Ботинки

Понадобились мне новые ботинки. Старые прохудились и потекли. На дворе – обычная слякоть, снег вперемешку с водой и грязью. Пошла я в магазин. Сейчас в магазине обуви много, на все вкусы. Я отобрала несколько пар попрочнее и примерила по очереди. Муж сказал: «Покупай, что хочешь. Мне ни одни не нравятся». Я остановилась на черных ботинках, не слишком красивых, но крепких. Толстая подошва, твердая кожа, круглые носы. Ни одной лишней детали, ни единого намека на элегантность.

По дороге домой я испытывала ностальгическую радость: давно не было у меня такой обуви – обуви в ее идеальном воплощении. Для этих ботинок существовали только ноги человека, но не лицо, не фигура, не походка. Они исключали самую возможность юбки или облегающих брюк. Они игнорировали мужчину. Короче говоря, ботинки повергли меня в состояние полета, оживили мою свободную юность, когда я могла себе позволить презирать женское кокетство и шарахаться от слишком откровенных мужских взглядов. О наивная, беспечная юность. Я почти потеряла тебя во мгле.

Так я шла и наслаждалась едва прикасающемся к лицу весенним дождиком, мокрым асфальтом в пятнах фонарей, снежной кашей и хлюпаньем воды в моих сапожках на высоком каблуке.
Поздно вечером я добежала до мамы в легких, пружинящих ботинках. Какая свобода! Всё, буду гулять с ребятами хоть два часа подряд. Теперь никакие лужи и сугробы мне не страшны.

Наутро, как и решила, оделась на длительную прогулку. На улице оказалось, что сапоги немного тесноваты в подъеме. Но это моя обычная беда. Ничего, ослабим шнурки.
Мальчишки промеряли глубину луж, разгоняли воду лопатами, ковыряли черные ледяные корочки сугробов, обследовали оставленные собаками кучки. Дикий вопль – увидели кустики одуванчиков, раскинувшие по холодной еще земле вполне оформленные листики и хранящие в центре розетки недвусмысленный пупышек будущего цветка. Солнышко порадовалось за всех нас: за моих мальчиков с раскрасневшимися щеками и поджимающих тонкие ножки собачек, за нетерпеливые одуванчики и сиреневые прутики жимолости,– и выглянуло на минутку из-под облачного одеяла.

Через полчаса ноги стали подмерзать. Странно, ведь 3-4 градуса тепла, и я надела шерстяные носки. Еще через десять минут закралась мысль, что теплопроводность шерсти повышается при повышенной влажности.

К счастью, погода начала стремительно портиться. У нас в городе, если ветер поднимается, то дует не с севера, запада или востока, а сразу со всех сторон. Торопишься забежать за угол, чтобы отдышаться от ударов в лицо, а он уже там и тебя подстерегает с новыми силами. Поэтому мы не стали искать тихое место, а сразу пошли домой. Ну, не по прямой, конечно. Разве можно идти по скучной кратчайшей прямой, если тебе два или четыре года? Обследовав несколько сугробов и луж, мы добрались, наконец, до своего подъезда.
Перед входом, словно на островке среди бушующего океана, сплоченной кучкой стояли несколько мам и бабушек с младенцами различных возрастов.

Кто знает ту сладость, которую испытывает женщина с ребенком, встречая другую женщину с ребенком? Только тот, кто сиживал с малышом в течение хотя бы одного дня, длинного дня с раннего утра и до позднего вечера. Когда разговариваешь только на языке, доступном пониманию ребенка. Когда за приготовлением каш и супов, стиркой пеленок или колготок, подтиранием лужиц и собиранием игрушек начинаешь забывать, сколько тебе лет, кто ты по профессии, как зовут твоего мужа и какой сегодня день недели. Женское общество у подъезда – единственная возможность обрести дар речи и вернуть себе утраченную идентичность. Не говоря уже о массе бесполезных советов и совершенно бессмысленной, но крайне ценной своим терапевтическим действием информации. Мы задержались в КМБ (Клубе Мам и Бабушек) еще на четверть часа. Душа отдохнула, и с новыми силами я принялась загонять разыгравшихся сыночков домой. В той же мере, в какой артикуляционный аппарат подзарядился, одеревенели ноги.

Сначала раздела ревущего младшего (он скептически относится к одежде и процедуры одевания и раздевания отвергает категорически и громогласно), потом старшего, который, конечно, может раздеться сам, что он благополучно проделывает в детском садике, но борется за равенство и справедливость. Выгнав детей из грязного коридора, я стащила с ног свои ботинки. Носки мокрые. Те, которые шерстяные. Носки ботинок изнутри тоже.
Они смотрели на меня, как обделавшаяся собака. Жалостно и недоуменно. Ну что ж делать, парни, и на старуху бывает проруха. Пока мне некогда вас жалеть, надо кормить и укладывать спать детей.

Уложив детей, я вернулась к ботинкам. Они понурились у двери, порядком заляпанные, утратившие свой независимый, я бы сказала, феминистский вид. Помыла я горемычных, положила в коробочку и решила по пути на работу занести в магазин. Никакой мысли не возникло в моей наивной голове.

Пришла. Так и так: несостоявшийся роман, ботинки протекают.
– Да,– ответила мне продавщица ласковым голосом. – У них фасон такой.
Я как-то растерялась.
– А почему вы вчера мне этого не сказали, когда я их покупала?
Ответом мне была загадочная улыбка Моны Лизы.
– Как вы думаете, я бы купила их, если бы знала, что они протекают?
– Наверно, нет.
Безусловно, честность – одно из достоинств этой женщины.
– Если бы вы их не носили, мы бы у вас их взяли назад и вернули деньги.
– А как бы я тогда узнала, что они протекают? У меня в квартире луж, по крайней мере достаточно глубоких, нет.

Опять лучезарная улыбка. Был бы на моем месте мужчина, он уже был бы вознагражден сиянием этой женственности. Но моя душа взволновалась по-другому, сердце застучало, и волна теплой крови прихлынула к голове. Эти волны мысль не проясняют. И вот уже ползут из чуланов моей души змея неприязни и скорпион сарказма. Вообще-то я говорю тихо, иногда даже невнятно, словно губам лень делать усилия. Но, видно, задела меня эта улыбочка за живое. И я слышу, как будто со стороны, мой внезапно загремевший литаврами голос.
– И что мне теперь с ними делать?
– Можете сдать на экспертизу. Если есть производственный брак, мы их заберем. Но если нет – нет. И экспертизу тогда придется оплатить вам.

Правда, зачем же я так? Ведь она человек, а я и ее, и себя унижаю. Ну что ж, ботиночки, пока-пока. Вас отвезут к какому-то дяде или тете с лупой вместо глаза, которые будут вертеть вас так и сяк, выискивая изъяны, в которые залилась талая вода.

На следующий день голос в телефонной трубке сообщил, что я могу прийти за моими ботинками и экспертизой.
– Ну и что экспертиза?
– Производственного брака нет. Носите обувь в сухую погоду.
– А вы не знаете, сколько дней в году у нас бывает сухая погода? Особенно весной и осенью?
– Не знаю.
Лаконизм – второе достоинство этой женщины. Не сказать лишнего – большое искусство. И за него нужно хорошо платить. Наверно, ей платят хорошо. Иначе – зачем?

Ботиночки, я к вам несправедлива. Вы лежите там одиноко в пустом зале. Хотя среди братьев и сестер, но уже отвержены от них, еще не купленных, блестящих, не изведавших горького опыта больших и грязных дорог. И я, тот единственный человек, которому вы приглянулись, тоже отказалась от вас.

А ведь вы стали моим учителями. Вот включили свет в комнате, и оказалось, что мусор, грязь не убраны, а только в углы заметены. Вот, мнилось, люблю людей, и врагов у меня нет. А чуть задели мои интересы – и стена меж мной и другими. Я такая любимая у себя, а они, чужие, обижают меня, маленькую и беззащитную. Какая там любовь! Как ненависть унять, как желание мщения утихомирить?

Господи, помоги, подскажи, как поступить? Отступиться? Положить ботинки в дальний угол и забыть? Ведь говорят: деньги потерял – ничего не потерял. Но, с другой стороны, не стоит ли за этим обычная леность? И вот уже проскользнула мыслишка: надо дать людям возможность исправить ошибку. Но как, мне, неопытному борцу, в поисках справедливости не впасть в мстительность и гордость? Вот задачка так задачка!

Спят мои ребятки. Похрапывают, посапывают. Они, чистые сердцем, не ведают, отчего взрослые сердятся, плачут, кричат. Они так переполнены собой, что мои слова еле достигают их сознания. Мир открывается им чудесными, огромными, удивительными событиями. Мокрые ноги, грязные куртки, цыпки на руках так несущественны в потоке красок, звуков, запахов.

А я второй день думаю об этих ботинках. И терзаюсь сомнениями. И не ведаю радости познания мира Божьего. Я вычеркнула два дня из своей жизни. А может, нет?

17.03.2007