Ты хочешь услышать правду?

В мае ночи волшебные. Подмосковье словно преображается – лишние детали скрывает тьма, от стареньких кирпичных пятиэтажек веет чем-то мистическим. Лунные лучи окутывают яблони и вишни. Пахнет сиренью.
У одного из таких домов, неприглядных днем, но манящих ночью, на полуразрушенных скамейках сидела типичная для этой местности компания. Когда все были одеты просто и практично, – в джинсы и спортивные кофты, – на одном из молодых людей были классические брюки и черная рубашка. В нем чувствовалась деловая уверенность в себе, нехарактерная для его возраста. Начищенные ботинки, идеальная стрижка, дорогие часы, маникюр – все это выгодно выделяло его. Любой редкий прохожий, вскользь глянув на гуляющую молодежь, обязательно остановил бы взгляд на этом юноше, словно бы спрашивая: «Что ты здесь делаешь?» Но он чувствовал себя комфортно в окружении этих личностей, хоть и держался с некоторым превосходством.
– Сколько времени? – спросила подвыпившая блондинка, пытаясь найти в сумочке телефон.
– Уже за полночь. Двенадцать минут. – Мгновенно прореагировал молодой человек в черной рубашке.
– Спасибо, Санек, – наклоняясь, чтобы он имел все шансы заглянуть в довольно откровенный вырез, невинно хлопая глазками, улыбнулась блондинка.
– Всегда, пожалуйста. – С довольной улыбкой, но, заглядывая девушке в лицо, ответил Саша.
– Ой, смотрите. Анька домой возвращается.
– Что за Анька, Димыч?
Завсегдатаи этого места заметно оживились.
– Да так… Ведьма одна. Ммм… Да она с парнем!
Все проследили за взглядом Димы и увидели знакомую фигуру. Мистичнее этой ночи казалась девушка, ласкаемая легким ветром, который перебирал ее каштановые волосы, развевал плащ, почти касающийся земли. В ее глазах горели адские искры, которые пронзали даже на расстоянии. Она летела к своему подъезду, не замечая знакомых. Рядом с Аней плыл молодой человек ей под стать – мертвенно бледный, с прямыми черными волосами, которые ровной линией оканчивались на его плечах.
Друзья Саши были настолько увлечены изучением этого странного молодого человека, что никто не заметил, как окаменело Сашино лицо, когда он увидел КТО эта Аня. Лишь, сидевший с ним рядом, друг понимающим взглядом окинул Сашу и тут же отвернулся.
Встав напротив двери, настолько близко друг к другу, что казалась единым целым, необычная пара о чем-то тихо говорила. Под пристальные взгляды компании, Анин спутник приподнял свою девушку, целуя ее. В этом поцелуе было столько страсти, что вокруг послышались вздохи зависти.
– Спокойной ночи, Анют. Я тебе позвоню завтра.
– Саш, подожди…
При звуке своего имени, адресованного другому, Санек вздрогнул.
– Да, Анют? – Его тезка обернулся, с нежностью глядя на Аню.
– Может зайдешь?.. – Голос Ани был и смущенным, и уверенным. Таким, словно она долго колебалась перед тяжелым выбором, но, наконец, решилась.
– Я не хочу, чтобы ты думала…
– Тихо. – Указательный палец Ани коснулся Сашиных губ. – Я ничего такого не думаю. Я же сама тебя пригласила.
Секунда тишины, понятная лишь влюбленным, и две тени скрылись в подъезде.


– Вот сука! А все из себя недотрогу строит.
– Дим, не говори так о моей подруге. Если у тебя с ней не получилось…
– Да потому что она стерва! – зло перебил Дима все туже блондинку.
– Это не она стерва. Это к ней, как к грязи! И то, что она тобой поиграла, как последним мальчиком, так ты сам виноват!
– Это еще я виноват?! Скажи мне, Кристина, что я не то делал? Да я, как дурак, за ней бегал со своею любовью. Встречаться предлагал ни один раз… А когда не сдержался и зажал ее на дне рождении Наташки, так на коленях ползал перед ней, прощенья просил!
– Дима, если ты сам не понимаешь, бесполезно объяснять. Вспомни школу. К тому же земля и небо более похожи, чем ты и она. И Аня это прекрасно понимает, поэтому и держит дистанцию.
– Кристин, зря ты так ее защищаешь. Дима прав в чем-то. Она и мне в девятом классе глазки строила, а когда я к ней со своими объяснениями пришел… Все! Интерес потеряла.
– Не удивительно. Она стервой родилась, стервой и помрет. И другого отношения не заработала!
Кристина отвернулась, не имея доводов возразить. Ей вдруг стало противно находиться в компании, где все, как звери, готовы растерзать ту, которая не захотела играть по их правилам.
– Мне домой пора. Спасибо, Санек, за пиджак.
Когда Кристина протянула Саше его пиджак, она удивилась, заглянув ему в глаза. «Странно. Мне показалось, что он меня понял. Он же не общался с Аней. Хотя…»
В такую ночь хочется все больше времени проводить на улице, но после трех-четырех часов ночи, сонные юноши и девушки стали расползаться по своим домам.
– Санек, ты идешь? – спросил тот самый друг, который так понимающе посмотрел на Сашу, когда проходила Аня.
– Серег, что-то совсем не хочется домой возвращаться. С Димоном посижу.
– Ну, давай. – В голосе Сережи мелькнула подозрительная нотка. Взгляд стал слегка осуждающим. – Вечером увидимся.
Ночь стала терять свое очарованье. Блеклые краски вызывали отвращение своей тусклостью. Город спал. Только два молодых человека, таких разных, но имеющих нечто общее, сидели друг напротив друга.
– Санек, ты не думай... По тебе не заметно. Это мне симптомы понятны. Просто я ее хорошо знаю. Все-таки учились вместе.
Саша молчал. Что он мог сказать? Дима воздвиг некие теории и решил, что они единственно верные. Спорить бессмысленно. К тому же пришлось бы спорить с самим собой.
– Ты мне только скажи, как ты с ней познакомился?
– Дим, ты ж после девятого ушел, а она-то осталась. Ну, когда она была в десятом, а я в одиннадцатом… В общем пересеклись. Оказались в нужное время в нужном месте. А до этого год в школе даже не замечали друг друга. Может, потому что я только пришел?
– Ни за чтоб не подумал, что такой парень, как ты, любит эту ведьму.
– Если я захочу, я найду, кого любить. Мне пока любви к самому себе хватает. И вообще, я не верю в любовь! Есть секс, и есть деньги. С любовью часто путают взаимоуважение, преданность, привычку и т.д.
– Ну и что ты к ней тогда испытываешь? Уважаешь? А за что?.. А может, ты ей предан? То, что ты можешь ее хотеть, я еще пойму, но не остальное.
– Вот как раз уважать ее можно. Вы когда о ней говорили, я не верил, что вы говорите о той девушке, которую я знаю.
– Я не знаю, насколько она изменилась за эти годы, но, поверь мне, я знаю о ней такое, что не исчезает бесследно. Мы с детских лет в одном дворе. И… вас представить вместе не реально. Да ты сам лучше меня все понимаешь. Лучше выпей и забудь.
– Я не пью. – Санек так злобно оттолкнул предложенную бутылку пива, словно выкидывая ее, он выкинет Аню из своего сердца.
Какое-то время Саша и Дима молча сидели. О ком они думали? О ней. Что было в их мыслях – злость, печать, ностальгия или нечто более глубокое и искреннее? Быть может, какие-нибудь слова и прозвучали бы, но дверь подъезда, где жила Аня, открылась, и в раннее утро решительно шагнул другой Саша.
Насвистывая какую-то мелодию, пластичными движениями он пошел в сторону станции. Глянул на часы, прибавил шаг – видно опаздывает на электричку. Повторив его движение, Дима посмотрел который час – немного больше семи.
– Пойду я домой. Что-то пакостно на душе. Хоть просплюсь.
Немного пошатываясь, выкидывая окурок, Дима пошел в сторону другого подъезда этого же дома.
– Дима, можешь мне сказать…
– Седьмая у нее квартира. – Недослушав и не оборачиваясь, бросил Дима.


– Саш, ты забыл что-то?
В дверном проеме показалась девушка в шелковом халате болотного цвета, вытирающая мокрые волосы полотенцем. На миг все вокруг замерло. Тишина оглушала, но Саша не стремился ее нарушать.
– Это ты?
Голос Ани предательски дрогнул. Полотенце почти выпало из опустившихся рук.
– Привет, Анют.
– Здравствуй. – За наигранным холодом ее глаз никто бы не увидел обуревавших душу чувств. – Вот ванна, если надо. Проходи на кухню. Я сейчас приду.
Оглядываясь в незнакомой квартире, Саша прошел в маленькую кухню. Он встал у окна, рассматривая новый пейзаж.
– Кофе будешь? Или давай я травяной чай заварю? Лучше кофеина бодрит.
Обернувшись, Саша увидел робко стоящую, будто не у себя дома, слегка повзрослевшую девушку, которую он запомнил в обличии того мрачного мартовского дня. Аня была в том же темно-зеленом халате с длинными рукавами, который был значительно выше колен. Она стояла не шевелясь, позволяя рассматривать себя. Влажные, расчесанные волосы отразили электрический лучик. Саша вдруг отметил, что цвет аниного халата точная копия цвета ее глаз, в которые раньше он так редко заглядывал.
Аня вдруг усмехнулась, и будто не было этого времени, которое они не виделись, которое их разделило еще больше.
– Ну что, сильно я изменилась?
– Да нет. Только волосы у тебя длиннее стали – раньше по лопатки были.
– А вот ты изменился. Я смотрю, ты все-таки вернулся к плаванью.
Она опять улыбнулась, слегка игриво, придирчиво окинув фигуру столь раннего гостя. Что-то опять мелькнуло в этой тишине. Что-то такое, с чем оба боролись отчаянно, но безрезультатно.
– Бутерброды с сыром или колбасой?
– С колбасой. – Почти рефлекторно ответил Саша, любуясь, как Аня хозяйничает. И словно не зная с чего начать, сказал, – Я не знал, что у тебя есть молодой человек.
– Логично.
Саша протянул руку через стол, коснулся Аниных пальцев.
– У нас не так много общих знакомых. А те, кто есть, наверное, не посчитали нужным тебе сообщить. К тому же ты знаешь, что никто кроме меня так не умеет держать свою личную жизнь в тайне.
В ее голосе слышалась едва сдерживаемая желчь. Аня одернула руку.
– Что тебя привело ко мне спустя… такое время?
– Честно признаюсь тебе, я даже не планировал. Я, где ты живешь, узнал не раньше получаса назад. Я ночью увидел тебя с… Не знаю, что заставило меня подняться.
– А вот я много раз боролась с собой. Все думала прийти к тебе. Знаешь, что меня держало? Предполагала, с кем я у тебя столкнусь.
Саша все понял. Он и раньше это понимал. Просто ему так нравилось чувствовать себя хозяином положения, но тут ситуацией ведал не он, и даже не Аня. Ему так хотелось ей все объяснить, но, как и всегда в ее присутствии, он терялся и не мог говорить то, что хочет.
– Ань.
Нетерпеливо завывающие гудки междугороднего звонка оборвали фразу, потребность в которой у Ани была, как в воздухе.
– Мне мама звонит. Она на свадьбе у дяди Пети. – Быстро заговорила она. – Помнишь, как у тебя на кухне ты мне свои стихи читал, а я обещала дать тебе свои? Возьми почитай. Разговор долгим будет.
Она вновь убежала, оставив Сашу растерянным и потерянным. Он сел на диванчик, взял лежащую рядом стопку листов, с распечатанными на них стихами.
Времени прошло достаточно, чтобы даже такое количество стихов Саша прочел раза два-три. Когда из комнаты перестал доноситься звонкий девичий голосок, и Аня вошла на кухню, Саша пристально смотрел на одно из стихотворений, будто заучивая наизусть.
– Ань, а это стихотворение мне посвящено?
– Ты хочешь услышать правду?
Она могла бы и не произносить «да». По ее глазам Саше было ясно все. Но он так смотрел на нее… Словно пока не услышит ответа, не решится на некий шаг.
Аня молча села рядом, взяла из его рук листок с этим стихотворением, перечитала его.
– Да, Саш. Он тебе посвящен.
Саша вновь взял Аню за руку. Она с такой скорбью посмотрела на него. В ее глазах заблестели слезы. Аня попыталась отвернуться, но Сашина рука, коснувшаяся ее щеки, заставила Аню замереть. Первая слеза, как в одном из стихотворений, которые так внимательно недавно читал Саша, покатилась вниз. Саша медленно стер ее, побуждая Аню резко двинуться ему навстречу. Аня так отчаянно жаждала поцелуя, но не решалась быть первой. Они молча смотрели друг другу в глаза, желая высказать, что думают, но без сил. Саша сдался первым. Осторожно придвинувшись к ней, вновь на секунду заглянув в глаза, будто спрашивая разрешения, как к стеклянной фигуре, которая может разбиться на миллиарды мельчайших осколков от неверного движения, притронулся к Аниным губам. В этом поцелуе была такая смесь обиды и надежды, любви и памяти, слез и нежности, желания и отчаянья. Казалось, этот поцелуй длился все годы разлуки.
– Саша, я тебя люблю.
Анин шепот воскресил в памяти Саши тот день, когда в третий и последний раз она была у него дома.
– Помнишь, как ты сказала, что ни одному человеку, кроме мамы и твоей самой близкой подруги не говорила этих слов?
– Да. Это правда.
– Ты признавалась в любви ему?
– Нет. Ты первый.
Дальше слова были лишними. Он ни в чем ее не осуждал. Не имел права. Она ничего от него не ждала, ни на что не надеялась. Саша поднял Аню на руки. Дальше их путь освещали только стоны.


– Давно проснулся?
– Давно. Ты такая красивая, когда спишь.
Аня посмотрела на него так, лишь как смотрела тогда. Саше на миг показалось, что он держит в своих объятиях ту невинную девочку, к которой боялся притронулся.
– Саш, почему тогда между нами ничего не произошло? Ты ведь проявлял мне знаки внимания. Слова, которые ты мне говорил, я ни от кого не слышала. Обо мне никто так не заботился. Почему? – она почти срывалась на крик. Саша молчал. Он понимал, что Ане надо выговориться. Эти слова должны были быть произнесены. – Это из-за твоего дружка, да? Я понимаю, что он меня ненавидит. Я понимаю, что я заслужила его ненависть. Но… Почему? Это ведь было так давно. Почему он помнит? Почему ты его послушал, не выслушав меня? Почему мы каждый раз прощались, и на этом все заканчивалось? Да я каждый раз летала, когда ты на меня просто смотрел. Ты же мне обещал. Ты столько предлагал. Да ты многое делал, чтобы развить наши отношения! Почему? Почему ты отступал?..
Она просто плакала, как ребенок. Он не говорил ничего. Не утешал, не оправдывался, ничего не обещал. Никто из них не смотрел на часы. И время текло иначе – еще тогда, в районе часа ночи, когда спустя преграды, Саша увидел ее, секунды превратились в минуты. Аня успокоилась и тихо, меланхолично продолжила.
– Я все понимаю. Я не глупая. Это только Тристан и Изольда смогли объединиться, стирая вражду государств, забывая про противостояние народов. Твои бы друзья меня никогда не приняли. Кто-то бы осуждал громко, кто-то бы не считал нужным высказывать свое мнение. Но ты бы все чувствовал и сорился бы с ними. Как и я со своими. Я бы никогда не смогла прийти с тобой на дни рождения моих друзей. В среде моей музыки, моего стиля ты бы не выжил. Ты бы не стал таким, как я. Нельзя просто так захотеть и стать. И ты бы стал ненавидеть меня за эти отличия. Как и я бы не смогла да и не захотела меняться. Это мое родное, а ты можешь уйти, как уходил всегда, лишь вселяя в меня надежду. Раньше в школе мы могли видеться каждый день, обмениваться лишь нам понятными взглядами. Но сейчас другая жизнь. Она требует обязательств. А нам обоим слишком многое понятно, чтобы разбрасываться такими словами.
Наверное, Аня сказала не все. Но предательские слезы потекли вновь. Она много плакала раньше: плакала так горько, будто плачет впервые. Потом она стала стараться гасить в себе чувства, утирала слезы.
– Поцелуй меня на прощанье. Пусть этот день запомнится нашим первым и нашим последним поцелуем.


В подмосковном сорокалетнем доме, в квартире номер семь царила атмосфера кладбища во время похорон. Только заживо хоронили Анину надежду, которая отчаянно цеплялась за мир, который не так давно обрел утерянные краски:
– Саш… Ты вернешься?.. Мы увидимся?..
– Ты хочешь услышать правду?
Перед лицом Саши резко закрылась дверь.
Аня почти услышала, как Саша, неспособный идти вперед, неумеющий делать шаги назад, остановился. Она почти слышала его мысли: «Два шага назад, и та, которую я так любил, воскреснет. Но… Что будет дальше? Я утру ее слезы, приду потом, и? Она будет страдать сильнее, когда звери вокруг и серые будни убьют наши чувства».
Саша почти услышал, как в немом крике Аня сползает по стене – униженная, уничтоженная, обессиленная, проклинающая себя и всех. Он почти услышал, как водопадом боли, по телу, которое он ласкал так страстно, стекают раскаленные слезы. Он знал, что Аня не сможет их стереть… Пока влага не испарится, пока какой-нибудь телефонный звонок жестоко не вытащит Аню из ее забвения, она так и будет сидеть на холодном полу, не желая жить дальше.
Так два любящих сердца замерли, без сил биться дальше. Сердце Ани умирало от боли, от памяти, от любви. Сердце Саши пронзили железные иглы логики и разума. Его мысли были чисты, как никогда. Его доводы рубили чувства, как топор палача.
Саша так и стоял в грязном подъезде, стоял сколько мог. Но всему приходит конец. Обернувшись на заветную дверь, почувствовав скупую влагу мужской слезы, он побежал вперед. Он бежал, как кровь бежит в венах, может, желая вернуться, но, осознавая, что не сможет этого сделать.
И это была та правда, которую он не смог сказать.

21-24 апреля 2006 г.
Bagira Individual (Анна Рейх)