Ещё не вечер главы из повести

8.  Друзья детства

Странно устроена наша память. Она, как клубок цветных ниток, случайно выпавший из шкафа, разматываясь, убегает всё дальше, уводя воспоминания в давние времена. Чего только не вспомнишь, пока смотаешь в клубок разрозненные нити. Виток за витком растёт клубок, наслаивая друг на друга события прошлого. Связывая в узелки, давно потерянную нить воспоминаний, восстановишь воедино целую, казалось, совсем забытую картину.
— Расскажу, что знаю, – начала я, стараясь припомнить как можно больше из того, что слышала когда-то от друзей. Они, то есть Сергей, Толик Белый   и Утёнок дружили с малолетства. Бахарев в детстве был кудрявым, толстеньким карапузом. При ходьбе он смешно переваливался на своих коротеньких ножках с боку на бок, отчего был похож на утёнка. Мать и прозвала его Утёнком.  Эта кличка осталась за ним на всю его недолгую, бурную жизнь. Они росли на улице. В их тесных и бедных квартирках не хватало места для игр. А на их улице жили вернувшиеся из тюрем по амнистии в 1956году репрессированные интеллигенты, их солагерники - бывшие «урки», профессор медицины, путевые рабочие и учителя.  Жил в их районе известный в Крыму писатель – Макаров. Он был в Отечественную войну партизанским командиром, а в Гражданскую – разведчиком.   Это он стал прообразом Кольцова - «Адьютанта его превосходительства», героем одного из первых советских телесериалов.  Макаров часто собирал у себя мальчишек и рассказывал им о войне. После его рассказов уличные мальчишки бредили героизмом. Кумирами для них были и разведчики, и сидельцы бандиты. Когда им было лет по восемь-девять, вышел на экраны цветной французский фильм «Три мушкетёра», которые сразу стали их новыми кумирами. Любимой игрой стала игра в мушкетёров. Роли были строго распределены; Атосом был Толик Белый, - высокий, тонкий, спокойный.   Портос - Сергей.  Роста тогда он был небольшого, но сильный с крепкими кулаками, он всегда был готов всех защищать. Бессменным Д-Артаньяном был Вовка Утёнок - шустрый, быстрый на слово и дело. Арамис назначался в зависимости от того, кто на сегодня вступал в игру.
Однажды мальчишки увлечённо сражались, размахивая самодельными шпагами, выкрикивая: - Атос! Наподдай этому гвардейцу! Портос! Вся Франция на тебя смотрит!
К ним подошёл Лёнька Кривой. Ему было лет семнадцать. Он был сыном репрессированного и уже отсидел в тюрьме для малолетних преступников. Там за любовь к чтению ему и подпортили глаз.
—Что, малявки, в мушкетёров играете? - догадался он.
Бой прекратился. Разгорячённые пацаны обступили уличного авторитета.
 — Кто у вас, кто? – с видом знатока спросил Кривой.
 Мушкетёры представились, галантно взмахнув воображаемыми шляпами.
—Интересно, почему этот конопатый у вас Портос? - ткнул он пальцем в Сергея.  Почему-то его удивило только это.
 — Потому, что он самый сильный и дерётся здорово, - вступился за друга Утёнок.
— Кто? Этот «цветной»? - стал насмехаться Лёнька.
Мушкетёры дружно двинулись на обидчика, сжав кулачки. Лёнька вовсе не хотел обидеть ребят он решил обратить всё в шутку.
—Так ведь Портос барон был, а этот...? -  улыбался Кривой.
— Да, Барон! А тебе то, что? - продолжала наступать на него ребятня.
Кривой понял, что плохи его дела. Хоть и малые, но их много.
—Ну и Барон! Барон Соплестон фон жуткий Страх, - сострил он и первым весело   рассмеялся.
Ребята переглянулись и тоже прыснули со смеху.  Уж очень забавным показался им длинный титул. Конфликт был исчерпан.
Позже забылось, откуда взялось такое имя, но всю оставшуюся жизнь, все кто знал Сергея с детства и юности, помнили его под этим именем, и звали кто Барон, а кто просто - Страх.  Не в шутку, а с уважением за щедрость и силу.
Это уважение автоматически переходило и на меня. На танцах в ДК или на обычном променаде по улице Пушкинской, где вечерами собиралась вся городская молодёжь, я чувствовала себя в безопасности. Никто никогда меня не обидел. Всегда находился кто-нибудь, кто говорил: — это девушка Сергея Страха. И не важно, что я их не знала, они негласно наблюдали за мной со стороны, пока Сергей служил в армии.
А вот Утёнку не повезло. Он вместо армии попал в тюрьму.
Повзрослев, Вовчик стал очень любвеобильным. Роста невысокого, но стройный, симпатичный и весёлый он очень нравился девчонкам.  В свои восемнадцать лет он уже был женат на подруге детства Людмиле и имел новорожденную дочку. Перед самым призывом в армию он носился по городу на новеньком мотороллере «Вятка» и с удовольствием катал на нём знакомых девчонок.  Однажды черноглазая, пухленькая брюнетка Стелла напросилась к Утёнку покататься на мотороллере. Усевшись позади него, она крепко обнимала Володьку, тёрлась о его спину упругой грудью, и горячо дыша в шею, шептала:
— Вовочка, вы такой симпатичный. Я давно хочу с вами подружиться. Давайте с вами уедем далеко, далеко.
От недоумения Утёнок чуть не врезался в автобус, притормозивший у остановки.  Она буквально затащила его к себе домой. Их бурный роман на глазах у всех продолжался около месяца.  Но на проводы Володьки в армию, где за столом собрались его друзья, родня, жена с маленькой дочкой Стелла пришла в сопровождении мамы и двух милиционеров. Его арестовали по обвинению в изнасиловании несовершеннолетней. Оказалось, что Стелле нет шестнадцати. Вовка клялся, что она не была девственницей, а Стелла ревела белухой и кричала:
—Я его люблю, я сама его хотела! – Родители Стелы - люди состоятельные, занимавшие высокие должности, чтобы скрыть свой позор настояли на суде и максимальном сроке.
Утёнка осудили. Он провёл в зоне девять лет. Из тюрьмы он вышел похудевшим и повзрослевшим. Обзавёлся татуировками и привычкой курить анашу, но по-прежнему был любим женщинами. 
Людмила, не дождавшись его, снова вышла замуж, но, узнав о Володькином возвращении, стала бегать к нему тайком от мужа.
Стелла преданно ждала любимого. Но, выйдя на свободу, быть с ней он не захотел, а только сказал: - Жди, если хочешь!
Какая-то пружинка в нем надломилась. Иногда он распрямлялся, начинал работать, становился прежним Вовкой Утёнком - весёлым и добрым.  Хватало его на год-полтора, а потом будто завод пружины кончался. В эти периоды он поддавался на уговоры Стелы быть с ней.
В этом месте своих воспоминаний я вдруг остановилась, осознав, что увлеклась.  И вопросительно посмотрела на капитана.
 Головко всё время слушал меня, не перебивая, продолжая делать какие-то ему одному понятные пометки на бумаге.
—Пожалуйста, продолжайте, - ободрил он меня.
И тяжело вздохнув, я продолжила рассказ, заново переживая прошлое.
— Тогда и появились в его жизни тяжёлые наркотики. Стелла, чтобы удержать Володьку рядом с собой давала ему деньги. Мы не знали, где он брал наркотики. Кажется, Сергей говорил о татарине, сбытчике наркотиков. Но поймите, капитан, что говорить о татарине в Крыму сейчас, когда их в городе всё больше и больше, бессмысленно. Всё равно, что выделить одну каплю в переполненном водой стакане.
— Послушайте, Лёша, вы позволите вас так называть?  Мне так легче разговаривать, - обратилась я к следователю.
— Конечно, не вопрос, - Алексей утвердительно кивнул в подтверждение.
— В Дорресторане до сих пор работает Лена Сейчук - последняя жена Бахарева.  Живя с ней, он стал лечиться, приходить в себя. Лена была старше него лет на семь. Любила его, жалела, содержала. Всегда поддерживала морально. Вовка очень ценил её отношение к себе. Он даже выглядеть стал лучше, будто помолодел.  И вдруг такое….
Помолчав, я вдруг улыбнулась, — может быть, сейчас не к месту, но вспомнилось. На похоронах Володи люди с ухмылками разглядывали венки, которые принесли ему на могилу. Было три венка с похожими надписями на лентах.  «Любимому мужу от жены Лены, Стеллы, Людмилы».   Каждая считала его своим.
Мы с Головко немного оживились, усмехнулись.
Перед следователем лежал исписанный лист бумаги. Увлечённая воспоминаниями, я не заметила, когда он успел столько записать.
— Я   это всё, конечно, от Сергея узнавала, - задумчиво произнесла я.
— Вы мужа очень любили? - вдруг спросил Головко.
— Ну, это вопрос тупиковый. Любила? – Я задумалась и честно призналась. -  Не знаю, скорее, позволяла себя любить.
 Я прислушалась к своему сердцу и поняла, что только сейчас у меня появился человек, которого я действительно люблю.  На его крепкое плечо, я могу опереться, выплакать свои слёзы бессилия и, окрепнув снова выйти, высоко подняв голову.  Это он без единого слова упрёка помогал мне организовывать похороны бывшего мужа. Его ласковый взгляд и ждущие раскрытые объятия встречают меня каждый день.    
— Спасибо. Вы очень много интересного рассказали, - понимая моё замешательство сдержанно улыбнулся Головко.
— Неужели я вам не надоела своими байками? «Старый Мазай разболтался в сарае», - смущенно сказала я.
— Напрасно вы так. Всё в наших руках.  Мы обязательно найдём виноватых, - убеждённо сказал Алексей.  - Ещё не вечер...
               
               

                9.    Ностальгия

 Следователь просил вспомнить всё с самого начала. Начав вспоминать о прошлом, мы часто уже не можем остановиться. И яркие картинки, юности одна за другой возникают в памяти, как кадры старого кинофильма.
Всё, что связано с Сергеем начиналось давно.  Мы переехали в новый пятиэтажный дом, где было много девчонок моего возраста. Я не умела с ними играть. Они писали песенки в альбом, вырезали бумажных куколок, засушивали цветочки в книжках, сплетничали. А в старом татарском районе, где мы жили раньше моими друзьями были только мальчишки.   Мне были привычней и больше нравилось пацанские игры.
Серёга приметил меня сразу по переезде. Спустя много лет, когда мы уже давно были женаты, он любил рассказывать, как впервые увидел меня в тот майский день, когда мы заселялись в новый дом.
— Стою я на своём балконе, мы уже два дня, как переехали, гляжу - новые соседи на грузовичке подкатили. Первой из машины девчонка выскочила, сверху и вовсе маленькая показалась, а коса толстая, до самой попы. Волосы тёмные, на солнце золотом отливают. Голову задрала и посмотрела так, будто за душу ущипнула. Я со своего четвёртого чуть не свалился. Спустился вниз, будто помочь хочу, а она даже не взглянула.
 Он был старший из трёх братьев и верховодил ими и всеми ребятами в новом дворе. Легко поступив в автодорожный техникум, он был вынужден оставить учёбу и в неполных шестнадцать лет пошёл работать, чтобы помогать матери растить младших братьев. Иногда посидеть с дворовыми ребятами в беседке, попеть песни под гитару к нам приходил Серёгин друг – Вовка Утёнок. Он хорошо пел и знал бесчисленное множество блатных песен. Этот фольклор остался в памяти навсегда.
У меня было много своих увлечений, а к пятнадцати годам появилось новое - театр.  В нашем народном театре я была почти что прима. Спартак Алексеевич – режиссёр нашего театра всё твердил, что у меня есть будущее и я должна непременно поступать в театральный ВУЗ. 
Там и первый поклонник появился.  Сидел в темноте зрительного зала во время репетиций. Приносил маленькие букетики первых фиалок. Однажды подошёл ко мне после репетиции Гена Ожогин. Он был постарше и играл в нашем театре героев.
— Слышишь, Марго, там тебя парень спрашивает. Ты не егози, сходи с ним в кино, погуляй, поешь мороженого. Чего ж парень зря страдает?
Кавалера моего звали Женя. И в кино я с ним сходила. Помню, смотрели американскую картину «Любимчик Нового Орлеана» с Марио Ланца в главной роли. Какие мелочи мы порой помним, забывая самые нужные вещи. В темноте кинотеатра он всё пытался взять меня за руку. Рука у него была влажная и холодная.  Мне было ужасно противно! Глупая была. Может быть, парень волновался...
После кино провожая меня до подъезда, он долго уговаривал встретиться снова, но на свиданье не пришёл. Не приходил больше и на репетиции.
Как оказалось, за прощанием с балкона наблюдал Сергей. Они вместе работали в депо.  На другой день он подошёл к Жене на работе.
— Видел тебя, к соседке моей ходишь, - вначале довольно дружелюбно сказал Сергей. – Смотри, не обижай!
—  А тебе-то что? - с вызовом ответил неудачливый кавалер.
— Мне ничего, а вот тебе сейчас плохо будет, - отрезал внезапно рассерженный, Сергей.
Как потом рассказывали знакомые ребята весь цех с интересом наблюдал, как Серёга носился за убегающим Жекой, с тяжёлым паровозным дышлом наперевес.  С тех пор дорога к моему дому Женьке была заказана.
Больше ни один парень не смог проводить меня.
Сам он держался на расстоянии. Знаков внимания до поры не оказывал.
Но вот однажды, когда летняя лунная ночь высыпала в окно звездную россыпь, я проснулась от настойчивого стука в стекло.  Я живу на втором этаже! Холодок пробежал по телу. Вслед за стуком на фоне, освещённого луной, окна появилась огромная, лохматая голова на тонкой шее и заглянула в комнату. Липкий ужас охватил меня. Я натянула на голову одеяло. Было тихо. Холодея от страха, на цыпочках, я подошла к окну. Голова в окне появилась снова и застучала в стекло. Что-то блеснуло. Раздался тонкий и пронзительный свист.  Так свистел только один человек.  И страх сразу исчез, прояснив взгляд. И я различила за окном букет. Розы, перевязанные тонкой верёвочкой, спускавшейся с четвёртого этажа. Тут же висели маникюрные ножницы. Крупные жёлто-розовые цветки источали нежнейший аромат. Такие розы росли только в привокзальном сквере. Розарий охраняли сторожа, и нужно было проявить отчаянную дерзость, чтобы решиться нарезать в парке цветов.
С этого немого признания в любви всё и началось.
Розы Глория... Глория – Герцеговина таково полное название этих роз.
Чем дальше мы от нашей юности, молодости, тем чаще память возвращает нас туда, от чего остаётся щемящее чувство утраты, потери чего-то светлого, доброго, несбывшегося. Может быть, это и есть ностальгия? Тоска по прошлому, по нашей молодости. По тому хорошему, что нельзя вернуть.
Стоп!  Мысль вдруг за что-то зацепилась.  Что-то важное.  Глория? Глория – Герцеговина.  Герцог!   Ведь это мой бывший одноклассник. У него была такая кличка.  Как же его звали на самом деле? - Герман. А фамилия какая-то редкая. Откуда вдруг появилась уверенность, что Герцог и мой бывший одноклассник Герман одно лицо я ни за что не смогла бы объяснить. Но решила, что нужно обязательно рассказать о Герцоге следователю. Может быть это, именно, он.


               
                10.      Покупки и знакомства

 Сегодня моя смена в ночь. День был дождливый, а к ночи, по прогнозу ожидались заморозки, гололёд. Такая смена погоды чревата большими неприятностями в безопасности движения поездов. Но Крымская погода богата на сюрпризы.   После полуночи подул тёплый ветер, дождь прекратился.  Небо прояснилось, показались умытые дождём яркие звёздочки. К утру, скорей всего, потеплеет. Напряжение вечера спало. Образовалось небольшое «окно» в движении. Можно было посидеть немного на месте. В наступившей тишине ко мне снова подступили воспоминания, уводя в давно прошедшие времена. Я как - будто листаю старую книжку с картинками. Бережно переворачивая листок за листком.
Вдруг припомнилось как было весело, когда мы всем классом ходили в фотоателье сниматься на память! «Ведь у меня должны быть где-то эти фотографии. И на них обязательно есть Герман, нужно будет их найти. Смогу показать следователю его в лицо.  Может и фамилия отыщется, которую я никак не могу вспомнить». Всю ночь у меня было приподнятое, романтическое настроение, навеянное приятными воспоминаниями.
Утром, вернувшись, домой после смены, сбросив впопыхах пальто, начинаю поиски фотографий. В альбомах их нет. Продолжать поиски не хватает терпения.
—Доча, ты не знаешь, где мои школьные карточки? - окликаю я дочь. Тина любительница перебирать и сортировать старые бумаги и фотографии. Знакомится с роднёй и историей семьи по старым портретам.
— В большой коробке с лошадками, – кричит дочура, не отрываясь от телевизора.
Большая, белая из толстого картона, на которой по всему периметру и на крышке изображены дамы и кавалеры в старинных костюмах, экипажи разных эпох. Коробка хранится много лет, хотя туфли из неё давно износились.  В ней находится общая школьная фотография из ателье.    Вот я - с косой на груди и смешной чёлкой, а это моя соседка по парте Танька, пухленькая и круглолицая. Есть! Герман. Он возвышается над всеми, выглядит более взрослым, чем все, даже усики пробиваются. Рядом с ним Ленка склонила к нему головку. Лену я один раз навещала во время её болезни, они с Германом были соседями. Для милиции по адресу не сложно будет фамилию найти.
Принимаюсь неспешно складывать фотографии обратно в коробку. С туфлями из неё была связана романтическая история. Я снова погружаюсь в волны приятных воспоминаний.
В тот год я приехала в Ленинград на сессию. Сентябрь в Ленинграде, на удивление, стоял сухой и солнечный. Тёплый свитер спокойно лежал на дне чемодана, и я вполне обходилась своим лёгким, крымским гардеробом.  Но туфли подкачали. Производства несуществующей ныне страны, ОАР (Объединённых Арабских Республик) они были, скорей всего, из бумаги и первого же ленинградского дождика не выдержали.
Утром, в свободный от занятий день, попив наскоро чайку, я спустилась в метро, размышляя с каких магазинов начать поиск новых туфель. Вышла из метро на станции «Гостиный двор». Залитый утренним солнышком Невский проспект, встретил меня ласковым ветерком.  Я бодро перешла улицу направляясь к «пассажу». В витрине обувного отдела блестели лаком необыкновенной красоты туфли с репсовым бантом и брошью. Настоящая Австрия. Глаз не оторвать. Но цена!
— Хоть примерю, - решаю я, становясь в конец очереди, попутно производя в уме калькуляцию своих финансов: - У меня есть 60 рублей. Туфли стоят 42. До отъезда десять дней. Дорога в институт на метро и автобусе - два рубля долой. Один рубль на постель в поезде, оставить надо. У ТЮЗА всегда апельсинами торгуют. Куплю килограмм - по одному в день и по паре пирожков с саго, что продают на углу улицы Правды.  Кстати, для меня было открытием, что есть такая каша и с ней бывают пирожки. Если тратить в день по одному рублю, то ещё и колбаски купить можно. Коли очень проголодаюсь, побегу к тётке на набережную Кутузова. Она хоть вчерашним перловым супом, но покормит. Решено!
    Туфли на мне сидят, как влитые.
 — Я с ними не расстанусь! Ни за что!
  Уложив старые туфли в шикарную коробку, в новых выхожу на Невский.
— Такую покупку нужно отметить. Гулять так, гулять!
И я решительно направляюсь в кафе «Север», рядом с магазином.
В коротком малиновом плащике с золотыми пуговками и новых лаковых туфлях на высоком каблуке, я себе нравилась. (Читательницы меня поймут). Но солидный швейцар предложил мне снять плащ. Кофточка оставляла желать лучшего и, стараясь не бросаться в глаза посетителям кафе, я скромно уселась у стены.
В дневное время, продолговатый зал кафе был наполовину пуст. Музыканты репетировали на сцене, повторяя одну и ту же мелодию. Официант в белой, крахмальной сорочке, голубом жилете и такой же бабочке подал мне меню, на глянцевой обложке, которого белый медведь держал на подносе вазочку с мороженым. Расстелив передо мной голубую салфетку с северным сиянием в уголке, он вежливо удалился.
Меню удивило меня обилием красивых, незнакомых названий, но более поразительны были цены. Каждое блюдо стоило дороже моего двухдневного рациона.
—Вот это влипла! - прерываю увлекательное чтение, отыскав знакомое название: «Омлет по-французски с жар. гр.» и цена сходная - 1руб.50 коп.
    Официант легко покашлял у меня за спиной.
— Выбрали что-нибудь? – довольно ехидным тоном спросил он. Видимо, он наблюдал за муками выбора со стороны.
 — Да, омлет по-французски и кофе, пожалуйста.
— Рекомендую новый десерт, - указал он пальцем в меню.
 —Взбитые сливки с клуб. мор. – успела прочесть я, не разглядев цену. Официант ловко закрыл меню. Отступать было некуда и я кивнула.
 — Сливки, да ещё с клубничным мороженым, здорово! Давно хотела попробовать, - предвкушала я с разгоравшимся аппетитом.
Наконец передо мной поставили большую тарелку с омлетом, украшенным солёным огурчиком, горсткой жареной картошки и веточкой петрушки. Было вкусно, но ожидаемых грибов я не обнаружила. Что такое «жар.  гр». осталось загадкой.
Тарелку сменила изящная, стеклянная вазочка с уложенными горкой сливками. Верхушку украшала единственная замороженная клубничка с хвостиком.
 — А мороженое? - чуть было не спросила я, но вовремя осеклась.
—  Кофе подавать? - вежливо склонил голову официант.
 — Да, пожалуйста, и счёт, - обреченно согласилась я. Счёт в кожаной папочке появился раньше, чем кофе. В конце значилось +10% надбавка за обслуживание. Три рубля из моей сумочки уже лежали в папочке с медведем и сиянием, пришлось сверху горкой выложить мелочь – «за обслуживание».
— Да, погуляла, - с тоской размышляла я, попивая кофе из маленькой чашечки. - На трояк я могла бы купить тридцать яиц, и каждый день съедать омлет из трёх яиц. Зато как красиво, под музыку я пообедала. И главное! Показала новые туфли. Это того стоило, - утешала я себя.
Швейцар в гардеробной, выйдя из-за стойки, стряхивал маленькой щёточкой невидимые пылинки с моего плащика, и норовил помочь мне его надеть. Я стала вырывать плащ у него из рук со словами:
— Спасибо, спасибо я сама. – Ведь это теперь придётся ему на «чай» давать. Такие расходы в мою смету уж точно не входили.               
   Швейцар тянул плащ к себе:
— Нет, позвольте!
Неизвестно чем бы закончилось наше единоборство, если бы я не заметила молодого человека у выхода, насмешливо наблюдавшего за разыгравшейся сценой.
Двадцать копеек из моего скудного бюджета перекочевали в карман швейцара.
 —Прошу прощения! Ваша коробочка, - ехидно пропел швейцар.
 —Благодарю! - Я гордо удаляюсь.
Юноша предупредительно открыл мне дверь и показав в улыбке безупречно ровные белые зубы обратился ко мне:               
 — Туфли у вас очень красивые. Долго в очереди стояли?
   Я удивлённо вскидываю брови.
— Никакой мистики, всё просто. У вас в руках коробка. – Он улыбается весело, обезоруживающе. Чуть раскосые, крупные глаза, вьющиеся тёмные волосы, немного смугловат для ленинградца. Мягкий выговор выдаёт в нем южанина.
Мы стоим у выхода, привыкая к солнечному свету. Двое приезжих посреди прекрасного города.               
— Вы не спешите? Погодка чудесная сегодня, давайте погуляем, - без нажима предлагает молодой человек. - Со мной можно, у нас к женщинам уважительно относятся. Хлебом клянусь! – прижал он ладонь к груди.
Мне он показался очень искренним, и неожиданно для себя я согласилась. Мы долго гуляли по городу в тот день. И все оставшиеся до моего отъезда дни дружески встречались. Звали его Рахим. Он был из Ташкента, где учился в художественном училище. В Ленинград приехал изучать живопись великих мастеров. Нам было вместе интересно.  Мы ходили по музеям, говорили о живописи. Иногда спорили о предназначении искусства.  Во многом наши взгляды сходились.
Он рассказал, что в семье пятый, единственный сын. Отец для сына на всё готов.   Наследник. Хотя сын для узбека очень важен, к делам своим его не привлекает. Даёт возможность учиться любимому делу.
Узнав, что я из Крыма стал рассказывать о соседе татарине. Ильяс только о Крыме говорит, мечтает туда вернуться, и если не сам, то чтобы дети его переехали. Во время войны он служил немцам в татарском легионе и бежал из Крыма в Ташкент. Я Ильяса этого не люблю. Человек он скользкий, но у отца с ним дела...
  -  Какие? -   машинально спросила я, чтобы поддержать разговор.
  - Да, так, – неопределённо махнул он рукой. Видно, что тема для него была не приятна и он перевёл разговор, - а ещё у нас соседи были. В Крым уехали после землетрясения, отец говорит, люди хорошие. Я их плохо помню, но вот Муса, сын Ильяса, всё твердит, что к ним уедет, когда вырастет. Левины Ильясу чем-то обязаны.
«Почему мне вдруг это вспомнилось? Из каких глубин памяти всплыли имена незнакомых мне людей?»
Я снова принимаюсь перебирать бумаги на дне коробки, ищу открытку от узбека. Жил он на улице не то Парижской коммуны, не то Бакинских комиссаров. Или каких-то подпольщиков. Почти в каждом городе есть улицы с подобными названиями. Нашла!  Новогодняя открытка. Адрес - Коммунаров,18.
А сосед Рахима, что в Крым переехал, уж не тот ли адвокат Левин, к которому Игоря за переоформлением документов направил Герцог? Мир тесен! Всё может быть...
Не откладывая в долгий ящик, я звоню Головко. Он оказывается на месте и почти сразу снимает трубку.
 — Лёша, вы просили повспоминать. Я, мне кажется, действительно кое-что вспомнила. Со мной в школе учился один парень, которого называли Герцог, он по описаниям Игоря похож на того, кто был в комиссионном магазине. Я даже нашла его фотографию. И ещё. Это уже почти из области фантастики, но есть предположение насчёт адвоката Левина. - И я поделилась с Головко своим открытием.
Он внимательно слушал мои доморощенные выкладки.  Не перебивал, а потом сказал совершенно серьёзно:
— Спасибо ещё раз. Вы нам очень помогли. Я всё записал.
«Какой приятный молодой человек - внимательный и надёжный. Хорошо иметь такого друга», – думала я, медленно засыпая после тяжёлой ночи.


                11.     Герцог и Упырёнок

Отцом Германа был лётчик пассажирских линий по фамилии Цония - усатый, широкоплечий грузин. В Таллинском аэропорту он познакомился с кассиршей, красивой высокой блондинкой и, женившись на ней по любви, привёз её в Крым. Когда Герману было лет пять, отец уехал в отпуск к родным в Грузию и не вернулся. Что произошло между родителями, он так и не узнал.  В шестом классе Герман прочёл книгу по геральдике, и очарованный красивыми названиями, придумал историю о том, что его отец грузинский князь. А сыну князя полагается титул. Посидев вечер над книгой, он из имени и фамилии сложил титул «Герцог». Один очкарик в классе популярно объяснил ему, что «герцог» титул европейский, за что был нещадно бит в школьном туалете. Постепенно выдуманный титул превратился в кличку и закрепился за ним навсегда. Высокий рост, словно высеченные скульптором черты лица, бледная кожа, доставшаяся от матери эстонки, и заносчивый характер придавали ему сходство с аристократом. В девятом классе из-за тёмной истории с беременностью одноклассницы, его с треском изгнали из школы. С год Герман ничем не занимался, бесцельно болтался по улицам или валялся с книжкой на диване. Читать он любил. Книги и стали источником его первых афёр.
К шестнадцати годам он выглядел несколько старше.  Носил густую чёрную шевелюру, а светлая кожа и яркие губы под тонкими усиками дополняли эффект. Таким он предстал перед молоденькой продавщицей магазина подписных изданий Людочкой.
Девчонки в магазине привыкли к заигрываниям. Чаще всего неудавшиеся кавалеры начинали с вопроса: - Как вас зовут?
Герцог привлёк к себе внимание необычным вопросом:
— Девушка, не хотите ли немного стряхнуть книжную пыль? - нахально улыбаясь, предложил Герман.
Перед напором юного красавца устоять Людочка не смогла.  В тот же вечер они пошли вместе на танцы, выпили вина в клубном буфете. А ночевали в маленькой комнатке, которую снимала Людочка в старом татарском доме.
В те годы, подтверждая звание самой читающей страны, народ гонялся за книгами, которые, как многое, были дефицитом. Одни покупали книги для пополнения знаний, расширения кругозора.  Другие - для оформления интерьера, ради престижа. Подписные издания продавали по предварительной записи. Все были готовы переплатить, чтобы не стоять ночами в очереди перед книжным магазином в ожидании распродажи, или записи на следующее издание подписки.
Большими любителями книг в красивых переплётах были и товаровед мебельного магазина, и завотделом универмага, а также заведующая ювелирным магазином.
С помощью Людочки юноша доставал для них книги, а они оказывали ему услуги «согласно занимаемой должности».  За короткое время он завёл свою клиентуру, приобрёл влиятельных покровителей, которых снабжал уже другими товарами. Стал своим среди фарцовщиков. Жил на широкую ногу. Девицы не давали прохода молодому, нежадному красавцу. Но однажды с ним произошёл роковой случай.
После шумного застолья в ресторане «Астория», всей компанией продолжили в какой-то незнакомой квартирке в старом районе города...
Сколько времени он пролежал совершенно раздетым в переулке на снегу, Герман вспомнить не мог. В бесконечном круговороте, перед глазами мелькали, расплываясь в бесформенные пятна, разгоряченные лица. До помутневшего сознания, как из пустоты долетали обрывки фраз, смеющиеся голоса.
 —Что-то вьюноша раздухарился очень! - слышался сквозь пелену забытья насмешливый женский голос.
— «Лопатник» - то полный, спрячь подальше, - говорил невидимый мужчина.
— Давай, тащи его, тащи! Поостынь немного, дружок!
Потом он провалился в пустоту. Когда Герман открыл глаза, ему показалось, что страшные видения продолжаются. Над ним склонилась огромная, лысая голова с оттопыренными ушами. Рот ощерился мелкими гнилыми зубами.
— Упырь! Сейчас кровь пить начнёт! - мелькнула ужасная мысль. - Точно, упырь, как в «Вие» у Гоголя. И тут же возникла другая, насмешливая: - Самое время классиков вспоминать!
Но «упырь» заговорил человеческим, даже детским голосом:
— Ты, что тут разлёгся? Зима чай, не пляж в Ялте.
Человечек ощупал тело Германа, а потом попытался поставить его на ноги. Прикрыв его кое-как своей курточкой. С трудом парнишка притащил Германа к себе домой.
Вымыл в корыте, усадив на скамеечку, как моют маленьких.  Уложил на кровать, укрыл лоскутным ватным одеялом, и всё приговаривал:
—Ты, не боись, я знаю как надо. Маманя, как с запоя возвращается, я ей завсегда мойку устраиваю. А потом чаем горячим отпаиваю. Жрать у меня, правда, нечего, но чай с малиновым листом есть. Жалко, одежонки на твой рост не подобрать...
Проваливаясь в волны накатывающегося жара, Герман слышал голос парнишки, глухо доносившийся будто издалека. К вечеру, когда немного стало легче, в голове чуточку прояснилось, он подозвал своего спасителя.
— Слышишь, парень, как тебя?
 —Тюша, - протянул пацан.
— Что за имя такое? - удивился Герман.
—Это мамка меня так зовёт. Вообще-то я Витюша, Виктор, значит.
— Я напишу тебе номер. Сбегай, Виктор к телефону, спросишь Ане Яновну — это моя мама. Растолкуешь, где я и что к чему. Сможешь?
— Смогу, не боись! - заверил Витюша. Он ловко выполнил поручение.
Герцог долго провалялся по больницам. Сначала в пульмонологии с тяжёлым воспалением лёгких. А когда выяснилось, что в притоне его не только обокрали, но и наградили, венерической болезнью, он перекочевал в вендиспансер.
Витюша, приодетый Аной Яновной, в благодарность за спасение сына, регулярно навещал Герцога в больнице. А когда в конце весны Герман отправлялся на лечение в горный санаторий в Ялте, он позвал Витюшу.
— Упырёнок, ты у моря был когда-нибудь?
— Неа, слыхал в Ялте море тёплое и набережная богатая….
— А со мной поедешь? - спрашивал Герцог, не сомневаясь в ответе.
 — Правда возьмёшь? Не брешешь? – глаза у Витюши засветились предвкушением нежданной радости.
— Что за речь у тебя? С Герцогом всё же говоришь, - засмеялся Герман. – Учись говорить достойно своего господина.
В санатории от солнышка и регулярного питания Виктор вдруг начал расти, и терять признаки рахита. На голове, как пушок у цыплёнка, появились волосики. За свои деньги Герцог вставил ему зубы, заставил заняться спортом. С тех пор эта странная парочка была неразлучна. Упырёнок был благодарен своему покровителю. Везде сопровождал его, как верный оруженосец. И был предан Герцогу, как собака на протяжении многих лет.

                *      *      *

Когда пришли новые времена, Герцог ненадолго ушёл в тень. Присмотревшись к новым веяниям, поняв, что те, кто раньше был у руля и теперь на плаву, объявился и он. Пользуясь старыми связями, он купил пару цветных телевизоров и видеомагнитофонов. Арендовал часть фойе в клубе Райисполкома. В верхних этажах семиэтажки Райисполкома располагался проектный институт.
Он открыл видеосалон с красивым названием «Гранд».  (Не напрямую Герцог, но всё-таки...) Герман Цония развернулся во всю силу своего коммерческого таланта. Его гонцы регулярно летали в Дубай и поставляли японскую видеотехнику из Эмиратов, где она была значительно дешевле. Заработав на подпольной торговле, он открыл один из первых магазинов по продаже видеоаппаратуры.  Торговля шла бойко, но главным в магазине слыл Упырёнок. О Герцоге напоминала только витиеватая надпись на чеках магазина. 
Он сколотил банду, а возглавил её Виктор, которого все в городе знали, как Витюшу Круглова. В Кругловской банде были «быки» для простой работы, рэкетиры из бывших студентов факультета физвоспитания. Были и «профессионалы» - мастера своего дела такие, как Гоша Хлопотун. Насмотревшись сериала «Место встречи изменить нельзя», Гоша во всём подражал Ручечнику. Светловолосый, с открытым лицом и невинным взглядом синих глаз, он сбивал с ног человека, а потом, якобы, оказывал помощь, выбивая содержимое карманов, особенно ключи. Банды в городе делили сферы влияния. По ночам велись разборки с взрывами и стрельбой. Круглов со своей бандой, оправдывая кличку, как упырь «сосал кровь» и с малого, и с большого бизнеса. Под его опекой были городские маршрутные такси.  Он контролировал местный туристический бизнес, но мало кто знал, что за ним стоит расчётливый, умный Герцог. Он из тени направлял действия Виктора. Так продолжалось в течение нескольких лет. Пока не закралась в душу Круглова коварная мысль: «Почему всё ему? Чем я хуже?»               
Недавно Герман встретил одного пижона на оптовом складе мебельной фирмы. Тот пригнал вагон импорта. Герцог сразу признал парня, что раньше работал в проектном институте.  Герман присматривался к работникам института, которые сновали мимо видеосалона по своим делам. Парень выделялся среди других, Герцог ещё тогда прозвал его для себя - «пижон». Одет всегда с иголочки, каждый раз в другой рубашке. Пальто на нём добротное, на шее длинный шарф, а шляпа, как продолжение головы. Герцог даже купил себе такую. Хотя парень возмужал, и по новой моде носил кожаный пиджак и золотую цепь на груди.  И «тёлочка» при нём блондинистая, - заметил Герман. К женщинам он теперь относился избирательно - опасался. Урок усвоил на всю жизнь.