Фляшн

Давно это было.
В то время, аббревиатура ГДР, была у всех на слуху. И когда говорили о Германии, в основном, подразумевали, именно эту, небольшую её часть, где родились Шиллер и Гёте, где был свой Франкфурт, правда, на Одере. Где, многие русские, говоря о бутылке водки "Кристалл" (немецкого производства), произносили почему-то слово "Фауст".
Кто его знает, почему они так говорили: то ли Гёте им был так близок, то ли убойная сила той водки была сродни "Фауст - патрону". Однако история, которую я хочу вам рассказать, произошла со мной именно в той, далёкой Германии, теперь, навсегда потерявшейся, в пространстве и во времени.

Итак, это случилось ранней осенью 1988 года. Помню, дни стояли тихие и безветренные. Казалось, что солнце светило всё так же, по-летнему, и к полудню, воздух уже прилично прогревался. Однако жёлтые блики, на зелёной листве леса, все время напоминали об осени. В высоком небе на юг транзитом летели журавли. Они летели как обычно клином, но почему-то молча, возможно понимая, что их язык тут никто не знает.
 
Вот, в это самое время, ваш покорный слуга, находящийся, на службе, в СА, в чине прапорщика, сидел на поваленной сосне, в окрестностях горы Бухенвальд и слушал тишину. Сигареты "Охотничьи" заканчивались, день близился к концу, а я никуда не торопился.
Дело было в том, что ещё утром, меня «выдернули» из наряда, по комендатуре. И вот, теперь, я должен был охранять имущество нашего, отдельного сапёрного батальона, который вдруг вспомнил о "дне части" и "двинул" на зимние квартиры.
Имущество это было отнюдь не богатым, я бы сказал даже, что стратегического интереса, для вероятного противника оно, совершенно не представляло, НО... Военная доктрина это вам не хухры- мухры, в конце концов, сами знаете, чему равно значение синуса в военное время, я уже не говорю про тангенс с котангенсом.
Трое солдат, которые были брошены, во главе со мной, на охрану незавершённого объекта и небольшого автопарка, два часа назад были отправлены мною на заготовку дров. Всё это время они ходили кругами вокруг лагеря и, в конце концов, один из них подошёл ко мне и неожиданно спросил: - "Тов. Прапорщик, а можно и мы отметим день части?"
"Это, каким же образом?"- вопросом на вопрос, ответил я.
Как-то, особо не было у меня желания ничего отмечать, ей Богу.
"Так вот…"- ответил он и достал из-за спины увесистый вещь- мешок
"И что там"?- поинтересовался я.
"Бутылки, тов. прапорщик"- ответил сержант.
Я посмотрел, действительно, там были пустые бутылки.


Сколько всего было вещь мешков, я уже не помню. Помню цифру 150, т.е. на том наречии "хундерт фюнфцих"
Немного поразмыслив, о предстоящей экспедиции, я, в конце концов, согласился. Марок двадцать у меня ещё было своих. Да и делать было все равно не хрен.
"Съездим"- думаю, - "убьем время"
До ближайшей деревни, было километров восемь, не больше. Там бутылки нужно было сдать в "гаштет", а на вырученные марки, нам "светила" колбаса, молоко, может даже немного конфет. Но туда, надо было ещё доехать.

Из всего движимого имущества, надёжнее всего нам показался автокран, на базе "Урала". Впрочем, завести его в одиночку не представлялось возможным, и нужный алгоритм был найден только после довольно продолжительных изысканий.
Один из солдат, начал попытку оживления автокрана путём вращения всем известного железного приспособления, вставленного глубоко в лоно «Урала».
Ефрейтор, следующий по званию, под открытым капотом, словно в пасти у аллигатора, перемыкал, бляхой от ремня, какие- то контакты.
Ну и самый главный, по званию, опять же, ваш покорный слуга, нажимал на большую чёрную кнопку, внизу, справа от руля. Не буду кривить душой, завели мы, нашего монстра, далеко не с первой попытки. Солдат, вращающий, упомянутое выше, «железное приспособление», напоминал забытый чайник, на коммунальной плите. Но монстр жил! По его телу время от времени пробегала дрожь, а из выхлопной трубы периодически вырывались громоподобные звуки.

Когда «Урал», выехал из леса на грунтовую дорогу, ночь уже проглотила почти пол неба, первая звезда указывала нам дорогу, в боковом зеркале дрожала половинка луны. Мы ехали недолго и вскоре, справа от дороги, показались оранжевые, черепичные крыши домов. Деревня, действительно оказалась рядом.
Мы свернули с грунтовой дороги, и поехали по узкой булыжной улочке. Редкие прохожие, попадавшиеся нам на встречу, с любопытством глазели на нашего «монстра». Некоторые дружелюбно махали нам и что-то выкрикивали.
«Может спросить у кого-нибудь где «гаштет»? – ефрейтор посмотрел на меня.
Я кивнул, но в этот же момент, улочка закончилась, и мы выехали на небольшую площадь, на которой и находилась конечная цель нашей экспедиции.

Что вы думаете?
Классическое, «не везёт», работало и на территории бывшей ГДР. «Гаштет», где мы могли сдать бутылки, открывался в пол седьмого и ровно в это же время педантичные немцы закрывали магазин с колбасой и молоком.
Делать было нечего, пришлось организовывать торговлю стеклотарой прямо посреди деревни.

Первым, очумевшим от нашего неожиданного предложения, был, проезжавший мимо, задумчивый велосипедист в очках.
"Гутен абент, комрад"- крикнули мы ему вместе с ефрейтором.
Но, вместо того, чтобы остановиться и выслушать наше заманчивое предложение, "комрад" предпочёл форсировать своё движение до невероятной для велосипедиста скорости.
Дальнейшие наши попытки по продаже стеклотары так же не имели особого успеха. Теперь- то я понимаю, что всё упиралось в совершенное отсутствие маркетинга с нашей стороны.
Но тогда... тогда до закрытия колбасного «унд» молочного магазина оставалось всего - ничего.
Надо было, срочно, что-то предпринимать, и я решился, на отчаянный поступок.
Я постучался в одну из дверей выходивших на улицу рядом с "гаштетом".
Дверь открыла фрау, на вид ей было где-то под «пятьдесят».
"Гутен абент"- снова, как заклинание, произнёс я.
"Гутен абент"- нисколько не смутившись, ответила фрау.

Скажу вам по секрету, что мои познания в «немецком», тогда... впрочем, как и сейчас, являли собой набор нескольких фраз. "Вохен феат дизо цуг"(куда идёт этот поезд?), "Айнэ бир унд боквост"(одно пиво и сосиску), "Габен зи фойер"(Огоньку не найдётся?). И главное, "Иншульдиген зи бите, их бин русиш"(Простите пожалуйста, я русский) это было, как бы, универсальное, и на все случаи жизни.
К сожалению, ни одной из вышеперечисленных фраз, даже последней, я не мог продолжить наш диалог.
Поэтому, я просто сделал жест рукой, в сторону бутылок, стоящих у порога нашей новой знакомой. Обычно, таким жестом, дирижёры представляют публике свой оркестр.

Нельзя сказать, чтобы фрау совсем не удивилась, однако мы с ефрейтором не заметили в её поведении решительно ничего, что могло бы свидетельствовать о непринятии нас в принципе. Воодушевлённый этим обстоятельством, я с выражением произнёс: - «Битте, хундерт фюнфцих фляшн»!
Фрау вопросительно взглянула на меня. Бог его знает, о чём она тогда думала, глядя на советского военного, демонстрирующего ей пивные бутылки прямо у неё перед дверью.
Но, деваться уже было некуда, нужно было продолжать.

«Айнэ фляшн- цванцих фенинг. Ферштейн…?" – я выдержал паузу.
"Яяяя…"- почти внутриутробно произнесла фрау и перевела взгляд на ефрейтора.
"Зашибись"- подумал я и добавил – «А, «Их»- «Ду», по «цейн фенинг». «Ферштейн»?
"Найн"- вдруг решительно возразила фрау, и я почувствовал, как фуражка врезалась мне в лоб.
"Варум?"- от волнения я развёл руками.
"Айнэ фляшен - цванцих фенинг"- тоном учительницы географии ответила немка и снова посмотрела на ефрейтора, за моей спиной.

Выглянувшая из за черепичной крыши половинка луны, с любопытством уставилась на нас. Однако, что говорить дальше я не знал. Мой словарный запас не позволял мне пересказать фрау, знаменитую концепцию Маркса о прибавочной стоимости.
"Господи",- думал я,- "Ну как же ей объяснить, что, купив у меня бутылки по десять, она потом сдаст их по двадцать. Ну, как"?!
Я оглянулся на ефрейтора, но он только пожал плечами. Тем не менее, надо было что-то говорить, пауза, вызванная непониманием нашего предложения, явно затянулась. Я сделал шаг к фрау и, варварски жестикулируя, произнёс.
«Их ферштейн, айнэ фляшн - цванцих фенинг". НО, «их – ду», по десять, тьфу! По «цейн»!.
"Ду ферштейн??"- с надеждой спросил я.
"Найн"- ледяным тоном ответила фрау, окончательно разбивая, все наши колбасно-молочные мечты, - "Айне фляшн- цванцих фенинг!"

Я чувствовал безысходность. Более того, мне становилось очевидным то, что, даже зная язык, я всё равно не смог бы объяснить немке почему ей надо было купить у меня бутылки по десять пфенингов, если они стоили двадцать.
Вобщем, мы были далеки друг от друга как  развитой социализм и обычный.

Тем не менее, я сделал ещё пару слабых попыток, в надежде, что может она всё-таки поймёт суть проблемы, однако у меня снова ничего не получилось.
Махнув рукой в тёмную пустоту вечера я сказал ефрейтору, чтобы он собирал наше добро.
Внезапно, фрау о чём-то быстро заговорила. Вначале мы никак не отреагировали на это, посчитав монолог немки, каким- то её личным возмущением, против нашего предложения. Однако сразу после этого она достала из кармана деньги и протянула их мне.
«Может, согласилась»? – неуверенно спросил ефрейтор и с надеждой посмотрел на меня.
«С чего бы»? – ответил я, глядя на марки, которые продолжала тянуть нам фрау.
«Битте, бите…» - продолжала она тем временем, протягивая нам деньги.
«Тов. Прапорщик» - зашептал из-за спины ефрейтор,- «давайте возьмём, пока даёт».

Я не стал ничего пересчитывать, как-то неудобно было да и темно. Мы помогли переставить бутылки прямо под дверь нашей новой знакомой, поблагодарили ее, как могли и быстрым шагом пошли в магазин. Когда дверь магазина за нами закрылась, я вытащил из кармана деньги и показал их ефрейтору.
«Во дела»! – только и смог произнести он, сдвигая пилотку далеко на затылок.

У меня в руке было ровно тридцать марок ГДР. Фрау расчиталась с нами по двадцать пфенингов за бутылку.