Случай в горах

В горах стояла ночь. Отара овец брела по плато, подгоняемая псами и пастухом Ибдураслимом. Был сентябрь, но холодное дыхание угасающего года уже стекало ночами вниз, в долины, с выступающих над миром и беседующих с космосом седых вершин. Чёрное небо, мелко дрожащее перемигивающимися звёздами, величественно возвышалось, мудро укрывало ночной покой, и лишь маленькая точка двинулась среди звёзд, и, неощутимо приближаясь, росла над головой ничего не подозревающего Ибрураслима. Остроплечий, с посохом, брёл он к родной деревне, размышляя, что скоро свадьба внучки, и будет великое застолье с тостами и плясками, и ради таких событий и жизнь не жаль прожить, такую долгую и странную, неизмеримую умом, но столь пронзительно осязаемую порой, если засмотришься в ночи в звёздных россыпей чёрную высь.

Точка в небе увеличилась настолько, что превратилась в медленно вращающуюся окружность из несколько огоньков, которая зависла в сотне метров над плато, будто решая, что теперь предпринять. Овцы, почуяв что-то, бодрей застучали копытцами, жалобно поблеивая, а собаки, опустив хвосты, держались ближе к пастуху, и тот, привыкший к спокойствию ночных выпасов, остановился и стал слушать. Великий гул тишины разливался над горами, стлался неощутимым фоном под случайно забредшими в ночное спокойствие звуками — монотонным шорохом овечьих копыт, частым дыханием остановившейся и посмотревшей на хозяина собаки, случайным далёким лаем из села, падением камушка по склону, стуку собственного сердца… Ничего подозрительного не услышал Ибдураслим, вздохнул, запалил трубочку и пошёл дальше. А если б посмотрел в этот момент в небо, то удивился бы, ибо, спускаясь всё ниже, в тиши полнейшей плыл чуть позади по небу диск, окружённый огоньками, увеличивающийся и таинственно-нездешний, но не видел того пастух.

Зато почуял вдруг накатывавшую слабость и томность членов, будто воздух сгущался, скиселивался и заболачивался, а потом сердце горца рванулось, забухало гулко и часто, он вдруг увидел, что поднимается над камнями, что ноги его движутся в пустоте. В испуге завращал он глазами, выронил посох, и развернувшись в воздухе, увидел вдруг перед собой столь неожиданное зрелище, столь невообразимое, что лишь нечленораздельные звуки предельного возмущения вырывались из открытого от испуга рта. Изумление было столь велико, что суровый пастух лишился сознания как девчонка, увидавшая мышь.

Очнулся Ибдураслим в полной темноте. Вспомнив разом своё видение, он отмахнулся от него, пытаясь сообразить, что на самом деле с ним произошло, почему такая тьма, что не видно даже звёзд, и где собаки с овцами. Он крикнул, но мгновенное звонкое эхо заставило пожилое, хотя и закалённое горными подъёмами сердце, забиться с новой силой. Он встал, и, выставив руки, пошёл вперёд, наткнувшись через несколько шагов на холодную твердь. Тут же сбоку ударил свет, и жмурясь, Ибдураслим обнаружил проход в светлый коридор. Осмотревшись, он увидел очертания комнаты, в которой находился, и решил что его оглушили, похитили и спрятали здесь. Но тут в светлом проходе возникло такое, что горец непроизвольно отшатнулся, упёршись спиной в стену. Полупрозрачная, изоморфная сущность, по волнующейся поверхности которой бежала радужная рябь, не вошла, но влилась в комнату, и приблизившись к обомлевшему пастуху, гулко, влажно прозвучала и вылилась из комнаты обратно в светлый коридор, и там двинулась вправо по металлически-серому коридору виднеющемуся в светлом проходе.

Успокоившись, горец сухо сглотнул и почему-то решил пойти за существом. Увиденное настолько не вязалось со здравым смыслом, что он решил, это смерть его пришла, и, вспомнив о свадьбе внучки, решил почему-то попросить существо вернуть его обратно. Выйдя из комнаты, он посмотрел направо, но радужного существа там уже не было. Он пошёл вперёд вперёд по коридору. За поворотом открылся круглый зал с куполообразным потолком, в центре которого рос с человека ростом металлический гриб, окружённый несколькими радужными существами.

«Очень рады дорогому гостю, присаживайтесь, Ибдураслим Аригбекович», раздалось отовсюду. После этих слов из пола выдулось кресло, и не помнящий себя и ничего не понимающий в происходящем пастух уселся на предложенное место, неожиданно провалившись в мягкие недра. Тело расслабилось и пришло успокоение. Радужные существа приблизились и полукругом встали перед креслом.

«Ваше восприятие возбуждено, и мы успокоили вас для вашего, и, пожалуй, нашего удобства», снова зазвучало объёмно по залу. «Господи, за какие грехи», подумал пастух, но вдруг понял, что он жив, и что та светящаяся огоньками махина, к которой он летел, была настоящая, и теперь он внутри неё. Про инопланетян он слышал в телевизоре, но сельская жизнь диктует свои представления о реальности. Теперь было несколько удивительно общаться с «зелёными человечками» в их тарелке, и неожиданно для себя, Ибрураслим сказал: «Откуда ж вы такие прилетели?». Существа помелькали радужным. «Одна из звёзд небосвода светит на нашу планету, которую мы называем так же как вы свою», был ответ звучащим отовсюду голосом. «А я-то вам зачем понадобился, для опытов что ли?». «Да». «Ишь вы! А ну вертай обратно! У меня ж отара разбредётся». «Не беспокойтесь, ваши овцы спят, а псы их охраняют». «Ишь вы, всё предусмотрели… И когда ж вы меня отпустите?». «А как вы нам на вопросики ответите, так сразу и отпустим. Анализы, разве что, у вас возьмём кой-какие. Не бойтесь, это не больно». «Ишь вы какие! Да на что вам мои, пастушьи, ответы?». «Наша миссия состоит в составлении культурного портрета землян современной эпохи. Вы нам интересны как типичный представитель горных народов». «И накой жеж вам портрет энтот сдался?». «Войну с вами хотим делать. Для оценки уровня угрозы. Шутка. Миссия наша мирная. Для науки стараемся». «Чего ж вы эдак, не спросясь-то, граждане учёные, людей по воздуху уносите? А ежели не стану вам на вопросы отвечать». «Боятся нас, убегают. А так хвать человечка, по-быстрому его опросим, память подотрём и обратно выпускаем, вам вреда никакого, и у нас дело двигается. А ежели отвечать откажешься, то отпустим, чего с тебя взять-то. Память только стирать не станем, а ты не вытерпишь и расскажешь своим, где побывал, мы заожно общественную динамику изучим, тоже польза». «Ишь вы. Ну ладно, что ж я нелюдь, отвечу вам, спрашивайте. Только и у вас попрошу небольшую услугу взамен». «Какую же?». «Внучка у меня женится скоро, веселье будет великое, всем селом на три дня загуляем. А овцам-то жрать надо чего-то. А вот сумели бы вы их три дня попасти, а я вам, хотите, ещё через год тоже отвечу на вопросы ваши».

Согласились инопланетяне выполнить пастушью просьбу. Взяли у него кровь и волос, да и отпустили на все четыре стороны, даже воспоминание стирать не стали, очень уж старик звёзды любил, хотел сохранить знание о том, что и на звёздах высоких есть кто-то, кто тоже наверх смотрит и думает о своём. Подошёл день свадьбы. Пока бабы пир готовили, Ибдураслим собрал отару, взял собак и пошёл в горы. На плато его дожидались несколько полупрозрачных радужных инопланетян. Псы и овцы тех будто не замечали, брели себе мирно, один из псов даже понюхал около тощего инопланетянина, обежал вокруг, даже лапу приподнял, но пастух наподдал ему посохом, извинившись перед инопланетянином. «А где ж тарелка ваша?», спросил. Один из инопланетян приподнял отросток, на конце которого крепился металлический шар. Тот завибрировал и пастух услышал, «А вот он стоит», здесь инопланетяне разом указали на пологий склон, который был совершенно пуст. Но вдруг отчётливая рябь пробежала по воздуху. «Невидимы штоль? Ай, молодцы! Ну ладно, я пошёл. Своим скажу, что старый друг Абрураслем из Трёхгоринки взялся помочь. Глядите, чтоб зверь овец не унёс, да вот, собакам мяса по куску давайте, утром и вечером», протянул им тогу, крикнул собакам по-своему, чтоб за ним не бежали, и отправился в посёлок, в предвкушении покуривая трубочку.

Прогремел праздник. Три дня всей деревней веселились, пили, плясали, песни пели, спали, снова пили. А как всё закончилось, пошёл Ибдураслим свою отару проведать. Приходит на место, и чуть не упал. Овцы драные, напуганные, собрались то тут то там кучами, собак не видно, инопланетян и подавно след простыл. Созвал старик кое-как собак, те как увидали его, так радостным лаем залились, бегают вокруг, скулят, хвостами бьют, руки лижут. Насилу отару согнали вместе — двух овец Ибдураслим не досчитался. Больше он инопланетян с тех пор не видел.

«Всё же, что ни говори, на тарелках по космосу они может и мастера летать, людей до смерти пугать — тоже учить не надо, а вот пастухи из них никакие, это точно», рассказывал уже старый, не годный ни на что Ибдураслим своим правнукам тёмными звёздными вечерами, покуривая на крылечке трубку. А те слушали, да на ус мотали.