковым политотделом, где и работал с февраля по август 1920 года. Я должен с искренней благодарностью признать, что это была прекрасная работа и полезно использованное время.

Политработа была для меня малознакомой и трудной отраслью. Так как до этого я был недолго секретарём Подрайпарткома в Дебальцево и ещё меньше инструктором губкома в Оренбурге. И мне было трудновато охватить политработу такого большого участка. Однако работа эта меня захватывала и льстила. Ко мне обращались партсекретари со всего участка и рабочие узла по всевозможным вопросам, и я часто краснел, так как не мог удовлетворить ответом. Тут я понял, что мало, очень мало работал над собой, над своим политическим развитием.

К моему счастью, вскорости на ст. Дебальцево был создан и разместился Политический отдел Донбасса во главе с видным большевиком товарищем Магидовым и его заместителем товарищем Фёдоровым, бывшим членом ЦК партии. При политотделе Донбасса был подобран очень сильный инструкторский коллектив агитаторов и пропагандистов. Всем дебальчанам того времени был известен выдающийся трибун и оратор товарищ Дук. Очень хорошо и сдержанно выступали товарищи Магидов и Фёдоров и другие инструктора и пропагандисты. Я был зачарован ими и восторгался их обширными знаниями. Такое же удовлетворение получали и остальные дебальчане. Обычно на их доклады, беседы и лекции набивался наш ж.д. клуб, бывшая ремесленная школа казарменного типа, до отказа. Это была замечательная школа политпропаганды для всех дебальчан, а для меня академия. Я не пропускал ни одного доклада, беседы и лекции, и сам учился выступать так содержательно. И скоро выступал с докладами о международном положении и на специальные железнодорожные темы наравне с ними.

Кроме сильнейших работников Политотдела Донбасса в Дебальцево в это время работали сильные товарищи на советской работе, как тов. Иванов Николай Геннадьевич и Горшков Максим, а секретарём Горкома – тов. Прокофьев. Так же достаточно сильными были железнодорожные ответственные работники: тов. Школа И.П.- комиссар депо, Дубовой-Буров – комиссар движения, Спиридонов Т.Х. – комиссар вагонного участка, а на заводе – тов. Беликов и другие.

В старом клубе железнодорожников проводились почти ежедневно доклады, беседы и лекции, и клуб не вмещал всех желающих послушать. Отлично поставленная политмассовая и культработа способствовала политическому росту и сознательности широких масс, успешному налаживанию работы железнодорожного транспорта и завода и явилась результатом большого роста партии.

В 1919 году я был секретарём Дебальцевского подрайпарткома. Райком был в Енакиево и мы подчинялись непосредственно Губкому в Артёмовске. И могу определить, какая огромная разница между этими двумя годами. Сколько тогда мы не проводили партнедель для роста партии – роста фактически никакого не было. Правда, тогда обстановка была трудная и недостаточно устойчивая для советской власти. Шла война между партизанской и повстанческой Армией с белыми армиями Деникина и кто кого одолеет – было ещё неясно. И вся наша партработа была направлена на помощь фронту. Правда, эта помощь была явно недостаточная. Мы знали, что в партизанских отрядах и повстанческих полках не было ещё политруков, и партработа сильно хромала. Ведь не секрет, что среди наших воинов ходила легенда, что они воюют за большевиков, но против коммунистов, против коммун. И наша ж.д. парторганизация не находила время и умения для партработы среди бойцов. Не было и опыта. Известно, что в результате недостаточной политвоспитательной работы и несоветских действий комбрига Дыбенко, он был убит своими же бойцами на путях ст. Дебальцево, и, благодаря действию враждебных элементов, его труп долго валялся среди путей, так как бойцы были озлоблены и не давали похоронить его.

Так же известно, что партизанские отряды создавались стихийно по принципу землячества. Они хорошо дрались за свои города, шахты, заводы и сёла, за свои углы, а когда потребовалось преследовать и добить врага далеко от своей хаты, они никуда не годились. Партизанская армия стала изживать себя, так как для одинаково активных действий в любом месте не годилась.

Как только наши войска ушли за Дебальцево в сторону Чистяково-Иловайское, так обнаружилась их слабость. Дескать, они своё дело сделали, Дебальцево заняли, а дальше трава не расти. Появились даже признаки разложения в неплохом отряде Зелёного.

Комбриг Дыбенко нервничал, злился и стал применять методы расправы белых генералов, чуждые советскому духу. То есть выстраивал часть, не выполнившую его приказ, отсчитывал десятого, а иногда и пятого, и на глазах всех бойцов расстреливал их. Однажды выстроенные для такой экзекуции бойцы возле вокзала Дебальцево взбунтовались и пошли на комбрига Дыбенко. Он испугался, стал уходить, вскочил на тормозную площадку осаждаемого эшелона, а по нему открыли огонь и убили.

Перед нашей парторганизацией стал вопрос, как же быть с трупом комбрига? Мы пригласили к себе исполняющего обязанности комиссара бригады тов. Семёнова для совета, а он выступает и заявляет: «собаке собачья честь». Нас это огорошило. Говорим: «Но ведь он советский комбриг, назначили его, видимо, с ведома партии?» Семёнов говорит: Я не знаю, был ли он членом партии. Он ни разу со мной ни о чём не советовался. На партсобраниях не присутствовал. Вел себя как неограниченный хозяин и самодур. Мы были поставлены в тупик. И всё же в полночь подали вагон, положили труп в вагон и отправили на ст. Ломоветка и зарыли в могиле без всяких знаков.

Этого Дыбенко* не следует смешивать с легендарным героем первых дней революции, знатным моряком Дыбенко, который одно время был комбригом. Этот только однофамилец его.

* (Фёдор Ефимович Дыбенко на фото справа – родной брат Павла Ефимовича Дыбенко, члена ВЦИК и ЦИК СССР.
Автор публикации, прилагаемого фото братьев Дыбенко Павла и Федора,  "Klimbim". примечание составителя. Г.Л.)

***********************************************************

От составителя:
продолжение следует по мере набора текста...

Дальше будет продолжение 1 части III главы "ВТОРАЯ НАША ЭВАКУАЦИЯ ИЗ ДЕБАЛЬЦЕВО, ЗАТЕМ РЕЭВАКУАЦИЯ И ВОССТАНОВЛЕНИЕ ХОЗЯЙСТВА".