Капелька

КАПЕЛЬКА.

Кап, кап, кап.
Я сходил с ума.
Кап, кап, кап.
Точнее, меня сводили.
Кап, кап, кап...
Никогда не думал, что водой можно пытать. Притом, так страшно. Тебе на макушку капает вода - казалось, что может быть безобиднее. Да что угодно! Испанский сапог, верденская дева, дыба, кнуты и каленое железо. Все бы сейчас принял вместо этой сводящей с ума капели.
А вот и он - мой мучитель. Скромный такой на вид монашек. Быстренько семенит ко мне, спрятав руки в широких руковах сутаны. Это, наверное, чтобы не было видно крови, в которой эти руки, как пить дать, измазаны по самые плечи.
Стоит и смотрит на мои муки. Морда каменная, и на ней иезуитское смирение. То есть лицо грустное, вроде как и жалко ему меня, а в глазах садистские огоньки. Разве что не причмокивает от удовольствия.
- Вспомнил? - ехидно шипит инквизитор.
- Все скажу, - вздыхаю я.
Монашеская сволочь ставит стульчик, садится и кладет на колени досточку с бумагой.
- Внимательно слушаю. - Перо в руке (надо же, чистая лапа, не в крови невинных жертв) хищно замирает.
Я вздыхаю, нахожу в себе последние остатки самообладания и начинаю.
- Младенцы новорожденные - десять штук. Женщины беременные - двадцать. Девственницы совсем даже нетронутые (игриво подмигиваю) - пятнадцать. Всех насиловал и зверски над ними издевался. Черных петухов и черных котов использовал вообще без числа.
Крестится, паскуда. Оскорбил я его религиозные чувства. Была б моя воля, оскорбил бы не только религиозные.
- То что ты говоришь не является истиной...
- Конечно не является! - не выдерживаю я и начинаю кричать. - Идиот, неужели непонятно, что я тут по ошибке! Козел ты тупоголовый, свольчь, ублюдок!..
... И дернул же меня тогда черт за вполне известное место.
- Давай покутип, - предложил Карягин. - Нажремся, проституток вызовем, кому нибудь в репу дадим. Короче, оттянемся по-полной.
- Гениальное предложение. Мы так отдыхаем каждую неделю.
- А где-нибудь в тринадцатом веке?
Карягин вообще мастак на всякие дурацкие идеи... А я мастак их принимать...
- Эх, узнает начальство... Хороши же, ученые-темпоральщики.
... - Ты меня уважаешь? - орет мой друг, размахивая кружкой, полной отвратительной уксусоподобной жидкости (которой мы успели здорово насасаться).
- Конечно, братан! - горланю я в ответ, целуя Карягина (больше всего себе не прощу) в толстую щеку.
Вокруг - грязный трактир середины тринадцатого века. Но алкогольные очки все скрашивает. Что то они мутнеют последнее время.
- А я тебя обожаю! - ревет мой собутыльник и его полные слюнявые губы - последнее, что я помню...
... А очнулся я в застенках инквизиции. Один-одинешенек в стане врага. Ясен пень, Карягина рядом небыло.
- По бесовски во сне говорил, - обьяснял один монах другому. - На дьявольском языке.
Есть у меня такая дурная привычка: как сильно напьюсь, так во сне много бормочу. Все бы ничего, только матом одним с Дионисом общаюсь. Вот и в правду - дьявольская речь.
- Думаю, мы сможем развязать ему язык, - обнадежил второй монах первого и меня заодно. - И капелька нам поможет.
Так я и узнал, что не обязательно человеку ломать кости и выжигать глаза. Вода камень точит? С черепом она проделывает тоже с не меньшим энтузиазмом...
... - Сквернословил, церковь поносил, и меня козлищем назвал.
Ябедничает, сволочь, старшему все докладывает. Сейчас меня на дыбу потащат или еще куда получше...
- Капля воды иногда стоит раскаяния, - изрекает страшную для меня мудрость пожилой инквизитор, - подождем.
Я вою и безрезультатно дергаюсь в путах...
... Кап, кап, кап...
... - Шампунь не нужен?
Карягин, его мерзкая рожа. Как же к этой мерзкой роже идет не менее мерзопакостная сутана.
- Спасать тебя пришел. Без большого удовольствия, но что же делать. Как я пошутил?..
... Я долго смеялся, радуясь освобождению. Может, это и спасло Карягина от неминуемой смерти.
Я не стал хитрить с местью. Напоил коллегу прям в институте, подлив в водочку чуток клофелина. И потащил к темпомашине. Через десять минут он лежал посреди того же грязного трактира.
Как то Карягин жаловался, что во сне с пьяну плетет всякую чушь. Может его тоже заберет инквизиция. А нет, так просто бока помнут. Тоже ничего.
Я уселся у инфомашины и стал наблюдать. Да, что то он бормочет. Будем ждать.
По старой памяти, кто то сбегал за черносутанниками. Один из них (тот самый, мой первый знакомец) склонился над Карягиным.
- Ну, попал ты, толстый хрен, - злорадствую я.
Лицо инквизитора меняется. Он ... разочарован.
- Подушку бы ему подложили, что ли, - недовольно говорит он, - и только попробуйте его тронуть или ограбить.
Я приближаю виртуальные рецепторы к пьяной скотине Карягину. А эта пьяная скотина ... молится, да еще и на латыне.
Чтож это за несправедливость то такая, Господи? - в сердцах обращаюсь к Всевышнему. Но, почему то мне чудиться, в пьяном бормотании Карягина больше истовости...