Реабилитация светлой жизни - Артур Сухонин

– Знаешь, Диман, давно хотел к тебе обратиться...
– Да, Гриша, слушаю, – сказал Диман. Он смотрел на небо и будто не замечал собеседника – был полностью погружен в рассматривание пасмурных облаков. Они чернеющей серостью скрывали солнце и, казалось, медленно опускались, – так захлебнувшийся человек медленно опускается на дно реки. И чем больше глубина, тем больше тьмы становится вокруг.
– У меня... – Гриша замаялся. Он еще не полностью утвердился в желаемом: все сомневался, стоит ли говорить это Диману. – У меня в жизни произошли не очень хорошие вещи, – неуверенно произнес он.
– Этим ты не выделяешься от остальных, – Диман все так же не смотрел на собеседника.
Они стояли в сыром парке, где несмотря даже на самый разгар дня было пусто. Наверное, сказывалась холодная погода – ноябрь знобил своими обычными объятьями. Только вдалеке слышался шум дороги, да и редкие прохожие с холодным ветром проносились мимо двух молодых людей.
– Да-да, это, конечно, так! Просто... просто все-таки плохие вещи случились... – Гриша, поежившись, укутался в шарф. Он не разумел, как это Диман в легкой кожаной курточке нараспашку и черной футболке с надписью «Deep Purple» умудряется не мерзнуть...
– Как понимаю, ты обратился ко мне, чтобы сказать именно это. Так говори же.
После этого наставления у Гриши все-таки возникла некоторая уверенность. По крайней мере, после прошлой робости это стало резким толчком.
– Да, Диман, конечно. Я, знаешь ли... влюблен... – Гриша вздрогнул от своих слов. – Никому не хотел это говорить, но тебе доверяю во всем. Очень хорошо отношусь к тебе, Диман, поэтому и раскрываю тайну... Я влюбился в Иру.
Грише показалось, что на него с затянутого тьмой неба капнула слезинка. Потом еще.
– Я заметил, Гриша.
– Заметил?
– Да, – Диман, казалось, ждал, что из туч грянет молния или вот-вот пасмурная возвышенность ливнем рухнет на землю. – Когда в темноте кто-то начинает светиться, это трудно не углядеть.
– Получается, я свечусь?
– Да, но ты похож на мотылька. Думаешь, что свет от тебя не исходит, – что ты только отражаешь его. И, пытаясь добыть как можно больше огня, летишь прямо к смерти. Но забываешь: на самом то деле источник света – ты. Тогда зачем хочешь умереть? – Диман посмотрел на Гришу. Вернее, посмотрел в пустоту над левым плечом собеседника.
– Откуда ты знаешь?.. Откуда знаешь, что сейчас у меня в жизни все настолько плохо... что... Что смерть была бы просто даром свыше!..
– Все мотыльки одинаковы. Только, Гриша, осознай: свет внутри тебя, а не где-то вдали.
Они замолчали.
За парком с шумом проносились машины. Здесь было слышно, как от луж на дороге поднимаются брызги и грязью обрушиваются на тротуар.
Гриша грустно вздохнул:
– А вот она... Она об этом не знает. Не знает про мою влюбленность. Понимаешь, это... любовь безответна. Впрочем, может Ира догадывается? Хотя... да какая к черту разница! Все равно судьба такая сволочь, что не хочет свести меня с ней. Рок уготовил страдания. Не знаю уж зачем...
– Все очень просто, – Диман снова посмотрел на тьму неба. – Стремление есть родитель новизны. И чем выше стена будет перед будущим, тем масштабней перемены. Тебе же, вижу, не хватает сил прыгнуть в новшества, пройдя через стену.
Диман замолчал. Он начал тихо напевать мелодию на непонятном языке и странно покачиваться. Это длилось не долго; все так же смотря на небо, он продолжил:
– Но, насколько понимаю, ты не только это хотел сказать. А также желал получить некий совет. Продолжай, Гриша – я тебя слушаю.
– Да-да, конечно. В общем, влюбленность – это только часть того, что хотел сказать. А также... также хотел, чтобы ты знал и о других моих чувствах, – будто собираясь с мыслями, Гриша замолчал на несколько секунд. – Ну, давно это началось... Как говорится, были славные времена, веселая компания. Очень даже сплоченная; в ней каждый человек был особенно приятен. Дружил я со всеми, ни с кем не было раздора. – Гриша усмехнулся: – Вот говорю это и думаю, как же все банально! Это напоминает пересказ какой-то штампованной сказки. Что ж, похоже, сказочники были далеко не дураки – все брали исключительно из жизни.
Ну, и продолжая мою сказку, стоит сказать, что светлые времена потом закончились. Искорка раздора появилась в некоторых людях, и разгорелась преграда пламени между ними. Компания разделилась на три части. Но я безумно любил всех друзей, так что, не примкнул ни к одной части. Я общался со всеми одинаково. Но после начали происходить нехорошие вещи. Сначала как-то угасло общение с одной компанией, потом постепенно и с другой. Итак, общался только с отдельными людьми. Но и там произошла некая перемена – и меня кинули. Я возобновил общение со старыми-добрыми друзьями, и вскоре... Я, наверное, говорю запутанно? Впрочем, ладно. Вскоре со всеми бывшими друзьями перессорился.
Гриша вздохнул. Посмотрел на землю. Из осенней грязи выглядывали травинки стремления к жизни. Но они иссохли и бессильной желтостью слегли друг на друга, а на них мертво опустились опавшие листья. Так в войнах сотни трупов скидывают кучей в погребальный ров.
Эх, время перемен.
Время смерти.
Время мертвенной тьмы.
– Но дальше – больше, – продолжил Гриша. – Бесконечные ссоры с окружающими, досадные, но очень такие... злобные мелочи неудач. И, как кульминация – проваленная сессия... Я лишился надежды на будущее. Отдал все тепло жизни стремлению добиться цели и в итоге стал холодным трупом, как бы избито это не звучало. Я только живой мертвец. Вернее, умерщвленный – но почему-то продолжающий жить – человек. И будущее не то, что туманно – оно за вуалью тьмы.
– И ты хочешь получить совет?
– Нет. Как пораженный страданиями судьбы Энакин, опустошившись и уже не видя света, на коленях поклялся верности владыке ситхов, так и я хочу присягнуть тебе.
Внимательно изучая каждый изгиб твердо-сурового лица Димана, Гриша ожидал ответной реакции. Но Диман, казалось, даже и не слышал последней фразы. В молчании прошла минута. Вторая... И только в эти мгновения Гриша увидел в собеседнике схожие с козлом черты. Странно – никогда этого не замечал...
Поднял голову – над ними, каркая, кружили черные птицы. Как ворона криком предупреждает животных о появлении в лесу человека, так и эти падальщики предвещали грядущую беду.
– Я знаю, Диман, КТО ТЫ. Об этом не трудно догадаться. А вот я – тот же избитый жизнью Энакин; только фатум покалечил его сильнее и масштабность превращения в ситха больше. Но и я – жалкий малец – лишился света и тепла. Теперь остается только обратиться к тьме и холоду. Я прошу твою руку помощи и клянусь вечно служить тебе.
Гриша только хотел встать на колени (он даже потянулся в карман за ножом чтобы кровью доказать истинность намерения), как к нему повернулся Диман. Первый раз за всю беседу посмотрел прямо в глаза.
Гриша вздрогнул.
Холод мурашками пробежался по спине. Кровь стала ледяной; она морозом отстукивала в груди. А душа почуяла смрад легионов мертвецов – ощутила до сей поры неиспытываемый ужас.
Руки Димана покрылись шерстью; ладони обратились в копыта. Ноги искривились по животному. Джинсы сзади порвались – бледно-лысый хвост с кудрявыми лобковыми волосами на кисточке взмахнулся бичом. Из головы сквозь длинные волосы вылезли рога. Покрытые кровью и какой-то слизью, они бараньими завитками опустились к лицу. Глаза стали свиными.
Гриша отскочил назад и, поскользнувшись, упал навзничь.
Медленно, но в каждый шаг вкладывая силу и уверенность, к Грише подошел Диман. По асфальту стукнули копыта.
Диман заглянул в глаза Гриши:
– Ты хочешь ЭТОГО?
– Я... не... нэ... н... не знаю... – заикаясь, выговорил Гриша.
Диман опустился на передние копыта; земля дрогнула. Тьма рухнула с небес, скрыв от Гриши привычный мир. Диман напрягся всем телом. Одежда затрещала. Наружу выглянула бледная, чем-то похожая на свиную, кожа, местами покрытая синяками. На кривой спине шерсть поднялась дыбом. Диман оскалился ослиной челюстью; лицо окончательно потеряло человеческие черты. Он яростно рявкнул:
– БЕГИ, червь, пока я тебя не СОЖРАЛ!!!
Не контролируя ни единого действия, Гриша моментально вскочил. Тьма тут же улетучилась – будто кто-то разжег на бензине костер. Гриша кинулся прочь, в сторону шумящей автострады. Не осмеливаясь обернуться, почувствовал: штаны были мокрыми.
Он бежал, не чувствуя дыхания. Бежал, и при кротчайшей мысли о Димане, малейшем его образе ощущал вырывающий вперед (все равно, из тела ли – лишь бы вдаль отсюда) адреналин. Не важно, куда нестись, не важно, зачем нестись, но важно, что движение происходит. Даже не движение, а беспрерывно продолжающийся рывок. И чем более быстрый, тем лучше.
В метро Гриша беглым взглядом проскальзывал по лицам пассажиров. На него косились со смесью любопытства, сочувствия и отвращения. При этом старались сторониться. И в поезде подземки, несмотря на забитый вагон, ему было свободно.
В квартире в это время никого не оказалось. И как только Гриша из прохладного подъезда вошел в теплую уютность, тут же отправился в душ. А после – наконец хоть как-то успокоившись – долго-долго стоял перед зеркалом и разглядывал свое обнаженное тело.
Когда-то Гриша занимался физкультурой только для того, чтобы взгляд на свое отражение радовал глаз. Но после Грише на это (впрочем, как и на все остальное) стало наплевать.
Он меланхолично наблюдал, как блестящие капельки скатывались по расслабленной после душа коже. Влага постепенно высыхала на накачанной груди, руках, прессе живота... В зачесанных назад волосах, бессонных синяках под глазами и лишенного веселья лица Гриша замечал мрачные черты.
Рассматривая себя из-под бровей около часа, он, наконец, сжал кулаки. Процедил сквозь зубы:
– Вот он, Я. Так что же делать? Зачем убежал от Димана? Испугался... Но вернусь ли? А если да, то что будет? Диман, он... что он сделает со мной? Может... лучше не возвращаться? Да, пожалуй.
Эх... Так что же делать? Жизнь полна неудач. Диману даже не пришлось прикладывать усилия, чтобы увидеть мое стремление к смерти. А что же еще остается желать? Каждая попытка наладить жизнь оборачивается неудачей. Я ненавижу себя. Ненавижу судьбу. Ненавижу Господа Бога и весь его мир. Все решили отвернуться, оставили меня в одиночестве. Решили испытать болью. И что? Чего добились этими муками? Неужели я изменился? Да только озлобился на все вокруг! – Гриша тяжело вздохнул. – Что же теперь делать? Вернуться к Диману – и будь что будет? Но почему тогда он меня перепугал?
Вопрос, казалось, эхом раздался в зеркале.
«Почему он меня перепугал?».
Почему перепугал?..
– Может... – Гриша заглянул в глаза отражения. Они сверкнули. – Точно! Как сразу не догадался! Диман хотел от меня именно этого! Он... он же просто гений!
Гриша еще раз вздохнул. И, в неуверенности поигрывая скулами, достал сотовый. Набрал номер Иры. После длинных гудков и приятного «Привет!» сказал:
– Привет, Ир! Я вот все думал, позвонить ли...
– Классно, что позвонил! – перебила она. – Я как раз вспомнила о тебе, хотела поболтать. Давно не видела... Как, кстати, поживаешь?
– Поживаю-то я, – Гриша сжал челюсть, – в общем хорошо. Ну, за исключением некоторых мелких неудач.
– Это поправимо. Главное, в целом все хорошо!
– Конечно. Слушай, я вот хотел с тобой поговорить... поговорить о... ну, кое о чем. Правда, по телефону как-то не хочется.
– Что-то случилось? – в голосе Иры послышалась нотка тревоги.
– Да нет-нет, у меня-то жизнь отлична! Хотел только узнать про твою. Давай, что ли, встретимся?
– Давай! – с весельем отозвалась Ира. – А когда?
– Сможешь сегодня? Просто... просто очень важ... Короче, давно тебя не видел! – Гриша натянуто улыбнулся в трубку. – Так что?
– Часа только через два смогу.
– Классно!
Гриша договорился о времени и месте встречи. И спустя пару часов они увиделись.
Ира неуверенно подняла на Гришу глаза, слегка улыбнулась. Появился легкий румянец на ее лице. Гриша чувствовал Ирино робкое желание чмокнуть его в щечку. Но он не проявил взаимности, и она опустила взгляд.
– Так что ты хотел сказать? – спросила с игривой и в тоже время любопытной улыбкой.
– Да так, одну вещь... Давно хотел это произнести. – Гриша почувствовал пот на ладонях. – О, как же давно! – прошептал себе под нос.
Улыбка Иры сменилась беспокойством.
– Ну ладно, – вздохнул он. – Я... я... давно замечал в тебе, так сказать, особенность. Не похожа ты чем-то на других. Другой человек. Пожалуй, более приятный, – Гриша всячески пытался не смотреть на Иру. – Да-да, конечно более приятный! Ты очень красивая, интересная в общении... Мне всегда очень нравится просто болтать с тобой! И не важно о чем! А после... после начал замечать, что часто думаю о тебе. А вскоре и вовсе стал постоянно возвращаться мыслями к тебе. Я думал, что же это за безумство! Думал: надо поскорее избавиться от этого! Но каждый раз, когда был убежден, что забыл о тебе окончательно, при нашей случайной встрече чувствовал особую... радость, что ли. И все опять становилось по-прежнему. Тогда перестал прогонять мысли о тебе и полностью отдался чувствам, которые вызывают воспоминания твоего образа. Только в эти часы я понял, что... – Гриша поднял глаза. Посмотрел на Иру. Скользнул взглядом по ее такой приятной шее, подбородку, губам, шечкам, носу... Посмотрел в глаза.
Брови Иры были подняты. Влага в глазах блестела, вызывая у Гриши невероятные чувства. Ира слегка приоткрыла рот; кожа под косметикой покраснела. Она вдохнула, не в силах выпустить из груди воздух.
Гриша начал говорить слова, что постоянно произносил в мечтах. И мечтал произнести наяву. Собственный голос слышался на отдалении, будто со стороны:
– Я влюбился. Влюбился в тебя.
Гриша тут же опустил глаза. Нахмурился.
Сжав скулы, сделал неуверенный шаг назад. И, вздохнув, но так и не найдя силы посмотреть в лицо Иры, развернулся и пошел прочь.
Потом остановился. Слегка повернул голову. Краем глаза заметил: Ира стояла все на том же месте. Гриша сказал через плечо:
– Это все, что хотел сказать. В моей жизни произошли невероятные перемены. Не знаю, к лучшему ли... Впрочем, не понимаю, чего от них может быть хорошего. В общем, ты меня видишь последний раз. Завтра моя жизнь будет совершенно другой. И мы не сможем стоять друг перед другом и о чем-то болтать. Я только хотел сказать о своих чувствах. Но... но это уже не имеет значения.
Гриша быстрым шагом направился в сторону метро. И только он успел сделать три-четыре шага, как его окликнула Ира:
– Подожди!
Он остановился, но не развернулся. Почувствовал: она остановилась сзади. Ладони Иры легко опустились на плечи, но пронзили Гришу, пожалуй, сильнее молнии. Сглотнув, он осторожно – будто чего-то боясь – развернулся. Чувствовал, что его губы высохли и прилипли друг к другу. Взгляд непроизвольно устремился к губам Иры. Бесцветная помада маняще блестела. Прикрыв глаза, так и не заметил, как носом коснулся ее носа. Ощутил теплоту дыхания. Губами почувствовал легкое касание ее губ.
Секундная (но так долго тянущаяся!) пауза неуверенности – и Ира поцеловала.
Все померкло. А после перед глазами появилось нечто, похожее на...
Кокон...


– Что такое?! – закричал лысый человек, одетый в чистый белый халат.
– Он вышел из-под контроля! – ответил другой. С его носа скатывались очки из толстых линз.
– Как это случилось?!
– Не понимаю! Он просто взял и!.. – человек в очках тоже был одет в халат. Только на его одежде краснело несколько уже засохших брызг.
– Да такое не могло случиться! – выдохнул лысый. Он тут же, делая широкие шаги, направился в зал пациентов. За ним последовал очкастый.
Они прошли по коридору. Здесь на скамейке сидело несколько очень грустных людей. Одному из них женщина в белом халате что-то с широкой неестественной улыбкой рассказывала, при этом постоянно жестикулируя. На прикрепленном к стене большом мониторе девушка в пиджаке и с такой же улыбкой повторяла одну и ту же речь, в то время как то внизу экрана, то наверху мелькало название компании: «Реабилитация светлой жизни».
«Слишком много проблем навалилось? – доносился из динамиков ее голос. – Их невозможно решить? Чужая жизнь кажется прекрасной? Депрессия готова убить, а Вы всерьез помышляете о суициде? Ваше существование стало ничтожным?
Мы понимаем Вас – Вы просто недовольны судьбой.
Не отчаивайтесь, выход есть всегда. И наша компания готова помочь. «Реабилитация» протягивала руку теплоты многим страдающим – сейчас все они довольны новой жизнью. Да, именно новой жизнью. Если Ваше старое существование стал настолько ничтожным, что Вы готовы убить себя, то послушайте нас.
Не стоит утруждаться, позвольте Вам помочь.
Мы избавим Вас от никчемной жизни. Нет, не убьем. Мы покажем все Ваши ошибки, дадим Вам новое существование. Подарим Вам новую судьбу. Гораздо лучшую, чем та, что Вас сейчас мучает.
Приходите в нашу компанию, – и Вы избавитесь от гнетущего прошлого. Мы подарим Вам новое тело, новое лицо, новое предначертание.
Вы станете Новым.
Вы станете членом нашей компании. Иная – гораздо лучшая, чем Ваша – жизнь будет нашим даром. Вам останется лишь малая часть: полюбить новый мир.
Наш мир.
Ваш мир.
Мы догадываемся: Вы непременно спросите, сколько это будет стоить. Ни за что не поверите – все наши услуги абсолютно бесплатны. Мы считаем, что Вы не должны платить за вступление в новую жизнь. Мы лишь выполняем роль вокзала, когда билетом является Ваше тело. Вы только оставляете билет контролерам и отправляетесь в другой мир».
Двое в белых халатах свернули из одного коридора в другой. Тот окончился массивной железной дверью. Недалеко от нее на стене помигивала светящимися кнопками небольшая клавиатура. Лысый набрал пароль, клавиатура отозвалась писком – и дверь отварилась.
Огромное помещение совершенно без окон освещалось только люминесцентными лампами, развешенными по потолку и стенам. Которые, стоит отметить, были белыми; отчего зал становился ослепительно светлым.
В несколько рядов на протяжении всего помещения плотно друг к другу стояли койки. Они были покрыты коконообразной оболочкой, герметично закупоривавшей находящихся внутри пациентов. Что делалось для создания специальной усыпляющей и заботившейся о теле водно-воздушной атмосферы. Впрочем, это, скорее, был не воздух (и не вода), а идеальный пар, в котором скорость конденсации и испарения равна.
В каждой такой койке лежал человек. Мужчины, женщины, старики – там были все. Кроме детей. Организм у всех находился в состоянии беспробудного сна.
Только один пациент проснулся. Он судорожно пытался выбраться из кокона, но попытки оканчивались крахом. Пациент лишь с широко раскрытыми от шока глазами стучал по оболочке кокона. Приглушенные удары раздавались в помещении.
Лысый человек несколько секунд тупо смотрел на пациента. Потом, будто получив дар речи, прошептал:
– Это может быть только... только в одном случае. Если наш пациент осознает причину своей ничтожной жизни. Поймет, почему он – так называемый неудачник. И исправит в соносимуляции свои проблемы. Сделает жизнь прекрасной. Такое... такое просто невозможно! – лысый вытер о халат вспотевшие ладони. Посмотрел на товарища и, быстро моргая, выдохнул: – Пациент действительно реабилитировался! Это... это за всю пятидесятилетнюю историю компании произошло впервые!


Диман все стоял в парке и глядел на небо. Пасмурные тучи начали постепенно исчезать; где-то среди серых клубов дымного неба проглядывали легкие очертания солнца. Диман услышал карканье и посмотрел в сторону черных птиц. Они сначала бесцельно летали, обозревая простилающуюся под ними покрытую грязью и мертвой листвой землю. Потом кого-то увидели и, перекликаясь, начали кружить над новой жертвой.
Диман довольно оскалился ослиной челюстью.

январь 2007, Подмосковье