Впечатления Сервантес Дон Кихот

Сентябрь 2005 г.

/опубликовано в книге "Эпоха Возрождения души",
2008 г., изд-во "Антиква"/

Время неумолимо движется, господа, и в 2005 году исполняется 400 лет со дня выхода в свет первого тома знаменитого романа Сервантеса, романа который для многих является лучшим произведением мировой литературы за всю ее историю - таковы данные опросов. Такая знаменательная дата - это ли не повод обратиться к Дон Кихоту и изучить его со всем вниманием? Тем более, если в былые времена прочесть сей роман испанца не довелось.

Справедливости ради необходимо отметить, что второй том достославной сей истории был выпущен в свет спустя целых десять лет (в 1615 году), чему причиной была занятость и бедность Сервантеса, а также не очень уважительное отношение Сервантеса к самому герою, несмотря на то, что списан его образ был с самого авто-ра (больно похож). Сервантес не уважал Дон Кихота, - нет, он его любил так, как лю-бят ребенка мать, даже понимая, что он не самый лучший, не самый красивый и ум-ный. Просто Дон Кихот Сервантесу был родной до ужаса, а вот к его возможному влиянию на умы автор был строг. Не случайно сам Сервантес до конца своих дней считал лучшим своим произведением вовсе не Дон Кихота, а «Назидательные но-веллы», которые ныне, по иронии судьбы, известны лишь потому, что написаны ав-тором «Дон Кихота».
Исходной посылкой к образу бедного и несчастного идальго был сам Серван-тес, ибо Сервантес также беден, идеалист по характеру, моралист по образу мыслей, патриот своей Родины, и безнадежный романтик, отчаявшийся получить милости у судьбы. Умертвив своего героя в 1615 году, и сам Сервантес умер совсем вскоре (в 1616), что дает повод лишний раз провести между ними параллель.
Действительно, Сервантесу не везло. Несмотря на верную службу своей Роди-не, он не получил от нее существенных почестей как военный, хотя остался инвали-дом (у него не работала левая рука) после одной из битв. Несмотря на все попытки заработать денег, Сервантесу это не удавалось, хотя иногда он находился на весьма прибыльных должностях. Но не мог Сервантес заниматься взяточничеством, а пото-му остался бедняком. Более того, за чужие грехи он умудрился даже побывать в тюрьме за растрату. Думается, что это было настоящим ударом для Мигеля, особенно после его алжирского плена (о себе он говорит в 1 томе романа, когда бывший ал-жирский узник вспоминает некоего Сааведру). Сервантес умудрился два раза в жиз-ни побывать в заточении, не будучи ни политическим протестантом, ни преступни-ком. Кроме того, будучи весьма читаемым и популярным писателем, Сервантес аб-солютно ничего не заработал на своих произведениях, о чем он горько намекнул в романе, когда Дон Кихоту поясняли, что издавать книги надо на свои деньги, а иначе издатель заплатит сущие гроши, присвоив всю прибыль себе.
Подорванное здоровье, занятия нелюбимым делом, постоянная нужда, надеж-ды, и сочинительство, как отрада для души, - вот истинный образ жизни автора Дон Кихота. Стоит ли удивляться тому, какой ценностью являлись для Сервантеса его книги, - пожалуй, они были ему ближе детей. И потому вполне естественным выгля-дят переживания Сервантеса по поводу плагиата Авельянеды. Вы только представьте себе весь ужас Сервантеса, когда он узнает, что некто выпустил подложного Дон Ки-хота (2 том)! Дело даже не в том, что плагиатор будет зарабатывать деньги, эксплуа-тируя образы Сервантеса, дело в том, что у самого Сервантеса тем самым попыта-лись забрать то, что ему дороже всего на свете.
После этого становится понятным то, с каким ревностным усердием и упорст-вом Сервантес весь второй том напоминает читателю, что именно этот «Дон Кихот» является настоящим. Сервантес постоянно упоминает Бен-инхали - ему сам Серван-тес шутливо приписал авторство в первом томе, - видимо о Бен-инхали Авельянеда не сказал ни слова; герои романа во втором томе постоянно упоминают события пер-вого тома, чтобы усилить взаимосвязь между томами; Сервантес усиливает роль Сан-чо Пансы во втором томе, придавая его речам большую стройность, наделяя его гу-бернаторством - по сути, во втором томе Санчо Панса становится независимым от Дон Кихота действующим лицом в повествовании (судя по всему в подложном вари-анте Санчо предстал редким тупицей); герои постоянно упоминают автора подлож-ного Дон Кихота, назло ему едут на турнир не в Сарагосу, а в Барселону, и даже за-веряют у алькальда свидетельские показания о лживости Авельянеды. В конце концов, боясь, что иные могут наперекор всему снова заняться Дон Кихотом, Сервантес поспешно умерщвляет его в конце второго тома, предварительно заставив раскаяться в увлечении рыцарством. Дон Кихот умирает как Алонсо Кихано Добрый, так что тот, кто задумает его воскресить, должен будет еще и объяснить читателю, каким образом Кихано вновь обрел веру в рыцарство и его идеалы.
Забавно когда герои постоянно сталкиваются с тем, что о них хорошо известно в Испании. Такого, пожалуй, больше и не припомнить в мировой классике, чтобы главные герои были узнаваемы в романе как литературные персонажи, на которых герои второго плана взирают как на картинки в книжках. Да и сами Дон Кихот и его оруженосец лихо рассуждают о первом томе (хотя они его не читали), и даже отстаи-вают истинность творений Бен-инхали перед подложным романом.
В общем, не думал Сервантес, что его роман обретет бессмертие, иначе не удо-стоил бы Авельянеду такого внимания во втором томе. А теперь читатель вынужден вникать в то, что де был подложный Дон Кихот, хотя не помяни об этом Сервантес, сей факт забылся бы историей напрочь.
Не могу сказать этого о себе – мне образ Дон Кихота оказался не так и близок, вопреки ожидаемому, - но бесчисленное число читателей трепетно любит и лелеет в сердце костлявого старика из Ламанчи. Очевидно продолжая общую насмешливую нить романа, Сервантес назвал Дон Кихота хитроумным идальго, хотя хитрости в са-мом добродушном и благонравном старикане не больше чем львиной породы в бло-хастом пудельке. Дон Кихот отличается редкой отвагой, вплоть до безрассудства – хотя сам герой любит поучать о том, что безрассудство – плохо. По ходу романа есть лишь один момент, когда Дон Кихот бежит, бросив Санчо Панса на произвол судьбы (история с ослиным ревом). Во всех же остальных эпизодах, наш старик бросается на превосходящие силы противника не колеблясь, его не останавливает даже то, что на-носимые ему увечья вовсе не шутка. Известно, что как минимум зубов он практиче-ски лишился, а об общем количестве тумаков и вовсе говорить страшно – благо хоть во втором томе героев дубасят поменьше, чем в первом, ибо все узнают их и уважи-тельно взирают на чудачества.
Надо отдавать себе отчет, что Дон Кихот действительный, а не мнимый сума-сшедший. Да, его помутнение разума не носит глубокого характера, однако в отли-чие от князя Мышкина, у которого в «Идиоте» наступило явное просветление разу-ма, Дон Кихот в течение всего романа предстает самым натуральным помешанным. Легкое помешательство не подлежит изоляции от общества и таких помешанных можно легко лицезреть и в наши времена, стоит лишь присмотреться к окружающим. Отличительной особенностью такого недуга является его узкая направленность, ко-гда человек нездорово воспринимает все, связанное с какой-либо тематикой, в отно-шении которой имеется «пунктик». Такой «пунктик» Дон Кихота – рыцарство. Во имя этого идеала герой способен ринуться в любые авантюры и даже творить явное зло, не отдавая, впрочем, как и всякий умалишенный, себе в этом отчета. Даже от-бросив многочисленные истории, где Дон Кихот не расплачивается за ночлег на по-стоялом дворе или крушит ни в чем не повинное чужое имущество, видя в нем ка-ких-то призраков и великанов, остается история с освобождением узников, ведомых на галеры. Надо сказать, что злодеяние это обернулось сразу против героев, ибо вор де Пасамонте не только тузил их, но и украл осла Санчо. Странно, что наказание не нашло Дон Кихота по ходу второго тома, хотя он был столь хорошо узнаваем всеми, кроме служителей закона, которые по логике вещей должны были интересоваться стариком достаточно живо.
Сам Дон Кихот объясняет все свои несуразные действия – и это весьма гени-альная находка Сервантеса – происками злых волшебников, а стало быть, с самого героя спрос небольшой, и то, что он принимает бурдюки с вином, мельницы и сукно-вальни за великанов, а постоялые дворцы за замки – не беда. Злоключения же с Дульсинеей и ее превращение в крестьянку – это прямое издевательство автора над своим героем, издевательство в котором участвуют чуть ли не все: и Санчо Панса, не чаявший души в своем господине, в первую очередь.
Дело в том, что Сервантес писал, прежде всего, развлекательный роман с мо-рализаторским уклоном, создавал наставления на фоне забавных историй. И все. Юмор, а вовсе не сатира – вот главное наполнение романа. А если и присутствует са-тирический взгляд на общество, то только в той части, где критикуется повсеместное увлечение рыцарскими романами, пародией на которые, - а вовсе не на испанское общество – является сам «Дон Кихот».
Исходные образ и идея романа значительно отличаются от образа и идеи, соз-данных временем. Изначально «Дон Кихот» - это юмористические приключения ге-роев и сатирический памфлет на рыцарские романы как литературное направление. Кажется, в те времена они были не менее назойливы, нежели женские романы или детективы сегодня, и это в немалой степени раздражало думающую часть общества, а некоторых (сдается, что Сервантес в их числе) просто бесило. И Сервантес пытает-ся создать эдакого дурачка-рыцаря, причем, конкретного простофилю, и доставляет ему массу неудобств по ходу сюжета, потешая тем самым читателя. Но образ полу-чается значительно более трогательным, нежели задумывал Сервантес, и вот уже во втором томе Дон Кихот – это мудрый воитель, который, хоть и попадает в комиче-ские ситуации, но от побоев и издевательств автор его явно щадит. Ирония судьбы в том, что герой предназначенный для критики рыцарства (по крайней мере, рыцар-ских историй) со временем стал воплощать для миллионов людей чуть ли не идеал рыцарской доблести и отваги. Причем, читатель приписывает это не только герою, но и самому замыслу Сервантеса.
Роман стал жить какой-то собственной жизнью, и читатели стали приписывать ему идеи, которых, возможно, и в мыслях не было у автора. Так, отечественный фильм 1957 года (кстати, вполне удачный с точки зрения интереса для зрителя, а не соответствия роману) повествует о каком-то другом Дон Кихоте, который в фильме противопоставлен обществу. Люди сплошь и рядом издеваются над ним. Герцог и герцогиня строят каверзные шутки и злорадствуют над идеалистичностью и беспо-мощностью Дон Кихота; Альтисидора неприкрыто обзывает нашего старика такими эпитетами, как «дон старый пень», «дон осел» и т.п.; Санчо Панса изгоняется с поста губернатора Баратарии, причем его бьют весьма чувствительно. Концовка же фильма и вовсе необычно построена: Дон Кихот сражается с мельницами (хотя этот эпизод был в первом томе) и проигрывает поединок Рыцарю Белой Луны только потому, что изможден мельницами (а в романе Рыцарь Белой Луны просто оказывается сильней). После этого Дон Кихот возвращается в свое селение и по пути встречает мальчика, которого сильно высекли после рыцарского вмешательства идальго. Мальчик про-клинает и самого Дон Кихота и всех странствующих рыцарей за свои злоключения, и этот факт настолько разочаровывает нашего ламанчца, что он скоропостижно умира-ет, не способный больше странствовать, ибо это было условие поединка с Рыцарем Белой Луны (в романе, кстати, Самсон Карраско так и не открывает свое лицо в от-личие от фильма). А ведь история с мальчиком тоже была в первом томе. Вот такие дела. И если вы откроете энциклопедию, то прочтете о романе Сервантеса нечто вро-де того, что «Дон Кихот» - это такая книжка с двойным дном, где под видом пародии на рыцарские романы, на самом деле беспощадно критикуются нравы и устои фео-дального общества того времени. Употребляется даже такая фраза: «роман показы-вает непрактичность духа и бездуховность практики». Да, откуда же вы это взяли, дорогие авторы энциклопедий?!
На самом деле герои романа сплошь и рядом добрые и отзывчивые люди, ко-торые без проблем делятся своими запасами с путниками (Дон Кихот и Санчо без конца едят за чей-то счет: пастухов, дворян, хозяев постоялых дворов, селян и т.д.); Сервантес постоянно подчеркивает, что все понимают безумие Дон Кихота, однако из учтивости и вежливости (а вовсе не цинизма) не подают ему вида об этом. Кроме того, все дивятся тому, насколько умен и рассудителен Дон Кихот во всем, что не касается его больной темы – рыцарства. Обратите внимание, что такие герои как священник, цирюльник и бакалавр вообще предпринимают достаточно далекие путешествия с целью доставить героя в его селение, причем эти путешествия не сулят им никакой выгоды, - они совершают их только по душевной доброте, из желания помочь.
Среди действующих лиц нет ни одного отрицательного персонажа, кроме раз-ве что де Пасамонте, да и то с натяжкой, ибо во втором томе он предстает откровенно жалким субъектом. Роман полон счастливых людей, ибо множество побочных сю-жетных линий заканчиваются к вящему удовольствию всех участников, и Дон Кихо-та в том числе. Да, говоря о старике идальго можно предполагать «непрактичность духа», хотя, скорее всего Сервантес говорил об идиотизме рыцарства, перегибающе-го палку в вопросах здравого смысла, но где можно найти «бездуховность практи-ки»?! Где эта критика феодального общества?
Сверим сюжет фильма с книгой. Герцог и герцогиня – это не манекены без улыбок на лицах, зло издевающиеся над несчастным стариком. Напротив, - они крайне добры к Дон Кихоту и Санчо, и строя свои шутки ни словом, ни жестом не оскорбили героев. Можно даже сказать, что они доставили героям массу радости, ибо Дон Кихоту дана была возможность пережить кучу столь догогих его сердцу приключений, а Санчо пожаловали такое желанное им губернаторство. Во дворце герцога Рыцарь Львов (а именно так величают Дон Кихота почти весь второй том, хотя в массовом сознании герой навсегда остался Рыцарем печального образа – еще один стереотип) живет как лучший гость, с которым проводят много времени в бесе-дах, а вовсе он не вынужден ютиться в одиночестве в дальних комнатах в ожидании насмешек. Альтисидора, которая действительно признается в любви Дон Кихоту, и имитирует свою смерть после отказа идальго, вовсе не произносит никаких оскорб-лений. В итоге ни Дон Кихот, ни Санчо и не догадываются, что их разыгрывали, ибо Санчо самостоятельно уходит с поста губернатора, осознавая, что не в силах испол-нять эти функции. И не сопровождают его никакими насмешками, а напротив упра-шивают остаться, от чего он решительно отказывается по доброй воле.
В концовке же романа Дон Кихот порывает с рыцарством и объявляет, что ры-царь Амадис Галльский теперь его злейший враг (как этот Амадис примелькался чи-тателям по ходу романа – о нем вспоминают бесконечно; вот, люди бред читали!). И это – логически верная концовка, ибо весь роман нацелен против рыцарских бред-ней. Умерщвление же Дон Кихота – это защита Сервантеса от посягательства на его героя со стороны плагиаторов, а не триумф духа над практикой или, там, его траге-дия в подлом обществе.
На самом деле об обществе Сервантес говорит крайне мало, а дух времени, пожалуй, вообще не передает, или передает частично. По крайней мере, того пред-чувствия краха огромной империи, которое, кажется, должно сквозить из всех глав, нет и в помине. А ведь это было время, когда «Несокрушимая армада» уже потерпела свое крушение, и Испания начала сдавать свои позиции более удачливым конкурен-там - Англии и Голландии. Это было время дикой инфляции и бедности, как ее след-ствия. Нищета грозила захлестнуть огромные массы населения. И что? В романе мы встречаем много персонажей, и все они – это радостная деревенщина, романтично влюбленные пастухи, которые, кажется, пасут свои стада не для прокорма, а потому, что чем-то надо заниматься. Кстати, подобным занятиям собирается предаваться и Дон Кихот, когда его отстраняют от рыцарства. И здесь опять можно увидеть непрак-тичность духа, а вот бездуховность практики из жизни пастухов никак не видна. Не-обходимо также отметить, что по ходу действия постоянно появляются персонажи, которые никаких стеснений в средствах не испытывают, поэтому следов экономиче-ского кризиса в стране в романе также обнаружить крайне нелегко. Обвинять бога-чей романа в бездуховности тоже нет никаких оснований, напротив – они исключи-тельные добряки.
Бесчисленное множество слов сказано критиками и комментаторами разных мастей по поводу того, что Дон Кихот и Санчо Панса – это две стороны человеческой натуры, выражающие высокую духовность и корыстолюбие, и что именно потому Сервантес и создал бессмертное творение. К этим словам можно добавить, что Санчо не так уж и корыстолюбив. Об этом говорит и то, что он отказывается губернаторст-вовать, и то, что он не принимает предложенные ему достаточно большие деньги за помощь мориску в добыче клада. И делает это только на том основании, что он - доб-рый христианин и не хочет ослушаться приказа короля, запретившего помогать мо-рискам. Такие поступки не очень похожи на натуру стяжательную, у которой жажда наживы заглушает все остальное. А уж о его бескорыстном на практике служении своему господину и говорить не приходится, ибо все, что получает Санчо, он получа-ет по воле случае, а не по исходному соглашению, которое Дон Кихот напрочь от-вергает. Вообще, образ Санчо наиболее сложный, он – самый живой герой романа. С одной стороны он меркантилен и мелочен, а с другой – набожен и способен отка-заться от денег и власти ради своего доброго имени.
Критики также говорят о том, что Дон Кихот – это один из христологических образов, наряду с князем Мышкиным. Если и так, то Мышкин – это Любовь в чистом виде, неспособная обидеть кого-либо, а Дон Кихот – это воинственный Спаситель, который может и торговцев из храма выгнать и мало ли еще чего натворить. В свете того текста, который мы встречаем в Откровении Иоанна, где бог отнюдь не мило-серден, а напротив – щедр на кары, можно сказать, что Дон Кихот в этом плане более похож на Христа. Однако, на самом деле, при чтении «Дон Кихота» вовсе не созда-ется впечатления, что герой – христова копия, в отличие от «Идиота», где параллели с Христом значительно сильней.
В целом роман растянут, перенасыщен постоянным вкраплением историй, не имеющих отношения к сюжету, апофеозом чего становится 150-страничное пребы-вание на постоялом дворе, во время которого главный герой преимущественно спит, а остальные читают очередную поучительную историю о безрассудно-любопытном. Роман чем-то похож на индийские фильмы: герои говорят долго и растянуто, причем крестьяне изъясняются таким языком, каким едва ли говорят в кругах современной интеллигенции при всей ее образованности; герои, даже ругаясь, не перебивают друг друга и говорят поочередно в течении многих минут (невозможно представить как после этого может последовать потасовка); все оказываются в нужном месте – отсю-да масса счастья в промежуточных финалах, где воссоединяются влюбленные и се-мьи. Все женщины в романе - красавицы, разве что кроме Дульсинеи (кажется, что это сделано нарочито, чтобы еще раз уколоть рыцарство), и автор каждый раз при введении в сюжет нового женского персонажа не устает подчеркивать, что такой красоты свет еще не видывал. Такое впечатление, что в одной из сцен на постоялом дворе собрались претендентки на звание «мисс мира».
Надо отметить, что в отличие от большинства крупных романов, автор не соз-дает повествовательного холста, то есть эпоха не выступает фоном для разворачива-ния сюжета и конструирования судеб главных действующих лиц. Скорее Дон Кихот и Санчо с их приключениями – это фон, прикрываясь которым Сервантес морализи-рует (а это делается в романе постоянно). Поэтому для современного читателя роман может показаться скучным, мало познавательным и неприкрыто наставительным чтивом.
Очевидно также, что Сервантес не утруждал себя сочинением названий для глав, - часто они названы как попало и даже вызывающе убого, например: (гл.24, в которой речь идет о всяких безделицах, столь же несуразных, сколь и необходимых для правильного понимания великой этой истории; гл.28, о событиях, которые, как говорит Бен-инхали, станут известны тому, кто о них прочтет, если только он будет читать со вниманием; гл.31, повествующая о многих великих событиях; гл.54, в коей речь идет о вещах, касающихся именно этой истории и никакой другой; гл.66, в коей излагается то, о чем читатель прочтет, а слушатель услышит). Возможно, что пароди-руемые рыцарские романы содержат подобные нелепые названия, которые переко-чевали и в пародию. Также, очевидно для пущего веселья читателя, роман насыщен биологизмами: то Санчо справляет естественные нужды, а Дон Кихот нюхает его ис-пражнения и удивляется неестественному запаху в атмосфере, то герои блюют друг на друга, после чего, как пишет Сервантес «вид у обоих был довольно комический». Такой юмор был в те времена. Смешно.
Интересно отметить еще два момента. Первый – авторские ошибки 1 тома об-суждаются в начале второго, что сделано, очевидно, все с той же целью – показать связь между томами и разоблачить Авельянеду. И второе – прямо одобряется изгна-ние (депортация) морисков из Испании, которое очень напоминает историю с высе-лением татар – быстро, без пожитков и куда глаза глядят. Причем одобрение дейст-вий короля так явно, что его в романе высказывают и Санчо Панса, и даже сам мо-риск, который чуть ли не хвалит власти за эту меру. Забавная историческая парал-лель.
Следует помнить, что, несмотря на все свои недостатки, которые мы можем выявить с позиций современных взглядов на литературу, «Дон Кихот», пожалуй, од-но из первых произведений реалистического жанра, которое во много определило направление развития классического реализма. Для того времени роман более чем передовой, уже одно то, что он сохранился в веках и даже не потерял в какой-то мере своей актуальности, а тем более популярности, заслуживает всяческого уважения. А все рыцарские романы и прочие бредни остались в памяти людей только благодаря тому, что о них упоминал Сервантес. И так всегда случается в противостоянии реа-листической литературы и беллетристики: первое остается, второе - тонет в пучине времени. Вспомните хотя бы гоголевского «Ревизора», где Хлестаков, хвастая свои-ми литературными талантами, рассказывает жене и дочке городничего, что он – Хлестаков - автор «Юлия Милославского». Дочка утверждает, что это произведение на-писал господин Загоскин и т.д. Так вот этот Загоскин со своим романом был тогда в центре внимания публики, все охали и ахали ему также, как сейчас Акунину, а во времена Сервантесе рыцарским романам. И куда делся Загоскин и все рыцарские романы? Остались в тесной каморке упоминаний в произведениях реалистов. Кто из современных реалистов упомянет Акунина?
И пусть можно сделать вывод о том, что Сервантес не создал роман достойный того, чтобы признать его за лучший роман в истории человечества, все равно «Дон Кихот» остался в истории как яркий образец блестящего повествования, неординар-ных образов и затейливого сюжета.