Полет гордой птицы. продолжение 6

В мае-июне 1938года под Тель-Авивом Хагана проводила курсы обучения молодых командиров. Иона Расин в форме офицера Хаганы: светло-защитной рубашке с короткими рукавами и в холщовой панаме, перетянутый кожаными ремнями, проводил занятия на начальном курсе - . Были ещё два курса - и.
 Полевые учения новобранцев проходили на сорокоградусной жаре. Два часа тренировок, десятиминутный перерыв и снова учения. Иона не давал спуску молодым бойцам, но, стараясь донести до каждого нужные знания, говорил с ними по-отечески, хотя разница в возрасте была не более пятнадцати лет. Для молодых Расин был человеком, о котором ходили легенды. Бойцы смотрели на него с обожанием, как на человека с ореолом славы. Затаив дыхание, слушали они его уроки топографии, ориентирования на местности. Он учил их находить следы на голой земле пустыни, объяснял будущим командирам структуру арабского общества, устройство бедуинских деревень.
 - Всё это очень важно, - говорил он мягко, но настойчиво, вышагивая перед новобранцами по узкому проходу комнаты для занятий, - вы должны понимать, с кем имеете дело: от кого можно ждать помощи или понимания, а от кого - нападения исподтишка, удара в спину. Перенимайте суровый, походный опыт бедуинов. Никто не приготовит вам мягкой постели и сладкого стола на войне.
 После курсов у молодёжи сохранился обычай пить чёрный горький кофе из финджана. В речи появилось много арабских слов и выражений. Все слушатели курсов позже стали командирами отрядов Пальмаха. Они были хорошо обученными бойцами, которые играли главную роль и в борьбе против англичан. Опыт, полученный на курсах, очень пригодился ударным силам Хаганы в боях за Негев и Иудейскую пустыню.
 Вечерами, когда трудный учебный день заканчивался, курсантам казалось, что на сегодня все силы израсходованы. Но как только немного спадала жара, все выходили из душного барака, усаживались в кружок прямо на землю, шутили, пели песни. Всегда находился весельчак, который первым пускался в пляс. За ним, забыв об усталости, один за другим поднимались остальные. Круг расширялся, рос. И вот, под звёздным небом уже ритмично кружила весёлая, озорная хора.
 - Так всегда в трудные минуты поют и пляшут евреи, - думал Иона, - смеются сквозь слёзы назло всем бедам и врагам. Потому и не сломлен народ иудейский. Не истребим его национальный дух. С большим удовольствием я обучал бы этих ребят любить и понимать природу, смешивать краски и выводить на бумаге чудесные рисунки, - с тоской думал Расин, - а приходится учить их обращаться с оружием, стрелять, убивать. Иона глядел на молодых, сильных ребят и вспоминал себя молодым. Ещё совсем недавно и для него самым важным на свете были весёлые сборища молодёжи, быстрые танцы до рассвета. Он видел, как радостью загораются глаза парней, когда они встречают его, понимал, что так смотрят на отца или старшего брата, и чувствовал себя убелённым сединами стариком.
 Кто-то из бойцов сделал фото, на котором они всем курсом, как деревенские мальчишки, облепили его старенький «форд», а Иона стоит сбоку, застенчиво и снисходительно улыбаясь.
 В те дни все жители ишува следили по газетам за судебным процессом над тремя молодыми членами Хаганы. Шломо Бен – Йосеф, Шалом Журавин и Авраам Шейн из поселения Рош–Пина после ряда кровавых убийств, учинённых арабами, решили самовольно совершить акт возмездия Они устроили засаду на дороге, намереваясь обстрелять арабский автобус, следующий из Тверии в Цфат. Каждый был вооружен пистолетом. Все подпольщики в то время как настольное пособие изучали книгу «Эхдак» - пистолет, выпущенную двумя соратниками и друзьями Штерном и Разиэлем. В книге подробно описывалось устройство пистолета и первые навыки пользования им. «Эхдак» зачитывали до дыр, передавали из рук в руки. Не были исключением и трое молодых бойцов.
 С раннего утра они залегли в придорожных кустах в ожидании автобуса. Солнце уже стояло высоко в небе, а автобус всё не появлялся. Какая-то поломка задержала его в пути. Ребят изрядно разморило на жаре, и они пропустили момент, когда из-за поворота показался автобус. После заминки нападающие начали стрельбу, но были замечены. Из автобуса выскочил вооружённый шофёр и стал отстреливаться. Неудачливым «террористам» пришлось отступать. Они разобрали пистолеты и спрятали оружие в каком-то сарае, но были выданы властям мандата евреем, служившим в английской полиции.
 В тюрьме Акко трое приговорённых ждали смертной казни через повешение. Адвокаты Джозеф и Хотер-Ишай пытались смягчить наказание. Они доказывали, что Журавин психически ненормальный, а Шейн слишком молод. Но освободить их не удалось.
 Накануне казни Шломо Бен-Йосеф написал на стене тюрьмы в Акко: «Иду на смерть за нашу страну. Родина это ради чего нужно жить и за что можно умереть!»
 Как все жители ишува, Иона был потрясен известием об их казни. Может быть в тот день он принял решение помогать осуждённым борцам за свободу. Позже это стало ещё одной из его обязанностей.
 На седьмой день после исполнения приговора в Хайфе прогремел взрыв. Акцию возмездия за гибель своих товарищей провели бойцы Эцель - отколовшейся от Хаганы организации (аббревиатура от слов иргун цваи леуми – национальная военная организация).
 В тот же год Иона потерял самого близкого друга, почти брата: погиб Александр Зайд. Его убили подлым выстрелом в спину, когда он ночью нёс охрану Шейх-Абрейка. Арабы давно охотились на него, как охотник на дичь. Выслеживали и поджидали ненавистного охранника. На этот раз охота удалась. Утром Зайда нашли убитым недалеко от посёлка.
 Когда все думали, что арабы раздавят евреев, посмевших взять в руки оружие, Зайд поступал «нелогично» - создавал отряды самообороны. Этот путь оказался верным.
 На месте его гибели в поселении Шейх-Абрейк стоит единственная в Израиле конная статуя. Александр Зайд верхом на коне смотрит вдаль с высокой кручи, словно продолжая нести охрану своей земли.
 Это известие было для Ионы настоящим горем. Он несколько дней не разговаривал ни с кем. Боль разрывала его сердце: скольких ребят, с которыми вместе начинали в Га-Шомер, уже не досчитаться в наших рядах. Всех их настигла пуля или нож. А теперь Александр! Такая потеря! Иона страдал молча, сидя в одиночестве. В эти дни перед его глазами прошла вся недолгая жизнь с того самого дня, когда он желторотым птенцом был выброшен из родового гнезда. Теперь, когда казалось, что взрослая гордая птица уже летит, широко расправив крылья, вражеская рука вырвала рулевые перья, чтобы помешать свободному полёту. С гибелью Зайда он лишился сильного, дружеского плеча. Иона дал себе слово никогда не сворачивать с пути, выбранного вместе с Александром. Слово своё он сдержал.
 
 * * *
 
Над еврейством Европы уже нависала тень Катастрофы. Потеряв последние иллюзии, евреи Германии стремились во что бы то ни стало покинуть страну. Агенты организации Алия Бет хотели спасти как можно больше людей, особенно детей и цвет нации – выдающихся учёных, художников, артистов.
 Пользуясь отчаянным положением евреев, немцы торговали визами на выезд, всё больше завышая цены. Визы подделывали, воровали. Но не все страны соглашались принимать беженцев. Англичане всячески препятствовали иммиграции в страну.
 Население Палестины к 1939 году насчитывало 474 600 человек, из них 177 000 жили в Тель-Авиве, 137 600 - в киббуцах и мошавах, остальные - в Иерусалиме и Хайфе. В то время как в Палестине катастрофически не хватало людей, в Европе тысячами гибли евреи. Вина за гибель этих людей целиком лежит на англичанах, отказавшихся разрешить иммиграцию в Эрец Исраэль. Тем не менее, Хагане удалось спасти более одиннадцати тысяч человек из
стран, захваченных нацистами. Поставками оружия из Европы также занимались Хагана и Эцель
 31 августа 1939 года на заседание подпольного комитета в Тель-Авиве ворвались английские солдаты. Им удалось арестовать большую группу командиров Эцель, среди них был и Авраам Штерн (Бен–Яир). Он отвечал за отправку в Палестину большой группы польских евреев. Уже всё было готово к переброске людей. Подписан договор на поставку крупной партии оружия из Польши, но сделка сорвалась.
 1сентября 1939года немецкие моторизованные части вторглись на территорию Польши. Началась Вторая мировая война.
 А в новом Тель-Авиве шла внешне благополучная жизнь. На улицах весь день толпились нарядно одетые прохожие. Работали магазины и кафе. В кинотеатрах показывали новый американский фильм. На набережной по вечерам играла музыка, молодёжь танцевала.
 Хагана снимала Ионе конспиративную квартиру в доме, где председателем домового комитета была Дора Вансберг. Маленькая женщина с пышной грудью и суровым лицом знала всё о жильцах своего дома. Дора встретила Иону у входа, когда он вечером возвращался к себе.
 - Могу я поговорить с вами по одному важному делу? - Дора жестом попросила Иону присесть на бордюр. Усадив его, она несколько раз оглянулась по сторонам. Наклонившись к нему и прижимаясь грудью к его плечу, она заговорщицки зашептала в ухо. Говорить с высоким Ионой она могла только в такой неудобной позе.
 - Я знаю, господин Расин, что вы человек из Хаганы. Нет, упаси Бог, это знание умрёт вместе со мной. Вы могли бы помочь? – она отступила на шаг и, склонив набок голову, выжидательно посмотрела на Иону.
 - Не знаю, чем смогу быть вам полезным, - тихо, чтобы не слышал проходящий мимо сосед, сказал Иона. – Постараюсь.
 Для властей Расин был предпринимателем и поэтому мог, не вызывая подозрений, сидеть в кафе, якобы поджидая своих коммерческих партнёров. Дора передала Ионе просьбу своего сына – члена подпольной группы Эцель. В последнее время арестовали некоторых агентов организации. Иногда их хватали прямо на улице. Подозрение в предательстве пало на официанта кафе.
 В Тель-Авиве, в кафе «Карлтон», что на углу улицы Герцеля и бульвара Ротшильда, проходили встречи тайных агентов Эцель. В этот день Иона в светлом костюме сидел за столиком в тени парусинового зонтика на летней площадке кафе. С видом праздно отдыхающего он спокойно пил кофе из маленькой фарфоровой чашечки, незаметно наблюдая за одним из официантов. Будто высматривая среди прохожих своего клиента, он нетерпеливо поглядывал на часы. На самом деле он следил за тем, как официант рассчитывался с очередным посетителем, а взгляд на часы означал: не тот, не время. На углу улицы на глазах у прохожих обнималась молодая парочка. Юноша одной рукой держал велосипед, а другой обнимал девушку. Через её плечо молодой человек внимательно следил за Ионой. Наконец, официант подал счёт английскому офицеру. Вместе со счётом положил на блюдечко клочок бумаги. В это время Иона резко поднялся и, будто увидев в толпе знакомого, бросился из-за стола. Якобы по неосторожности он уронил поданное военному блюдечко, успев заметить, что написано на обрывке.
 - Sorry, sorry, - стал он извиняться по-английски, - простите за неуклюжесть, офицер, - мне показалось, что я увидел своего товарища, Хаима, который раньше жил на улице Герцеля рядом с гимназией, - громко говорил он, наступая ногой на бумажку. Именно это имя и адрес были на ней написаны.
 Офицер, принимая извинения, снисходительно улыбался, а глаза смотрели зло и холодно. Расин быстро раскланялся и удалился. В мгновение ока исчезла с улицы и молодая парочка. Через час из города выехал на велосипеде Хаим Рабински, а ночью в своей квартире был убит официант кафе. Эцель не прощал измены. И хотя Иона не входил в формирования Эцель, а выполнял задания Хаганы, но тоже не терпел предателей.
 Вернувшись в свою квартиру, Иона включил радиоприёмник. Покрутив ручку настройки, поймал позывные подпольной радиостанции «Кол Исраэль» - Голос Израиля. Идея создания радиостанции принадлежала выходцу из Белоруссии, видному политическому деятелю Израиля - Каценельсону. Иона закрыл дверь на ключ от незваных гостей и окно, чтобы случайный прохожий не мог услышать радиопередачу. Уселся поближе к приёмнику и стал слушать. Передавали обращение к жителям ишува. Чистый женский голос с пафосом вещал: «В наступивший трудный для евреев всего мира момент молодые люди, способные держать в руках оружие, должны вступать в английскую армию независимо от отношения к властям мандата. Сейчас, когда немецкие части генерала Роммеля могут ворваться в Эрец Исраэль, настало время выступить против нацистов на стороне англичан».
 Иона прекрасно понял намек на то, что руководство Хаганы считает необходимым направить в английскую армию своих офицеров. И жители ишува, вступившие в британскую армию, обязаны им подчиняться.
 Мобилизация в армию Её Величества не была новостью для Расина. Он прекрасно понимал, что служба членов

Хаганы в английской армии позволяла улучшить материальную базу, пополнить нелегальные склады оружия. Организация именно таких складов находилась в его ведении. Расина назначали в Северный район – появлялись «слики» - тайники в Тверии, Хайфе и её окрестностях, переводили в Центральный район – новые базы возникали в Ришон-ле-Ционе, Тель-Авиве. Налаживались поставки и за счёт покупки оружия.
 Весной 1941 года в составе английской армии уже сражались еврейские отряды. В Ираке, в бою за воздушную базу в Хабании, куда он привёл на помощь оборонявшимся англичанам группу своих бойцов, погиб первый командир Эцель - Давид Разиэль. В боях на территории Сирии участвовал отряд, которым командовал Моше Даян. Это было одно из боевых крещений подвижной партизанской армии - Пальмах. Решение о создании боевых отрядов Пальмаха принималось в доме Элиягу Голомба. Их первым командиром стал Ицхак Саде, выходец из России. В Первую мировую войну он получил чин унтер-офицера, был награждён Георгиевским крестом, а в 1918 году командовал ротой в Красной Армии. Ицхак Саде первым сформулировал стратегию подвижного боя малыми отрядами и тактику ведения ночного боя, искусство маневрирования на территории противника.
 «Под покровом ночи врагу кажется, что нас много, в десять раз больше. Мы должны нападать малыми группами. В нашей войне победу определяют не батальоны, а взводы. Командиры взводов - вот мои генералы, мои дети», – любил повторять Ицхак Саде. Он командовал Пальмахом до 1945 года. Во время войны за независимость командование Пальмахом перешло к Игалу Алону.
 Вынужденный соблюдать конспирацию, Расин не задерживался на одном месте подолгу. Его миссия отнимала много сил и энергии, он почти не бывал дома.
 В его редкие наезды Агува была просто счастлива. Она очень скучала по мужу, но никогда не осмелилась настаивать на том, чтобы он отказался от своей работы, не вела себя, как собственница, удерживающая добычу мёртвой хваткой. Интуитивно она понимала, что любовь – это дитя свободы. Как вольная птица, попадающая в клетку, перестаёт петь и со временем чахнет, так и любовь угасает, зажатая в тиски непрерывных притязаний. Она любила его свежим чувством первой влюблённости. Радость встречи с мужем делала лицо Агувы прекрасным, счастьем искрились её зелёные глаза. Иона, согретый светом любимых глаз, не замечал, что Агува после рождения детей располнела и очень стеснялась этого. Каждое его возвращение домой было радостным и волнующим, как первое свидание.
 Однажды, поздним вечером, он приехал совершенно измотанным и больным. У него была высокая температура и очень болел зуб. Агува переполошилась:
 - Йона, давай позовём доктора. Ты же до утра от жара сгоришь.
 - Нет, дорогая, - говорил он, падая без сил на кровать, - неудобно беспокоить человека среди ночи. Ему же завтра вести приём больных.
 - Всегда ты о других печёшься, - не сдавалась Агува, – ты же не от безделья людей беспокоишь. Ты всем столько добра делаешь - тебе не откажут. Давай пойдём хотя бы к зубному врачу, он же рядом живёт.
 - Нет, не стоит, - отрицательно качал головой Иона, - ты у меня самый лучший доктор. – Он притянул жену к себе и, уложив рядом на кровать, сказал доверительно:
 - Налей-ка мне рюмочку коньяку из заветной бутылочки, я зуб пополощу. И дай твою чудодейственную таблетку – АПЦ кажется. От всех болезней помогает! – говорил он, смешно растягивая слова и подражая интонациям Агувы, какими она увещевала девочек, пытаясь вложить им в рот лекарство.
 Агува рассмеялась и отправилась на кухню. Она заглянула в спальню к детям. Девочки безмятежно спали. Видимо, Иона очень плохо себя чувствует, если не зашел к детям. Боится их заразить.
 Агува напоили мужа чаем, налила рюмку коньяку, укрыла тёплым одеялом и прилегла рядом. Всю ночь он метался в жару, а она утирала пот с его разгорячённого лица. Под утро Агува забылась тревожным сном. Проснулась она от детских голосов. Дочери о чём-то громко спорили в своей комнате. Ионы уже не было рядом. На столике у кровати лежала записка: «Уезжаю - дела. Целую моих девочек. Иона».
 Неотложные дела ждали его в Хайфе. В двенадцать часов дня у него была назначена встреча с английским офицером, начальником караула на военном складе.
 С началом Второй мировой войны Англия превратила Палестину в склад боеприпасов, чем пользовались лояльно настроенные к местному населению английские офицеры. Они приторговывали оружием, что было неплохой прибавкой к жалованью.
 Расин приехал в Хайфу задолго до назначенной встречи. Неспеша прошёлся по рынку. С видом праздногуляющего бездельника потолкался в разношерстной, разноголосой толпе. У лавки зеленщика, прислонившись спиной к стене, стоял бедуин в длиннополом, замызганном пиджаке, подпоясанном тонким кожаным ремешком, и белом головном платке. Взгляд у него был равнодушно-скучающий. На самом деле позиция была выбрана умело. Со своего места он хорошо видел всё происходящее вокруг. Он первым заметил в толпе высокую фигуру Ионы. Не изменив выражения лица, отделился от стены и пошёл за ним вслед. Это был тайный агент Расина. Пройдя между рядами, заваленными апельсинами, фруктами и овощами, они свернули в остропахнущие рыбные ряды и остановились между лавками в тени забора. Двое разговаривали, стоя лицом друг к другу. При этом каждый внимательно следил за тем, что происходит у другого за спиной. По первому подозрению они могли мгновенно разойтись в разные стороны и смешаться с толпой.
 Агент принёс новости из арабских деревень. Под влиянием муфтия многие, ранее жившие в мире с киббуцами и мошавами арабские деревни, вооружались, чтобы выступить против своих соседей. Сбор информации позволял вовремя выстроить оборонительные сооружения,
вырыть окопы в населённых пунктах, на которые готовилось нападение, перебросить туда бойцов из отрядов Пальмаха.
 Сбором информации и планированием контрразведывательных операций занималась созданная в 1940 году Служба информации Шай - (ширут йеда). Одним из её организаторов был Шауль Авигур. В службе существовало несколько отделов. Общий отдел занимался сбором информации на «британском» направлении, арабский - отвечал за предупреждения действий арабов в Эрец Исраэль и ближайших странах. Были также еврейский и коммунистический отделы, владевшие информацией о внутренних ревизионистских организациях Эцель и Лехи и об ультралевых. Сотрудники Шай занимались закупкой оружия по всему миру и нелегальной репатриацией евреев в страну. После создания государства эта структура была реорганизована в две основные: Шабак - внутренняя разведка и Мосад – внешняя разведка, до наших дней считающаяся одной из самых лучших в мире.
 Опыт общения с бедуинами, связи в арабской среде, дружба с английскими офицерами делали Иону Расина неоценимым сотрудником Службы.
 После встречи с агентом Иона направился на набережную. В нижней части города в полдень стояла невообразимая духота. Даже лёгкий морской ветерок не приносил облегчения. В маленьком прибрежном кафе сидело несколько разморённых жарой посетителей. Маленький, толстый господин в холщовом пиджаке угощал мороженым и шоколадом высокую, худую девицу из местных «продажных» женщин. Закинув ногу на ногу, она томно глядела в сторону Ионы. Он потягивал ледяной напиток из смеси лимонного сока с водой и лениво смотрел на море.
 Стая чаек кружила над водой у берега. Одна большая чайка, как хозяйка по своей кухне, важно разгуливала по пляжу. Она не пыталась взлететь и присоединиться к сородичам. Птица искала что-то в полосе прибоя. Озиралась
по сторонам, будто опасаясь посторонних глаз, и продолжала поиски.
 - Тоже таинственная разведчица. По крупицам собирает информацию, а шумным подругам даже невдомёк, чем она занимается, - улыбаясь, подумал Иона.
 По набережной быстро шагал английский офицер. Перед входом в кафе он снял фуражку и обтёр платком лицо. Это был сигнал – всё в порядке.
 Иона приветливо замахал рукой и громко по-английски окликнул офицера.
 - Мистер Велли, идите сюда! Составьте компанию! Есть новый анекдот.
 - А, мистер Расин, добрый день! - Велли притворялся, что рад неожиданной встрече. - Какими судьбами? Давно вас не видел. Как ваши дела? Как дети?
 Со стороны это выглядело как случайная встреча приятелей. Офицер подсел за столик Ионы. Они долго и непринуждённо болтали. Среди ничего не значащих слов прозвучала и важная информация: когда, где и за какую сумму можно будет получить приготовленные для Хаганы пистолеты и патроны к винтовкам.
 В кафе сменились посетители. Появился высокий мужчина со свёртком в руках, молодая парочка, зашедшая передохнуть в тени. За соседним столиком уселись двое английских военных. Рядовой и унтер-офицер пили пиво, разговаривали.
 

Иона затылком почувствовал пристальный взгляд одного из них, прислушался к их разговору. Вдруг он ясно расслышал, как унтер сказал:
 - Запомни этого длинного. Я его знаю, он из Хаганы.
 - Ну и что? – спросил второй, – у них каждый третий в Хагане. - Англичане понизили голос и зашептались. Расслышать стало невозможно. Расин поднялся и, расплатившись, первым вышел из кафе. Очень не понравилась ему эта встреча. Может быть не было в том ничего удивительного - многие английские солдаты и офицеры в городе знали Иону, а возможно и не случайно они оказались за соседним столиком.
 Сразу же припомнился недавний случай в Кирьят - Хаиме.
 Примерно месяц тому назад у Расина выпал свободный день. Он провёл его дома. Играл с девочками, возился в саду. Ципи постоянно вертелась под ногами. Ей очень хотелось быть полезной отцу. Она то приносила ему воды в маленьком ведёрке, то копала ямку своей лопаткой. Заглядывая ему в лицо, спрашивала:
 - Правильно я делаю? Правильно, папа?
 - Правильно, дорогая. Ты у меня самая главная помощница, - ласково говорил он, закапывая ненужную ямку. Потом отец и дочь переместились в небольшой курятник, построенный Ионой по передовым технологиям. Собрали ещё тёплые яйца в маленькую корзинку. Ципи всё хлопотала рядом с отцом. Старшая дочь домашней работы не любила. Иона старался сделать как можно больше, чтобы хоть немного облегчить Агуве домашние хлопоты. Теперь у него была новая идея. Он строил клетки для кроликов, которых удалось раздобыть.
 Мясо кролика считается непригодным для еврейского стола, но в Кирьят-Хаиме жили в основном выходцы из России. В виде протеста против строгой религиозности прошлой жизни в местечках, они не соблюдали законы кошрута.
 - Ой, папуля, посмотри, какой хорошенький этот кролик. Какие у него белые лапки, как маленькие ботиночки, - весело смеялась Ципи, пытаясь удержать кролика. Тот вырывался из её маленьких ручек и норовил забиться в угол клетки. Но она не сдавалась и снова ловила беднягу.
 - Отпусти кролика, ему больно, - уговаривал дочку Иона, не в силах скрыть улыбку.
 - Он будет плакать? Да? – серьёзно спрашивала Ципи.
 - Конечно, будет. Ты же плачешь, когда тебе мама мажет йодом царапины.
 - А это что у тебя? – в который раз приставала к нему Ципи, касаясь неровного шрама на ноге повыше колена.
 - Это…. След от пули. Знак недоброй дружбы, - загадочно сказал он, отгибая край шорт, чтобы скрыть шрам. - Помни, дочка, что бывают очень злые люди, стоит их остерегаться, даже если они прикидываются твоими друзьями. - Иона всегда разговаривал с Ципи, как с равной. Он знал, что её умная головка запомнит его слова и, если не поняла сейчас, поймёт позже. Дочь очень напоминала Ионе его самого в детстве: такая же любознательная, мечтательная и непосредственная.
 Закончив работу в саду, Иона пошёл в поселковый совет, пообещав вернуться к ужину. Он встретился с ребятами из охраны и, весело насвистывая, в хорошем расположении духа возвращался домой. День был удачный, какой выпадал нечасто.
 Солнце садилось, отбрасывая на землю длинные тени. Неожиданно позади себя он заметил ещё одну. Тень следовала неотступно. Иона оглянулся и увидел английского солдата. Тот явно следил за ним.
 - Надеется, что я приведу его к оружейному складу или к радиопередатчику, - подумал Иона. - Что ж, посмотрим. - Будто что-то вспомнив, он остановился посреди улицы. Пошарил в карманах, высыпал на ладонь мелочь, пересчитал и зашагал в другую сторону, на выезд из посёлка. Там, у самой дороги, был бар для английских солдат. Завсегдатаями этого бара были и жители Кирьят-Хаима. Иона заказал кружку пива и уселся в уголке лицом к двери. Преследователь не заставил себя ждать. Он уже стоял на пороге и озирался по сторонам. Иона просидел в баре до поздней ночи. Солдату видимо надоело ждать, и около полуночи тот ушёл.
 Агува поджидала мужа к ужину, постоянно поглядывая сквозь неплотно прикрытые жалюзи окна. Наконец она увидела, что по улице идёт Иона.
 - Вот и хорошо, сейчас будем ужинать, - обрадовалась она. – Но что это? За Ионой крался солдат. Он не отставал, а Иона шёл и не замечал его. Сердце Агувы замерло в груди, а потом упало, оборвалось. Как предупредить его?
 В доме был пистолет. Однажды, когда она была дома одна, Агува даже попробовала из него стрелять. Она взвела курок, но не удержала пистолет в руках, он упал и выстрелил. Пуля разбила цветочный горшок, осколки разлетелись по всему дому. На шум прибежали соседи. История могла закончиться печально. За хранение оружия по законам мандата полагалась смертная казнь.
 - Что делать? Стрелять нельзя! – металась в растерянности за окном Агува. Она уже хотела окликнуть мужа, но тут заметила, что Иона резко повернул и пошёл прочь от дома. Агува не находила себе места всю ночь. Иона появился дома только под утро.
 Тогда Расин подумал, что это случайность, но две случайности уже смахивают на закономерность. Я обязан доложить об этом в штаб.
 Исраэль Амир, возглавлявший в тот период службу Шай, отозвал Расина из хайфского района. Нельзя было рисковать столь ценным сотрудником.
 
 * * *
 
 Южнее Тель-Авива - в городе Ришон-ле-Ционе, построенном сионистами - первопроходцами, Расину сняли маленькую квартирку у моря. Здесь нового жильца никто не знал. Переехать сюда с женой и детьми нельзя было, но вскоре Иона нашёл способ перевезти семью поближе к себе. Они поселились неподалёку, в деревне Нетаним. Деревня состояла из одной длинной улицы, вытянутой вдоль апельсиновых плантаций. Школы там не было, а Далия уже была школьницей. Чтобы она могла добираться до школы, в соседней бедуинской деревне ей купили белого
ослика. Далия одна бесстрашно ездила верхом километра четыре среди апельсиновых зарослей. Провожать её было некому. Маленького ослика – помесь с пони достал Иона и для Ципи. Оседлав его, она по утрам отправлялась в детский сад на другой конец деревни. Чёрный Хец верно служил Агуве. К концу дня у коновязи, рядом с крошечным деревянным домиком, построившись по ранжиру и вызывая умиление прохожих, стояли могучий Хец, за ним ослик Далии и пони Ципи. В те времена практически все жители ишува умели ездить верхом. Детей с малолетства приучали к самостоятельности.
 Шёл 1942 год. Немцы стояли у Волги. В Европе громыхала орудиями кровопролитная война. Гибли мирные граждане, умирали от голода. Десятки тысяч евреев погибали в концентрационных лагерях и на оккупированной нацистами территории. В Иерусалиме и Тель-Авиве, в каждом маленьком городке и киббуце с замиранием сердца слушали сводки с фронтов войны. Италия была союзницей Германии в войне. Итальянские самолёты бомбили города Палестины, совершали налёты на порты Хайфы и Тель-Авива. Хайфский нефтеперерабатывающий завод был важной стратегической целью врага. Доставалось и Кирьят-Хаим: резервуары нефтехранилища располагались между ним и прибрежной полосой Средиземного моря. Население Эрец Исраэль в этот период жило между страхом и надеждой.
 В своей квартире на набережной Ришон-ле-Циона в ожидании предстоящей встречи Иона читал подпольную газету, выпускаемую «Союзом Бунтарей». На её страницах поэт Ури Цви Гринберг называл англичан оккупантами и призывал к борьбе. Он говорил, что только война и кровь решат, кто будет править в Эрец Исраэль. В газете писали и о том, что на улицах Тель-Авива и Иерусалима власти мандата расклеили листовки, где сулили 1000 лир – тогда это были большие деньги – за поимку Авраама Штерна, руководителя подпольной группы Эцель. За ним велась настоящая охота. И нашёлся таки предатель, выдавший его.
 Авраам Штерн был идеологом сионизма и поэтом. Родился в польском городе, входившем в состав России. В доме говорили по-русски. Семья переехала в Палестину, где Авраам стал студентом Еврейского университета. На фотографии той поры молодой человек в европейской одежде, которого можно назвать красивым: открытое лицо, высокий лоб, полные губы, несколько крупный еврейский нос. Вместе с другом Давидом Разиэлем они создали группу Эцель, отколовшись от Хаганы. Молодым и нетерпеливым, им хотелось решительных действий.
 Одной из первых акций против англичан была ликвидация сыщика Кернса, издевавшегося над схваченными бойцами Эцель. Немногим позже в газете «Союза бунтарей» появились статьи за подписью Бен – Яир, призывающие к борьбе. С тех пор закрепился за Штерном псевдоним Яир (имя национального героя – командира защитников крепости Мацада). Написанная Яиром на курсах командиров песня «Хаялим альмоним» (Безымянные солдаты), стала гимном Эцель. С началом Второй мировой войны дороги друзей разошлись. Давид Разиэль (Розенсон) считал, что в сложившейся обстановке евреи должны сражаться с нацизмом на стороне англичан. Штерн был против. Он снова создал отдельную группу - Лехи (Лохамей Херут Исраэль – борцы за свободу Израиля). Это были бойцы, нацеленные на террор против оккупантов. Новая организация нуждалась в средствах. Первой их операцией было нападение на Англо-Палестинский банк в Тель-Авиве.
 4 февраля 1942 года на конспиративную квартиру, где скрывался Штерн, явились полицейские во главе с английским офицером Мортоном. Из-за его спины выглядывал невысокий, щуплый человек с бегающим взглядом. Это он выдал властям местонахождение Штерна. Яир прятался в большом платяном шкафу, но был обнаружен. Офицер удалил всех из комнаты, якобы для беседы с Бен-Яиром. Раздался выстрел. Мортон хладнокровно застрелил Штерна, спокойно сидящего на диване. Газета писала правду об этих событиях, обросших комом слухов.
 Расин дочитал статью до конца, отложил газету и стал взволнованно ходить по маленькой комнате. В голове теснились гневные мысли, кулаки сжимались сами собой. Через час он должен будет спокойно сидеть в кафе рядом с английским офицером и мило улыбаться, изображая лучшего друга, рубаху - парня.
 Такова судьба человека, живущего двойной жизнью. Расин, будто жил в двух шляпах, как говорят на иврите «бен адам бе штей кипот». В одной он был другом англичан, приятным, обаятельным человеком, умеющим спокойно вести переговоры с высоким начальством, а, надевая другую, исчезал, как в шапке-невидимке. Если бы англичане знали, что их постоянный партнёр - тот человек, которого они ищут!
 Одно из многочисленных кафе на улице Алленби в Тель-Авиве служило местом конспиративных встреч. В обеденное время здесь было шумно: хлопали входные двери, звучали громкие голоса. Евреи не умеют говорить тихо в дружеской обстановке. Посетители сменяли друг друга. Иона ждал в кафе своего агента.
 Неожиданно ко входу подкатил армейский джип. Из него, как грибы из корзинки, посыпались солдаты в красных беретах.
 - Всем оставаться на местах! - последовала команда. Стоя в центре кафе, английский капитан внимательно осматривал посетителей.
 - А, мистер Расин, и вы здесь. Поджидаете кого-нибудь? – громко через весь зал обратился тот к Ионе.
 - Добрый день, мистер Паркер, - спокойно парировал Иона, - я зашел выпить чашечку кофе. Не хотите присоединиться? Может хотите холодного пива в такой жаркий день?
 - Нет, спасибо, я на службе. И вам засиживаться не советую, – так же громко сказал офицер и отвернулся, будто потеряв интерес к приятелю.
 Тем временем солдаты уже проверили документы у половины посетителей, двоих вывели к машине. У них были не в порядке бумаги.
 Капитан Паркер был хорошим знакомым Расина, иногда оказывал услуги Хагане. Его появление в кафе было неслучайным. Иона понял, что его предупредили. Он неспеша поднялся, расплатился с хозяином и, обойдя стоящего у входа солдата, спокойно вышел. Тот не решился остановить человека, знакомого с офицером.
 Дойдя до угла, Иона прибавил шагу, быстро направляясь в сторону порта. Его путь лежал на окраину города, где в подвале мясной лавки был склад оружия Хаганы. Английские власти часто устраивали облавы в городе в поисках складов с оружием, бойцов из отрядов Лехи и Эцель, нелегальных иммигрантов. Нужно было успеть предупредить о готовящейся облаве. Да и самому оставаться в городе было рискованно.
 Летом и осенью 1942 год, в северной Африке английские войска противостояли немецким бронетанковым войскам фельдмаршала Роммеля. Вслед за танками Роммеля через Ливан вторглись в египетскую пустыню итальянцы - союзники Германии, создавая реальную угрозу для Эрец Исраэль. В то же время на Восточном фронте немцы предприняли гигантское наступление, прорываясь к Сталинграду и кавказской нефти. Положение было критическим. В свете этих событий английский министр
колоний объявил о легализации еврейских военных формирований. Создавался аналог национальной гвардии. Хагана приняла в этом активное участие.
 Иона Расин вернулся в Кирьят-Хаим. Здесь он занялся обучением военному делу жителей городка, вступивших в национальную гвардию. Бойцы вновь созданных отрядов получили форму и высокие шапки-папахи. Главное - каждый имел винтовку и мог легально учиться стрелять. Каждое утро Иона, одетый в простой чёрный свитер, такой же берет и бриджи, представал перед слушателями курсов молодого бойца. В первой половине дня в специально оборудованном помещении рядом со школой шли теоретические занятия, затем полевые учения и стрельбы. Готовились к войне все жители ишува. Во дворе каждого дома в Кирьят - Хаиме вырыли укрытия. Несмотря на войну, городок разрастался. Вдоль асфальтированных улиц ровными рядами стояли новые типовые домики. В центре построили большую школу.
 В том же году Ципи пошла в школу. Она очень гордилась, что теперь она ученица, как старшая сестра. Иногда к зданию школы подкатывал чёрный «форд» Ионы. Вырывая час – другой свободного времени, он приезжал, чтобы встретить дочь после занятий. Первыми его машину замечали мальчишки, сидящие рядом с окном.
 - Иона, Иона Расин приехал! Ципи, твой отец приехал! - в восторге кричали они и первыми выскакивали из класса. За ними с воплями радости вылетали остальные. Расин катал их от школьного двора до конца улицы. Детвора становилась в очередь, разбиваясь на группы по числу мест в машине, а Ципи стояла в сторонке и терпеливо ждала. Отец вознаграждал её терпение маленьким подарочком или припасённой конфеткой. Ципи ехала домой в открытой, блестящей чёрным лаком машине рядом с отцом и была счастлива.
 А дома Агува жаловалась отцу на Ципи: она снова забыла где-то свою новую кофту или порвала платье, прыгая с дерева. Ципи любила уединяться, сидя на высоком дереве, словно птица на ветке, и мечтать или напевать. Много позже она узнала, что слова её любимой песенки, которую пели во всех школах, написал её отец.
 Иона сидел у стола, перед которым стояла Ципи, и серьёзным тоном выговаривал:
 - Что же ты, дочка. Нужно следить за своими вещами. Мы только недавно купили тебе эту кофточку. - И не повышая тона, объяснял, что опасно прыгать с большой высоты. - Видишь, коленки у тебя всегда разбиты. В ранку попадёт инфекция. - Глаза его при этом искрились весёлой хитринкой. Но Ципи в своём искреннем раскаянии этого не замечала. Она чувствовала себя виноватой.
 Агува, которая только что жаловалась на провинившуюся дочь, после минуты нравоучений уже одёргивала мужа, говоря на идиш, чтобы девочка не поняла:
 – Ну, хватит, хватит, оставь её.
 На другой день Ципи обо всём забывала и снова лазила по деревьям и теряла свои вещи.
 * * *
 Поздней осенью 1942 года английским войскам под командованием генерала Монтгомери, наконец, удалось разбить Африканский корпус Роммеля. К середине февраля 1943 года британцы вошли в Тунис, Алжир и Марокко. Итало-германские войска в Тунисе капитулировали в мае 1943 года. Основные силы немецких армий были заняты на Восточном фронте, где шли кровопролитные бои за Сталинград, завершившиеся пленением целой армии и командующего Паулюса. Немцы потерпели поражение в беспримерной танковой битве на Курской дуге. Наступил перелом в войне. Гитлер оставил свои попытки захватить Ближний Восток.
 Австралия, в прежние времена служившая самой большой каторгой Англии, местом страшной ссылки воров и преступников, к середине двадцатого столетия была вполне цивилизованной страной - доминионом Великобритании. Граждане Австралии, подданные Британской короны, призывались в английскую армию или вступали добровольно, желая сражаться с нацизмом. Австралийцы служили пушечным мясом на передовых рубежах армии Монтгомери в Северной Африке. Те солдаты, кому удавалось после ранения или по назначению попасть на службу в Палестину, считали себя на курорте. Они несли охрану нефтеочистительного завода в Хайфе, патрулировали прибрежную зону неподалёку от Кирьят-Хаима.
 Рядом с городком был военный магазин, где отоваривались английские солдаты. Истосковавшись по своим семьям, они вполне благодушно относились к маленьким жителям из Кирьят–Хаима. Детвора безошибочно определяла австралийцев по цвету беретов и мягкому выговору. Зная дни, когда солдаты получали жалование и приходили в магазин, малышня беззастенчиво атаковала их, выпрашивая конфеты и жевательную резинку. Такой жевательной резинки, вкусной и в ярких обёртках, какой угощали ребят солдаты, Ципи не видела никогда. В радостном возбуждении она вбежала в дом, чтобы показать отцу свою «добычу». Узнав, откуда появлялись яркие фантики, отец строго выговаривал Ципи:
 - Это очень плохой поступок. Я запрещаю приставать к солдатам.
 Девочка, потупясь, смотрела на пол. Она готова была провалиться на месте, только бы не огорчать отца. Но как только он уезжал, набеги на магазин продолжались.
 Отсутствовал Расин теперь часто. Исчезал из города на неделю - две.
 Когда положение англичан несколько улучшилось, они постарались забыть о помощи воинов ишува, принимавших участие в самых тяжёлых сражениях, посчитали, что сильные еврейские формирования могут быть опасны для властей мандата, и надобность в Хагане отпала. Но хорошо организованные, обученные военному делу отряды Пальмаха остались. Юношей и девушек распределили по киббуцам, где было легче затеряться среди сотен жителей, и была возможность прокормить дополнительных людей. Британцы снова начали преследовать Хагану, отряды Эцель и Лехи.
 Иона Расин занялся устройством новых тайных складов оружия для Хаганы. В окрестностях Хайфы был оборудован тайник под названием Га-Слик бе Нахаль. В подвале жилого дома вручную выкопали глубокие колодцы, разместив в них огромные металлические бочки, в которых хранились хорошо смазанные и готовые к бою винтовки. На деревянных стеллажах стояли ящики с патронами, ручными гранатами. Над тайником жила семья знакомых Ионы. Британцы, как ни старались, не смогли обнаружить тайник. Он просуществовал до 1947 года. Такой же склад устроили под домом в Ган-Хана, где жил друг Ионы Расина ещё по Га-Шомер, командир Хаганы - Ирмиягу Рабина. Двухэтажный дом на вершине небольшого холма выглядел вполне респектабельно. Он был хорошо виден с долины. Также легко просматривалась окружающая местность с верхнего этажа дома, откуда велось круглосуточное наблюдение. В одну из суббот, жарким летним утром, на дороге появился лёгкий английский танк. Не было никаких сомнений в том, что он направляется именно к дому. Других построек поблизости не было. Обитатели дома решили, что находятся на грани провала.
 Британские власти проводили облавы и обыски чаще всего по субботам, так как знали, что согласно еврейской традиции каждый старался провести этот день в кругу семьи. Оружие у подпольщиков всегда при себе.
 В доме началась тихая паника. Неужели кто-то мог выдать? О складе знали только самые верные люди. Что делать?
 - Будем драться! – принял решение Ирмиягу. – В подвал! - приказал он жене и дочерям. Двое охранников и хозяин дома с оружием в руках заняли оборону у окон.
 Танк подъехал к самым воротам и остановился. На землю спрыгнул молодой офицер. Указывая на окна дома, он что-то говорил невидимому собеседнику.
 - Что он говорит? - переспрашивали друг у друга защитники дома.
 - Как только пойдут к двери, открывайте огонь, - сквозь стиснутые зубы проговорил Рабина, готовясь открыть стрельбу.
 Но вдруг из танка показалась кудрявая девичья головка. Офицер поднял руки и высадил на землю высокую, тоненькую девочку. Машина развернулась и уехала прочь, а на дорожке осталась стоять Далия Расин - дочь Ионы. Щурясь на солнце, она смотрела вслед удаляющемуся танку. Как ни в чем ни бывало Далия быстро зашагала к двери. Заметив в окне Ирмиягу, приветливо помахала ему рукой.
 - Шабат шалом, дядя. Я решила вас проведать, - весело отрапортовала она.
 Обитатели дома испытали необыкновенное облегчение. Жизнь их висела на волоске. Начни они стрельбу, судьба всех была бы предрешена.
 Далии уже было двенадцать лет, она считала себя взрослой и независимой. Ципи она часто обижала, заставляя её делать свою часть домашней работы, которую поручала девочкам мама, а за непослушание била. Ципи молча сносила обиды, но Агува замечала, что сёстры не ладят. В семье появилась ещё одна дочь – Рути. На просьбы присмотреть за малышкой Далия отвечала:
 - Пусть ваша принцесса посидит (она имела в виду Ципи), у меня дела, - и демонстративно уходила из дома.
 Неподалёку от Кфар-Сабы, в живописном месте, был устроен летний лагерь для детей. Расины отправили туда Далию, чтобы на лето в доме воцарился покой.
 От лагеря до дома Рабины было не больше десяти минут ходьбы. Именно поэтому её и отправили туда. По субботам Далия приходила навещать знакомых. На этот раз её не ждали. Несмотря на запрет воспитателей, своевольная девочка отправилась в гости. По дороге её нагнал танк. Далия нисколько не испугалась. Все дети ишува давно привыкли к английским солдатам. Танк остановился, из него выглянул молодой офицер и спросил её:
 - Куда ты, девочка, идёшь одна? Сегодня нельзя ходить.
 - Иду в гости к дяде, - не моргнув глазом, объяснила Далия, - сегодня суббота и мне разрешили уйти из лагеря, - продолжала привирать она.
 - Где живёт твой дядя? – расспрашивал офицер.
 - Там на горе, - указала девочка на дом Рабины. – Видите тот красивый дом.
 - Садись, мы подвезём тебя, - сказал англичанин. Он подсадил девочку в танк и довёз до места. Далия вежливо поблагодарила.
 - Что британец говорил тебе у самого дома? – выяснял Ирмиягу.
 - Он сказал: передай своему дяде, что сегодня нельзя ходить по улицам. Облава, – простодушно объяснила Далия. Она не могла понять, чем так все взволнованы, ведь с ней ничего плохого не случилось.
 В 1943 году в Эрец Исраэль прибыли тысячи евреев, воевавших в составе сформированной в России польской армии Андерса. Среди них был Менахем Бегин – будущий премьер-министр государства Израиль. Он возглавил подпольную военную организацию Эцель. В руководстве Лехи после гибели Штерна принимал участие (под кличкой Михаэль) другой будущий премьер Израиля – Ицхак Шамир. В феврале 1944 года штаб Лехи выпустил обращение к народу Эрец Исраэль с призывом к войне до победного конца с английским колониальным режимом. Штаб Эцель почти каждую неделю менял конспиративные квартиры.
 

 Начальник полиции полковник Грей сбился с ног в поисках руководителей подполья. Полиция устраивала облаву за облавой. Тюрьмы Палестины были переполнены. Кроме того, англичане ввели в тюрьмах телесные наказания - палочные удары и порку, как во времена инквизиции.
 Два молодых подпольщика моложе восемнадцати лет были приговорены к тюремному сроку и 18 палочным ударам. После порки одного из осуждённых в разных городах страны по приказу Бегина в один день бойцы Эцель
схватили несколько английских офицеров. Сняли с них армейские штаны и высекли публично. Весть об этом мгновенно разнеслась по всей стране. Второй юноша был помилован.
 По всей Британской империи ещё долго ходили анекдоты о выпоротых офицерах. Этот случай имел широкий резонанс. Черчилль, вступивший в должность премьер-министра Великобритании, осудил такую практику и потребовал выйти из Палестины. Но до этого были ещё годы непримиримой борьбы за выживание, за создание независимого еврейского государства.
 
 * * *
 Иона Расин взвалил на себя ещё одну, пожалуй, самую тяжёлую обязанность: как официальный представитель, он занимался делами заключённых. Вёл переговоры с британскими властями. Добивался пересмотра дел приговорённых к смертной казни.
 С самого детства, когда Иона впервые увидел Иерусалим, его не покидала магия этого города. Хотя религиозным себя Иона не считал, но при подъёме в Иерусалим в душе нарастал непонятный трепет. То ли предчувствие чего-то важного, что должно случиться, то ли волнение от предстоящей встречи со святым городом.
 «В следующем году в Иерусалиме!» - как заклинание повторяли евреи во все века изгнания, вознося свои молитвы. Город на небе сродни городу на земле. Потому на иврите в названии - Ерушалаим окончание звучит, как в словах означающих два предмета. Золотой Иерусалим! И впрямь кажутся золотыми стены старого города, залитые светом утреннего солнца. Золотятся белые дома нового города, построенного евреями за последние десятилетия. К середине сороковых годов двадцатого века в новом Иерусалиме жило уже почти пятьдесят тысяч человек, а всего около пяти тысяч, в основном ортодоксальные верующие в черте старого города. Особой святостью считалось проживание вблизи Стены плача – остатков подпорной стены Храма Соломона. Даже в счастливый день свадьбы в память о разрушенном Храме разбивают евреи стакан со словами: «Да не забуду тебя, Иерусалим!»
 Народные легенды гласят, что не только народ скорбит о разрушении Храма, но сам Храм плачет о детях своих. Говорят, что в ночь на 9 Ава можно слышать вздохи и стоны, исходящие от Стены плача. Может это истекают слёзы, пролитые веками многострадальным еврейским народом. Или слышатся отзвуки бед и печалей, молитв и упований, принесенных к Стене со всех сторон света.
 … То столица Всевышнего,
 Наша бессмертная мать,
 То Давида венец,
 Чтобы вечно над миром сиять…, -
 писал об Иерусалиме поэт Ури Цви Гринберг.
 В последнее время Иона сменил свой свитер и бриджи на светло-серый двубортный костюм. Гладко зачёсанные назад волосы открывали высокий лоб, а светлые глаза в сеточке тонких морщин глядели устало. Оптимист и балагур, Иона к сорока трём годам чувствовал себя умудрённым прожитой жизнью человеком.
 Сегодня они с адвокатом Аароном Хотер Ишай в очередной раз ехали в Иерусалим к начальнику британской полиции. Имя - Хотер Ишай запомнил Иона ещё с той поры, когда по газетам следил за судьбой Шломо Бен-Йосефа и его товарищей, приговорённых к казни. Хотер Ишай был постоянным защитником Хаганы. Его стараниями были спасены от смерти многие осуждённые. В последнее время их забавная на вид пара: высокий, худой, светлоглазый Иона Расин и типичный южанин Хотер Ишай, маленький, плотный, черноглазый, в костюме и шляпе - часто появлялась в высоких инстанциях британских властей.
 Чёрный «форд» Расина въехал в новый город, свернул к Яффским воротам древней крепостной стены. Мимо бесчисленных магазинчиков он проехал по бульвару Царя Давида и остановился.
 В огромном здании гостиницы «Кинг Давид», построенной из иерусалимского камня, разместилась штаб-квартира британского командования. В просторном холле гостиницы, как считалось, воспроизводящей двор самого царя Давида, было шумно и многолюдно. Часовой у входа лениво проверял документы. На знакомую пару почти не обращали внимания. Иона и Аарон прошли в приёмную. Здесь бесконечно звонили телефоны и стучали пишущие машинки.
 Иона смотрел через окно на улицу. Прямо перед ним за крепостной стеной старого города возвышалась башня Давида – первого иудейского царя. Всё в Иерусалиме напоминало о его величии, о тех временах, когда евреи были хозяевами в этом городе. А теперь с минаретов звучали протяжные, гортанные крики муэдзинов, созывающих правоверных мусульман на молитву, и лились звоны колоколов многочисленных христианских церквей. Над всем этим разнообразием развивался флаг Великобритании.
 Секретарь - милая девушка в военной форме с погонами сержанта английской армии - наконец пригласила их войти в кабинет.
 Полковник Грей принял посетителей подчёркнуто вежливо, но положительного ответа на принесенную ранее жалобу не дал.
 - Я понимаю, господа, ваше нетерпение, но командование не может изменить решение суда самостоятельно. – Он поднял на них свои холодно-стальные глаза. Как надоели ему эти назойливые евреи. - Новое рассмотрение суда будет назначено на следующей неделе.
 - Но в тюрьме могут привести приговор в исполнение, - вежливо настаивал адвокат.
 - Я ответил вам, господа, - холодно возразил полковник.
 - С вашего позволения мы навестим заключённых в Акко, - с обаятельной улыбкой сказал Расин, - вы, господин полковник, человек благородный и не откажете нам.
 - Господин Расин, вы очень приятный человек, вам я отказать не могу, - вынужден был ответить любезностью на любезность Грей. - Давайте вашу бумагу, я подпишу разрешение на посещение тюрьмы. Но должен вас предупредить: никаких запрещённых разговоров! Из передач - только продукты!
 - Спасибо, господин полковник. Я не первый раз, в курсе.
 Начальник полиции поднялся из-за стола и с приклеенной улыбкой протянул Расину руку на прощанье. Иона ответил на рукопожатие. С большим удовольствием он всадил бы пулю в это самодовольное лицо.
 Если бы полковник Грей мог знать, что человек, с которым он только что любезно беседовал, и есть тот самый неуловимый организатор баз оружия!
 - На каждого еврея у британцев по пять солдат, - говорил Иона, подвозя Аарона к поселенческому совету, - а у Хаганы не достаточно оружия и все бойцы на виду. Эцель и Лехи наносят удары и скрываются.
 - Не вам объяснять, Иона, что тюрьмы и так забиты арестованными из Хаганы, а террористы и вовсе потенциальные смертники.
 - Арабы набирают силу, а британцы на них ноль внимания. Облавы англичан на наши базы с каждым днём всё опаснее.
 - Вот. Вы сами сделали вывод, – урезонивал Иону адвокат. Несмотря на свою яркую южную внешность, Хотер Ишай по характеру был очень сдержанным, говорил мягко и спокойно.
 - Наших с вами усилий не хватит на всех осуждённых. Мы же не боги, не можем всех освободить. Англичане уже и так смотрят на нас косо.
 Машина остановилась на углу бульвара Кинг Джордж, рядом со зданием Сионистского поселенческого совета. Аарон вышел из машины и зашагал по длинной дорожке к четырёхэтажному зданию.
 Навстречу ему шла моложавая, статная женщина в платье в мелкий цветочек с белым воротничком. Она заметила Иону, когда он уже собирался отъезжать, и сделала ему знак остановиться.
 - Господин Расин, подождите! - прокричала она, - не могли бы вы подвезти меня домой? Опять у отца проблемы с Дуду. Он мне звонил, просил приехать.
 - Конечно, садитесь, - Иона открыл перед женщиной дверцу машины.
 Это была Клара Розенбаум, агент организации Алия Бет, дочь профессора немецкой литературы из Берлина. Именно стараниями Клары её отец Меер Розенбаум выехал из Германии с последними беженцами накануне Второй мировой войны. Клара вместе с мужем прибыла в Эрец Исраэль раньше, после «пивного путча» в Мюнхене, и сразу активно включилась в работу организации. Её муж Генрих погиб, спасая беженцев из Польши и Румынии. Пароход, на котором вывозили европейских евреев, вырванных из лап нацистов, потопили англичане. У Клары рос сын – Давид, родившийся в Эрец Исраэль. Семья Розенбаум жила по соседству с квартирой Ионы. На сей раз, Хагана поселила его в Иерусалиме под видом помощника адвоката.
 - Понимаете, Иона, у меня совсем нет времени, а Дуду никак не найдёт общего языка с дедушкой. Они такие разные, как бы это объяснить? Отец постоянно пытается поставить его в какие-то рамки, а мы растим свободных людей.
 - Согласитесь, что иногда слишком свободных, - мягко возразил Иона.
 - Да, может быть вы правы, - нехотя согласилась Клара. Она задумалась и умолкла, глядя вперёд за ветровое стекло. Иона мог себе представить, какие мысли одолевали сейчас Клару. Ведь у него росли две девочки – независимые и самостоятельные. Может их независимость оттого, что родители слишком заняты и мало уделяют времени их воспитанию, - размышлял Иона. А может быть наконец сбылась извечная мечта евреев. Не зря Моисей сорок лет водил по пустыне свой народ, выводя его из Египта, чтобы выросло новое племя, не помнящее рабства. Вот и теперь прошло сорок лет с тех пор, как стали приезжать в Палестину халуцим, чтобы строить новые города, пахать и облагораживать эту землю. Уже подросли дети, рождённые на этой земле, - сабры (по названию плода кактуса - снаружи шероховатые, колючие, но нежно-розовые, мягкие и сладкие внутри). Эти дети, растущие в постоянном окружении врагов, бесстрашны и готовы на самопожертвование, но они уже не дадут загнать себя в печи лагерей, безнаказанно убивать своих сородичей. Они утратили вечный страх галутного еврея. Гордо смотрят они в будущее. И будто в подтверждение его мыслей снова заговорила Клара.
 - Эти дети не уважают беженцев из Европы. Они снова кого-то обидели. Отец звонил мне в совет, возмущался и плакал. Мальчишкам пока не понять боли и страданий, выпавших на долю этих людей. Им кажется, что одеваются они странно – не подворачивают шорт, свисающих до колен, наглаживают рубашки. Хваленая вежливость европейцев кажется им проявлением слабости.
 - И самое главное – они не говорят на иврите, - поддержал Клару Иона, - мои девочки принципиально не хотят говорить на идиш и не признают арабский, язык врага.
 - А у моего Давида проблемы даже с английским языком, не хочет учить. Не знаю, что…, - она не договорила. Машина остановилась у входа во двор дома. Картина, которая предстала перед ними, заставила Клару замолчать.
 Посреди двора на маленьком плетёном стульчике сидел Йося - местный юродивый. Меер Розенбаум намыливал пеной для бритья его левую щёку. Правая щека уже была выбрита. Вокруг толпились дворовые мальчишки. Лица у них были растерянные и немного виноватые. Все вокруг удивлялись метаморфозе, происходившей с Йосей.
 Йося Ласкин прибыл на Землю обетованную с первой партией освобождённых узников концлагеря Дахау, которых удалось вывезти группе Клары Розенбаум. У самого берега Хайфы судёнышко обстреляла английская береговая охрана. Люди добирались до берега на единственной уцелевшей шлюпке. Кому не хватило места – вплавь. Ласкин первым прыгнул в воду и поплыл к берегу. В Иерусалим он попал, увязавшись за Кларой, к которой проникся доверием. Жил на улице – боялся закрытых помещений, но постоянно крутился рядом с её домом. Окрестные жители жалели Йосю, подкармливали кто чем может. По мнению многих, он не мылся с той поры, как прибыл в страну, - боялся душа. От него действительно жутко пахло давно не мытым телом. Дворовые мальчишки дразнили Йосю, затыкали носы рядом с ним, а он только снисходительно улыбался и говорил на смеси русского и идиш:
 - Детки, милые детки. Будьте живы и здоровы!
 По мере того как Меер соскребал с лица Йоси вековую щетину, он на глазах у всех молодел. Когда Розенбаум прошёлся ножницами по его седым, длинным волосам, перед изумлёнными зрителями предстал молодой человек с мягким взглядом и застенчивой улыбкой. Он счастливо смотрел на окружающих и нежился в лучах полуденного солнца. Одежда на нём была ещё слегка влажной и пахла мылом.
 Заметив у себя за спиной Иону и Клару, профессор обтёр полотенцем руки, ещё раз полюбовался на свою работу:
 - Ну, как вам? Могу сменить профессию, а? Вы не представляете, что сегодня тут было, - перешел он с благодушного тона на тревожный.
 - Эти сорванцы, - профессор оглянулся, чтобы указать на виновников сегодняшних событий, но никого не обнаружил, все разбежались. Он развёл руками.
 Оказалось, что ранним утром ребята собрались во дворе, чтобы обсудить свои неотложные дела. Вдруг один из них заметил Йосю, который, сидя на корточках у дождевальной установки, осторожно трогал пальцем искрящуюся струю.
 - Слушайте, а давайте, искупаем этого мамзера, - предложил самый озорной из них.
 Идея всем понравилась. Они заманили Йосю в одну из квартир первого этажа под предлогом, что хотят дать ему еды. А сами со всей неосознанной детской жестокостью силой затащили его в душевую. Йося сопротивлялся, отбивался изо всех сил и кричал:
 - Не надо, не надо! Газ! Газ!
 Снять с него одежду ребятам не удалось, и они облили его водой. Когда Йося понял, что из душа на самом деле льётся вода, он перестал биться в конвульсиях и подставил лицо ласковым струям воды. С восторгом ребёнка, получившего долгожданную куклу, Йося понюхал кусок душистого туалетного мыла. Мылил голову и мурлыкал от удовольствия, как кот после валерьяновых капель.
 На шум и крики сбежались соседи. Дедушка Меер плакал и выговаривал внуку:
 - Вы жестокие дети. Как вы могли так поступить? Он же мог умереть от страха! Вы не знаете, как нацисты травили людей газом?! Бедный Йося!
 Мальчишки чувствовали вину и, потупившись, молчали. Но, поглядев на Йосю, с восторгом плещущегося под душем, ощутили себя немножко победителями.
 К вечеру того же дня в комнате Ионы тёплый ветерок осторожно шевелил на столе разложенные листки бумаги. Закатное солнце стелило на полу полосатые тени от жалюзи. Весь день Иона разбирал документы, готовясь к завтрашнему посещению тюрьмы в Акко. Аресты прокатились по всей стране. После окончания Мировой войны у Британии развязаны руки, теперь английские власти борются за влияние на Ближнем Востоке с Америкой и Советским Союзом. В последнее время англичане просто озверели, - руки Ионы сами сжались в кулаки. Будьте вы прокляты!
 Приняв душ, Иона стоял у окна с полотенцем на плече и следил за ребятами во дворе. Они что-то снова затевали. Сорванцы, неугомонные души. Он был примерно в том же возрасте, как эти мальчишки, когда приехал в Палестину. Но как отличаются нынешние дети Эрец Исраэль от тех религиозных пай-мальчиков, выходцев из черты оседлости России, Польши, Украины. Как изменилась их самооценка за последние сорок лет.
 Иона продолжал наблюдать за вознёй ребят, а сам вспоминал поселковых мальчишек из Кфар-Егошуа, детей из Кирьят-Хаима. Такие же независимые и своенравные, они всё же отличались от городских детей Иерусалима. Мысли сами перенесли его к своей семье. Как трудно моей милой Агуве управляться с тремя девчонками. Одна надежда на Ципи - помощница. И характер добрый, хотя бывает и упряма – вся в меня. От Далии помощи никакой. Рути только родилась – чудная малышка. От мыслей о семье и детях на душе стало тепло и радостно.
 По каменным плитам двора застучали женские каблучки. Девушка с рыжими локонами в лёгком кокетливом платье, помахивая сумочкой, спешила к воротам. Там, насвистывая незатейливую мелодию, ее дожидался английский офицер.
 Глядя вслед девушке, Иона неожиданно припомнил летний день в Тель-Авиве, когда впервые гулял с Агувой по городу. Как она смотрела на платье в витрине! Как радовалась подаренной юбке! Волна нежности нахлынула на него. С тех пор Агува никогда не покупала себе одежду. Сама шила себе и девочкам. Больно кольнуло сердце: в доме никогда не хватает денег. Ведь его работа не приносит больших заработков. А как хотелось бы наряжать своих красавиц.
 От размышлений его отвлекла возня на крыше соседнего дома. Двор колодцем окружали три дома, из-за холмистой местности они располагались на разных уровнях. Из своего окна Иона хорошо видел крышу дома напротив. Четверо мальчишек, обвязав верёвкой, спускали на балкон верхнего этажа Давида Розенбаума. Это была квартира Ривки – той самой девушки, которая убежала на свидание. Её мать была из первых поселенцев, приехавших в начале века из Румынии. Ривка родилась в Палестине. Прежде они жили здесь вдвоём. Мать шила и научила своему ремеслу дочь. После смерти матери Ривке достались её клиенты. В основном это были английские военные. Дворовые мальчишки считали её предательницей.
 Давид благополучно спустился на балкон, а через пару минут он вытащил из квартиры портняжный манекен с полностью сшитым, новым английским мундиром. Хоп! И на манекен ловко накинута верёвка. Хоп! И стараниями мальчишек манекен взлетел на крышу. Давид исчез в квартире и через минуту уже выбегал из подъезда.
 Тем временем на крыше шла варварская работа. Мальчишки с радостными воплями срывали пуговицы с мундира. Пыхтя от старания, они оторвали один рукав и завязали его на манекене, как шарф. Истязания мундира закончились, и манекен полетел обратно на балкон, как однорукий и одноногий солдат, бесславно павший в неравном бою. Ватага ребят с крыши исчезла. Всё произошло в считанные минуты. Иона удивился скорости блестяще проведённой операции. Видимо, они давно готовились. Сказывался опыт старших братьев и навыки их подпольной борьбы, которым они обучали младших. И всё же это не метод, – подумал Иона. Он оделся и пошёл к Розенбаумам.
 Давид как ни в чём не бывало сидел в своей комнате и делал вид, что читает книжку. Дедушка Меер был рад прилежанию внука.
 Старый профессор радушно встретил Иону, пригласил войти:
 - Господин Расин, какая честь! Чем обязан?
 - У меня есть к вам пару слов, давайте пройдём на кухню, - предложил Иона.
 - С удовольствием. Не откажетесь от чая? – хлопотал Меер. – У меня есть штрудель.
 - Нет, спасибо. Я спешу. – Иона прикрыл дверь и шепотом рассказал профессору о выходке ребят. – Не наказывайте Давида и не рассказывайте об этом Кларе. Поговорите с Ривкой, чтобы не поднимала шума.
 - Я всё понял, господин Расин. Если девушка пожалуется своим друзьям, нам не избежать арестов. Наши борцы с мандатом ещё малы и не предвидят последствий.
 - Вы правильно меня поняли, господин профессор. С удовольствием отведал бы вашего пирога. Штрудель пекла моя мама. Но, к сожалению, должен идти.
 - Как жаль, Иона. Я хотел прочесть вам одно место из Лиона Фейхтвангера. Его описание Венеции полностью подходит под описание улочек старого Иерусалима. Когда я читал Давиду, он подумал, что это о нашем городе.
 - Очень интересно, господин профессор. В другой раз обязательно послушаю. До свидания, - Иона пожал профессору руку, - не забудьте о нашем разговоре …
- Я всё сделаю, спасибо.
 По дороге домой Расину предстояло заехать в киббуц, где разворачивался завод по сборке гранатометов и ручных гранат.
 В Соединенных Штатах Америки после победы над нацизмом демонтировали оружейные заводы, как устаревшие. Предприимчивые руководители ишува, предвидя эти события, направили в США инженера-механика Хаима Славина. Там, на военных заводах, по бросовой цене, как металлолом, он закупил партию станков. Оборудование разобрали до винтика, упаковали в ящики по одному Славину понятной методике и переправили в Эрец Исраэль. Английским таможенникам в голову не могло придти, что это станки, способные производить оружие. Деньги на покупку оборудования выделяло Еврейское агентство - Сохнут, куда поступали пожертвования со всего мира.
 Когда взошла полная луна и в тишине вечера застрекотали цикады, Иона добрался до маленького домика в центре киббуца. Заслышав шум машины, из утопающего в цветах дома вышел невысокий человек с глубокими залысинами на лбу. Он широко раскинул руки, призывая гостя в объятья. Расцеловал его, становясь на цыпочки, как молодые девушки во время поцелуя с возлюбленным.
 Иона немного смутился такому проявлению чувств. Он легонько похлопал хозяина по спине своей широкой ладонью.
 - Добрый вечер, Хаим, - поздоровался Иона, - приехал узнать, какая помощь тебе нужна. Как идут дела?
 - Дела, что дела? Я давно не был так занят работой. Меня это только радует, - сам ответил на свой вопрос Хаим. Хозяин пропустил Иону в дом.
 - Гость, вот так гость! Сколько мы с тобой не виделись, Иона? Больше года, – Хаим смешно суетился, пытаясь усадить гостя за стол. - Я сегодня один. Моя Роза дежурит в больнице. Сейчас будем ужинать, как раз время. Ты что сегодня на обед ел? Ничего не ел. А щи питерские из капусты ел? Никогда не ел. - Славин сам задавал вопросы и сам на них отвечал. - Моя Роза родом из Петрограда, она до сих пор варит мне питерские щи. А черный хлебушек, посыпанный солью? Самая студенческая еда. - Хаим слыл человеком с неуживчивым характером, но к Ионе он благоволил.
 Иона с умилением наблюдал за хозяином, хлопочущим на кухне. Он будто перекатывался с места на место на своих коротких ногах, как колобок. Наконец перед Ионой появилась тарелка дымящихся щей, чёрный хлеб, посыпанный солью, графинчик водки и маленькие гранёные стаканчики.
 - Ужин чисто по-русски. Знаешь, Иона, я уже около двадцати лет в Эрец Исраэль, но иногда позволяю себе роскошь вспоминать о России.
 Они с удовольствием выпили водки и молча поели щей, думая каждый о своём. Иона думал о том, что до сих пор помнит, какой домашней лапшой кормила его мать, какой пекла штрудель. Сегодня второй раз за день ему предлагали поесть, и каждый раз тоской по дому отзывалось сердце.
 А Хаим всеми своими мыслями был в ангаре, где завтра с утра нужно будет изменить расстановку станков, чтобы ускорить технологический процесс. За столом он мог думать только о двух вещах – о работе и о еде. Пить по-русски Славин не научился за всю свою жизнь. Выпили лишь по одной рюмке, а графинчик с водкой, истекая каплями испарений, так и стоял забытый в центре стола.
 - Слушай, Иона, я вижу, ты сегодня не в своей тарелке, - первым нарушил молчание Хаим. - Не хотел тебе говорить, но ты очень сдал за последний год. Ты отдыхаешь когда нибудь? Нет, не отдыхаешь, я знаю.
 - Некогда отдыхать, друг мой. Завтра с утра снова еду в Акко, наших людей там много томится. А с тех пор, как боевики Лехи убили в Каире министра по делам колоний Великобритании лорда Мойна, англичане устраивают такие облавы, что скрываться от них всё труднее. Этих двоих схватили на месте, судили и повесили. Но есть другие, за которых можно бороться.
 - Я знаю, дорогой, каких трудов и здоровья стоит тебе твоё дело.
 


 - Понимаешь, Хаим, каждое посещение тюрьмы добавляет мне седых волос. При этом некоторые смотрят на меня с подозрением. Как это я ни разу не сидел?
 - Дураки, что можно сказать? Если бы не твои старания, многие уже болтались бы в петле. Вчера читал в газете материалы из иерусалимского суда.
 - Знаю, - печально заметил Иона. Ты Дова Грумера имеешь в виду? Я был на суде. Его дело адвокат Макс Крицман вёл.
Составил для него просьбу о помиловании, а Дов отказался подписать. Ребёнок совсем, - Иона в отчаянии махнул рукой и отвернулся к чёрному квадрату окна, чтобы скрыть навернувшиеся слёзы. Справившись с собой, продолжил: - Стоял перед судьями худой, бледный мальчик с обычным еврейским лицом, а речь сказал пламенную: «В огне и крови пала Иудея, в огне и крови Иудея восстанет!»
 От своих агентов англичане узнали, что подпольщики готовили дерзкий побег из тюрьмы для всех осуждённых вместе с Довом Грумером. Накануне побега они тайно вывезли заключенных в тюрьму Акко и в ту же ночь казнили.
 - Хагана прекратила активную борьбу, и я подчиняюсь дисциплине, но очень понимаю ребят из Лехи и Эцель…. Это между нами, Хаим. - Иона поднялся и, как утёс посреди озерца, возвышался в маленькой кухне.
 - Спасибо, Хаим, за ужин, давно не ел так вкусно.… И не говорил так откровенно. Составь список необходимого оборудования, я передам в штаб.
 - Я ещё думаю. Есть идея! Знаешь что? Сделать несколько броневиков и обшить машины на манер сэндвича. Доработаю - сообщу. Не волнуйся!
 Домой в Кирьят-Хаим Иона добрался под утро, когда над горой Кармиэль уже розовело небо и в предрассветной тишине висел над долиной клочковатый туман. Как только встанет солнце, выпадет он капельками росы, заблестит драгоценными камнями на зелени и умоет листву.
 Иона осторожно открыл дверь своим ключом, вошёл на цыпочках, чтобы не потревожить сон домашних. В доме было темно и тихо. Повеяло родным теплом и уютом. Как же хорошо быть дома в своём женском окружении! – думал Иона. - Только здесь становится тепло на сердце, и отступают все проблемы. Он вошёл в детскую. В три носика посапывали дочки. Малютка Рути разбросала ручки в разные стороны, открыла во сне ротик. Далия лежала на боку, аккуратно подоткнув под себя со всех сторон одеяло. Даже во сне она аккуратна, - подумал Иона, глядя на старшую дочь. - Ципи смяла всё одеяло к ногам и теперь, замёрзнув, свернулась калачиком. Видно опять воевала во сне. - Иона осторожно расправил одеяло, укрыл свою любимцу. Он ещё минутку постоял в детской, любуясь детьми, и тихо вышел.
 Опытный следопыт и разведчик, Иона умел ходить так тихо и подкрадываться так незаметно, как никто другой. Даже Агува, которая считала, что спит очень чутко, не услышала, как он вошёл в комнату, разделся. Она только почувствовала, что качнулась кровать под тяжестью его большого тела.
 Агува порывалась вскочить, покормить мужа, но Иона нежно вернул её в постель, обнял, поцеловал в тёплую ото сна щеку.
 - Спи, спи, не нужно суетиться.
 Она прижалась к нему всем телом, жадно вдыхая запах его тёплой кожи, смешанный с запахом бензина и свежей утренней росы.
 Этим поздним субботним утром в доме было непривычно тихо. Чтобы дать Ионе подольше поспать, Агува занимала малышку Рут на открытой веранде. Далия что-то прилежно чертила в школьной тетрадке. Только Ципи часто подходила на цыпочках к двери спальни в нетерпеливом ожидании. Она уже собрала в дорогу свой чемоданчик. На сегодня ей была обещана поездка в Акко и экскурсия по городу.
 Иногда отец брал Ципи с собой в Акко или Тверию к раввину Магрилю, который тоже занимался судьбой заключённых. Ей очень нравилось бывать в этом доме. Пока отец беседовал с раввином, Ципи катала по двору коляску с куклой. На такие дорогие игрушки родители не могли расщедриться.
 Через час отец и дочь уже ехали в открытой машине Ионы. Он был чисто выбрит, подтянут, будто и не было почти бессонной ночи, дальней дороги. Ветер трепал его тёмные с едва заметной сединой волосы, он весело и хитро подмигивал дочери своим светло-голубым глазом. Ципи тоже пыталась подмигнуть, но у неё выходила уморительно смешная гримаса: один глаз всё никак не хотел закрываться, только оба. Отец смеялся над ней, по обыкновению высоко запрокинув голову. Им было так хорошо вместе. Ципи переполняла любовь к отцу, которую она не умела высказать, но чувствовала всем своим маленьким сердцем.
 Иона оставил машину на узкой улочке, в тени полуразрушенного храма крестоносцев. Этот храм был построен во времена, когда Акко переживал свой «золотой век». Английский рыцарь Ричард Львиное Сердце перенёс сюда столицу из Иерусалима. При крестоносцах население города стремительно росло. Они построили оборонительные сооружения и возвели свой грандиозный храм. Но в 1260 году город захватили мамлюки. Пленные тамплиеры, доминиканцы, францисканцы заполнили невольничьи рынки Дамаска, Халеба и Багдада. Женщины-аристократки попали в гаремы мамлюков. Город угасал и хирел, утопая в грязи и нищете. До прихода в XVII веке турков Акко пребывал в запустении. Только пираты вели торговлю оружием прямо с кораблей, заходящих в порт. Придя на землю Палестины, турки сделали правителем Акко шейха Захир–ал-Омара. По его повелению на остатках крепостных стен крестоносцев возвели новую оборонительную стену. За покровительство пиратам турки свергли шейха и посадили в городе пашу – губернатора, прозванного за особую жестокость Ал-Джазар (в переводе с арабского – мясник). По дворцу правителя Ал-Джазара ходил финансовый советник паши – безухий и безносый еврей по имени Хаим Фархи.
В 1799 году Наполеон пытался взять Акко, но вынужден был отступить, не сумев преодолеть укреплённые стены крепости. Накануне битвы при Аустерлице Наполеон писал в своём дневнике: «Если бы я смог взять эту захолустную деревню - Акко, то стал бы императором Востока».
 Во времена Первой Римской империи в городе бывал Юлий Цезарь. Евреи поселились в Акко в те далёкие времена, когда Иудея стала римской провинцией. Но к сороковым годам двадцатого века Акко был полностью арабским городом.
 Крепко держа ребёнка за руку, Иона пробирался по узким и грязным улицам Акко. Все улочки превратились в один большой базар. В плотном, душном воздухе стоял стойкий запах рыбы, гниющих овощей и нечистот, которые выливались из дверей каждой лавки прямо на улицу, под ноги прохожим. У лавок шумно торговались многочисленные покупатели. В маленьких кофейнях праздные жители города играли в нарды, не спеша пили кофе и курили кальян.
 Наконец они выбрались из толпы на рынке и вышли к двухэтажным аркам старого караван-сарая. Это был постоялый двор Хан-Эль-Умдан. Ципи разглядывала необычные постройки, оглядываясь назад, как все дети. Иона продолжал тянуть её за руку, торопил. Мимо христианского собора с часами на башне они вышли к старой крепостной стене. Свежий морской ветерок несколько облегчил дыхание. Между зубцами стены, прежде служившими бойницами, синела гладь моря. Ципи с восторгом глядела с высоты в воду. Сквозь толщу сине-зелёной воды виднелись обросшие колышущимися водорослями камни дна, меж ними носились стаи рыб.
 - Ой, как много рыбок! - восторгалась девочка. - Папа, посмотри, посмотри!
 - В этих местах в старые времена было так много рыбы, что даже появилась поговорка: «В Акко со своей рыбой не ездят», - говорил Иона, стараясь поскорее увести Ципи со стены. Она сопротивлялась.
 - Пойдём, что-то покажу, - схитрил Иона.
 Они вышли к набережной. У причала качались на воде многочисленные рыбацкие лодки, небольшие моторные катера и несколько яхт под парусами. Тут же, на набережной, торговали жареной на углях рыбой.
 Молодой араб в халате на голое тело, засаленном фартуке и куфие, схваченной чёрным обручем, механическим голосом кричал, повторяя раз за разом одну и ту же фразу:
 - Рыбы, рыбы самые вкусные, только у нас….
 Иона подвёл Ципи к торговцу рыбой. И тут она неожиданно признала знакомого:
 - Ой, папа, это же Моти из Кирьят-Хаима, я его знаю…, - она бурно выражала свой восторг по поводу превращения еврея Моти в араба-торговца.
 Мнимых арабов, бойцов отдельного подразделения Пальмаха, засылали в места скопления арабского населения для сбора информации. Молодые ребята, хорошо говорившие по-арабски, внешне ни чем не отличались от местных жителей. Они выполняли специальные задания Хаганы, иногда на территории арабских государств.
 Глаза Моти на мгновение зажглись улыбкой и тут же снова погасли, равнодушно взирая на окружающих. Он снова завёл свою шарманку:
 - Рыбы, рыбы…
 В это время по набережной ровным шагом двигался английский патруль: три солдата в красных беретах и офицер.
 Высокий мужчина в европейском костюме с девочкой в легком платьице резко выделялся из арабской толпы.
Желая предупредить возможные расспросы, Иона первым бросился к офицеру и заговорил с ним по-английски.
 - Добрый день, господин офицер. Не найдётся ли огоньку? - Иона вынул из кармана пачку английских сигарет. Приятно улыбаясь, заговаривал зубы офицеру. - Я приехал в город по делам, решил показать дочери старую крепость.
 Моти с тем же безразличным выражением лица протягивал девочке маленькую бумажную тарелочку с жареной рыбой.
 - Ваша девочка говорит по-английски? – спрашивал, улыбаясь, офицер.
 - Нет, ни на английском, ни на арабском она не говорит, - разубеждал его Иона.
 Если бы офицеру вздумалось расспросить общительную девочку, то он мог бы многое узнать, а это было равносильно провалу.
 - Очень жаль. Чудная девочка. Я так скучаю по своим детям, – офицер поднёс руку к козырьку фуражки, отдавая честь, и патруль двинулся дальше.
 Иона молча наблюдал, как Ципи уплетает рыбу. На его нижней губе висела забытая сигарета. Общаясь с англичанами, Иона вынужден был курить именно английские сигареты. Вначале это был удобный повод для общения, а позже курение вошло в привычку. Но часто в моменты особого напряжения погасшая сигарета бесполезно повисала у него во рту.
 Въезд в ворота тюрьмы располагался со стороны моря. Иона подъехал на своём автомобиле и посигналил. Часовой узнал чёрный «форд» Расина (не впервой приезжал сюда этот человек), для порядка проверил у него документы и, улыбнувшись сидевшей рядом с отцом девочке, открыл ворота. Пройдя ещё два кордона, они оказались в круглом дворе тюрьмы. Сюда выходили зарешеченные, маленькие оконца камер. Из-за решеток на посетителей смотрели лица заключённых. Иона прошел в кабинет начальника тюрьмы, а


девочка осталась на каменных плитах двора. Она ни капельки не боялась. Это посещение было для неё не первым.
 Построенную турками Османской империи на фундаменте крестоносцев крепость, состоящую из пересохших рвов, сторожевых башен и внутренних дворов, окружала непробиваемая, пятиметровой толщины стена. Цитадель успела послужить дворцом правителя Акко, казармой для солдат, оружейным складом. Во времена английского мандата была одной из худших тюрем, олицетворением драматических событий в истории Израиля. В разное время её узниками были: отец-основатель сионистского движения Зеэв Жаботинский, его сын за доставку в страну нелегальных иммигрантов, Моше Даян и другие видные деятели освободительного движения. В Акко сидели приговорённые к смерти члены Хаганы, Эцель и Лехи.
 Иона принимал участие в судьбе заключённых независимо от того, к какой организации они относились. Он приносил им вести из дома и передавал их весточки родным, готовил документы с просьбой о помиловании приговорённых к казни и просто поддерживал их морально. Когда стражи отвлекались, наблюдая за игрой Ципи во дворе тюрьмы, он шептал им более ценные сведения. Например, о готовящемся побеге. Девочке тоже разрешалось входить в тесные сырые камеры, обниматься с заключёнными, а потом в кармашке её платьица Иона находил запрещённые записочки на волю. Ципи тогда не понимала, что отец берёт её с собой для отвода глаз, - иначе для прогулок с ребёнком он нашёл бы более приятное место.
 Иона долго беседовал за железными дверями камеры с молодым человеком в кроваво-красном облачении приговорённого к повешению. Юноша был первым из пяти сыновей вдовы, живущей под горой, на которой разместился киббуц Кфар-Машарик. В конце двадцатых годов семья приехала в Эрец Исраэль из далёкого горного села в Грузии. Они не знали ни слова на иврите и не говорили на идиш. В киббуц их не приняли. Бывало и такое. Но Тамар – так звали мать семейства - хотела жить только здесь, у озера. Муж вскоре умер, и она с пятью детьми осталась одна в сколоченном из подручных материалов домике у самой воды. Пекла домашний хлеб и носила его на продажу в киббуц, куда её не приняли. Там давно забыли о первых неурядицах, но Тамар по-прежнему с обидой называла всех жителей киббуца: «те люди, что живут наверху». Подросший старший сын Тамар, как и другие ребята его возраста, вступил в Хагану. Англичане при обыске нашли у него оружие, и теперь он был узником камеры смертников. По дороге к Тамар Иона побывал ещё и в посёлке Кабри возле Нагарии. Передал весточку родным от одного из узников.
 Домой в Кирьят-Хаим они вернулись, когда было уже совсем темно. Ципи мирно спала под отцовским пиджаком, свернувшись на потёртой коже сиденья. Иона на руках осторожно внёс дочь в дом и уложил на кровать. Устало сказал Агуве:
 - Оставь её, пусть спит, она сегодня проделала длинный путь. О том, что они были на грани провала и что Иона мог оказаться узником тюрьмы в Акко, Агува не узнала. Зачем волновать жену? Ведь всё обошлось.
 Утром того же дня Иону пригласил к себе начальник британской полиции в Кирьят-Хаиме капитан Хосбери. Он отвечал за связь с еврейскими отрядами самообороны и хорошо знал Иону Расина, их командира. Иона уважал сдержанного порядочного англичанина. Встречаясь, они часто по-дружески обсуждали семейные дела друг друга. Вот и на этот раз Хосбери расспрашивал о доме, о детях, о делах в Кирьят-Хаиме и как бы между прочим сказал, ухмыляясь в усы:
 - Слушай, Иона! Ты хороший парень и мне жаль с тобой расставаться. Я почти что член Хаганы, - он открыто


улыбнулся, показывая прокуренные жёлтые зубы, - но меня отзывают в Англию. На моё место придёт новый человек. Я думаю, что тебе стоит перенести тайник в новое место.
 - Спасибо, Эдди, нам будет тебя недоставать, - сказал Иона и крепко пожал на прощанье его руку.