Полёт гордой птицы. Продолжение 5

 На больничной стене перед мысленным взором Агувы будто шёл фильм о любви. Душный, переполненный автобус, наконец, вырулил на стоянку центральной станции Тель-Авива. Агува спрыгнула со ступеньки в горячую пыль. Сдернула с головы панаму, обтёрла ею лицо, расправила смятые шорты. Как только она подняла глаза, сразу заметила его. Иона вышел из тени дерева, под которым ожидал автобус, и направился к ней. Он был такой красивый! В светлой рубашке с расстёгнутым воротом, в бриджах, заправленных в высокие сапоги. Он шёл к ней и улыбался. Агува видела, что девушки провожают его восхищёнными взглядами.
 - Молодец, что приехала, - говорил Иона, протягивая ей руку, - я ждал тебя и сомневался, что приедешь.
 - А я сомневалась, что ты действительно меня ждёшь сегодня, - сказала она и засмеялась, скрывая смущение. Смех удивительно красил её лицо. В зелёных глазах игривыми зайчиками прыгали лучики, блестели ослепительно белые зубы. Невидимая искра зажгла их души, отчего обоим стало легко и весело. Иона взял из рук
девушки маленький чемоданчик, и они зашагали по улице к центру.
 Агува не была в Тель-Авиве с тех самого времени, когда девочкой-сиротой оставила его, чтобы в одночасье стать взрослой и самостоятельной. Город разросся, вырос вверх. Его украшали нарядные витрины магазинов. Теперь почти все улицы были застроены четырёх, - пятиэтажными домами. Новые жители Тель-Авива уже не боялись, что не смогут увидеть небо из-за высоких крыш. Разная публика заполняла тротуары. Были здесь нарядно одетые дамы в плисовых платьях и широкополых шляпах, кавалеры в элегантных костюмах. Сновали арабы-торговцы в пёстрых одеждах. Спокойно расхаживали английские солдаты в форме цвета линялого хаки и бордовых беретах. Шортами и рубашками с коротким рукавом выделялись из толпы выходцы из киббуцев, приехавшие в город по неотложным делам. Агува критически посмотрела на свои голые ноги в сандалиях на босу ногу и смутилась.
 Иона заметил её смущение и умилился. Никогда раньше он не думал о том, как одета девушка. Он привык к поселенкам в бесформенных одеждах или линялых майках и шортах. Общался с ними, как с равными. Бедуинские девушки носили длинные платья и скрывали свои лица.
 Мирьям - дочь шейха Ясина, правда, засматривалась на молодого еврея. Нравилась она и Ионе. Шейх тоже замечал это. «Что ж с того, что иноверец, - думал шейх, - но умный и знаток наших обычаев. С таким человеком племя быстро выйдет из ряда забитых. А слава достанется ему – шейху Ясину». Шейх решил женить Иону на своей дочери. Юноша знал, что Мирьям любит его. Отказаться от девушки напрямую - значило нажить кровного врага. Но долгое время в его памяти стоял образ смуглой красавицы Мирьям, каким он увидел её однажды ранним утром.
 Расин уже не первый день находился в стойбище шейха Ясина. Ежедневно, с утра до самого полудня, когда нестерпимое солнце загоняло всех в душную тень палаток, на небольшом пятачке площади собиралась старейшины рода и бедуины соседнего клана во главе с шейхом на обряд примирения – «сульху». Разбирали сложное дело, которое требовало вмешательства Ионы Расина. Окрестные бедуины почитали его как мухтара (что-то вроде мирового судьи).
 Проведя ночь в палатке шейха Ясина, с первыми лучами солнца проснулся Иона. Липкий пот покрывал лицо, тело ныло от неудобной позы. Слишком короток был для его роста бедуинский матрас. Он вышел, с удовольствием расправляя затёкшее тело. Свежий утренний ветерок ласкал кожу, солнышко, просвечивая сквозь ткань навеса, нежарко касалось лица рассеянными лучами. Там, у привязи, ждал его Хец. Иону удивило, что конь не звал хозяина характерным похрапыванием, не бил в нетерпении копытом. Хец послушно подставлял шею нежным девичьим рукам, косил большим лиловым глазом на Мирьям, прислушивался к её шепоту. Дочь шейха была удивительно красива в эти минуты. Думая, что никто её не видит, с непокрытой головой она стояла в снопе света. Чёрные косы отливали синевой, на смуглой шее блестели блики от золотых монет монисто. На ярких губах играла улыбка. Иона видел её точеный профиль, и ему казалось, что перед ним сошедшая с картинки живая египетская царица.
 Но сейчас её образ померк в памяти Ионы. Все его мысли были здесь, рядом с Агувой. Он видел только её зелёные глаза и заманчиво пухлые губы. Журчанием чистого, горного ручья звучал для него её голос. Никогда он не испытывал такой сердечной теплоты и необыкновенной лёгкости рядом с девушкой.
 Мимо витрины этого магазина Агува не могла пройти. На выставленном в витрине манекене было кремовое платье с широким поясом, украшенным искусственной розой. По вороту - изящное кружево. У ног стояли светлые туфельки на каблучках. Агува оглянулась на своего спутника, посмотрела, заметил ли он её интерес.
 - Давай зайдём, – неожиданно для себя предложил Иона.
 В магазине девушка выбрала синюю, недлинную юбку в складочку и скромную голубую блузку. Раздвинув бархатные шторки, хозяин магазина предложил Агуве выйти из кабинки примерочной, чтобы взглянуть в большое зеркало. Юбка ладно сидела на её фигуре, а блузка удивительно оттеняла светлую кожу лица, румянец щек. Она залюбовалась своим отражением. Двое мужчин – Иона и пожилой продавец - смотрели на неё, как смотрят дети на


игрушку в витрине магазина. Она ещё больше раскраснелась от смущения. Денег Агувы хватало только на одну вещь.
 - Не снимай, тебе это очень идёт. – Иона тоже был смущён неожиданным признанием. Он протянул продавцу деньги. – Возьмите.
 Девушка готова была разрыдаться, никто не оказывал ей такого внимания. Со дня смерти мамы ей не дарили подарков. Она хотела отказаться, даже покачала отрицательно головой, но ничего не сказала, встретив смущённый взгляд Ионы. Он был рад за подругу, быть может, больше неё самой.
 А потом они сидели в маленькой кофейне на бульваре Ротшильда. И всё было совсем, как в детстве, когда она с папой гуляла в Одессе по Дерибасовской и он угощал её пирожными в таком же кафе. Ощущение полного счастья, забытого с детских лет, владело ею, а в сердце тихонько пела о любви маленькая, звонкая птичка.
 Говорят, что в Тель-Авиве даже море пахнет по-особому. Взявшись за руки, они шли вдоль широкого песчаного пляжа, у самой кромки воды. Осталась позади мечеть Хасан-Бек в арабском квартале, дальше вверх уводили узкие улочки Яффо. Дул слабый вечерний бриз. Мелкие волны набегали белой пеной и, будто кланяясь, опадали. Вновь ласкали босые ступни и отступали, извиняясь. Заходящее солнце выстилало на воде золотистую дорожку. Лёгкие тучки, подсвеченные розовым закатом, гуляли на горизонте. Вдали белел парус рыбацкой шхуны.
 В голове Агувы вдруг зазвучал папин голос. И будто повторяя за ним, она прочла вслух:
 Белеет парус одинокий
 В тумане моря голубом.
 Что ищет он в стране далёкой,
 Что кинул он в краю родном…
 Иона удивился, услышав от неё русскую речь. Несколько русских фраз ронял иногда Натан Резник или друзья по компании Треск, но сам старался не говорить на языке бывшей родины.
 - Ты говоришь по-русски? - искренне удивился Иона. – Ты из России?
 - Из Одессы. Это большой южный город у Чёрного моря. Мы с мамой приплыли в Палестину на корабле в 1917 году. Меня тогда звали Люба Немировская.
 - Я знаю, где Одесса, – сказал Иона по-русски. – Я родом из Херсона, в Эрец Исраэль в 1913 году меня привёз отец.
 Они переглянулись и молча вздохнули, думая каждый о своей судьбе. Первым молчание нарушил Иона.
 - Давай немного посидим, - он увлёк девушку от воды и усадил на ещё теплый песок, - расскажи мне о себе.
 Сама не понимая почему, впервые за долгие годы Агува вдруг начала откровенно рассказывать о себе. Она говорила, говорила, заглядывая в глаза Ионы, и находила в них понимание. Время от времени она касалась его сильной руки, будто хотела поделиться накопившейся болью. С мягким ответным рукопожатием приходили к ней силы, и она продолжала:
 - Когда мамы не стало, было очень трудно одной. Продавать больше было нечего, а есть хотелось постоянно. Подолгу ходила я между торговых рядов на рынке. Иногда кто-нибудь предлагал работу и расплачивался едой или просто давал что-нибудь съестное, но откровенно протянуть руку за подаянием мешала гордость. Вместо турецких чиновников в красных фесках, которые помнили нашего дядюшку, в район пришли новые власти. Просить у них помощи было бесполезно. Однажды, когда я не ела уже несколько дней и просто стояла у дверей нашего дома, ко мне подошёл высокий мужчина в холщовых белых брюках и светлом пиджаке. Он по-доброму улыбнулся и спросил:
 - Ты Агува, внучка Хаима? - Я удивлённо кивнула:
 - Вы знали нашего дядюшку? Он умер.
 - Нет, я его не знал, мир его памяти. Мне сказали на рынке, что ты ищешь работу. А я ищу няню своему ребёнку. Моя жена - добрая женщина, - уверил он меня.
 Я так обрадовалась, что даже не спросила, для кого - для мальчика или для девочки. Он так хорошо улыбался и у него был такой мягкий голос, что я сразу ему поверила и согласилась. Он сказал, что возьмёт меня к себе в дом, у меня будет своя комната и еда. Я была просто счастлива. Он отвёл меня в арабскую лавку, купил еды и велел собирать вещи. Я сложила в чемоданчик два маминых платья, мои уже были совсем малы, документы и мамину фотографию. Это всё, что у меня было. А вечером он приехал за мной и увёз в Гедеру.
 Иона слушал внимательно, не перебивая. Он будто снова переживал свою неустроенную юность. Он, как никто другой, прекрасно понимал, какие чувства владели тринадцатилетней девочкой, оставшейся наедине со своим горем. Каждый, кто сказал ей доброе слово, становился самым лучшим на свете человеком.
 На пути Ионы в трудную минуту оказался Натан Резник. Доверчивой Агуве повезло меньше. Человек, чьё имя она даже не хотела вспоминать, оказался обманщиком.
 Он привёз девочку к себе в дом. Белый дом под черепичной крышей в маленьком садике с плодовыми деревьями выглядел очень нарядно. Сердце Агувы радостно билось: «Неужели я буду жить в таком чудесном, красивом доме. С хорошими людьми».
 Хозяин приветливо улыбался, открывая перед девочкой дверь:
 - Проходи.
 В доме царило некоторое запустение. Не было никаких вещей, которые бы указывали на присутствие жены и ребёнка. Но Агува была мала и неопытна.
 - Здесь ты будешь жить, - и мужчина показал небольшую комнатку с деревянной кроватью и плетеным сундучком у окна. – Пока вещей немного, - продолжал он ласковым голосом, но дело поправимое.
 - Что вы, - смущаясь, говорила Агува, - мне всё очень нравится.
 - Вот и хорошо, располагайся. Скоро будем пить чай.
 - Ой, - переполошилась девочка, - наверное, это я должна сделать?
 - Завтра начнёшь что-то делать, а сегодня - ты моя гостья.
 Агува была просто счастлива. О таком добром хозяине она не могла даже мечтать.
 Утром, когда она проснулась, в саду пела ранняя птаха, за окном чудно пахла магнолия, светило нежаркое солнце. Девочка надела одно из маминых платьев, подвернула повыше длинные рукава и пробралась на кухню. Ей хотелось угодить хозяину, приготовить утренний кофе.
 Но в доме никого не было. Агува принялась за уборку. Она протёрла пыль на мебели, вымыла полы, застелила стол скатертью, обнаруженной в шкафчике.
 - Хозяйке должно понравиться, – думала она, – только странно, что нет детской кроватки, где же спит малыш? - Но эта мысль не долго занимала её. – Хозяину виднее. Может быть, он поехал в город, чтобы купить колыбельку.
 Мужчина вернулся к вечеру один. Привёз еду и какие-то свёртки. Похвалил Агуву за уборку. Взгляд у него при этом был странный. После ужина хозяин велел девочке идти спать, а сам закрылся в своей комнате.
 Агува не решилась расспрашивать его о жене и ребёнке. Завтра скажет, решила она. Ночью девочка безмятежно спала в своей постели. Из раскрытого окна лилась спасительная ночная прохлада. Ветерок ласкал открытые плечи. Неожиданно она проснулась, ощутив чьё - то присутствие. Почувствовала горячее дыхание на своей щеке. Девочка затаилась и лежала, не шевелясь, стараясь понять, что происходит. Чужие, жадные руки стали ощупывать её тело. Агува в страхе вскочила, натянула на плечи простыню. На постели сидел хозяин. Он попытался накрыть её своим обнажённым телом. Шептал какие-то слова.
 

Агува истошно закричала. Страх был настолько сильным, что она смогла вырваться из его рук и вскочить на ноги. Схватив висевшее на спинке кровати платье, она опрометью выскочила в окно. Девочка бежала по ночным улицам, прижимая к себе единственное мамино платье. У неё не осталось ни денег, ни одежды, ни документов.
 Иона слушал исповедь Агувы, и в душе у него зрело желание прижать к себе, защитить, согреть эту девушку. Волновало новое, неведомое прежде чувство.
 Ещё десять лет назад, когда Иона мальчиком жил в Неве-Цедек, в песчаных дюнах по ночам слышался смех молодых парочек, которые, прячась от чужих глаз и комариных укусов под тюлевыми накидками, придавались любви. В Тель-Авиве бытовала шутка, что от этих встреч рождались детки с песчинками на щеках.
 Но Иона и Агува провели в дюнах всю ночь за разговорами. В эту ночь они не сливались наготой тел, лишь обнажали души свои друг перед другом. Души, давно покрытые льдом отчуждения, перенесенных детских обид и жизненных страданий. Уступая жару молодых сердец, стекая капля за каплей, медленно таял лёд, уносил боль. Они испытали новые для себя чувства: родство душ, взаимное влечение, искренне желание постоянно быть рядом с этим человеком. Рождалась Любовь. Теперь каждый из них знал, что их связывает сходное прошлое и ждёт общее будущее.
 Первые лучи всходящего солнца позолотили прибрежный песок, возвещая о приходе нового дня. На минарете мечети Хасан Бек протяжно закричал муэдзин, созывая правоверных мусульман на молитву. Молодые люди очнулись, сбрасывая очарование прошедшей ночи.
 - Нам пора, - первым встрепенулся Иона, - мой Хец уже
 заждался. У нас утренний ритуал приветствия, иначе он начинает волноваться.
 - Конь у тебя, действительно, на зависть. Откуда такой красавец?
 - Пойдём, потом расскажу. – Иона взял девушку за руку и, увлекая за собой, быстро зашагал в старый квартал города. Туда, где был у него маленький деревянный домик, больше похожий на сарай. Это жилище молодого холостяка служило прибежищем для всех его друзей, когда те находились в Тель-Авиве.
 Хец ждал хозяина, поводя чуткими ноздрями и в нетерпении переступая с ноги на ногу. Иона обнял коня за шею, поцеловал в лоб:
 - Соскучился, мальчик мой? – ласково говорил хозяин, оглаживая гладкий бок коня. - Я вернулся. - Принимая ласку хозяина, конь тихонько пофыркивал, по коже его пробегала лёгкая дрожь.
 Агува любовалась этой парой. Оба были статны, красивы, породисты. Сердце девушки захлёстывала горячая волна нежности, желания навсегда продлить эти счастливые мгновения, никогда не терять ставшего родным в одну ночь парня.
 Несколько недель спустя Агува переехала в Кфар-Егошуа, чтобы всегда быть рядом с Ионой. Она начала работать в мошаве. Иона с оружием в руках охранял поселение. Стражи дежурили в основном по ночам, а днём у Ионы было свободное время. Обойдя для порядка поселок, он мог собрать окрестную ребятню и занять их каким - нибудь делом. Малышня отвечала ему преданной любовью и теплом, которого так не доставало ему в детстве.
 Однажды он привёз из питомника саженцы плодовых деревьев и цветущего кустарника. Мальчишки и девчонки со всего посёлка сбежались посмотреть на диковинку. Иона быстро распределил обязанности. Через полчаса на площади в центре посёлка кипела работа. Занят был каждый. Командовал ребятнёй рыжий, кудрявый мальчишка по имени Авраам.
 - Настоящий предводитель, - думал Иона об Ави, - ребята за ним куда угодно пойдут. Недавно пришлось разыскивать целую группу, которую Ави увёл на гору Кармиэль. Ребята заблудились. Иона нашёл их километров за десять от посёлка. А на прошлой неделе была история с винтовкой. Вечером того злополучного дня Иона дежурил. Объезжая свой участок, он на дороге встретил бегущего Авраама.
 - Эй, стой! Куда бежишь? – Иона улыбался сорванцу, но, заметив его бледное лицо и дрожащие губы, посерьёзнел:
 - Что случилось?
 Мальчишка срывающимся голосом, заикаясь от волнения, рассказал, что они с приятелями нашли спрятанную арабами винтовку и решили принести её в посёлок. По дороге их поймал английский патруль. Теперь двое ребят остались в полицейском участке. Ави сумел вылезти в окно.
 - Что ж ты, сам убежал, а ребят оставил? – укорил его Иона.
 - Я побежал в посёлок привести кого-нибудь из взрослых, - оправдывался мальчик.
 - Возвращайся тем же путём, вызволяй ребят! - Иона указал рукой в оливковую рощу. - Три старых дерева видишь? Затаиться там и ждать меня, понял?
 - Угу, - кивнул Ави и, ободрённый, помчался обратно. Иона явился в полицейский участок как старый знакомый. Местные полицейские хорошо знали и любили его за весёлый нрав. Он пил с ними кофе и битый час потешал англичан анекдотами. За громким смехом и шумом в дежурке никто не услышал, как ребята вылезли из окна и убежали. Если бы родители пришли забрать детей, тех могли арестовать за хранение оружия.
 Детвора сажала деревья. Иона работал вместе с ними. Каждый старался изо всех сил, чтобы заслужить его похвалу. Сад прижился, а весной зацвёл, радуя глаз. Иона предложил назвать новый сквер именем Михаэля Гальперина. Он часто с любовью рассказывал ребятам об этом чудаковатом старике-идеалисте, который, как дитя, умел радоваться жизни и заражал своим оптимизмом других.
 Шло время. Молодая семья продолжала жить в Кфар-Егошуа. Всегда аккуратно постриженный, в чистой сорочке и в брюках, заправленных в высокие сапоги, Иона выгодно отличался от местных сельских жителей. Многие из них некоторую неряшливость в одежде выдавали за стиль первых поселенцев. В посёлке появился новый охранник – Нисим. Наслышанный о подвигах Расина, он старался во всём походить на него. Глядя на Иону детским взглядом, допытывался:
 - Почему ты никогда не носишь куфию, это же очень удобно? Защищает от солнца и пыли. Все так делают.
 - Я не собираюсь подражать бедуинам. Пусть любят меня не за то, что я похож на них, а уважают за другие качества. Они знают, что я еврей и отличаюсь от них.
 Бывали случаи, когда за небольшую провинность Иона отпускал пойманного на воровстве бедуина, но ставил условие: принести для детей маленького козлёнка или барашка, красивого петушка или кролика. Постепенно у ребят появился свой «пинат хаёт» - живой уголок. Был в нём даже всеобщий любимец - настоящий олененок, пятнистый, с большими раскосыми глазами, коротким хвостиком и трогательными подвижными ушками.
 Больше всего ребята их Кфар – Егошуа любили слушать рассказы Ионы, которых он знал без счёта. Это были сказки и легенды, услышанные им от бедуинов, пересказы прочитанных книг или сюжеты фильмов. Если в доме плакал ребёнок, Иона не мог пройти мимо. Он заходил, сажал его на колени и принимался рассказывать сказки. Дети слушали его, открыв рот.
 То ли кто-то из родителей малолетней гвардии рассказал об Ионе, а может быть иным путём – в небольшой стране люди тесно общались друг с другом и новости разлетались быстро, но в Академии наук узнали о необыкновенных рассказах Расина. В один прекрасный осенний день в ворота

поселения въехал автомобиль. Такое событие не могло укрыться от глаз вездесущей детворы. Уже через пять минут они выяснили, что двое молодых, хорошо одетых мужчин разыскивают Иону Расина. Шумной толпой, наперебой расспрашивая приезжих, они привели гостей к дому Ионы. Приезжие были учеными, изучающими историю и этнографию страны – Амнон Капельнюк и Песах Бар-Адон. Они писали книгу о быте и обычаях бедуинов.
 В бедуинской среде Бар-Адона знали и звали уважительно - Азиз Эфенди.
 Опыт Расина в общении с бедуинами, его знания их нравов и фольклора были настолько велики, что гостям пришлось задержаться в посёлке на неделю.
 - Невероятно! - вскрикивал Бар-Адон после каждой новой легенды, - и это вам рассказывали? Он хлопал себя по ляжкам, вскакивал и начинал бегать по комнате. Немного успокоившись, снова садился напротив Ионы и брался за перо. Капельнюк и Расин только улыбались, поражаясь его эмоциональности.
 - А этот страшный рассказ о старике, убившем свою сестру, это правда? – недоверчиво заглядывал он в глаза Ионы.
 - Думаю, да, - спокойно говорил Иона. – Зачем ему было врать. Я ведь ни о чём не спрашивал. Старик говорил, что хотел.
 - Да, да, вы правы. Видно очень наболело, хотел душу облегчить.
 Капельнюк - полная противоположность своему другу, спокойно всё записывал аккуратным почерком. Изредка задавал вопросы.
 Ранним утром, когда оба уже сидели в автомобиле, Иона вынес из дома свёрток.
 - Возьмите, - немного смущаясь, он протянул Бар-Адону свои заветные тетрадки. – Здесь больше того, что я успел вам рассказать. У меня времени нет, чтобы серьёзно взяться за систематизацию этих записей, да и образования не хватает. А вам пригодится.
 Гость с восторгом прижал подарок к груди.
 - Вы необыкновенный человек, большое спасибо, - искренне благодарил Иону учёный. Он высунулся по пояс из окна машины и ещё долго махал рукой на прощание.
 Рисунки Расина и комментарии к ним оказались необыкновенно полезными при создании их новой книги, которая вышла с посвящением и благодарностью Ионе Расину. Экземпляр книги с дарственной надписью авторов он получил позже.
 Когда-то Шмуэль Расин хотел сделать из своего сына учёного, а вышло, что он даже гимназию не смог закончить. Но всю жизнь Иона учился самостоятельно, много читал и продолжал собирать легенды и песни бедуинов.
 
 * * *
 С тех пор как Агува поселилась в Кфар - Егошуа, молодые люди почти не расставались. Вечерами они подолгу сидели под раскидистым деревом рядом с домиком, в котором Иона снимал комнату. Он трогательно ухаживал за ней. Подавал чай на маленьком подносе, угощал фруктами, при этом сам очень смущался. Он, такой большой и сильный, иногда робел, терялся под взглядом её зелёных глаз. Стараясь скрыть смущение, говорил нарочито громко или молча смотрел на неё нежным взглядом, осторожно держа за руку.
 Агува была на седьмом небе от счастья. Никто никогда не уделял ей столько внимания. Она казалась себе сказочной принцессой. В эти минуты весь мир сходился для неё в этом человеке, отражался в его светлых глазах. От его поцелуев кружилась голова и сладко сосало под ложечкой. Рядом с ним она чувствовала себя защищённой, умиротворённой. Агуве хотелось вечно сидеть рядом, чувствовать тепло родного человека. Слова были не нужны, они могли спугнуть сладкое томление, наполняющее душу. Она верила, что и он чувствует то же самое и счастлив, как она. Однажды, в тихую лунную ночь, они сидели на терраске, тесно прижавшись, друг к другу. Вдруг Иона насторожился, прислушался и, вскочив с места, помчался к коновязи, где уже взволнованно прядал ушами любимый конь Хец.
 Агува не успела ничего понять: почему вдруг убежал её любимый, неужели она тому виной - ведь всё было так хорошо? В волнении девушка растерянно заходила по терраске. Она ещё не успела понять, что произошло, как появился Иона. Он ехал верхом на своём коне и держал за повод косматого верблюда, на спине, которого лежал связанный бедуин.
 - Вора поймал, - объяснил Иона своё внезапное отсутствие, - уже за ограду выезжал с мешками, - говорил он, отряхивая с рукавов рубашки прилипшую шерсть верблюда.
 Только после его слов Агува заметила два огромных полосатых мешка, переброшенных через спину верблюда.
 - Хец, умница, догнал! – похвалил он коня и поцеловал его в лоб. Разобравшись с вором, Иона вернулся. Уселся рядом с Агувой, будто и вовсе не уходил. Но интимность момента была нарушена.
 - Слушай, Ионеле, ты обещал рассказать, откуда у тебя Хец, - вспомнила Агува его давнее обещание.
 - О, это история необыкновенная. Он меня сам выбрал, - заулыбался Иона. - До него у меня было две лошади. Над первой народ потешался. Кобыла была - старушка. Потом я ездил с сыном шейха Абу Али в Негев, купил у бедуинов каурого жеребёнка. С ним история смешная вышла. Хочешь, расскажу?
 - Конечно, хочу. Это же интересно, - Агува откинулась на спинку скамьи и приготовилась слушать.
 Иона очень любил и хорошо знал лошадей. Эта тема для него была неисчерпаема, об этом он мог говорить долго.
 - Жеребёнок ходил за мной по пятам, как собака, - начал рассказ Иона. - Я его учил, тренировал. Конь вырос крепкий, но коротконогий. Видно не чистокровный. Бедуины обманули, - улыбался Иона, - они без этого не могут. Он бегал на своих коротких ногах очень быстро, даже в скачках побеждал. Однажды один молодой бедуин по имени Мухаммед - он был куши – чёрный, потомок рабов, вывезенных из Средней Африки, попросил меня дать ему лошадь, чтобы участвовать в скачках. Денег на своего коня у него не было, а перед девушкой блеснуть хотелось. Хороший он парень, покладистый, добрый. Упрашивал меня, чуть не плакал. Я сжалился, дал ему своего коротконого коня. А он возьми, да и приди первым. Ты не представляешь, что значит для бедуина победа в скачках. Все девушки на него внимание обратили. И, конечно, та красавица, для которой он старался. Ну и те, кто на приз рассчитывал, тоже. Бедный Мухаммед еле ноги из посёлка унёс. Бедуины хотели его побить. – Иона смеялся, высоко запрокинув голову. – Как же! Они над статью коня смеялись, мол, где ты такую каракатицу достал? А он скачки выиграл. – Иона продолжал смеяться. Агува тоже смеялась над рассказом и рассказчиком. Уж больно смешно, по-детски веселясь, он запрокидывал голову.
 - Пришлось потом обоих за победу наградить, - продолжал Иона. – Купил коню сахара пиленого, а всаднику печенья.
 Хец у меня уже позже появился, - продолжал Иона. – Было это после праздника Рош-а-Шана.
 Наступала осень. Быстро уменьшался день. Расин возвращался к себе в поселение Шейх-Абрек после очередного длительного разбирательства в бедуинском посёлке. Он отъехал совсем недалеко, бедуинские палатки ещё были видны. Солнце уже повернуло к закату. Иона прилёг на ещё тёплую землю. Положив руки под голову, он наблюдал, как по небу плывут причудливые осенние облака. Они то разлетались, как перья диковинных птиц, то ложились крупными белыми мазками. Казалось, нерадивый маляр бессмысленно обтёр испачканную белой краской кисть о голубой холст. Гонимые ветром, они слоились сине-белыми полосами и, редея у горизонта, расплывались, превращаясь в прозрачные голубые акварели с чёрными точками кружащих перед перелётом птиц.
 Вдруг на лицо Ионы упала чья-то тень. Он осторожно скосил глаза, чтобы не спугнуть неожиданного гостя. Рядом на тонких ножках стоял чёрный жеребёнок. Он тянул к Ионе мягкие тёмные губы, будто хотел не то попробовать его на вкус, не то поцеловать. При этом тихонько пофыркивал, обдавая лицо Ионы тёплым дыханием, пахнущим молоком и травой.
 - Какой ты красавец, - осторожно протянул к нему руку Иона. Он уселся на землю, стараясь не делать резких движений. – Ну, иди, иди сюда!
 Жеребёнок сделал несколько неуверенных шагов, подошёл поближе и подставил свою гибкую шею. Иона легонько погладил его по шелковистой гриве, поднялся и пошел медленно, не оглядываясь. Жеребёнок за ним.
 Так началась дружба между лошадью и человеком. Жеребёнок вырос и превратился в породистого арабского скакуна. Иона, не жалея времени и сил, учил Хеца быть настоящим боевым товарищем: высоко прыгать через препятствия, не бояться выстрелов, шума и огня, тихо лежать в засаде и служить живой баррикадой, позволяя хозяину прятаться за его крупом во время стрельбы.
 Не раз он спасал жизнь своему хозяину: уносил его в бешеной скачке. Однажды принёс его раненого к дому.
 Иона ночевал в стойбище Салема накануне свадьбы его сестры Фатмы. Южная ночь истекала медленно, как патока из кувшина, выплескивала остатки своей синевы. На дальние холмы упали тёмно-синие тени. Первые робкие лучи солнца, встающего над горизонтом, добавили оттенки светлых тонов - голубого и золотистого - на распростёртую у подножья холмов пустыню. Вся она, притаившись в предрассветной дымке, казалась далёким морем, зовущим в неизведанные страны.
 Снаружи послышалось тихое ржание. Иона тут же поднял голову, будто и не спал вовсе. Он резко вскочил и вышел из палатки. Любимый конь Хец звал хозяина. Завидев Иону, он нетерпеливо переступал с ноги на ногу, тянулся к нему своими мягкими губами. Иона погладил коня по шелковистой шее, похлопал по гладкому крупу, прижался щекой к лошадиной морде. Отвечая на ласку, Хец снова тихонько заржал. Утренний ритуал приветствия был соблюдён.
 Вдохнув полной грудью свежий утренний воздух, Иона залюбовался всходившим над пустыней солнцем. Много раз виденный восход каждый раз казался чудом рождения нового дня. В загоне уже стояли навьюченные верблюды, блеяли молодые барашки, маленький чёрный козлик, счастливо помахивая хвостиком, жадно сосал вымя такой же чёрной козы. Немного понаблюдав за малышом, Иона улыбнулся и снова шагнул в тёплое, пахнущее дымом нутро палатки.
 Вечером того же дня в стойбище играли свадьбу. Перед шатром жениха и невесты на расчищенную большую, круглую площадку вышли взрослые бедуинские женщины. Все они – родоначальницы племён были в чёрных расшитых цветными и золотыми нитками платьях, на груди звенели золотые монисто, а на руках почти до локтя - золотые браслеты. На головах покрывала. Напротив выстроились мужчины в дорогих праздничных одеждах. Вперёд вышла шаманша. Покрывало, скрепленное на голове, почти полностью скрывало её лицо. В руках у неё был посох. Она размахивала им перед лицами окружающих. Повинуясь жестам шаманши, все начали, ритмично пританцовывая, двигаться по кругу. При этом песня их звучала, как диалог. Женщины пели, мол, не отдадим невесту, а мужчины, наступая, настаивали на том, что отберут её. Они кружили по площадке. Танец их всё ускорялся и ускорялся, и это было действительно магическое действо. Всех слов песни Иона разобрать не мог, но язык танца был понятен.
 Молодые мужчины под одобрительные крики гостей показывали свое умение в джигитовке. Наступило время скачек на самых лучших скакунах. Среди наездников был и Иона. Он летел впереди всех, низко прижавшись и обхватив за шею коня. Хец, будто знал, что от него требуется только победа. Вытянув вперёд шею, гордо неся голову и высоко подняв хвост, он на самом деле был похож на пущенную из лука стрелу. Иона и победитель в скачках на верблюдах заняли почётные места среди гостей.
 Мужчины и женщины пировали порознь. Женщины не могли появиться на мужской половине. Если нужно было что-то спросить, посланцами служили мальчишки, снующие между двумя палатками.
 В самый разгар веселья с улицы донёсся истошный женский крик и хлопки выстрелов. Мужчины вскочили с мест и бросились на улицу, на ходу хватаясь за оружие. Иона тоже выбежал из палатки, оказавшись впереди других.
 На пятачке в центре посёлка, где совсем недавно плясали жених с невестой, кружили несколько всадников с оружием в руках. Один из них постоянно вздыбливал коня и выкрикивал ругательства. Заметив Иону, стоящего у палатки хозяина, он осадил лошадь.
 - А, Ховаджа Дауд, рад видеть тебя, - приветствовал он почётного гостя. – Зачем ты почтил этого недостойного человека своим вниманием? – громко говорил он, указывая на Салема. - Ты же знаешь, какой он бесчестный человек!
 - Успокойся, Хусейн! Слезай с коня, обсудим, что произошло, - спокойно отвечал Иона. - У людей свадьба, не гоже портить праздник.
 - А ты спроси, где они взяли верблюдов для скачек? Чем расплатились?
 - Не сомневайся, спрошу. Всё выясним. А сейчас, будь гостем! Правильно я говорю, Салем? – обратился он к хозяину. Испуганный Салем быстро взял себя в руки:
 - Конечно, всякий, кто почтил нас своим присутствием в такой день – дорогой гость. Хусейн неожиданно быстро согласился. Спрыгнул с коня и дал знак своим друзьям спешиться. – Если Ховаджа Дауд просит, мы не откажем хозяину.
 Многие знали, что Хусейну нравилась Фатма - сестра Салема, он хотел на ней жениться. А Салем, как старший брат, принял другое решение, выдал её за человека из более богатого клана. Хусейн счёл себя оскорблённым, но вида не подал. Он искал повода наказать обидчика. Верблюды, купленные у него, были только предлогом.
 После свадьбы Иона пробыл в стойбище ещё несколько дней, проводя «сульху». Длинные, окольные разговоры привели к внешнему примирению. Провожали Иону в обратную дорогу обе конфликтующие стороны – Салем и Хусейн. Они, как друзья, стояли рядом и махали ему вслед.
 Солнце большим красным шаром быстро падало за горизонт. На пустыню ложились синие сумерки. В вечерней тишине далеко разносился по равнине стук копыт его коня. Неожиданно Иона услышал у себя за спиной погоню. Он оглянулся. Неизвестно откуда появившийся всадник, закутанный в куфию по самые глаза, летел прямо на него. Иона успел только заметить, как брызнул сноп огня из ствола винтовки. Он чуть потянул левый повод, и Хец, повинуясь, шагнул влево. Горячая пуля тут же впилась в правую ногу повыше колена. Иона вскрикнул и упал с коня. Он видел, как всадник сразу повернул и помчался прочь.
 Воистину настоящая арабская дружба, - подумал он, - нож в спину, пуля вдогонку. Видимо кто-то все же остался недоволен результатами переговоров.
 С трудом перевязав ногу поясным ремнём, чтобы остановить кровь, и превозмогая боль, Иона взобрался на спину коня. Горячая волна беспамятства то и дело накрывала его, мешала следить за дорогой.
 А верный Хец осторожно, неуклонно вёз его к людям. Как он нашёл дорогу, для Ионы осталось загадкой, но к утру Хец привёз своего обессилевшего седока под окна той же аптеки, у которой останавливался Иона в тот первый день, когда купил у бедуинов жеребёнка. Они выехали на дорогу, в Тель-Авив, и вдруг навстречу пронёсся автомобиль, водитель, которого нажимал на клаксон. Жеребёнок испугался сигнала – дитя пустыни, он не привык к резким звукам, рванулся в сторону и сбросил седока. Иона упал и повредил руку. Кровь била из раны толчками. Пришлось искать помощи в аптеке.
 - Хороший у тебя жеребёнок, породистый, - сказал тогда аптекарь на прощанье, - помяни моё слово, вырастет в резвого коня. Я в этом толк знаю.
 На этот раз маленький, с седым венчиком волос вокруг большой головы аптекарь быстро орудовал своими цепкими пальцами, извлекая пулю.
 - Вот так конь, просто королевский, - восхищался говорливый медик. - А какой умный! – продолжал он заговаривать зубы пациенту, отвлекая от боли. - Попади ты ко мне чуть позже, мог бы ноги лишиться, да и крови много потерял. Закончив перевязку, он испытующе посмотрел в глаза пациенту:
 - В больницу всё равно обратиться нужно. И в полицию, наверно, а? – спросил он на всякий случай, хотя был уверен, что молодой человек не пойдёт ни в какую полицию. Скорей всего не пойдёт и в больницу. И он был прав.
 
 * * *
 Два всадника c винтовками за спиной и патронташем через плечо затемно выехали из бедуинского стойбища. Их путь лежал на юг, к Красному морю. Долго они скакали молча. Голова к голове шли бойким намётом кони: вороной арабский скакун и гнедая бедуинская кобыла. Когда почти рассвело, всадник на гнедой лошади придержал поводья.
 - Дальше, Ховаджа Дауд, до чёрного камня ты поедешь один, там тебя встретят.
 - Как я узнаю его? – спросил Иона, осаживая коня.
 - Ты знаешь его в лицо, а он знает твоё имя. Отдашь ему деньги, – коротко пояснил он и, дотянувшись до плеча Дауда, хлопнул и одновременно подтолкнул вперёд.
 - Хорошей дороги! – прощаясь, он поднял руку и ускакал, не оглядываясь.
 Солнце уже давно встало, а всадник всё продолжал скакать. До места встречи оставалось еще около часа пути. Горы на горизонте скрывала голубая дымка, сквозь неё проступали только неясные их очертания. По мере того как поднималось солнце, всё отчётливей проступали зубцы гор. Были они причудливы, цвет вершин менялся с каждой минутой. Одна отсвечивала зелёным, другая - синим, а то вдруг и красным. Бриллиантами блестели в утреннем свете вкрапления кварца.
 Всадник не мог отделаться от мысли, что именно так выглядела земля на второй день сотворения мира. «На другой день сотворил Он твердь земную. И была земля пустынна», - сказано в Торе.
 Позади, справа от едва приметной дороги остались копи царя Соломона. В давние времена мудрый иудейский царь добывал в этих горах медную руду, редкий красоты сине-зелёный камень, похожий на бирюзу. Из него делали украшения, как впрочем, и сейчас. Главная мудрость Соломона была в том, что во времена его правления страна не воевала. Процветали ремёсла и торговля. Это, пожалуй, единственное сорокалетие, когда на этой земле не было войны, - думал он, глядя на горы, и мысли его продолжали убегать в давние времена. Веками бились люди разных вероисповеданий за клочок суши между двумя морями, вели непрерывные войны. За власть над своим народом, за место под солнцем бились иудейские цари. За провинции, приносящие доход серебром, вели войны римские правители, за веру в Иисуса Христа, за Гроб Господень велись крестовые походы. За мусульманскую веру стояли здесь арабские племена и турки Османской империи. Теперь отстаивают свои имперские интересы в регионе англичане. При мысли об англичанах, хозяйничающих на земле Израиля, Иона в сердцах стиснул зубы. Прав был поэт Ури Цви Гринберг, когда говорил, «что только война и кровь решат, кто будет править в Эрец Исраэль». Чтобы жить и распоряжаться землёй, данной Богом, евреи должны бороться, как дрались с завоевателями поднявшие восстание отряды Иуды Маккавея. Стоять насмерть, не сдаваться поработителям, как защитники крепости Мацада во главе с командиром Бен-Яиром Элиэйзером. Они погибли все до одного, лишив себя жизни, но не сдались врагу, осаждавшему одинокую крепость на вершине голой скалы. Подвиг их примером свободолюбия остаётся в веках. И сейчас евреи должны сплотиться и бороться за право создать своё государство на Земле Обетованной, а для этого нужно оружие. Поэтому он - Иона Расин тайно едет на встречу с людьми, которые окольными путями доставляют оружие отрядам самообороны.
 Иногда оружие везли через Дамаск и Бейрут, покупали в Европе у частных компаний. Англичане на таможне отбирали винтовки и пулемёты, поэтому приходилось прятать их в различных товарах, особенно среди стройматериалов. Более тяжёлое вооружение вовсе нельзя было провезти. Арабам и бедуинам власти не чинили препятствий. Желая получить как можно больше «еврейских денег», арабы перепродавали оружие поселенцам.
 Сегодня через Суэцкий канал пришёл корабль с оружием для арабов. Вез его в глубь страны бедуинский караван. Часть винтовок и патронов попадёт к охранникам поселений, когда караван доберётся до нужной точки.
 «Неспроста именно мне доверены тайные операции такого рода, - с некоторой гордостью думал Иона. – Я один из тех, кто первым решился вопреки всем скептикам с оружием в руках встать на защиту отвоёванной у пустынь и болот земли, бороться с её врагами».
 Неожиданно перед ним открылось синее море в сиянии утреннего солнца. В восторге от увиденной картины всадник придержал коня. Вода, в которой отражались прибрежные скалы, на самом деле казалась красной, оправдывая название моря. Дальше до назначенного места он ехал шагом вдоль берега, открыв лицо свежему морскому ветру. Он уже миновал арабский посёлок Умм Эль Решреш, оставшийся слева у самой воды. (Ныне здесь расположен город-курорт Эйлат.) Вдруг ему пришла неожиданная мысль: где–то в этих местах перевёл Моисей по дну морскому евреев, когда, спасаясь от рабства, бежали они из плена египетского. «И разверз Он пучину морскую, и открыл путь для народа своего, и стояли воды морские стеной, пока последний немощный не достиг берега», - кажется так сказано в книге «Исход», – размышлял Иона, глядя на близкий противоположный берег. – «И пустился фараон за ними в погоню, но обрушил Господь на египтян волну морскую, и поглотила вода всё войско фараоново». – Он продолжал мысленно вспоминать писание. - Да что тут идти? Всего-то километров семь будет, вполне могли люди перейти…, - он поймал себя на мысли, что думает об этом, как о реальном событии. – Кругом же вода! Но уж очень хочется верить, что именно так спаслись евреи. На той стороне, на горе Синай, получил Моисей скрижали Завета. Завещал Создатель народу своему соблюдать заповеди его и быть свободным. – Иона вдохнул полной грудью и вслух закончил свою мысль:
 - Никогда мы больше не будем рабами, построим своё государство, отстоим свою независимость с оружием в руках!
 Размышляя, он добрался до условленного места. Огромный чёрный валун, неведомо откуда появившийся здесь, будто придорожный камень у сказочного распутья, отмечал место встречи. Рядом росло единственное дерево - зонтичная акация, широко разбросавшая крону. Хец отдыхал в тени дерева, а Иона уселся, опершись спиной о тёплый бок камня, и стал ждать. В небе парила большая чёрная птица. В свободном полете орёл ни разу не взмахнул крыльями, вольный ветер нёс сильную, гордую птицу….
 На горизонте в колыхании знойного марева появился силуэт бедуина на верблюде. Куфия полностью закрывала его голову. Из-под ног бегущего верблюда взлетали вверх фонтанчики густой пыли. Подъехав ближе, бедуин осадил верблюда, как рысака. Тот встал, качая головой на гибкой шее. На губах верблюда висели хлопья пены. Наездник лихо спрыгнул на землю. Иона молча ждал, пока гонец первым обратится к нему, назовёт пароль - его настоящее имя. Подъехавший всадник сбросил с головы платок, и перед Ионой предстал Абу Али – его бывший ученик. Он сопровождал караван с оружием.
 - Здравствуй, Иона дорогой, - приветствовал его Абу Али.
Они не виделись давно, и сейчас оба были рады встрече. Иона передал деньги Абу Али и, перебросившись с ним парой фраз, пустился в обратный путь. Нужно было добраться в стойбище до темноты. Одинокий всадник на дороге мог подвергнуться нападению в любую минуту.
 Абу Али отправился вдогонку каравану. Ради друга юности он в точности выполнит обещание. Оружие не пропадёт по дороге.
 
 *