Зинка

У нас в доме наступила зима. На улице лето, а дома холодно. Мамка сердится на папу и ни с кем не разговаривает. В дом просто заходить неохота. Молча накрывают обед. Ложки аж жалобно звенят, когда их хлопают об стол. Папка выходит на крыльцо, садится и закуривает. Мы с боков прижимаемся к нему и тяжело, по-мужицки молчим. А что говорить, если виновен папка.
А все эта Зинка. Приехала к нам и стала работать в конторе. Настоящим делом не занимается, а здоровущая: с большой грудью и крупом, как это называется у лошадей. Года два прошло, и запала она на папку. Придет на конюшню и вся вертится, а больше всего всем крупом. Возьмет метелку, согнется и давай подметать между стойлами жеребцов, и все спиной к папке. Сначала нас стеснялась, а потом пообвыкла. Папка подустанет, сядет за столик, на котором выписывают рационы для лошадей, приляжет на руки. А Зинка тут как тут. Выбирает ему травинки из волос. Конечно, приятно это любому, даже когда самостоятельно в затылке почешешь и то приятно. А руки у нее мягкие, она же вилы-то никогда не брала и коров не доила.
Первой в набат забила бабуля. Она говорит отцу: «Брось эту молодую стерву, а то беды не миновать. Гони ее в шею, когда приворожит – будет поздно. У тебя Богом определенная жена и детки вон, присмотра требуют, да и годы твои не те, при которых по лугам бегают. Опомнись».
А папка сначала говорил, что, мол, не может он ее гнать, конюшня не его личная, да и ничего у них нет и не будет. Потом замолчал. Чего два раза повторять одно и тоже.
Бабуля говорит: «Я свое слово сказала». Поджала губы и ушла в дом деда Иона, там порядок наводить.
Вообще-то женщину не всегда надо слушать, особенно делать так как она велит, – это же ясно, как божий день. Абсолютно слушать должны такие, как дядя Остап. Он же через водку весь ум променял. Его жена у магазина рот раззявила и орет: «Да я бы на месте Верки порешила и Зинку, и Николая». Да кто на ее замухрышку западет? Кобылы и то отворачиваются, его запах самогонный не выносят. А туда же - учить. Жанна д,Арк нашлась.
 Но тут бабуля оказалась права. Зинка довертелась, - обгулял ее папка в каком-нибудь стойле, как жеребец кобылу из табуна. Зинка сразу перестала ходить на конюшню и из конторы не вылазила. Ей стало опасно бесцельно бродить. Мамка могла спокойно ее оттаскать за волосы, и никто бы не осудил. Тоже себе - нашлась в селе невеста на чужих костях.
Но мамка и слова не сказала, только перестала с папкой разговаривать и с нами заодно. Мы же не могли оставить родного мужика в беде.
Тогда решили поговорить с Зинкой. Однажды пришли к ней в обед в контору. Все ушли, а она тоже засобиралась. Мы встали в дверях и не пускаем. А Зинка разулыбалась как-то виновато, а сама не сдается и спрашивает:
- Зачем два красивых кавалера меня не пропускают на обед?
Братан говорит: «О папке будем говорить».
Зинка так и села на край стула, чуть не промахнулась, а жалко.
Тогда я говорю: «Ты чего из серединки нашей семьи дергаешь папку? Он же тебя не любит, а ты перед ним вся извывихивалась. Ты женщина одинокая, вот и ищи себе одиноких, хоть пять человек за раз, а семейных не трожь. А то…» Тут я замолчал, что могли мы ей сделать? Только какую-нибудь пакость. Тогда бы сами стали подлецами, как она.
А Зинка сгребла нас в кучу, встала на колени, просунула голову между нами и заревела белугой. Отплакавшись от души, говорит: «Мальчишки, ваш папка для меня, как свечка в церкви. Молюсь я на него. И без вас знаю, что он не мой, а Верин. Простите меня, я скоро уеду. А у вас будет братик или сестра. Но вы никогда, наверное, не встретитесь. Ах, хорошие мои мальчишки, как мне тяжело». Мы ее понимали. Зинка, вон какая здоровущая кобылица, повисла на наши хрупкие мальчишечьи плечи. Конечно, всем тяжело. Она еще немного похлюпала, наверное, хотела нас разжалобить, но мы стояли с Коляном стойко, как оловянные солдатики, не зная жалости.
Потом Зинка опомнилась: «Вот так-то, а теперь давайте, братаны, молчком по домам». И больше ни слова. Встала, отерла слезинки и пошла, а голова глубоко ушла в плечи, аж жалко стало непутевую.
А что мы хорошие, и сами знаем. Мы же не тимуровцы, чтобы ночью секретно помогать. А взяли и у бабушки Нины, потом у бабушки Наташи днем вскопали за так огороды. Им же никто не поможет. Всех фашисты поубивали. А посадить картошку они и сами сумеют. Осенью поможем выкопать, делов-то. Значит, мы - полезные для общества люди.
А дня через два она пришла к нам вечером. Мы только сели ужинать. А Зинка как бухнулась на колени. Крестится и плачет. Я сразу подумал, что ее дом сгорел. Потом вспомнил, что она живет на квартире. Но все равно что-то сгорело.
- Вера, прости,- повернула к мамке свое замученное лицо. - Затмение пришло на мою голову. Показалось, что мой Иван пришел с войны живым. Мы же прожили с ним всего ничего. Проклятая война отняла у меня все. Иван погиб, родителей в Белоруссии замучили. Прости и ты меня, Коля. Живите спокойно, я завтра уезжаю. Завербовалась на стройку. Ничего, не пропаду, а может, найду свое счастье. Простите, если сможете.
Встала, отряхнула колени и пошла. А про ребенка ни слова. Все остолбенели. Тогда бабуля напустилась на нас. Чего, мол, глаза выпучили, это взрослое дело. Уткнитесь в чашки и хлебайте, пока по затылку не получили. И все стали молча ужинать.
Зинка – человек слова. Взяла и утром уехала. А вечером я, как бы между прочим, говорю, что Зинка родит кого-нибудь. Братан добавил – или мальчика, или девочку, или близнецов, как тетя Аксинья.
 Папка неожиданно побледнел. Медленно встал.
- Кто сказал?
- Она сама нам призналась.
- Почему я не знал?
И на конюшню. Мимо окон наметом на Уране, самом быстром жеребце. А зря. Поезд-то давно ушел. Да и не догонишь его на любом жеребце. Это же техника. Папка понапрасну взбеленился. Только заставил мамку заплакать.
Часа через два пришел. Говорит мамке: «Верочка, налей». Как он сказал «Верочка», так у нас на душе стало легче. Мамка достала рюмку, потом поглядела на папку и налила полный стакан водки. Папка залпом выпил. Конечно, столько проскакать - затомишься.
Мы засыпали, а они говорили и говорили. Мамка хлюпала, но не жалостливо. А папка говорил: «Все, дорогая, буря прошла и ее больше не будет».
Мы утром с Колькой посовещались и решили, что нам и своих детей надо заводить. Вечером, за ужином мы напомним родителям, что нам нужно иметь собственных младших наследников, пусть подумают. Тогда мы с братаном будем что-то иметь. Думать же надо! Мы решили установить контроль за родителями, пока они не заведут кого-нибудь, лучше бы девчонку, чтобы было кого защищать.
Да, мы же правы – это ясно как божий день. Ведь мужики плохих советов не дают.