"...Передо мной лежит огромная старинная книга в тяжелом золотом переплете. Она очень, очень стара - мои руки боятся прикоснуться к ней, чтобы ее пожелтевшие страницы, пахнущие пылью и прошлым, не рассыпались в прах. Когда-то, она была, наверное, прекрасна в своем сияющем дорогостоящем переплете, который сейчас тускло переливается в неверном свете свечи, и ее страницы источали свежий древесный запах, а не желтоватую пыль. Сколько же тебе столетий, старушка? Сколько веков той необыкновенной, удивительной истории, что ты так заботливо хранишь в своем чреве? О каком забытом, потерянном в памяти человечества отрезке истории поведаешь ты мне сейчас? Расскажи мне про давно ушедшее время сильных, храбрых людей, время великих сражений, время безграничной ненависти и беззаветной любви, время настоящей дружбы и юной красоты первозданного мира. И пусть их имена стерлись в людской памяти, пусть давно канули в небытие их голоса, ты, ветхая книга, помнишь их - тех, кто подарил людям счастье на земле, пусть кратковременное, недолговечное, но настоящее счастье.
Итак, я открываю первую страницу... И вот уже доносятся издалека жалобные, пронзительно-тоскливые крики чаек, глухой, рокочущий шум моря, ветреный, пьяняще-горячий воздух древнего Востока, как отголоски вечной, далекой, бессмертной музыки прошлого.
...Дождь лил, не переставая, уже неделю. С утра до вечера между свинцово-серым небом и свинцово-серым морем бушевали ветры, сливая их в одно. Погода ухудшалась день ото дня, и по всему было видно, что приближается страшный, чудовищной силы шторм. Одинокий корабль, белея треугольниками парусов в дымчатом мраке, покорно плыл навстречу серой пустоте горизонта.
Синдбад, раздетый по пояс, стоял возле приоткрытой двери и курил. Брин лежала в постели, укутавшись простыней, вздрагивая от утреннего холода. Было около 6 часов утра. Ветер заносил дождевые брызги в маленькую темную каюту. Брин безо всякого выражения смотрела на блеклый рассвет занимающегося утра, на силуэт капитана в рамке дверного проема.
-" С каких это пор ты начал курить? Раньше ты не имел такой привычки," - безразлично сказала она, глядя в одну точку.
Синдбад молча стряхнул пепел, не удостоив Брин ответом.
-" Ты сильно изменился за последнее время, Синдбад - ходишь мрачнее тучи, как будто тебя что-то гложет."
- " Хочешь знать, что меня гложет? Первое: мы сбились с курса, и я понятия не имею, куда нас несет. Второе: компас сломался. Третье: погода все хуже и хуже, приближается сильный шторм, и я не уверен, что мы его выдержим - у нас одна мачта покосилась, еле держится. Это четвертое," - Синдбад нервно сделал затяжку.
- " Хочешь знать, что я отвечу тебе на это? Первое: компас можно починить, всего лишь навсего барахлит стрелка. Второе: мачту можно укрепить, стоит только расшевелить наших морячков после вчерашней попойки."
- "Расшевелить наших морячков..." - передразнил ее Синдбад, - "Вот иди и расшевели их, я посмотрю, как у тебя это получится."
-" Синдбад, ты стал просто невыносимым!" - Брин даже привстала от возмущения, - " Скажи, по крайней мере, куда мы плывем!"
-" До того, как мы сбились с курса, я хотел плыть в Джазир - говорят, там хорошая торговля..."
- А можно узнать, чем ты собираешься торговать - покосившимися мачтами? Или сломанными компасами? Синдбад, я хочу в Багдад, вся твоя команда хочет в Багдад, мы все хотим на родину, в Персию! - горячо и порывисто заговорила Брин, приподнявшись на постели, - Ты сам не знаешь, куда ведешь корабль. Но разве можно тебя о чем-нибудь просить, если ты даже не оборачиваешься, когда с тобой разговаривают!
Синдбад медленно повернулся; его красивое небритое лицо выглядело усталым и равнодушным, таким же равнодушным, как лицо Брин, как лицо каждого из них.
- В Багдад? Зачем?
- Затем, что это наш дом, затем, что там у нас много друзей, которые нас любят и знают! В Багдаде сейчас тепло и солнечно, там нас помнят и ждут. А что здесь - посреди холода и мрака, плывем непонятно по какому морю непонятно к какой земле! Я думаю, таким способом мы скоро доберемся до самого края света и сверзнемся оттуда вниз!
- Край света не здесь - он там, на севере, где кончаются льды, - Синдбад неопределенно махнул рукой.
- Неважно, черт возьми! Неужели тебе не страшно, Синдбад, ведь впереди нас, на горизонте, только вязкая серая мгла! Мы даже прекратили все связи с главным старейшиной белой магии Дим-Димом! А хочешь, я скажу, почему? Потому что любая вещь, связанная с магией, напоминает тебе ту женщину, ученицу Дим-Дима, которая была в твоей команде и утонула 7 лет назад.
Синдбад поднял голову, впервые проявляя интерес к разговору.
- Она не утонула, учитель Дим-Дим забрал ее к себе."
- В любом случае, оттуда, где она сейчас, не возвращаются. К чему же печалиться о тех, кого больше никогда не увидишь?
Синдбад прищурился и медленно подошел к кровати.
Судя по его заострившимся скулам, Брин поняла, что не на шутку разозлила капитана.
- Ну, конечно, - язвительно начал он, - Я должен прыгать от счастья, глядя на тебя, умную! Послушай, может я чего-то не понимаю? Ты заявилась в мою каюту, разлеглась на моей постели и читаешь мне нравоучения? Ты каждую ночь приходишь ко мне без всякого спроса и разрешения, а наутро начинаешь пилить меня. Какого черта?! Если я тебя чем-то не устраиваю, можешь убираться в общую каюту. Иди, чини компас, укрепляй мачту, приводи в чувство пьяную команду, разворачивай корабль - делай что хочешь, только оставь меня в покое! - Синдбад развернулся и вышел из каюты, с грохотом хлопнув дверью.
- Ну конечно. Обиделся, - Брин с коротким смешком откинулась на постели и натянула простыню до самого подбородка, пытаясь согреться.
Давно уже на Номаде не было тех теплых, дружеских отношений, что царили на нем раньше. Синдбад стал угрюмым и молчаливым, здоровяк Дубар постоянно бранился с Фирузом, Ронгар пил горькую. И к Брин подобралась та же щемящая душу тоска. Но она еще пыталась что-то понять, изменить в ее рушащемся мире. 7 лет она строила свои отношения с Синдбадом, но, если смотреть правде в глаза, ничего не получилось из этих ее попыток, разве что эти самые ночи в каюте капитана. Она все не могла понять, что там, где нет любви, могут быть только длинные темные ночи, где соединяются два одиночества."...
..." Злой и распаленный ссорой, Синдбад вышел на мокрую от дождя палубу. Пронизывающий, ледяной ветер с мириадами брызг сразу же пробрал его до костей. Море было неспокойно - холодные волны вздымались высоко, вровень с бортом.
- " Погодка не для прогулок", - пробормотал капитан, кутаясь в старую меховую накидку. Отсыревшие доски заскрипели под бесцельными, неторопливыми шагами капитана. Вначале он критически осмотрел требующую починки мачту, которую действительно можно было с легкостью укрепить. Затем он прошел к корме корабля, где были свалены ящики из-под фиников, которые Синдбад вез из Эль - Ашхара в Джазир. Синдбад облокотился на бесформенную груду ящиков, глядя на причудливой формы волны, оставляемые кораблем позади себя. Дождь немного поутих. Ветер трепал мягкие, слегка выгоревшие на солнце волосы капитана. Он был еще совсем молодым человеком, хотя уже и не юношей. Он сделал быструю, успешную для своих лет карьеру, начав простым юнгой, а став капитаном. В предыдущие годы его жизнь была крайне бурной и насыщенной благодаря хорошему знакомству с главным старейшиной белой магии Дим-Димом, тогда еще бывшим простым волшебником, а также столкновениями с главным, так сказать, злодеем, злым гением востока Скретчем. Долгие годы между Дим-Димом и Скретчем разворачивалась война, обещающая закончиться грандиозной, решающей битвой. И у того, и у другого было множество помощников, сторонников, преданных делу своего учителя. Синдбад придерживался стороны Дим-Дима, тем более что в его команде была ученица и верная помощница волшебника Мейв. Много приключений, испытаний, опасностей выпало на долю мореходов, но в любой беде добрая, печальная Мейв была как бы талисманом корабля. Она умела помочь, утешить, сделать непонятное ясным, подумал Синдбад. Конечно, она была несчастна, сказал он себе, ведь жизнь среди войны, среди крови и сражений - непосильное бремя для любой, даже самой храброй женщины. Мейв познала только азы белой магии, на как много она могла, могла того, чему не научит никакая магия, никакое волшебство. Он часто сравнивал ее с Брин. Они обе были храбрыми, сильными, решительными, но какими разными! Семь лет назад, во время ужасного шторма, огромная волна смыла Мейв в море. Почти сразу же ее место в команде заняла Брин, женщина, по странной болезни памяти не помнящая своего прошлого, но она не стала для команды тем, чем была Мейв. Синдбад долго искал Мейв; ему казалось, он и сейчас еще ищет ее где-то в глубине своей памяти. А чего он хочет сейчас, куда ведет свой корабль, к какой цели стремится, он и сам не мог понять. В его жизни совсем не осталось места для причалов, он все плыл и плыл в пасмурную даль, не сознавая куда и зачем.
Синдбад посмотрел в свинцовое небо, словно там, за тяжелыми нависшими тучами был ответ на все его вопросы.
От мерного, зыбкого покачивания на волнах Синдбада клонило в сон. Он закрыл усталые глаза.
...Мейв огляделась вокруг, задыхаясь, зажимая кровоточащую ссадину на руке. Вот они, все десятеро. Кармакулы умирали, глубокий рыхлый снег набухал от их крови.
- " Кармакулы...плохие", - сказал Фетхем, с трудом подбирая слова на чужом ему арабском языке.
- "Еще бы, ведь они защитники черной магии. Но в бою они не искусны, мы вдвоем справились с десятью," - заметила Мейв, очищая свой окровавленный меч в снегу. Напарник последовал ее примеру, окуная в снег свой топорик.
-" Тебе не больно, Мейв?" - заботливо спросил Фетхем, притрагиваясь к ее пораненной руке. В его по-монгольски раскосых глазах была тревога.
- " Нет, ничего, это просто царапина," - улыбнулась Мейв. Какой же он славный, этот маленький смешной Айдахо! Кармакулы и Айдахо были одинаково желтокожими, с раскосыми глазами, но Кармакулы были выше ростом и отличались злобным, агрессивным нравом. Их шаман был подчиненным самого Скретча. Айдахо же были славными, спокойными людьми, живущими в мире с их суровой северной природой.
- " Кажется, это был последний отряд Кармакулов в этих краях. В таком случае, моя миссия закончена. В какую же точку земли теперь отправит меня учитель Дим-Дим?"
Мейв сбросила с плеч шкуру барса и глубоко вдохнула свежий, морозный воздух: после горячей стычки ей хотелось прохлады.
- "Пойдем отсюда, Фетхем, что нам делать на месте побоища?"
Они пошли по снегу, неловко проваливаясь в него по колено - высокая рыжеволосая женщина и маленький узкоглазый Айдахо, а снежные вихри кружили над ними, похожие на стеклянный дождь в лучах тусклого заходящего солнца...
Они прошли около мили и остановились на краю горного оврага, расстелив на земле шкуру барса. Далеко вокруг, насколько видел глаз, простирались белые поля, казалось, даже холодное вечернее солнце было запорошено снегом.
Черные преданные глаза Фетхема горели как две свечи посреди ледяных просторов.
-"О чем ты думаешь?" - спросил он со своим смешным северным акцентом, глядя на Мейв, которая смотрела вдаль слезящимися от ветра глазами.
- "Я думаю о моем доме, о Персии... В Багдаде сейчас тепло и хорошо, может быть, там меня кто-нибудь любит и ждет... Семь лет я не была на родине, семь лет Совет Белой Магии посылает меня в разные места, разные страны... А я хочу домой, хочу к своим друзьям, хочу к ..." - ее голос оборвался, она закашлялась, ледяной ветер сковывал горло, - "Нет, никогда я больше не увижу никого из них. Судьба воина - одиночество."
- "Расскажи мне про Восток,"- попросил Фетхем, неотрывно глядя на Мейв внимательными, пристальными глазами.
- "Восток... Восток - это самое прекрасное место на земле. Там всегда тепло, всегда светит солнце, и нет этих мертвых бескрайних снегов, от которых даже мысли мерзнут и притупляются. Восток - это море, синее безбрежное море..."
- "А что такое море?" - спросил Фетхем.
Но Мейв уже не слушала его. Ей казалось, что снежная равнина на горизонте превращается в спокойные лазурные волны. Вдруг она закрыла глаза и начала еле слышно шептать:
- "Фетхем! Я слышу голос Учителя... Он зовет меня... Совет Белой Магии дает мне новое задание в Персии... Я возвращаюсь домой! Я иду, иду, Учитель!"
Мейв встала во весь рост, протягивая руки вперед, уже не жмурясь от свистящих порывов метели. Фетхем тоже вскочил на ноги, не понимая, что происходит.
- "Прощай, Фетхем! Ты был хорошим другом, хорошим помощником. Мы с тобой уничтожили всех кармакулов, теперь племя Айдахо может жить спокойно. Прощай, вспоминай меня иногда! Я готова, Учитель!"
Мейв смотрела вперед с такой неизъяснимой радостью, будто видела перед собой что-то божественно прекрасное. Но впереди виднелась лишь тонкая багровая кромка солнечного диска, умирающего в снегах. Последний, пронизывающий луч ослепил Фетхема; когда через мгновение свет рассеялся, Мейв уже не было. Она словно исчезла. Фетхем озирался по сторонам, испуганно бормоча что-то на своем тарабарском языке. Он запомнит этот день, маленький Айдахо, он пронесет сквозь всю жизнь, бережно, словно легенду, историю о той, что вернула мир маленькому снежному островку, затерянному среди холодных северных морей.
...-"...Синдбад! Синдбад! Ты слышишь меня? Отзовись, Синдбад!" - слышался тихий, далекий, глухой голос, прерываемый громовыми раскатами.
- "Кто это? Кто это?" - Синдбаду казалось, что его собственный голос откликается на незнакомый, уплывающий зов.
- "Наконец-то! Я нашла связь! Ты должен говорить со мной, Синдбад! Я помощница Дим-Дима, белая защитница*!
- "Кто ты?"
-Это неважно. Куда ты держишь курс, где ты, отвечай!
- Я плыл из Эль - Ашхара в Джазир, пока не сбился с курса. А сейчас я не знаю, где мы находимся.
- Нет! Тебя нет ни в области Эль - Ашхара, ни в Джазире! Ты в широтах Сур! Это проклятое, черное место, там нет ни моря, ни земли, ни неба. Сур - это вязкая серая мгла.
Синдбад вздрогнул, вспомнив слова Брин.
- Сур - это пустота, она затягивает корабли и людей, отнимает у них силы, убивает! Опомнись, Синдбад! Ведь ты плывешь в никуда. Сур - это страна разбитых надежд, место душ, охваченных тоской и равнодушием. Вернись, пока не поздно, иначе серый мрак съест, уничтожит тебя и твоих людей! Синдбад, ты сейчас нужен в Персии. Близится время Великой Битвы между Дим-Димом и Скретчем. Дим-Дим верит в тебя, он хочет, чтобы ты собрал войско и принял участие в войне. Возвращайся, Синдбад, ради себя, ради своих людей, ради победы Добра...ради меня."
Вдруг Синдбаду показалось, что он знает этот голос, что он давно и горячо им любим, и жгучая радость взорвалась в его сердце.
- "Мейв!..."
Голос стал прерывистым, чуть хрипловатым, нежным.
- Да, это я. Я вернулась. И ты должен вернуться. Ради всех людей, ради счастья на земле.
Голос умолк. Остались лишь отдаленные грозовые раскаты; постепенно стихли и они.
Синдбад проснулся от обжигающего холода - снова припустил дождь, и ледяные струи хлестали его по лицу, звонко барабанили по деревянной палубе. Он по-прежнему находился на корме, на груде пустых ящиков, где, видимо, и задремал от качки. Некоторое время он продолжал сидеть и мокнуть под дождем, ошеломленный, не понимая, что же с ним произошло. Действительно или говорил с Мейв, или ее голос просто ему приснился? Вдруг что-то больно кольнуло на груди, под рубашкой. Синдбад машинально запустил туда руку и вытащил небольшой зеленый камень, оправленный в золото. Это изумруд, понял Синдбад, рассмотрев его сияющие зеркальные грани, и очень ценный изумруд. Капитан знал, что изумруд заключает в себе добро, свет и счастье; он приносит людям мудрость, надежду и успокоение. Он также знал, что изумруд - символ белой магии. Никто из черных защитников*
не носил изумруды в одежде или украшениях - наоборот, сторонники Скретча боялись даже притрагиваться к враждебному для них камню. Но откуда изумруд мог взяться у него под рубашкой? Вдруг пальцы осененного догадкой Синдбада разжались сами собой, и драгоценный камень покатился по доскам, поблескивая зелеными огоньками. Вот оно, послание от Мейв и Дим-Дима, для того, чтобы он отбросил все сомнения и понял, что это был не сон!
Было 7 часов утра. В общей каюте было тепло, темно и безмятежно тихо. Снаружи доносился глухой, монотонный стук дождевых капель. Впрочем, для всех этот звук стал уже привычным. В последнее время дожди шли безостановочно. Казалось, в небе собралось больше влаги, чем в море. Команда Номада - Дубар, Фируз, Ронгар, порядком во хмелю, мирно храпела на своих местах. Вдруг корабль огласили крики Синдбада:
- "Лентяи! Бездельники! Поднимайтесь, сколько можно спать!"
Настежь распахнув дверь таким ударом, от которого она едва не слетела с петель, в каюту ворвался капитан, а вместе с ним - дождь и холодный утренний ветер. Он был совершенно мокрый, потоки воды стекали с его волос и одежды, но он ничего не замечал, точно охваченный горячкой.
- "Уже 7часов, а вы все еще храпите! Всем немедленно встать! Фируз - почини компас, ведь там всего лишь барахлит стрелка! Дубар, Ронгар - сию же секунду займитесь мачтой! Мы возвращаемся в Багдад! Я в конце-концов наведу порядок в этом сонном царстве!" - с этой грозной тирадой Синдбад вылетел из каюты с такой же стремительностью, с какой ворвался в нее. На минуту воцарилась тишина. Друзья изумленно переглянулись.
- "Что это с ним? Уж не спятил ли он?" - тихо спросил Фируз.
- "Вот уж не знаю. Во всяком случае, пахнет большими переменами. Как он сказал - мы возвращаемся в Багдад? Неужто Брин наконец-то удалось растрясти его? Значит, ей полагается орден!" - сказал Дубар.
Ронгар слушал обоих собеседников молча, по причине своей немоты. И тут корабль потряс такой сильный толчок, что Брин, безмятежно дремавшая в каюте капитана, скатилась с койки, а покосившаяся мачта угрожающе заскрипела.
- "Да что же он там творит?!" - рассердился Дубар.
Все трое поднялись на палубу, вслед за ними выбежала испуганная, наскоро одевшаяся Брин.
Синдбад, схватив штурвал, полусогнув ноги в коленях от напряжения, разворачивал корабль. Ветер трепал его мокрые, потемневшие от влаги волосы, от усилия на руках вздувались светло-голубые вены. Команда как зачарованная смотрела на своего капитана.
- "Чудеса!.." - пробормотал Фируз.
- "Скажи, положа руку на сердце, Брин: что ты с ним сделала? Как тебе удалось его уломать? Женские чары?" - спросил Дубар.
- "Клянусь, я не знаю! Сегодня утром у нас была ссора..."
- "Ссора? Неужто Синдбад разучился ублажать девушек? Никогда в это не поверю!"
- "Нет, Дубар, просто я пыталась выяснить, почему он стал таким угрюмым, и, видимо, задела его слабое место."
-" Да, у женщин есть поразительная способность находить наши слабые места и задевать их", - съязвил Дубар.
Брин слабо улыбнулась, пытаясь скрыть страх. Что-то здесь не так!.. Кто сумел заставить его так измениться?..
- "Смотрите! Что это?" - воскликнул Фируз, подбирая что-то с пола.
У него в руке был красивый, оправленный в золото изумруд.
- "Так... На корабле творится чертовщина!" - сказал Дубар.
- "Наоборот! Изумруд - символ белой магии! Вполне возможно, что Дим-Дим послал ему этот знак!" - произнесла Брин, обрадованная догадкой.
- "Мда... Если уж Дим-Дим посылает знак, то...прощай, беззаботная жизнь! А может, оно и к лучшему? Надоела уже эта скука, хоть в петлю лезь!" - Дубар задумчиво взялся рукой за бороду.
Тем временем корабль был развернут на 180 градусов, и пол перестал предательски уходить из-под ног от сильных рывков. Синдбад развернулся, тяжело дыша и вытирая со лба капельки пота.
- "Ну чего вы стали? Почему не чините мачту - ждете, пока она свалится на ваши головы? Принимайтесь за работу!"
- "Пойдем, Ронгар, видишь, как он разбушевался!"
В этот же день починили и компас, и мачту. Номад с гордо поднятыми парусами плыл в противоположном направлении- то есть с запада на восток.
Следующий день преподнес команде новую неожиданность - капитан, уже с месяц ходивший со щетиной на лице, побрился.
- "В жизни не поверю, что это Дим-Дим вдохновил его на такой подвиг," - сказал Дубар. Брин опять промолчала, терзаясь странными сомнениями...)
(...Через несколко дней зловещий туман начал понемногу, рассеиваться, сквозь его завесу начало проглядывать серое небо, а третий день пути стал для команды настоящим праздником - пелену облаков пронзил яркий, светлый луч солнца - солнца, которого они не видели уже очень давно. В команде произошли существенные изменения. На корабле царило оживление и радостная суматоха, словно в друзей возвращалась жизнь. Словно каждый день обратного пути давал им надежду.
Спустя несколько дней Брин подошла к Синдбаду, стоявшему у штурвала.
- "Синдбад, мне нужно с тобой поговорить."
Брин застыла в неуверенности, заранее ожидая резкого ответа - ведь в последнее время это уже стало обычным явлением. Синдбад обернулся... и Брин поразилась, до чего же резко он изменился. На нее смотрели светлые, пронзительно светлые, ласковые глаза прежнего...почти прежнего Синдбада, со лба исчезла маленькая упрямая морщинка, казалось, он помолодел лет на десять. Сейчас он мало походил на прожженного морского волка, это был юноша, красивый молодой юноша, полный светлых, трепетных надежд.
- "Доброе утро, Брин! Уже встала? О чем ты хочешь поговорить?" - приветливо спросил он.
. "Я хочу поговорить о тебе... если, конечно, это не выведет тебя из себя," - мягко сказала она, пытаясь скрыть удивленную улыбку.
. "О чем ты говоришь? Почему я должен выходить из себя? Иди сюда," - Синдбад привлек Брин к себе, обнял за талию. Но сейчас это объятие выглядело не более, чем дружеским, и они оба подумали об этом.
- "Что с тобой творится, Синдбад? Ты меняешься прямо на глазах - правда, сейчас в лучшую сторону. Это ведь неспроста, Синдбад. Что заставило тебя принять решение вернуться в Багдад, в то время как совсем недавно ты и думать не хотел об этом? Я ведь чувствую, что-то произошло."
Синдбад улыбнулся той легкой, поверхностной улыбкой, которая так нравилась Брин.
- "Я скажу тебе, в чем дело. Просто я понял, что вел себя с вами по-свински, что нам пора круто менять свою жизнь, что нам действительно пора домой. Я вообще многое понял после нашей небольшой размолвки. Брин, будь добра, принеси из трюма карту Междуречья."
Брин отправилась в трюм. Она шла и молча злилась на себя: разговор все-таки не вышел. Может, это произошло из-за ее прямолинейного тона? Или всему виной Синдбад? Да, он изменился, его лицо и голос стали приветливыми, открытыми, но душа оставалась в потемках. Он словно воздвиг вокруг себя невидимую стену, а сам жил внутри нее совсем другой жизнью. Как же ей узнать правду?
Погруженная в свои размышления, Брин подошла к двери трюма, достала связку ключей, открыла дверь и спустилась по маленькой лесенке в сырое, темное помещение. Закрыв за собой дверь, она зажгла свечу, поставила ее на скамью и огляделась. Да, трюм был порядочно захламлен - каких только вещей там не было. В углу были свалены обрывки парусины, стояли сундуки, во времена удачной торговли бывшие наполнены дорогими тканями и драгоценными камнями, а теперь пустовавшие, ящик с винными бутылками, какие-то доски, динамитные шашки... Наконец, взгляд Брин выловил кучу старых, изрядно пожелтевших и потрепавшихся карт. Венчало этот беспорядок хитроумное изобретение Фируза, состоявшее из досок, скреплявшихся гвоздями, предназначавшееся для облегчения управления штурвалом, но так и не приведенное в действие.
- "Ах, Фируз, Фируз. Вечно что-то выдумывает," - Брин улыбнулась, качая головой, и принялась за поиск карты.
- "Так, карта Магриба... Карта Египта... Африка... Вот оно, Междуречье!.. А это что такое?"
Под картой Междуречья лежала толстая массивная старая книга в кожаном переплете. Брин осторожно извлекла книгу из залежей и чихнула, сдувая с нее толстый слой пыли. На обложке были написаны слова:
"Воина хранит меч, мудреца хранит магия."
Брин с трепетом открыла книгу. Ее желтоватые хрустящие страницы пахли какими-то снадобьями и были красиво разукрашены узорами в виде плюща. На первой странице большими красными буквами были выведены какие-то слова на неизвестном Брин языке. Брин долго вчитывалась, пытаясь понять их смысл, и вдруг удивленно ахнула:
- "Да это же язык древнего Шумера! О, Аллах, эта книга стара, как мир!"
Вдруг ее взгляд упал на титульный лист.
- "Мейв, любимой ученице и воспитаннице, в подарок от учителя Дим-Дима," - было выведено на нем.
- "Вот оно что," - нахмурилась Брин, - "Это книга заклинаний той самой женщины, Мейв."
Брин мельком пролистала книгу. Большинство заклинаний было написано на шумерском языке. Но вот среди страниц мелькнули знакомые слова. Одно из заклинаний было написано на арабском.
"Как приблизиться к Свету."
- "К Свету? Интересно, что здесь имеется в виду?" - подумала Брин.
" Свет есть место, где пребывают души наших покровителей, наставников и учителей. Вступить в контакт с ними и получить от них наставления могут лишь избранные и те, кто читает заклинание в 7-й утренний час, при зажженной свече, выгоревшей ровно наполовину. Путь к Свету проходит через фазу Лабиринта, во время которой душа и тело на время разлучаются. Злым и алчным людям нет доступа к Свету..."
Дальше следовало само заклинание, вновь на шумерском. Пытаясь разобрать текст, Брин продолжала машинально шептать слова. Она и не заметила, что свеча на скамье выгорела ровно на половину, а часы пробили 7 утра...
(..." Куда же это запропастилась Брин ? Интересно, что она заподозрила? Во всяком случае, я, наверное, и впрямь сильно изменился, раз вызвал в ней такое недоумение... А все-таки, я поступаю с ней по-свински. Сначала нагрубил ей, теперь вообще отмалчиваюсь, держу в неведении... Она ведь хорошая девушка и совершенно этого не заслужила. Она беспокоится обо мне... Зачем я с ней так? В меня словно шайтан вселился... Но я сделаю все, чтобы исправиться. Пора начинать новую жизнь! Может, рассказать все Дубару? Нет...никому ничего не скажу," - задумчиво размышлял Синдбад, скользя взглядом по жемчужной морской глади.
- "Синдбад! Ты случайно не видел Брин?" - на палубу поднимались Дубар и Фируз.
- "Нет, я послал ее в трюм около получаса назад, и ее до сих пор нет. Так, надо пойти проверить, что случилось."
Дубар и Фируз во главе с капитаном направились в трюм; по дороге к ним присоединился Ронгар. Подходя к двери, они услышали странные звуки, доносящиеся изнутри. Синдбад рывком распахнул дверь; за ним последовали остальные.
Внутри царил страшный разгром. По трюму словно пронесся тайфун. По полу были в беспорядке разбросаны доски и тяжелые деревянные балки, разломанные пополам какой-то страшной, непонятной силой, обрывки парусины, в воздухе летал пух из распоротой подушки. На полу, в ворохе карт, лежала Брин в фонтане разметавшихся волос. Полуприкрыв веки, она стонала, словно в лихорадке, и мотала головой из стороны в сторону. Ее лицо пылало от жара.
Синдбад и Фируз бросились к ней, пытаясь привести ее в чувство: Синдбад хлопал по щекам, Фируз лил ей в рот какую-то настойку, но молодая женщина ни на что не реагировала. Вдруг она резко рванулась, приподнялась на локте. Лицо ее изменилось, хотя глаз она по-прежнему не открывала. Брин приоткрыла пересохшие губы и заговорила... мужским голосом. Через мгновение Синдбад понял, что это голос Дим-Дима.
- "Я приветствую тебя, женщина, поднявшаяся к Свету. Ты не избранная, но ты прочла заклинание ровно в седьмой утренний час, когда свеча твоя выгорела ровно наполовину, и потому ты достойна получить совет и наставление от высших сил белой магии. Ты не помнишь своего прошлого, и потому Я буду звать тебя "Не-помнящая-себя". Ты - одна из подчиненных капитана Синдбада, и Я очень рад, что ты нашла путь ко мне, ибо Я имею сказать ему нечто очень важное. Я знаю, Синдбад, что ты решился вернуться в Персию и вступить на тропу войны... а может быть, на тропу любви. Мужайся же, сын мой, ибо нелегок и полон опасностей этот путь. Но ты достойный сын своей земли, если все же избрал его. Я знаю, что ты храбрый и сильный человек, прирожденный предводитель. Заклинаю тебя всеми силами Добра: собирай войско, созывай людей, готовых отомстить за свою землю и умереть за дело своего учителя! Созывай их со всех концов Востока, и они пойдут за тобой! Совет Белой Магии ждет армию капитана Синдбада в Багдаде!
Теперь обращу я свою речь к Не-помнящей-Себя. Прочтя это заклинание, ты истощила свои силы и будешь спать непробудным сном 3 дня и 3 ночи, не сходя с места. и никто не смеет тронуть тебя даже пальцем, иначе душа твоя разлучится с телом. Только дважды ты сможешь прочесть это заклинание, ибо ты не избранная, иначе помутится твой разум, и ты станешь бесноватой. Вот мое последнее слово."
Брин умолкла, резко выдохнула, дернулась, словно эти слова окончательно выбили ее из сил, и откинулась назад без чувств.
Воцарилось мертвое молчание. Затем моряки вопросительно воззрились на капитана испуганными взглядами исподлобья.
- "И что теперь, Синдбад?" - осторожно пробасил Дубар.
Синдбад стоял в глубокой задумчивости и даже отрешенности от внешнего мира.
- "Брин нашла книгу заклинаний Мейв, вот что. Эта хитроумная книжонка всегда приносила много неожиданностей... Что ж, войско так войско! " - внезапно оживился он, - "Свистать всех наверх! Поднять паруса! Курс на ближайший населенный остров!" - Синдбад бодро взбежал по лестнице вверх на палубу.
Дубар, Фируз и Ронгар уставились ему вслед.
- "Да, он лихой парень," - заметил Дубар...)
(... Ночь... Была глубокая ночь. Наконец-то пришло время долгожданного отдыха. Синдбад упал головой на подушку, совершенно обессиленный. Проводя весь день в уговорах, вразумлениях новобранцев, обучению их боевому искусству, закупке оружия, ночью хотелось только одного - опрокинуться на койку и спать...спать... спать. Синдбад уже давно ночевал один, и не только от усталости. Их отношения с Брин изменились. Они больше не ссорились, стали мягче и ласковее друг к другу... им больше не хотелось близости. Все стало так ясно, так понятно после того странного видения. Они по-прежнему были друзьями... и не больше. Последние семь лет были ошибкой.
Ночь... Но почему-то, несмотря на смертельную усталость, Синдбад никак не мог заснуть. Ночь была беспокойной, ветреной, холодной... Она чем-то напоминала Ночь Безлунных Мистерий Черной Магии, семилетней давности. С часто вспоминал Ночь Безлунных Мистерий, ужасную штормовую ночь, когда он видел Мейв в последний раз. Поистине эта была ночь Скретча; и как же он ругал себя за то, что прервал Мейв тогда, когда она, возможно, единственный раз в своей жизни была готова сказать ему самое главное, открыться ему, когда они на мгновение были близки друг другу, как никогда раньше... Она ведь просто хотела попрощаться с ним - с человеком,с которым так много лет сражалась бок о бок, ради которого нередко рисковала жизнью, целовала, а потом смущенно прятала лицо, вытирая следы от разгоряченных после битвы губ, которого она ревновала и, может быть, любила... А он ничего не понял, и все осталось каким-то недосказанным, пронзительно-печальным. Синдбад закрыл глаза, незаметно возвращаясь мыслями в прошлое...
...Ночь была темной, как сам ад, огромные темные тучи затягивали небо, не пропуская даже отблеска лунного света, холодные волны тоскливо бились о борт с каким-то пронизывающим отчаянием, точно в предчувствии беды. Синдбаду не спалось - он лежал и смотрел на маленький огарок свечи, бросавший причудливые, гротескные тени на стены каюты. Он уже начал беспокоиться о погоде, опасаясь бури. Время было позднее - 2 часа ночи. Вдруг дверь распахнулась, и в каюту ворвался холодный ночной ветер. На пороге стояла Мейв. Она была босоногая и бледная, как смерть, белее собственной рубашки. Она зашла и плотно закрыла за собой дверь. Синдбад приподнялся на по стели, встревоженный, стараясь не смотреть на затененный вырез ее рубашки на груди. Мейв посмотрела на голые, словно отлитые из бронзы в свете свечи плечи капитана, отвела взгляд и судорожно закрыла вырез рукой.
- Неужели она пришла к нему?! Неужели она наконец-то сдалась?!
- "Синдбад , я не хочу, чтобы ты меня неправильно понял. Мне нужно поговорить с тобой. У нас мало времени," - отрывисто произнесла она, глядя себе под ноги.
- "Отчего же, я отлично все понимаю, Мейв! Но зачем разговаривать, стоя босиком на холодном полу? Иди сюда, ко мне. Разве ты куда-то торопишься?" - вкрадчиво улыбнулся Синдбад, подвигаясь на постели.
-" О Господи, нет! Я пришла совсем не за этим... Не для этого... Не потому... Все-таки ты меня неправильно понял!" - сердито воскликнула Мейв, - "Неужели, по-твоему, у женщины не может быть никаких других намерений?!"
Синдбад решительно не понимал, какие еще могут быть намерения у женщины, пришедшей к мужчине в два часа ночи в одной рубашке, однако промолчал и только озадаченно потер лоб, пытаясь скрыть досаду.
- " Зачем же ты пришла? Что-то случилось?"
- "Да, случилось."
Синдбад нахмурился, встал и подошел к Мейв.
- "Жемчужины у меня в шкатулке почернели и обуглились. Это очень плохой знак. Он предвещает шторм...такой шторм, который не щадит корабли! Впрочем, в это нет ничего удивительного - ведь сегодня ночь Безлунных Мистерий Черной Магии, а значит, можно ожидать чего угодно."
- "Ну ничего, корабль у нас крепкий, мачты в исправности. Опустим паруса, приготовим на всякий случай шлюпку..." - рассудительно произнес Синдбад.
- "Да как ты не понимаешь, Синдбад?! Ты можешь выслушать меня, не прерывая?.. Это не простой шторм. Я должна тебе кое в чем признаться, " - Мейв опустила глаза, перебирая пальцами оборки на рубашке, - "много лет назад Дим Дим предсказал мне, что однажды, в ночь Мистерий, во время ужасного шторма, волна смоет меня в море и ... и все. Так вот, мне думается, что эта ночь наступила, и что... нехорошо было бы уходить вот так, не попрощавшись..." - Мейв улыбнулась и подняла на Синдбада влажные глаза, полные беспомощной, нежной растерянности...)
- "Да что ты такое говоришь?" - Синдбад схватил ее за плечи, точно желая хорошенько встряхнуть, и напряженно заглянул в глаза. А она все улыбалась дрожащими губами, она вся дрожала от нежной, безысходной слабости.
- "Ты никогда меня не слушаешь. Ведь я же просила тебя не перебивать. Я еще не закончила. Я хочу попросить тебя об одной вещи - пожалуйста, убей Румину. Ты знаешь, уничтожить ее было целью моей жизни. А если тебе не удастся это сделать, то все равно не поддавайся ни на какие ее уговоры, не верь ей! она желает тебе только зла. Не верь ей хотя бы ради меня, слышишь? И... и еще одна просьба. Береги себя. Ты должен выжить и твоя команда тоже должна выжить и помочь учителю Дим Диму в его нелегком деле. Ты мне обещаешь?"
- "Обещаю," - безвольно сказал Синдбад, опустив руки. Он еще не мог осознать все до конца.
Словно какая-то неведомая сила толкнула их друг другу в обьятия. Это была отчаянная тревога и отчаянная, глубокая страсть. Порыв любви в предчувствии беды. Тогда они долго, жадно, нетерпеливо целовались, словно стремясь наверстать все упущенное, все потерянное, мимо чего они прошли в своей жизни. От боя к бою, от сражения к сражению, им просто некогда было быть близкими друг другу. И сейчас они как будто спешили "налюбиться" - не как влюбленные, а просто как люди, имеющие возможность любить в последний раз.
Небо сотряс оглушительный раскат грома и рев Дубара:
- "Фируз, давай убирать паруса, а то нас смоет к чертям."
...Вот, собственно, и все. Синдбаду было неприятно вновь вспоминать и переживать события той ужасной ночи - как Мейв, все так же улыбаясь странной, дрожащей улыбкой, выбежала из каюты на помощь друзьям, как они все буквально "висели" на парусах, срываемых мощными порывами ветра, а корабль швыряло по воде, словно щепку, лил дождь стеной, затопляя палубу, и вздымались такие чудовищные волны, какие не привидятся даже в самом кошмарном сне. Их всех несколько раз смывало в море, когда корабль кренился набок, скрипя как надломленное вековое дерево, но Дубар успел ухватиться руками за борт, а Фируза и Ронгара волной же занесло обратно. А Синдбад спрыгнул сам, когда услышал жалобный крик Мейв, заглушаемый громовыми раскатами, и увидел ее мокрые, облепившие лицо волосы, замелькавшие на поверхности у самого борта. Вода была обжигающе-ледяной и точно пронзала тело десятками кинжалов. Он ухватился за обломок только что рухнувшей мачты, прижался к нему, как к самому дорогому предмету на свете и огляделся по сторонам. Но Мейв уже нигде не было видно, а ее крики утихли, затерялись в глубине. Синдбад задыхался от холода, судорожно вцепившись в обломок. Смерть была так близко, так же близко, как совсем недавно была любовь, она была повсюду и совсем рядом.
Его носило по волнам до тех пор, пока не кончился шторм, а затем выбросило на незнакомый берег, уже потерявшего сознание и почти захлебнувшегося. Дальше события неслись в том же стремительном темпе: встреча с Брин, прибытие на остров несчастного, полуразрушенного Номада и чудом выжившей команды, решение взять Брин на борт корабля, череда множества беспокойных событий, поиски Мейв. В конце-концов, Брин была молода и привлекательна, и нуждалась в защите, а Синдбад любил защищать молодых привлекательных женщин - как же он мог бросить ее на острове среди врагов? Вот так и получилось, что Брин взошла на корабль, полная больших надежд на будущее, связанных с красивым молодым капитаном. И спустя какое-то время, после бесплодных поисков Мейв, пережив горечь, разочарование и печаль, Синдбад в каком-то смысле оправдал ее надежды... правда, не совсем так, как ей хотелось бы. Брин начинала жизнь с чистого листа, она мечтала об идеальном счастье и идеальной любви, а что из этого получилось, и так всем было хорошо известно. Лишенная прошлого, а стало быть, и женского опыта, Брин казалось, что их близость может проложить путь к сердцу Синдбада. Но сердце Синдбада молчало, и, что странно, ее сердце - тоже. Брин не могла понять, что пытаясь разжечь в Синдбаде чувство, она сама никак не могла загореться. Брин продолжала надеяться... и мечтать. Он не судьба ее... Она не судьба его...
... А ведь тогда, в каюте, перед штормом, у них с Мейв не было настоящей близости. Страстные, нежные поцелуи остались всего лишь поцелуями, и только. Но сколько же в них было всепоглощающего чувства, чувства, которого никогда не было и не будет между ним и Брин!..
Синдбад отвернулся к стене и накрыл голову подушкой, пытаясь отогнать от себя бессонные мысли. Нет, он просто ненавидел ночи Безлунных Мистерий!..)
"...Синдбад стоял, опершись на борт, и не замечал, как разглаживаются усталые складки вокруг губ, как из глаз с каждым мгновением исчезает равнодушная холодная тусклость. С каждым вдохом родного горячего воздуха он превращался в прежнего Синдбада. Как странно - вода у борта голубеет почти небесными красками, а там, вдали, у берега, она совсем зеленая, как глаза египетского василиска. На полмили вперед все еще простирается вода, а дальше, уже совсем близко, - Персия, красавица Персия, клубящаяся тяжкой зеленью акаций и лимонных деревьев, темно-зеленой влагой пальм и бесконечными апельсиновыми и гранатовыми рощами. Уже виден берег, белый от морской соли, и песчаные дюны, простирающиеся далеко вглубь. Чем же ты так дорога своему народу. что в тебе есть такого, что западает в человеческое сердце раз и навсегда? Отчего ты так прекрасна со своими полыхающими закатами и рассветами, Персия? Пройдут годы, столетия, а ты останешься такой же бездумно-прекрасной, необъяснимо дорогой восточному сердцу. Ничто: ни войны, ни пожары, ни землетрясения не сломят тебя, удивительная повесть Востока.
Размышления Синдбада были прерваны чьим-то прикосновением. Это Дубар тронул его за плечо. Синдбад вздохнул, кивнув головой в сторону берега.
- Как хорошо.
- Я тебя понимаю, - с улыбкой сказал Дубар, устремляя взгляд вперед, и на мгновение его грубое, “бывалое" лицо стало прекрасным.
А берег все приближался и приближался, солнце начинало жечь полуденный воздух. Ветром до корабля доносило крики купающихся детей, обрывки слов рыбаков и смех прогуливающихся по берегу влюбленных пар.
Синдбад как-то смущенно улыбнулся, опустив голову.
-" Послушай, Дубар... Прости меня за то, что я тогда,раньше, был груб со всеми вами. Что не хотел возвращаться домой. Я вел себя как идиот."
Дубар добродушно усмехнулся, видно было, что он доволен переменой в капитане.
-"Да ладно, чего уж там... Мы все изменились в этих проклятых широтах Сур*... Но теперь все будет иначе."
Вскоре флотилия кораблей вошла в небольшую бухту Басры, скрытую от порта дюнами, обогнула многолюдное побережье и вошла в залив. Перед ними открылся пустынный берег, которого не было видно на побережье из-за густых зарослей кустарника и сандалового дерева. Кроме того, залив был окружен невысокими отвесными скалами. Синдбад, знавший Басру как свои 5 пальцев, выбрал удачное место для потайной стоянки кораблей.
Фируз, Ронгар, Брин и 20 новобранцев уже вышли на палубу. Ронгар бросил якорь, его примеру последовали капитаны, назначенные Синдбадом на других кораблях.
Дубар огляделся по сторонам и вдруг расхохотался.
-"Хо-хо, Синдбад! Мы тут разместились, точь-в точь, как селедки в банке!"
В самом деле, корабли стояли тесно, словно в строю.
Капитан с сомнением покачал головой.
-"Надеюсь, хоть здесь помощники Скретча нас не сцапают. Эй, там! Пять человек добровольцев, погрузитесь в шлюпку, высадитесь на берег и прочешите окрестности. Постарайтесь остаться незамеченными."...
- "Брин, ты сейчас сможешь выйти на связь с учителем Дим Димом?" - спросил Синдбад.
- "Я попробую".
Брин спустилась в каюту капитана, взяла изумруд и зажгла свечу. Вслед за ней шли остальные члены команды. Брин плотно закрыла дверь, села напротив свечи, и, глядя в пламя, долго шептала заклинание из старой книги. Друзья, притихшие в углу, ждали, когда она войдет в Фазу Лабиринта. Наконец, ее глаза помутнели, и взгляд стал бессмысленным. Брин решительно поднялась с койки, и зачем-то начала соскабливать со свечи нагар. Все удивленно переглянулись. С видом человека, точно уверенного в своих действиях, она разделила кусок воска на 4 части и разбросала их в углах каюты - на север, запад, восток и юг. Затем она вновь присела на койку, взяла изумруд и опустила его в огонь. Фируз тихонько ахнул от ужаса, но на него тотчас же зашикали. Странно было то, что Брин будто бы не чувствовала боли. Она спокойно подставляла пальцы желтым язычкам, и на коже не оставалось ожогов. А с камнем начинали твориться странные превращения: внутри него загорелся свет, он осветил собой все помещение, играя на потолке чудесными бликами. Сияние заполнило все вокруг, и Брин пальцами затушила горящую свечу.
- "О, Господи! Посмотрите ей в глаза!" - еле слышно шепнул Фируз.
В эту минуту Брин была похожа на одержимую. Из недр глазниц выплыл бурый туман, и, как туча закрывает солнце в штормовую погоду, заволок собою белки глаз и зрачки, и выдержать этот черный взгляд было страшно. Но Брин уже достигла Света, теперь у нее открылось внутреннее зрение, Око Вселенной. Здесь, на корабле, было лишь ее тело, душа и разум приблизились к Свету. Она вновь заговорила голосом Дим Дима.
- "Я приветствую тебя, Не-Помнящая-Себя. Я рад, что вы безпрепятственно достигли берегов Персии. Мои помощники будут неустанно следить за вашей безопасностью, но вы сами также постоянно должны быть начеку. Хвала тебе, Синдбад, мой мальчик - ты собрал войско! Но много еще дел предстоит совершить, прежде чем начнется великая битва. В Багдаде мои помощники также собирают войско. Не-Помнящая-Себя, ты больше не сможешь подниматься к Свету. Подобные испытания истощают твой дух. Но тебе предстоит выполнить миссию огромной важности. Моей ученице Мейв, воину Первой Гильдии Белой Магии, нужна помощница. Тебе придется облачиться в одежды персиянки, загримироваться и отправиться в Багдад. Там, в квартале Аддис-Бей, на улице Хасаддин, находится роскошная гостиница, хозяйкой которой является с недавних пор госпожа Сирен, то есть ни кто иная, как Мейв. Прикрываясь этой должностью, она помогает набирать войско белых защитников. Ты явишься в гостиницу под вымышленным именем Лали и принесешь ей в дар цветок лотоса, чтобы она могла узнать тебя. Это будет условный знак. Ты расскажешь ей об обстановке в войске. Но будь предельно осторожна - город кишмя кишит черными защитниками. На губах храни улыбку, а под одеждой кинжал. Синдбаду придется отправиться вместе с тобой. Солдатами пусть управляет Дубар. В окрестностях Багдада, возле Скалы Черепов, ваши пути разойдутся.
(Синдбад, еще не успевший оправиться от новости, что Мейв стала хозяйкой гостиницы, и что она в Багдаде, вздрогнул при словах "Скала Черепов".)
-"Синдбад, тебе предстоит серьезная миссия - пробраться в Скалу, соблазнить Румину и внушить ей, что ты переметнулся на сторону черных защитников."
Синдбад широко раскрыл глаза от ужаса.
- "Ты должен выпытать у нее местонахождения всех секретных форпостов черных защитников, складов оружия, разузнать как можно больше об их главных сторонниках, самых опасных ведьмах, колдунах, гулях*, дэвах* и прочей нечисти. О готовящихся диверсиях сообщай через ястреба Мейв, через Дермотта. Его можно использовать как почтового голубя. Остерегайся пить ее напитки: в них могут быть дурманящие травы. Возьми с собой изумруд, посланный тебе Мейв, и окунай его в питье: если вода почернеет, незаметно выплесни ее. Теперь это будет твой талисман. Помни: ты еще можешь отказаться от всего. Команде передай, чтобы они продолжали обучение солдат боевым приемам и начали вербовку воинов по всей Басре, а также в окрестных деревнях. Но пусть они будут осторожны вдвойне - самир Басры - черный защитник. Вот главное зло, которое нужно уничтожить в этом городе."
Дубар даже присвистнул от неожиданности.
Чудесный свет изумруда начал угасать. Брин умолкла, забилась в конвульсиях, затем сползла с койки на пол и затихла. Фируз хотел было привести ее в себя, но Синдбад удержал его:
- "Ты помнишь, что сказал Дим Дим? Достигнувшего Света нельзя тревожить 3 дня и 3 ночи."
- "Оставь, Фируз, пусть себе спит," - сказал Дубар.
Друзья бесшумно подошли к Брин. Она лежала на полу в тихом, глубоком сне, с лица сошло выражение одержимости, а на пальцах проступили едва заметные следы ожогов.
Спустя пару минут в каюте состоялся разговор между капитаном и членами команды.
- "Синдбад, но это же безумие! Тратить столько времени, отвозя вас в Багдад, в то время, как у нас здесь, в Басре, работы невпроворот!" - горячился Дубар, расхаживая взад-вперед между коек.
- "Мы не будем тратить никакого времени. Мы отправимся практически одни, в шлюпке, в сопровождении 3-4 солдат."
- "Хорошенькое дельце! А ты понимаешь, что опасно белым защитникам отправляться в одиночестве по реке Тигр, в то время как вокруг кишмя кишат черные защитники?
- "Опасно. Но опасно также и то, что большая армия находится в городе, эмир которого - черный защитник. Все, что мы затеяли - опасно."
- "Положим, так. Но даже если вы доберетесь до Багдада целыми и невредимыми, (Что вряд ли), кто будет передавать нам распоряжения Дим Дима?"
- "Дим Дим знает, что говорит. Если понадобится, он сам найдет способ известить вас. А Дермотта можно действительно сделать почтовым голубем".
Дубар сел напротив Синдбада и внимательно посмотрел ему в глаза.
- "Ты очень самоуверен, брат. Все решил, все обдумал за всех. Но подумай, согласится ли Брин на такой риск. Она очень устала за последнее время, ее организм истощен двумя трансами. Или ты даже не будешь ее спрашивать?"
- "Конечно, буду. Но мне кажется, что она согласится. Она устала от меня больше, чем от трансов, и я до смерти устал от наших никчемных отношений. К тому же... Мейв - женщина, а две женщины всегда находят общий язык. Я думаю, они сработаются. Пусть Брин отдохнет от нашего мужского общества."
- "Не знаю, не знаю... Возможно, лучше, что и так..." - Дубар помолчал, искоса взглянул на Синдбада и вдруг засмеялся.
- "Ну, парень, скажу я тебе: ты пропал!"
- "Ты насчет Румины?" - помрачнел Синдбад.
- "Кого ж еще? Оно, конечно, эта колдовка всегда к тебе неровно дышала... Но ты вспомни ее нрав: то ненавидела тебя до смерти, то руки готова была целовать!"
- "Честное слово, я не знаю, как я с ней справлюсь! А вдруг она мне не поверит? А если она даже не даст мне развернуться? Да я даже видеть ее не могу после всего, что она с нами сделала! Черт знает, что за задание!.. Но назад пути нет."
- "Да, тут важен подход... Сколько лет живу на свете и шатаюсь по прибрежным кабакам, а все равно не могу взять в толк, что женщине в жизни требуется!" - засмеялся Дубар, - "Фируз, а ты чего сидишь, как язык проглотил?"
Фируз, все это время пыхтевший над картой Междуречья, отмечая на ней что-то чернилами, поднял голову.
- "А? Что такое?"
- "Брось ты колдовать над этой картой! Скажи лучше, ты помнишь Мейв, нашу рыжую Мейв?"
- "Ну, еще бы!" - поддакнул Фируз, - "Особенно хорошо помню нашу первую встречу - каким славным хуком справа она огрела тебя, когда ты попытался ущипнуть ее!"
Дубар расхохотался.
- "Да, было дело! Синдбад..." - но при взгляде на капитана Дубар сразу же перестал смеяться.
- "Эй, ты чего, брат, ты чего?" - толстяк встревоженно хлопнул его по плечу.
Синдбад хотел улыбнуться, но не получилось. Он почему-то стал бледным, словно вылитым из воска.
- "Так вот в чем дело! Так вот, почему у вас с Брин не заладилось! Ну, я и раньше думал, что причина в ней, в рыженькой! Правильно ведь я говорю? И, помнится мне, была во всей этой истории замешана Румина..."
- "А мне больше всего помнится Ночь Безлунных Мистерий, когда я вел себя, как... как последний идиот! Словно, не хватило ума запереть ее, спрятать, уберечь от шторма!" - Синдбад судорожно скривил губы, встал и вышел вон.
Ронгар, все это время занимавшийся починкой сапог, улыбнулся, глядя вслед капитану.
- "Вот! Видели? А что поделаешь? Скучает он по ней, скучает!" - произнес Дубар.
- "А ведь знаете, у них, пожалуй, и вправду была любовь! Только они это скрывали - и от себя, и от других," - сказал Фируз.
-"А может, и так! И жаль, конечно, ее, Мейв, потому что жизнь у нее - поганей не бывает, и не женская совсем..."
Дубар замолчал, Фируз притих у своей карты, Ронгар отбросил в сторону сапоги. Память давала о себе знать, мысли уносили в далекое прошлое, в прошлое без войны, в жизнь без оружия...)
Память давала о себе знать, мысли уносили в далекое прошлое, в прошлое без войны, в жизнь без оружия...
Воспоминания Дубара".
..." Это был маленький, до отказа забитый трактир, насквозь провонявшийся тухлой рыбой и дешевым пивом, каких много бывает в гаванях Аравийского моря. В очаге потрескивал огонь, тусклый от затхлого воздуха. Дверь была приоткрыта, и из синей черноты южной ночи мягко накатывал шум ночного моря. Время от времени трое курдов в желтых шальварах неуверенно затягивали пьяными голосами песню:
Ехал много дней и загнал коня
Подойди ко мне, черноокая
Выйди на порог, дай воды испить
Я спешил, как мог
Чтоб с тобою быть.
У тебя в глазах яхонты горят
Льется с плеч коса, как ночной Евфрат
Ты, моя краса, вся - вишневый цвет
А в твоих слезах грезит лунный свет.
Только гложет страх, грудь тоской тесна -
Дом разрушен, кровь заброшен, не придет краса!
И давно сомкнулись смертью черные глаза!...
Зори из огня!..
О, Эль-Ашхара!..
Ехал много дней и загнал коня
Подойди ко мне, не томи меня!
Выйди на порог, плача и любя...
Я спешил, как мог. Я загнал коня...
- "Эх, хороша песня!"- крякнул Дубар, залпом опрокидывая кружку рома. Дубару было 20 лет; он был молод, безус и краснощек, и в его огненно-рыжей моряцкой косе не было ни одного седого волоса. Они вошли в бухту Эль-Ашхара ранним утром, и весь день продавали ценную древесину сандала, вывезенного из Джазира. А вечером капитан Али-Раду дал им отгул, и все моряки разошлись по кабакам да бесстыдным домам. Дубар с приятелем Медиром отправились в трактир "Черная Роза".
- "Эй, посмотри, посмотри!" - Медир толкнул Дубара локтем.
Ловко лавируя между столами и протянутыми руками посетителей, стремящихся ущипнуть ее, к ним шла молодая девушка в цветной кофте и шальварах, с подносом в руках. Из-за страшной духоты она не стала надевать чадры. Девушка шла, пряча глаза, сжавшись от наглых взглядов, окружавших ее со всех сторон, и вся она была такой беззащитной, пугливой, совсем как лесная лань. Остановившись возле Дубара с Медиром, она тихо спросила:
- "Еще рому? Если желаете, у нас есть две свободные комнаты за один динар, и..."
- "Спасибо, не надо. Слыхала ты песню про черноокую, красавица?" - ласково спросил Дубар. Он смотрел на нее, не отрывая глаз.
- "Слыхала. Хорошая песня," - ответила девушка, но тут же как-то виновато и испуганно улыбнулась.
- "А как тебя зовут, красавица?"
- "Мала."
- "Мала, ты, краса, вся - вишневый цвет
А в твоих слезах грезит лунный свет...
Это про тебя, Мала."
Девушка изумленно подняла глаза. Оказалось, что они у нее черные, бархатные, влажные, точно она едва сдерживает слезы. И блеск в них каштановый и скорбный, нежный и виноватый, точь-точь как у лани. С минуту она зачарованно смотрела на Дубара, а затем повернулась и ушла, уронив по дороге поднос.
- "Нет, Дубар! Нет! Отец никогда не отпустит меня, он будет проклинать мнея самыми ужасными словами! Он всегда берег меня, как сокровище, не выпускал из дома одной, даже на работу в трактир отпускал только под своим присмотром."
- "Мала, забудь про своего изверга-отца, иначе он на всю жизнь сгноит тебя в девках! Бежим со мной! Сегодня на рассвете мы отплываем. Я упрошу капитана, он поймет меня. Мы уплывем с тобой далеко-далеко, в город Багдад. Я стану строителем, заработаю много денег, женюсь на тебе, у нас будет полон дом детей, и мы заживем с тобой, как два неразлучных голубка. Соглашайся, Мала, я не обману! Клянусь Аллахом, я люблю тебя!"
Прошло две недели с тех пор, как корабль Али-Раду причалил к берегу Эль-Ашхара. Две недели Дубар и Мала встречались ровно в полночь на пирсе, и каждый раз Мала она приходила закутанная с головы до ног в чадру, испуганная, не решаясь поднять глаз, и черное море билось о подножья береговых утесов, и все было как волшебная сказка из "Тысяча и одной ночи". Но сегодня встреча была беспокойной, смятенной, решающей. Мала все оглядывалась назад, на спящие в тишине саманные и глинобитные дома, на отцовский дом, и все не могла решить, чего же хочет ее робкое птичье сердце, не разорвется ли оно от страха, если она убежит с Дубаром?
В колебаниях прошли минуты, и ни он, ни она не услышали позади себя шороха крадущихся шагов.
- "Ах ты, грязная потаскушка! Мерзкая тихоня! Так-то ты платищь отцу за его опеку!" - взревела хриплым отцовским голосом кособокая черная тень. Мала закричала. В темноте взметнулась длинная суковатая палка, хрустко опустилась на голову девушки. Тонкая, маленькая фигурка в чадре, точно в черном саване, легко слетела с пирса, мягко скатилась по камням и с тихим всплеском ушла под воду.
В это же мгновение озверевший Дубар вырвал из рук трактирщика палку и переломил ее о его голову. Тот тяжело ухнул вниз, вслед за дочерью...
...Аравийское море велико и бездонно, оно каждый день становится могилой для стольких людей , что для него не в тягость принять в свое чрево пару новых трупов.
На пирсе было тихо, очень тихо, только ветер шептался с зелеными облаками далеких апельсиновых рощ, и глухо рыдал Дубар, ничком распростершись на камнях. Со стороны города донеслись обрывки песни:
- Дом разрушен, кров заброшен, не придет краса!..
- И навек сомкнулись смертью черные глаза..."
- "Быстрее! Быстрее! Не трясите носилки!" - кричал Фируз, задыхаясь. Носилки были всего лишь рваной штопанной простыней, которую они тащили на своих плечах с еще двумя молодыми, нелпытными врачами. На простыне лежал человек с дико выпученными глазами, как рыба, ловящий ртом воздух. У вавилонского купца, страдавшего грудной жабой, начался сердечный приступ. Ему уже пустили кровь, и она медленно просачивалась сквозь сукно на плечи носильщиков, но это не помогало. Больного нашли задыхающимся у дверей его лавки, и задачей молодых лекарей было срочно доставить его в больницу. Фируз нервничал больше остальных, ведь смерть этого больного означала бы потерю репутации для него, еще начинающего, но уже успешного врача.
- "Мускусная вода... Мне срочно нужна мускусная вода, а еще лучше, смешанная с опием. Да быстрее же, быстрее, черт возьми!" - бормотал Фируз.
Но под рукой не было ни опия, ни мускуса, а у больного уже начались судороги. Они бежали по узким, извилистым, залитым солнцем улицам Вавилона тяжелой трусцой. Жара в этот день была не меньше, чем в пустыне Большой Нефуд, и пот тек по лицам градом.
- "Эй! Подождите! У вас неприятности?"
Все трое врачей даже остановились от удивления - голос был женским, и даже не смущенным, а бойким и звонким. Обычно женщины на улицах восточных городов ходили молча, быстрыми шагами, не отрывая глаз от земли. А к ним бежала молодая девушка с непокрытой головой, со взлохмаченными волосами и горящими глазами.
- "У вас больной? Да?" - она бросила на купца беглый, опытный взгляд, - " У него сердечный приступ, верно?"
- "Да, верно," - признался Фируз. По натуре конфузливый, он покраснел от смущения при виде простоволосой женщины.
- "Ему, безусловно, нужны опий и мускусная вода. К счастью, они у меня есть с собой - я несла их из аптекарского склада своей пациентке," - женщина достала из кожаного мешочка на плече две маленькие склянки, - "опустите носилки."
Они вместе с Фирузом в течение нескольких минут "колдовали" над купцом с помощью опия и мускуса, затем сделали ему искусственное дыхание и вновь пустили кровь. Больной начал дышать все ровнее и ровнее, пульс стал спокойным, с лица сошла мертвенная бледность. Вскоре он провалился в опиумное забытье, означавшее прекращение приступа. Врачи вновь подняли носилки, но понесли их уже медленнее. Дикая гонка кончилась.
- "Скажи, Фируз - я буду называть тебя на ты, хорошо?.." - Фируз хотел кивнуть, но Ванда стремительно продолжала, не слушая его. - "Скажи, Фируз, ты практикуешь лечение подагры?"
- "Да, конечно, использую при этом все тот же опиум - он сейчас в большой моде как медикамент. "
Ванда воскликнула так громко, что на нее осуждающе покосились две проходившие мимо женщины, закутанные в чадру по самую макушку.
- "Какой ужас! Да ты угробишь таким лечением любого больного! Опиум, чтоб ты знал, перестали использовать для лечения подагры еще в прошлом столетии. Запомни - масло лаванды, только масло лаванды, и ничего больще!"
Фируз так смутился, что покраснел до самых корней волос.
- "И как лечат этим маслом?"
- "Очень просто. Достать его можно на складе в гавани, его к нам завозят из Дамаска и Багдада. Лечение осуществляется при помощи втираний и массажа..."
Они шли медленно, неторопливо, совсем близко друг к другу, и тени от их силуэтов ложились на узкие, оранжевые от вечернего солнца улицы.
Выяснилось, что Ванда работает в той же больнице, что и Фируз, просто она новичок, из-за этого он не мог видеть ее раньше. В течение года служащие наблюдали, как разгорается их служебный роман. они не расставались почти не на минуту, многих больных они лечили совместно. Фируз уже начал подумывать о женитьбе... И тут случилось несчастье. В то время борьба между Скретчем и Дим Димом обострилась, и результатом стала жестокая битва белых и черных защитников в Междуречье, где полегла большая часть белых воинов. Больницы Багдада, Вавилона и других окрестных городов были переполнены, каждый день поступало все больше и больше раненых. Спирт, йод, опиум, вата - аптекарские склады опустошались с неимоверной скоростью. И без того бедная вавилонская больница разорилась, работников распустили. Не на что было даже купить бинтов. Для Ванды родственники нашли место в городе Хилла, а Фируз остался на улице, в полной нищете. И только благодаря случаю ему посчастливилось найти работу в гавани, корабельным врачом.
Пасмурным ветреным утром он шел по пристани с тремя огромными сумками. Он собирался в свое первое плавание. В кармане лежал пузырек с каплями от морской болезни. Никто из друзей не пришел проводить Фируза - город осаждали черные защитники, и люди прятались в домах, не решаясь носа высунуть на улицу. И первый раз в жизни Фируз почувствовал острое, дикое одиночество и горечь - каково это, когда тебя никто не провожает.
Вдруг с берега послышался звонкий крик.
- "Стой!.. Стой, Фируз! Подожди!"
По песку бежала тонкая фигурка с раскинутыми руками и развевающимися по ветру волосами. Фируз замер на месте.
- "Опять без чадры..." - как-то нежно и тоскливо пробормотал он.
Ванда остановилась перед ним; глаза у нее сделались большими и влажными, казалось, что если в ее лице дрогнет хоть один мускул, вся влага выльется наружу.
- "Как ты здесь оказалась?! Город ведь осажден, на улице ни души!"
- "Главное, что оказалась, Фируз! Я выехала из Хилла ночью в повозке, тайно от всех, также вернусь и обратно. Не бойся, я не попадусь этим тварям."
- "Эти твари испоганили мою жизнь, они испоганили нашу жизнь, Ванда! Если бы я мог отомстить..." - Фируз сжал кулаки.
- "Какой ты милый сейчас, Фируз! Будь осторожен, постарайся не вывалиться ненароком за борт... Постой, а ты взял с собой масло лаванды?"
- "Зачем?"
- "Как это зачем?! А вдруг у кого-нибудь из команды случится подагра - что ты тогда будешь делать?" - Ванда порылась в своем мешочке и достала несколько пузырьков, - "Вот, возьми."
Фируз не выдержал и засмеялся. Ванда тоже засмеялась, и от этого движения по ее лицу потекли слезы. Они обнялись и долго, долго стояли, прижавшись друг к другу.
Фируз больше не видел Ванду с тех пор. Что сталось с бедной девушкой? Жива ли она? Благополучно ли добралась до Хилла в тот день, или так и осталась стоять на пристани, пошатываясь от горя, когда Фируз смотрел на нее с палубы отплывающего корабля? Помнит ли его?
Черная магия разбила все мечты, все надежды, все светлое и хорошее, и оставила только одно желание - мстить до конца...)
(..."Наконец-то. Большой Нефуд и Эль-Хамад оставлены позади, оставлены навсегда, теперь впереди уже чувствуется близость воды, близость Евфрата. Большой Нефуд и Эль-Хамад - две огромные пустыни Саудовской Аравии, одна переходящая в другую. Денно и нощно, 40 дней и 40 ночей, они готовились к смерти, находя все новые и новые забросанные песком арыки, разбивая лопатами такыры - твердую, растрескавшуюся глину, в поисках подземного источника, двигаясь по глубоким вади - долинам высохших рек. Какраван скотоводов-кочевников двигался из далекого Сомали в Персию. Люди шли, едва переставляя ноги, в истрепанных, покрытым слоем пыли одеждах; за ними плелся усталый скот. Все беды начались с каменистой пустыни Эль-Хамад, усеянной гранитными валунами. Здесь кочевникам несколько раз повстречались фульджеи - воронкообразные пропасти, по форме напоминающие водовороты в море. Фульджеи проходят через всю толщу зыбучего песка и упираются в прочный грунт из камня или глины; они необыкновенно глубоки. В одной из таких пропастей погибла, провалившись вниз, часть каравана - 10 верблюдов и 30 человек. Еще 10 человек погибло, пытаясь спасти несчастных. На 30-й день пути мучащегося жаждой каравана подул горячий восточный ветер самум, принесший с собой тучи раскаленного песка. О приближении песчаной бури предупреждал нарастающий шум - песок гремел в несущемся воздушном потоке, как в погремушке. Солнечный свет померк, и пустыня погрузилась в желтовато-красную мглу. Воздух стал сухим и горячим. К счастью, выжили все, накрывшись парусиновыми полотнищами, только двух женщин ослепил раскаленный песок, навсегда отняв у них зрение.
Но теперь все было позади - и жажда, и самум, и фульджеи. Барханы кончались, на пути встречалось все больше и больше оазисов и наполненных водой арыков.
Ронгар шел босиком, в оборванном рубище, и его голый череп был покрыт толстым слоем песчаной пыли. Рядом с ним шла молодая женщина, негритянка, в не менее обветшалом платье, с сохранившимися, однако, дорогими алмазными застежками. У нее было усталое, изможденное лицо, а в длинных курчавых волосах запутались комочки глины. Пустыня выжала из нее все соки, всю силу, оставив лишь тупое, отрешенное выражение глаз. И все же, несмотря на жалкий вид Ронгара и негритянки, было в их поступи что-то царственное, а осанка оставалась несогбенной и величественной. Что они делают здесь, между аравийской пустыней и Евфратом, царь Сомали и его царственная сестра Урарту? Ведь еще несколько дней назад он, Ронгар, возлежал на шелковых подушках в своем дворце, и рабы обмахивали его страусиными перьями, а рядом с ним сидела Кассурамун, его красавица-жена, царица Сомали, и преданно смотрела ему в глаза. Кассурамун... Он обожал ее, обожал ее черные миндалевидные глаза, их жемчужные белки, белоснежные на фоне темно-шоколадной кожи, до безумия ее обожал. Урарту, добрая, мудрая женщина, всегда недолюбливала невестку и говорила Ронгару, что она ему не пара. Она видела революционные беспорядки, творившиеся в стране, а Ронгар жил в своем дворце, словно в замкнутом хрустальном мирке, ничего не видя, ничего не слыша, ничего знать не желая, кроме своей Кассурамун.
А между тем в столице Сомали Могадишо упорно множились слухи о том, что Кассурамун встречается с любовником, человеком по имени Мтвара, главным зачинщиком восстаний, собравшим в городе целое войско черных защитников, чтобы превратить Могадишо в форпост злых сил. Ронгар не верил этим слухам, но однажды он услышал разговор двух дворцовых судомоек: власть в городе захватили люди Мтвара, а сам Мтвара час назад потайными ходами пробрался во дворец и заперся вместе с царицей в ее опочивальне. Ронгар ворвался в опочивальню, высадив двери, и увидел их вдвоем на шелковых простынях. А она дерзко улыбнулась ему, женщина, сводившая его с ума. В бешеном порыве ярости Ронгар выхватил кинжал и хотел убить обоих, но в эту минуту в комнату вбежали слуги Мтвара, только что штурмом взявшие дворец, и схватили Ронгара. Его сестра Урарту также была схвачена.
Мгновенно в давно волновавшейся и осажденной черными защитниками стране сменилась власть, и на престол взошла Черная Магия во главе с Мтвара и Кассурамун.
Царя и его сестру оставили в живых и с позором выгнали из страны. Большинство мирных жителей сочувствовало Ронгару, потому что он был справедливым повелителем, и еще очень молодым человеком, но теперь в Сомали главенствовали черные защитники, а им покровительствовал сам Скретч.
Ронгар приоткрыл пересохшие губы и попытался что-то произнести, но из его горла вырвался только тихий хрип, и Урарту почувствовала, как его рука бессильно затрепетала в ее руке. Сестра нежно сжала его пальцы. Прошли месяцы, а он все никак не мог примириться с местью Мтвара - его люди отрезали ему язык.
А теперь они вместе с караваном кочевников шли в Междуречье, надеясь найти там защиту и пристанище, потому что раньше Ронгар был в хороших отношениях с багдадским халифом. Они гордо переносили свою скорбь и лишения, полные мыслью пристать к войску великого Дим Дима и страшно, вдохновенно отомстить.
В конце- концов Ронгар и Урарту достигли Багдада, но оказалось, что старый халиф скоропостижно скончался, а от нового правителя милостей ждать было нечего. Неудачи преследовали брата и сестру; бывший царь Сомали нанялся простым носильщиком, Урарту - судомойкой. Спустя год Урарту умерла, не выдержав нищенского, впроголодь, существования. А еще спустя год Ронгар отправился в Басру, где нанялся на работу в порту, и был принят матросом на корабль капитана Синдбада, совсем молодого юношу, который был на несколько лет младше его. С тех пор прошло довольно много лет, а друзья так и не узнали о великом прошлом носильщика Ронгара. Морская жизнь сделала его отличным воином, угрюмым, но верным и надежным человеком. Он потерял власть, потерял жену и сестру, потерял голос – в общем, потерял все в этой жизни, и навсегда похоронил в себе свое черное, бессловесное горе.
... "Три дня Брин лежала неподвижно на полу, бледная, бездыханная, словно труп. На исходе третьего дня она опять забилась в конвульсиях и открыла изможденные глаза. Вся команда собралась вокруг. Минут пять она лежала, приходя в себя, бессмысленно водя вокруг глазами, в которых медленно рассеивалась чернота.
- "Что со мной произошло?" - слабо спросила она, начиная узнавать окружающих.
- "Ты была в Свете."
- "Дим Дим говорил с вами?"
- "Да. Он хочет, чтобы ты отправилась в Басру и стала помощницей Мейв. Дело в том, что Мейв - ты знаешь, кто это - жива. Она выполняет секретное задание в Багдаде под видом хозяйки гостиницы Сирен. Ты согласишься на это?"
Брин тяжело поднялась, держась за руку Фируза.
- "У меня голова точно наполнена водой," - пожаловалась она, - "Фируз, когда мне будут оснащать лодку, не забудь дать мне с собой мешочек с какими-нибудь травами от мигрени. "
- "Какую лодку?" - не понял Фируз.
- "На которой я поплыву в Багдад, разумеется", - Брин поднялась на палубу, жадно вдыхая свежий воздух.
Синдбад и Дубар переглянулись.
Синдбад приоткрыл дверь в каюту. Брин собирала вещи.
- "Я не понимаю тебя".
- "А что случилось?" - спросила Брин, не оборачиваясь.
- "Я не думал, что ты согласишься на поездку в Багдада так безоговорочно. Я ожидал, что ты будешь недовольна... или , по крайней мере, удивишься."
- "Мы на войне, а не на приеме у халифа, Синдбад. Здесь не до жеманства. "
- "Но, Брин, ты перенесла два тяжелых транса, ты нуждаешься в отдыхе, покое... Ты же торопишься так, будто хочешь поскорее убежать от нас".
Брин медленно обернулась к Синдбаду. Эта сцена ужасно напоминала что-то им обоим. Верно. Сцену в каюте капитана, когда они плыли в широтах Сур. Лицо Брин было усталым и разочарованным, но все равно милым . В глазах Синдбада таилось непонимание и даже... обида, которую он явно пытался скрыть, но она готова была вырваться в любую минуту.
- "Дело вовсе не в вас, а во мне. Так будет лучше для меня. Что же касается усталости, то я успела отдохнуть за эти три дня," - мягко ответила Брин, избегая взгляда Синдбада. Разочарование - вот что печалило ее скромное, неяркое лицо.
- "Но я же чувствую, что что-то не так," - пробормотал капитан, выходя из каюты. Он понял, что продолжать разговор бесполезно.
Брин обернулась и посмотрела ему вслед.
- "И все-таки у мужчин совершенно нет шестого чувства. Он услышал только мои слова, а моего голоса он не услышал..."
Брин все поняла. Все стало на свои места после перемен, произошедших в их жизни. Между ними все кончено. Собственно говоря, а что было между ними такого, о чем стоило бы жалеть? Брин вспомнила их первую встречу и свое влечение к Синдбаду... Ее лицо еще больше потускнело от печали. Но и тогда Синдбад был озабочен только поисками Мейв. Брин вспомнила незабываемые ночи, проведенные вместе с ним... Но, обнимая ее, он словно бы обнимал совсем другую женщину - ее, Мейв. А теперь она отправится в Багдад и посмотрит на эту самую женщину, перешедшую ей дорогу много лет назад. Синдбад никогда не любил ее, и ей лучше навсегда закрыть эту дверь. Но как же друзья, как она сможет покинуть их?! " Все меняется. Настал черед измениться и твоей жизни." - ответил ей тихий голос внутри нее.
" И я смогу выжить без их помощи в этом большом, враждебном мире?"
- "Да." - ответил голос.
- "Но как же Синдбад, как же любовь, как же все мои надежды?!"
- "А любишь ли ты его? Ведь нет." - сказал голос.
- "Нет..." - неуверенно повторила Брин.
- "Нет..." - тихо прошептало ее сердце.
Вся команда собралась на корабле. Накануне ночью Синдбаду и Брин устроили настоящие проводы, распив целый бочонок вина. А сегодня наступило похмелье, не телесное, а душевное. К Брин на корабле привязались, и никому не хотелось расставаться с ней. А как управиться с командованием 25 кораблей без Синдбада, Дубар и вовсе себе не представлял.
Синдбад произнес перед солдатами маленькую прощальную речь:
- "Учитель Дим Дим дал мне и нашей помощнице задание в Багдаде. Мы отплываем сегодня. Будьте осторожны, черные защитники очень опасны. Я буду волноваться за вас, но знаю, что отдаю вас в хорошие руки," - Синдбад указал на Дубара, - "Во время моего отсутствия командовать вами будет Дубар. Слушайтесь его, он отличный воин и знает морское дело."
Стали прощаться.
- "Эх, не везет нам на баб...извиняюсь, на женщин!" - воскликнул Дубар, пытаясь грубой веселостью смягчить минуту расставания, - "Была одна - утопла, а теперь заправляет в багдадской гостинице. Вот и ты уходишь к ней... Удачи тебе, девочка. Ты уж не подкачай там," - вокруг насмешливых, добрых глаз Дубара легли печальные складки. Он крепко обнял Брин.
- "Я буду стараться, Дубар. Я никогда никого из вас не забуду!" - голос Брин задрожал от слез.
Она по очереди попрощалась с Фирузом и Ронгаром.
Дубар подошел к Синдбаду, также обнял его.
- "Ладно, Дубар. Вся надежда на тебя."
Дубар внимательно посмотрел на Синдбада и чему-то усмехнулся.
- "Да уж я-то с солдатами справлюсь. А вот справишься ли ты с хитрой, подлой, но красивой бабой?.. Хотя нет, у тебя получится. Ты это умеешь. Береги себя, брат. "
Послышался птичий клекот - Дермотт кружил над кораблем, словно прощаясь с Номадом.
- "Жаль, Мейв не увидит Дермотта - ведь она так любила его," - пробормотал Фируз.
Брин стояла возле трапа, бледная, взволнованная, оглядываясь вокруг с такой тоской, словно видела своих друзей в последний раз.
Через полчаса лодка с семью пассажирами (Брин, Синдбад и еще пятеро матросов) отделилась от корабля и медленно поплыла вверх по течению Тигра . Пятеро матросов усердно гребли; к тому же, подгонял попутный ветер. Синдбад стоял возле паруса и спокойно, задумчиво провожал взглядом свою плавучую родину, единственный дом, который он когда-либо знал.
________________________________________
(... " Весна кончилась совсем недавно, и пора бешеного цветения фруктовых деревьев и слепяще-голубоглазого неба едва миновала. Только-только перестали лопаться бутоны ярких цветов, чтобы раскрыть майскому дню их желтые, красные и розовые солнца. Только-только на черную свежую землю выпал последний снегопад вишневого цвета, только-только кончились бурные разливы Тигра и Евфрата, затоплявшие молодые всходы.
Две первые недели плавания протекли тихо и безмятежно. Лодка плыла по течению великой реки Месопотамии, маленькая и беззащитная посреди огромных водных просторов. В 15-й день, на полпути к Багдаду, в области города Амара, подул сильный восточный ветер и прибил лодку к левому берегу реки. Это была пустынная холмистая низменность в междуречье Тигра и правого притока Евфрата. Здесь путешественники стали свидетелями странного происшествия.
Вдоль берега во весь опор скакали на лошадях двое человек в одежде охотников. Но в тюрбаны на их головах были вставлены крупные изумруды.
- "Белые защитники!" - воскликнул Синдбад, срываясь с места.
У обоих в руках были луки и они пускали из них стрелы одну за другой. Кони под ними явно были истомлены погоней. А впереди, на некотором отдалении, быстрей ветра мчалось странное, страшное существо. Ростом и телосложением оно было похоже на человека, но с головы до пят было покрыто свалявшимися черными волосами, мохнатыми и длинными. Его морда была безобразна, отчасти она была похожа на обезьянью, но изо рта свисали два длинных, острых желтых клыка, а дикие глаза были налиты кровью.
- "Господи, что это?" - прошептала Брин, медленно поднимаясь с места. На зверя действиельно было страшно смотреть.
Вдруг в воздухе просвистела очередная стрела, и чудовище, которое в это время бежало по самому мелководью, издало хриплый рев и упало в воду. Течение немедленно подхватило его дергающееся от боли тело и отнесло на середину реки.
Брин, Синдбад и все, кто находился в лодке, зачарованно смотрели на тело убитого существа.
- "Эй, там, в лодке! Мы белые защитники и обязаны охранять здешние места. Кто вы и куда направляетесь?"
- "Мы - ученики Дим Дима, плывем в Багдад, а наша миссия так секретна, что мы не можем ее раскрыть", - отвечал Синдбад.
- "Чем вы можете это доказать?"
Синдбад молча показал изумруд - подарок Мейв.
Белые защитники склонили головы в знак согласия.
- "Объясните нам, что все это значит?" - Синдбад кивнул головой в сторону трупа, почему-то не тонувшего, а кружившего по мутной от крови водной глади.
- "Последнее время в этих краях черт знает что творится. Это все черная защитница, колдунья Румина. Всех своих любовников, как только они ей надоедают, она превращает вот в таких вот чудищ. Приходится отстреливать - они нападают на людей. Поплывете дальше - еще не то увидите. "
Брин инстинктивно схватила капитана за руку, почувствовала, как он вздрогнул и опустил глаза.
- "Мужайся, Синдбад! Не поддавайся страху. Ты для Румины - совсем другое дело."
Синдбад попытался улыбнуться, но только еще больше побледнел и отвернулся. Они взглянули на тонущий труп. Но там больше не было мохнатого звериного тела. На поверхность всплыл молодой, довольно красивый обнаженный мужчина со страдальчески искаженным лицом. Видимо, со смертью приходило избавление от заклятия Румины. Труп еще немного покачался на волнах, ушел под воду и больше не появлялся.
Весь остаток дня прошел в гробовом молчании. На следующее утро откуда-то запахло дымом. Через некоторое время путешественники увидели бегущую им навстречу вдоль берега огромную толпу народа - мужчин с опаленными лицами, женщин в обгоревших одеждах, разорванных чадрах или даже ночных сорочках - видимо, прямо с постели. Рядом с женщинами бежали плачущие дети. Совсем маленьких несли на руках. Одна женщина с окровавленным лицом, прижимавшая к груди годовалого ребенка, увидела лодку, остановилась и иступленно закричала:
- "Если только вы прихвостни Скретча, то будьте прокляты во веки веков и в семи поколениях!.."
Затем она вновь сорвалась с места и побежала, тряся орущего ребенка.
Вскоре показался и сам костер. Огромные языки пламени вздымались чуть не до самого неба и отражались оранжевым заревом в Тигре. В беснующемся огне обугливались бедные глинобитные дома, с шумным треском падали балки, проваливались крыши, горели загоны для скота. Пожар, судя по неутихающему пламени, начался не так давно, но от большой, многонаселенной деревни, уже почти ничего не осталось. Пожар явно был рукотворным - между горящих домов то и дело мелькали люди в черных одеждах. Они разоряли амбары, которые еще не сожрал огонь, хватали визжащих женщин, не успевших за своими односельчанами. По обломкам изгородей прыгали плачущие дети, отставшие от своих родителей.
Синдбад, Брин и солдаты молча, во все глаза смотрели на огромный костер, и кровавые отблески ложились на их бледные лица.
По мере приближения к Багдаду и Скале Черепов им встречалось все больше и больше знаков наступающей войны. Беда кружила над Востоком, словно рой ядовитых мух. Они видели еще три горящие деревни. Несколько старейшин, пытавшихся затушить огонь, сказали им, что здесь также побывали люди Скретча.
- "Господи, что они творят! Что они творят!" - в ужасе шептал Синдбад, когда они проплывали мимо очередного пепелища, - " Здесь, куда не плюнь, везде попадешь в Скретча."
- "Мы здесь для того, чтобы прекратить все это, Синдбад," - убежденно отвечала ему Брин, - "Война должна разразиться; она необходима, и этим несчастным, обездоленным людям нужна наша победа."
Последние дни плавания стали вовсе невыносимыми. Воздух насквозь пропитался черным колдовством.
- "Мне тяжело дышать, я задыхаюсь. Здесь везде, повсюду зло", - говорила Брин.
Когда издали повеяло запахом большого города, а в серых клубах облаков показались отвесные вершины Скалы Черепов, в тумане над рекой появилось странное видение. Навстречу лодке, над самыми волнами, медленно летела большая белая птица. У птицы было человеческое лицо, лицо старой, морщинистой женщины со свисающими до самой воды длинными, белоснежно-седыми волосами. Она раскачивала головой из стороны в сторону, словно игрушечный индийский будда, и улыбалась бессмысленной, застывшей улыбкой. Подплыв к самому борту, она вдруг распустила свои тонкие, как паутина, волосы, поднялась в воздух и полетела на них, как на крыльях.
- "Отродья Скретча уже подбираются к самому Багдаду..." - задумчиво пробормотал Синдбад, - "завтра мое плавание заканчивается."
Рассвет следующего дня путешественникам загородила огромная, закрывшая собой солнце каменная громада - Скала Черепов. Ее черные валуны действительно были расположены искусницей-природой так, что образовывали подобие черепов с огромными, устрашающе-темными впадинами глазниц.
Брин сидела, опустив голову, в низко надвинутой на глаза чадре - теперь ей нужно было маскироваться, чтобы в Багдаде ее не узнал никто из черных защитников. Она почему-то избегала смотреть Синдбаду в глаза. Но время прощания уже пришло. Солдаты деликатно отвернулись, и Синдбад заговорил шепотом:
- "Я хочу поскорее вернуться на Номад, Брин. И я хочу, чтобы вернулась ты. Ты... и Мейв.»
Брин посмотрела на Синдбада долгим взглядом, и по ее щекам покатились слезы.
- "Я никогда не вернусь, Синдбад. Я чувствую приближение больших перемен в моей жизни. Они меня осчастливят, но они меня и погубят. Я больше никогда не вернусь!"
- "Не говори так! Все будет хорошо. Мы победим, мы поплывем на Номаде все вместе, вот увидишь!" - взволнованно проговорил капитан, пытаясь успокоить ее.
Брин покачала головой, плача.
- "Прощай, Синдбад. Как же я хотела, чтобы ты полюбил меня... Как же я сама хотела научиться тебя любить".
Синдбад смотрел на Брин, и у него самого в глазах стояли слезы. Солнце торжественно поднималось из-за скалы. Его лучи пронзительно сияли поверх камней и ярко освещали всех, кто находился в лодке, а на силуэт Брин падала тень от паруса, и Синдбаду вдруг почудилась в этом печать грядущей гибели.
- "У тебя влажные глаза, Синдбад. Неужели это из-за меня?.." - Брин растроганно улыбнулась, - "Я запомню тебя таким - молодым, красивым, печальным. Я буду рассказывать о тебе Мейв. Я опишу тебя так, что ты предстанешь перед ней точно наяву. Я расскажу ей о твоей любви."
Синдбад вдруг привлек к себе Брин и нежно, целомудренно поцеловал ее в лоб.
- "А я, если когда-нибудь еще увижу Мейв, расскажу ей о том, как семь лет был другом настоящей женщины - такой же, как она сама. Ты настоящая женщина, Брин, и мужчина, которого ты полюбишь, должен будет носить тебя на руках."
- "Ты никогда не носил меня на руках, Синдбад."
- "Потому что ты никогда не любила меня, Брин."
- "Да... Наверное, это так."
Им было невыносимо грустно, но даже эта грусть была светлой и легкой. Их больше не влекло к друг другу. Они прощались, словно брат и сестра.
- "Прощай, Брин. Мы расстаемся лучшими друзьями. "
- "Прощай, Синдбад. Будь осторожен, ради Аллаха. Я буду очень скучать."
Синдбад выпрыгнул из лодки и поплыл к подножию Скалы Черепов. Дермотт легко вспорхнул вверх и полетел вслед за ним...)
Первое собрание Черной Магии».
Дверь открылась, и в залу стремительно вошла молодая женщина в темно-красных шальварах, шурша шелком, звеня золотыми украшениями. Кошачьей поступью она прошла к центру залы, вызывающе улыбаясь, выставив напоказ свое красивое, ярко накрашенное лицо, свои руки, унизанные браслетами и рубиновыми кольцами, свое белое холеное тело, за обладание которым сотни мужчин продали души дьяволу. Старейшины и черные защитники непроизвольно подвинулись вперед. Вот она, дочь колдуна, великая ведьма Востока, красавица Румина, в точности такая, какой художники изображают ее на портретах: белое, как алебастр, без тени румянца, лицо, тонкие, точеные, нервные ноздри, капризные и злые губы, манящий голубоглазый взгляд, темно-каштановая головка, которая, кажется, с трудом выдерживает тяжесть массивных золотых серег. Поверх шальваров на женщине была одета шелковая юбка, низко сидящая на бедрах, украшенная позолоченная золотой каймой, блузка, расшитая золотом и шаль.
Румина протянула к собранию свою тонкую руку с необыкновенно длинными, багрового цвета ногтями, и заговорила:
- « Я приветствую тебя, повелитель Скретч, и вас, старейшины!»
Скретч нахально оскалился, картинно развалясь на на своем горячем ложе из раскаленных углей.
- «Приветствую тебя от своего имени и от имени всех старейшин, дочь Тюрока. Я призвал тебя для того, чтобы ты рассказала нам все, что тебе известно о белых защитниках и их войске, мой милый голубоглазый демон.»
- «Кажется, это был комплимент,» - хмыкнула Румина.
- «Да, и не в бровь, а в глаз,» - осклабился Скретч.
- «Вот шут гороховый! Но я определенно ему нравлюсь,» - подумала про себя Румина.
- «Я действительно многое могу рассказать о войске Дим Дима, поскольку была близко знакома с одним из них, капитаном Синдбадом. Этот человек в свое время предал меня и до сих пор не заплатил за предательство,» - черты колдуньи стали еще жестче, - «Он имеет небольшую, но верную команду моряков, все они люди храбрые, сильные, но не имеющие никаких магических способностей. В данный момент Синдбад занимается тем, что помогает Дим Диму набирать войско. Семь лет назад его команду покинула женщина, ученица и сподвижница Дим Дима Мейв. Она долгое время боролась с черными защитниками в разных странах, но недавно вернулась на Восток, и, похоже, вновь установила связь с Синдбадом,» - лицо Румины свела судорога, - «Мейв – известная белая волшебница, она обладает некоторыми магическими способностями, сильна в бою.»
- «Опиши старейшинам внешность этой женщины для опознания, так как ее нужно уничтожить,» - потребовал Скретч.
Румина недовольно скривилась.
- «Она высокого роста, выше меня, у нее вьющиеся длинные рыжие волосы, карие глаза… Вообщем-то, ее нельзя назвать уродливой.»
- «А насколько я помню, эта ведьмочка – настоящая красотка! Она очень, очень даже ничего… Многих перещеголяет…» - Скретч в упор посмотрел на Румину.
Та вспыхнула, покраснела и оскорблено поджала губы.
- «Эта женщина опасна, ее необходимо уничтожить. Она так безоглядно верна своему учителю, что не предаст его даже под пыткой.»
- «Что ж, это хорошее качество,» - заметил Скретч.
- «Да, но не для нашего дела!» - запальчиво крикнула Румина.
- «Он просто дразнит меня!» - мелькнуло у нее в голове.
- «Не горячись, дочь Тюрока! Ты на высочайшем собрании, пред очами великого князя тьмы, а не у себя в спальне!» - высокопарно произнес Скретч и тут же расхохотался, высунув длинный красный язык.
Румина побагровела от злости.
- «Сожалею, но мне больше нечего сообщить высочайшему собранию!» - крикнула она.
Злобно стуча туфлями, она устремилась к выходу, отпихнула в сторону привратника и скрылась за дверью.
Зал внезапно освободился от красных облаков шелка, вызывающего блеска золота, тяжкого, чувственного аромата ее духов, и как-то сиротливо опустел. Скретч хохотал до слез.
- «Ну а теперь, когда мы дослушали до конца выступление этой склочной милашки, я полагаю, вы поняли, что вам нужно делать. Прикажите черным воинам найти капитана Синдбада и его команду, а также эту занятную особу Мейв, и убить их. Хотя, что касается последней…Если удастся поймать ее живой, предоставьте ее денька на два мне.»
Скретч скрылся во вспышках пламени, но его хохот еще долго гремел под сумрачными сводами…)
(… Румина вошла в свою роскошную, чудесную спальню – заветную мечту любой персидской аристократки. Мебель из черного дуба и сандалового дерева, вавилонские ковры изумительно искусной работы, белоснежные простыни, такие тонкие, что их можно было пропустить сквозь игольное ушко, медные подсвечники и хрустальные люстры с курящимися в них благовониями – все это богатство было доступно разве что халифу.
Красная от злости, дочь тюрока уселась на подушки перед зеркалом в старинной оправе из чистого золота. Перед ней , на хрустальном столике, лежала ее косметика – флаконы с благовониями, изготовленными из индийских пряностей по особому рецепту, баночками с кремами, помадами и сурьмой. Колдунью окружили служанки, стиравшие пыль с с резного полога ее ложа, поливавшие ядовито-зеленые растения в кадках, расставленных на блестяще-черном паркете, и зажигавшие свечи в люстрах.
- «Скретч совсем разошелся – открыто пристает ко мне при всех, а потом еще и унижает! Как же он надоел мне, этот козлоногий черт!» - процедила сквозь зубы Румина. Впрочем, вернувшись в Скалу Черепов, она уже несколько успокоилась.
В глубоком поклоне к ней подошел ее верный слуга, африканец Айша. Он начал раболепно обмахивать ее пальмовым листом. Негр не отрываясь смотрел на свою хозяйку, и руки у него дрожали от тихого счастья – быть рядом с ней. Айша служил ведьме уже больше 10 лет, и 10 лет она с отвращением ловила на себе его обожающий взгляд.
- «Скажи, Айша,» - капризно начала Румина, обмахивая лицо пуховкой, - «Я красива?»
- «О, как звездное небо, госпожа,» - восторженно прошептал Айша, - «ты прекрасна, как луна, как сон, ты сама богиня персидской ночи!»
Румина даже выронила пуховку от удивления. Она польщенно засмеялась, видно было, что негр приятно пощекотал ее тщеславие.
-«Да ты изъясняешься совсем как поэт, Айша! Но теперь я даже рада, что мой покойный отец когда-то сделал тебя евнухом, а то ты бы так расшалился, что превратился бы из раба в моего любовника! Представьте себе только этого урода Айшу моим любовником!» - Румина захохотала, вслед за ней загоготали ее толстые чернокожие служанки. Айша неловко улыбнулся и покраснел, его всего переполняла такая нежность, что она не могла найти себе места в его тщедушном черном теле, во всей этой сказочно-красивой комнате.
Посмеявшись от души, колдунья продолжала;
- «Нет, уж что-что, а пожаловаться на отсутствие мужчин я не могу – утром жду в гости Шахпура, а вечером наряжаюсь для Абдулы! Не жизнь, а сказка! – только успевай открывать двери!». Рабыни опять захохотали, а по коричневой щеке Айши скатилась горькая слеза, и он совсем неслышно прошептал:
- «Бедная, бедная моя госпожа… Прощаю тебе все и люблю тебя, потому что кроме меня, тебя больше некому любить. Как же ты не понимаешь, что ты совсем не нужна этим важным богатым господам, бывающим у тебя каждый день?.. Как же ты не видишь, что тебя никто, кроме меня, не любит, бедная, бедная моя госпожа…»
Неожиданно дверь в комнату открылась, и вошел привратник – старый сморщенный гном с седеющей острой бородкой.
-«Пришел некий господин Джаск, представляется новым поклонником госпожи Румины и умоляет принять его,» - важно доложил страж.
Румина скорчила недовольную мину.
-«Это что еще за гусь? Вообще-то я ждала господина Али… Ну ладно, пригласи его.»
Она мельком поправила прическу, побрызгала духами запястья и выгнала из спальни всех слуг. Затем ведьма вновь опустилась на подушки, соблазнительно откинула полы своего шелкового темно-синего пеньюара и расцвела в любезной улыбке…)
В комнату вошел мужчина, не замедливший склониться в глубоком поклоне. Пока он кланялся, Румина с интересом разглядывала его. Определить его возраст было трудно, поскольку половину лица закрывала длинная, роскошная черная борода. Он был одет в длинный парчовый халат, расписанный многоцветными узорами, шальвары и белоснежную чалму, украшенную павлиньим пером. Тонкие красивые пальцы были увенчаны массивными золотыми кольцами с драгоценными камнями. Судя по его одежде, гость вполне походил на богатого купца, нажившего немалое состояние, и теперь живущего в достатке и благоденствии. Во всяком случае, именно такой вывод сделала для себя Румина, и мысль о его богатстве сделала ее улыбку еще более приветливой и многообещающей.
- «Я приветствую тебя, незнакомец. Ты искал встречи со мной? Так что же ты молчишь? Подними глаза, я перед тобой, я вся внимание, » - проворковала она чарующим голосом, заранее ожидая, что это сразит гостя наповал.
Господин Джаск поднял голову. Сверкнули пронзительные светло-серые глаза с озорным, недобрым огоньком, на лоб из-под чалмы выбилась светло-каштановая прядь… Румина вздрогнула и покачнулась. Полузабытое, внезапное, жаркое предчувствие окатило ее с ног до головы. Но она все еще не могла узнать этого лица, наполовину скрытого бородой.
- «Я не смею поднять глаза на столь неземную красоту… Я столько искал встречи с вами, столько добивался вашего расположения, что теперь не смею поверить в свое счастье… Простите мне мою робость, госпожа Румина!»
Румина резко встала с кушетки, потому что в противном случае она просто лишилась бы чувств. Земля под ногами пылала, краска бросилась ей в лицо. Она узнала, узнала этот голос! Ее могла обмануть борода, могло обмануть имя, мог обмануть взгляд, но этот мягкий, глубокий, молодой голос она узнала бы из тысячи других. Голос, который в свое время так чарующе-чувственно ответил «нет» на ее требовательное «да».
Румина отлично владела собой. Ее лицо уже обрело свою прежнюю аристократическую бледность, и только глаза горели тревожным, пронизывающим огнем. Она медленно обходила кругами смиренно застывшего на месте господина Джаска, словно тигрица, готовая к нападению.
- «Что же, рада приветствовать тебя в своем доме, господин … Джаск, кажется?.. Скажи, милый Джаск, кого ты мне так сильно напоминаешь?»
- «Может быть, возлюбленного, которого судьба дарит тебе в моем лице?»
- « Хм, а ты, я вижу, осмелел… Скажи, Джаск – что в тебе фальшиво – борода или волосы? Каштановые локоны и черная борода – невозможное сочетание, ты не находишь? Ах, какая досадная оплошность, да?» - ходя кругами, колдунья гасила свечи в канделябрах одну за другой.
- «Просто мои волосы выгорели на солнце, госпожа,» - отвечал Джаск.
- «А вот это мы сейчас проверим,» - Румина рывком сорвала с Джаска чалму. Густые шелковистые волосы разметались по скулам. Румина судорожно вздохнула и опустила в них лицо. Уже через мгновение она отпрянула, словно опомнившись.
- «Фальшивы золотые нити в узорах моего халата. Обыкновенная позолота, » - улыбнулся Синдбад, снимая накладную бороду.
Синдбад… Человек, которого она ненавидела и обожала одновременно. Все такой же молодой, такой же желанный…
- «Сколько лет прошло, Синдбад? Пять?.. Десять?..» - хрипло прошептала Румина, жадно вглядываясь в его лицо.
-«Семь. Какая теперь разница? Этих лет уже не вернешь, как не вернешь того Синдбада, который когда-то тебе отказал. Не сомневайся… Ты же хочешь этого… Иди ко мне, »- прошептал ее гость.
Стояла глубокая ночь. В лунном свете блеснула влажная полоска его зубов за бледными приоткрытыми губами, обманный луч прошелся по тонкой золотистой коже… Дрожащими пальцами Румина погасила свечу. Она задыхалась от страсти. Вся комната пылала тяжкой, темной, невыносимой страстью, от которой просто нечем было дышать. Синдбад уверенным, немного резким движением привлек к себе Румину и впился в ее губы властным поцелуем, ловко освобождая ее талию от пояса пеньюара. И в эту же минуту Румина забыла и о приказаниях Скретча, и о своей долго вынашиваемой мести. Зато она чувствовала его пылающие губы на своей шее. Ее руки, звеня браслетами, горячо заметались по его спине, беспомощные от желания. Она обхватила ладонями его голову и еще сильнее прижала к себе, словно помогая его поцелуям. Властным, не допускающим возражений движением Синдбад бросил ее на подушки. И единственное, о чем в эту минуту была способна думать Румина – какие у него сильные мужские руки… и как приятно им покориться…
Черное облако скрыло луну, словно покрывая их уединение, и ночной мрак опустился на заколдованный замок Скалы Черепов. В комнате стало темно… Совсем темно.)
(… Спустя три дня Брин была в Багдаде. Багдад…Жемчужина Востока. Город мира. Издалека засверкали золотые минареты его старинных мечетей и дворцов, зашумел многолюдный базар, и сердце Брин наполнилось радостью. Но ненадолго. На пристани в шеренгу выстроилась береговая охрана – люди в черных одеждах… Черные защитники. Брин похолодела от ужаса. Надвинув чадру до самых глаз, она шепотом приказала солдатам в лодке замолчать. Лодка причалила к берегу. Что ж, все спокойно, кажется, их приняли за простых рыбаков. Моряки отправились на поиск багдадской гостиницы. По дороге им попался уличный лоток, где продавались парики. Брин подумала и решила приобрести себе один для еще более удачного маскарада. Квартал Хасаддин – на котором, по словам, Дим Дима располагалась гостиница, они нашли без труда. А вот и сама гостиница – 2-хэтажное роскошное здание в древнегреческом стиле с арками, колоннами и росписью на стенах. Брин не без труда открыла тяжелую кованую дверь, оставив своих сопровождающих снаружи.
Великолепие внутреннего убранства сразило Брин с первого взгляда. Высокие, украшенные росписью потолки с позолотой, стены, увешанные дорогими коврами, мраморный пол, устланный циновками, хрустальные люстры с курящимся маслом сандала, факелы, развешанные по станам, диваны и подушки, расшитые бархатом. Брин попала в главную залу гостиницы. Повсюду отдыхали постояльцы – курили кальян, вели беседы, ели виноград и пили вино. Истинный рай на земле. Взгляд Брин упал на большое, во всю стену, зеркало. Она скинула с головы чадру и чуть не расхохоталась. Парик – невообразимая копна кудрявых иссиня-черных волос совсем не шел ей. Тонкие черты ее лица казались еще мельче. Но зато парик подчеркивал задорно вздернутый носик, ласковые, лукавые серые глаза, милую, лишенную чувственного выражения улыбку. А она очень даже миловидна, эта девушка в зеркале – невысокая, хрупкая, изящная, хорошенькая – подумала про себя Брин, и эта мысль ее немного приободрила. Вдруг в стороне послышались чьи-то приглушенные шаги, и все взгляды обратились на мраморную лестницу, увитую плющом...)
Вдруг в стороне послышались приглушенные шаги, и все взгляды обратились на мраморную лестницу, увитую плющом. По ступеням спускалась высокая молодая женщина в богатом наряде из белого шелка – глубоко декольтированной блузе, шальварах, воздушной, отделанной жемчугом накидке, легко струящейся по открытым, позолоченным южным солнцем плечам. Серебряные, с загнутыми кверху носами, туфли мягко постукивали по каменному полу. Вот она, Мейв, Брин поняла это сразу, и какое-то нехорошее чувство кольнуло ее – не то зависть, не то… ревность. О, сейчас она хорошо понимала Синдбада! Эта женщина действительно была прекрасна, прекрасней, чем Брин заключила себе из рассказов команды. Темно-каштановые(накладные, как уже догадалась Брин) волосы были стянуты в тугой узел, горделиво оттягивавший голову назад, оттеняя розовую белизну лица и глубоко посаженные карие, почти черные глаза, горящие посреди белого лица как две золотистые вечерние свечи. Загадочный, волнующий изгиб губ, мягкий округлый овал лица. Но больше всего это выразительное и чувственное лицо красили густые, тонкие черные брови, низко посаженные, изогнутые двумя полумесяцами. Они придавали чертам опытность и лукавство одновременно. Брин, всегда чутко распознававшая человеческие сердца, подумала, что у этой женщины сердце дикой гордой птицы.
Мейв( хозяйка гостиницы Сирен) приветливо улыбалась восхищенным ею постояльцам. Ее насмешливый и одновременно тревожный, своенравный и печальный взгляд плавно скользил с предмета на предмет, словно разыскивая кого-то, и, наконец, остановился на симпатичной кудрявой брюнетке, в упор смотревшей на нее. В это время к хозяйке гостиницы подошли двое жильцов и заговорили с ней. Брин незаметно прокралась через толпу и подошла к беседующим.
- «Я приветствую тебя, прекрасная Сирен. Мое имя Лали, я из Басры. Я много наслышана о твоей чудесной гостинице, в которой механические птицы поют как соловьи, а в фонтанах струится вода из самого Евфрата. Я давно мечтала побывать здесь. В знак моего преклонения прими от меня этот скромный подарок.»
Лали с поклоном протянула хозяйке гостиницы цветок лотоса – тот самый знак, о котором говорил Дим Дим.
- «Что ж, дорогая Лали. Я благодарю тебя и приветствую в своей гостинице. Будь как дома. Об оплате мы с тобой договоримся,» - произнесла Сирен.
Обе женщины обменялись долгим, пристальным, неприязненным взглядом.
-«Я была в Басре 7 лет назад. Наверное, там многое изменилось с тех пор?» - спросила Сирен.
- «Смотря что ты имеешь в виду, госпожа,» - отвечала Лали, однако она прекрасно поняла вопрос хозяйки.
- «Ну, например, как поживают в Басре …капитаны кораблей?»
- «Отлично Все такие же отчаянные парни и бабники, все так же нравятся женщинам.»
Сирен едва заметно качнула головой.
- «Лали продолжала:
-«А вот что касается бородатых здоровяков, то есть старших братьев этих самых капитанов, то они пьют горькую и пристают к молоденьким девушкам.»
Сирен не удержалась от улыбки.
- «А вот как например, поживают корабельные врачи?»
- «Хорошо поживают. Правда, все в делах, трудятся с утра до вечера, изобретают всякие там взрывные смеси, динамитные шашки, порох. А у негров болит правая нога – отдавило мешком с динамитом.»
- «Плохо, плохо… А сколько всего…домов в Басре?»
- «25. В каждом по 25 человек.»
- «Всего, стало быть, 625 человек. Ходят слухи, что завтра в Басру прибудет еще столько же человек.»
- «Давно пора. Пополнение – это хорошо.»
- «Все ли здоровы в Басре?»
- «20 человек больны лихорадкой, а трех подкосила чума.»
- «Да чем же занимаются ваши врачи? Между прочим, лихорадка и чума заразны.»
- «А врачи и так с ног сбиваются. Маловато врачей в Басре.»
- «Завтра прибудет еще10. Есть ли оружие у жителей этого славного города?»
-«Только у немногих.»
-«Затра новички привезут мечи, шиты и копья. И пусть вышеупомянутые братья капитанов и негры немедленно приступают к обучению жителей.»
-«Непременно.»
Постояльцы с удивлением прислушивались к странному разговору хозяйки гостиницы и ее гостьи, но ничего не могли понять. Наступали сумерки. Сирен пожелала всем гостям спокойной ночи и заявила, что желает отправиться на покой.
- «Я благодарю тебя за твой рассказ, Лали. Пойдем, я покажу тебе твою комнату.»
Обе женщины поднялись по лестнице на второй этаж, где обстановка была намного роскошнее, потому что там располагались комнаты для более богатых и знатных постояльцев. Ноги по щиколотку утопали в мягком как облако ковре. По стенам были развешаны серебряные клетки с поющими в них механическими соловьями – чудесными творениями лучших багдадских мастеров. Возле каждой клетки горели свечи в изящных бронзовых канделябрах. Рябом в углу находился фонтан в виде бронзового мальчика, люьщего воду из двух серебряных сосудов. Из-за закрытых дверей доносились приглушенные голоса жильцов. Возле одной из дверей Сирен остановилась.
-«Вот твоя комната, держи ключ. Но сначала пойдем ко мне – я хочу знать о приготовлениях все, в мельчайших подробностях.»
Они прошли в самый конец коридора, к красивой резной двери с золотой ручкой. Войдя, Сирен заперла дверь изнутри и зажгла свечу, озарившую просторную комнату тусклым, загадочным сиянием. Лали осмотрелась вокруг. Совсем не по-женски были обставлены покои хозяйки гостиницы – скорее, по-военному. Стол, два стула, кровать, похожая больше на корабельную койку, умывальник да кованый сундук с нарядами, необходимыми для знатной дамы – вот и все предметы обихода. С предоставленными ей средствами Сирен могла бы превратить эту комнату в райский уголок, но, видно, эта женщина не привыкла к роскоши, подумала Лали. Женщины уселись друг напротив друга.
- «Избавимся от маскарада. В конце-концов, нам придется работать вместе, а значит, мы должны знать друг друга в лицо.»
Сирен сдернула с головы парик, и Лали ахнула, когда ее настоящие, вьющиеся рыжие волосы рассыпались по плечам медными и золотистыми струйками, окрашивая кожу нежно-розовыми тонами, превращая лицо в волшебный ночной цветок.
- «У тебя неплохие волосы,» - деланно небрежно заметила Лали, снимая свои черные локоны. Под ними оказались гладкие темно-русые волосы, аккуратно собранные в пучок. Собеседницы превратились в Мейв и Брин.
-«С твоих слов я поняла, что в команде все более-менее хорошо, что в Басре находятся 25 ваших кораблей и 625 воинов. Они в надежном месте?»
-«Они в небольшом заливе, скрытом от порта дюнами. Синдбад уверен, что там черные защитники их не найдут. «
-«Синдбад всегда во всем уверен. Черных защитников нужно опасаться – они вездесущи. Боюсь, что они уже появились среди моих постояльцев. Я предупрежу Измира, чтобы он установил наблюдение и охрану за кораблями.»
-«Кто такой Измир?»
- «Мой помощник. Ты скоро его увидишь. Надеюсь, ты поняла, что завтра у вас будет пополнение?»
- «Конечно. И рада, что среди них есть врачи – Фирузу нужна подмога, он больше не может справляться один. Оружия хватит на всех?»
-«По расчетам Измира, да. Значит, полностью войско белой магии будет состоять из 1250 человек. А вот в черной армии – 2500 воинов.»
-«Неужели их в два раза больше?»
- «Зла всегда было, есть и будет больше, с этим ничего не поделаешь.»
- «Как себя чувствует учитель Дим Дим?»
- «Неплохо, вот только ревматизм замучил.»
- «Как?! Ревматизм – у великого волшебника белой магии?!»
-«Да, представь себе. Значит, в команде все хорошо?»
- «Да. Все скучают по тебе, постоянно вспоминают о тебе.»
Мейв покраснела от удовольствия, видно было, что ей очень приятно это слышать.
- «Послушай, Мейв… Ведь Синдбад – очень красивый мужчина, правда?» - вкрадчиво спросила Брин.
- «У каждого свой вкус,» - сухо заметила Мейв.
- «А, значит, он не в твоем вкусе? Ну-ну,» - мрачно усмехнулась Брин, теребя в руках свои накладные локоны, - «какой же я была дурой, напялив на себя эти смехотворные кудряшки! Ну разве это не дурацкий парик? Совершенно дурацкий.»
Брин в ярости отбросила накладные волосы в сторону. Мейв слушала ее тирады молча, подперев голову рукой.
- «Но еще большей дурой я была, когда понадеялась, что у нас с Синдбадом что-нибудь получится. Ведь мы совершенно разные, неподходящие друг другу люди, эьо же просто, как два плюс два! Знаешь, Мейв, я хочу поделиться с тобой, как с женщиной… Когда я вступала на борт корабля, я так наивно верила в любовь, что готова была разделить ее с кем угодно. А тут Синдбад… Конечно, он сразу мне понравился. Но по-настоящему я никогда его не любила, а при этом хотела, чтобы он любил меня. Синдбада нельзя ни в чем обвинить, просто он понял меня совсем иначе. Я думала, это привяжет его ко мне,» - Брин невесело усмехнулась, - «теперь я, конечно, понимаю, что просто возглавила армию соблазненных им женщин. Но ведь ты тоже попалась на эту удочку? Значит, мы с тобой похожи.»
- «Несомненно. Разница только в том, что я не спала с ним,» - с такой злостью ответила Мейв, что Брин в испуге подняла на нее глаза. Увлеченная собственными переживаниями, Брин не заметила, как мертвенно побледнела Мейв, как страшно почернели ее глаза, как она изменилась в лице. Она вся была охвачена гневом…нет, не гневом, а оскорбленной гордостью и бешеной ревностью, подсказала Брин интуиция.
- «Что? У вас с ничего не было?» - в таком изумлении спросила Брин, словно это было что-то сверхъестественное, - «это неправда!»
Мейв вызывающе вскинула голову.
- «Да? Неужели Синдбад посмел утверждать обратное?»
- «Нет, но…Я была уверена в том, что…Как тебе удалось?.. Почему же я не смогла?..» - Брин умолкла, опустив голову. В ее глазах дрожали слезы, - какая же я безмозглая, слабая, наивная… Я всегда завидовала тебе раньше, даже не зная тебя. А теперь буду завидовать еще больше.»
У Брин был такой подавленный вид, что Мейв поневоле смягчилась. Ее горящие глаза погасли и вновь стали печальными и усталыми. Она глубоко вздохнула и обняла Брин.
- «Не надо расстраиваться. Ты не виновата в том, что из-за потери памяти у тебя не было никакого опыта. А в моей жизни нет ничего, чему можно завидовать. Люди учатся на своих ошибках. Пройдет время, и ты встретишь близкого, нужного тебе человека…если только кто-нибудь из нас выживет в этой войне.»
- «Знаешь, Мейв,» - тихо сказала Брин. – «Синдбад любит тебя.»
Мейв вздрогнула и опустила глаза.
- «С чего ты взяла?» - резко спросила она.
-«Он шепчет твое имя во сне.»
Мейв прерывисто вздохнула.
- «Ладно. Уже поздно. Иди спать, Брин, завтра нас ждет тяжелый день.»
Брин вышла из комнаты, и Мейв закрыла за ней дверь. Она подошла к окну и распахнула его настежь, словно ей не хватало воздуха. Восточная ночь ворвалась в комнату, наполнив пьянящей чернотой каждый угол. Южный ветер нахлынул в сердце, переполнив его до краев сладкой, щемящей тоской, подхватил и унес далеко-далеко – за Евфрат, за башенки багдадских мечетей, за полночные дюны, за черные облака. Он любит ее! Боль одиночества и тяжелой жизни поднялась в груди и растворилась, улетела, чтобы никогда не вернуться.
В желтых пустынях Востока, на заснеженных островах Севера, во влажных тропиках Юга, в лесах Запада люди сражались и гибли за Добро, за Счастье на Земле, а жизнь ученицы волшебника, всю себя посвятившей этой борьбе, все так же шла своей заколдованной тропой, минуя счастье, покой и любовь на своем причудливом пути. Но сейчас дул ветер перемен, больших перемен!
Если бы в этот час кто-нибудь посмотрел на красивое здание багдадской гостиницы, он увидел бы в проеме окна рыжеволосую женщину с горящими глазами, раскинувшую руки, словно желая обнять небо.
Мейв разбудила Брин ранним утром следующего дня. Она была закутана с ног до головы в черную чадру, оставлявшую открытыми только глаза.
-«Одень вот это,» - она протянула Брин такой же наряд, - «сегодня мы пойдем к городскому самиру и откроемся ему. Он надежный человек, сторонник учителя Дим Дима.Мы расскажем ему о предстоящей битве, узнаем, насколько население города готово к военным действиям, попросим его начать набор наемников и простых солдат, снабдить их оружием… Но нам нужно остаться неузнанными на улице».
Спустя несколько минут Мейв и Брин, одетые двумя скорбящими вдовами, шли по пустынной, залитой утренним солнцем улице Эль-Каире. Со стороны они казались бедными незнатными горожанками, спешащими по своим делам. В воздухе еще носилась легкая рассветная прохлада , жители только просыпались и открывали ставни своих домов, и на улице еще не было ни одного человека. В то время Багдад был одноэтажным городом, и в большей его части жители ютились в маленьких кукольных домиках из желтой глины. Но были здесь и богатые кварталы , такие, как Хасаддин, где находилась прославленная гостиница госпожи Сирен, и Шатт-эль-Арабэ, с главной улицей Эль-Каире. Эль-Каире была длинной, широкой, как площадь, и по обеим сторонам ее мостовой высились 2-хэтажные каменные особняки, увитые плющом и диким виноградом, с крохотными окнами-бойницами и внушительными воротами. За неприступной оградой почти всегда прятался внутренний дворик с изящным бассейном. Возле некоторых зданий росли олеандры – чудные розовые оазисы в каменной пустыне домов. Эль-Каире была самой высокой точкой города, и отсюда открывался прекрасный вид на слепящую синеву реки Тигр.
По дороге Эль-Каире не ездили убогие телеги с запряженными в них ишаками, несмотря на то, что мостовая здесь была вымощена добротным, гладким булыжником. Городские стражи строго следили за тем, чтобы здесь не появлялись грязные нищие, клянчущие милостыню(хотя, казалось бы, у кого же еще ее просить, как не у состоятельных горожан?) Да, Эль-Каире была улицей богачей, мечтой остального населения Багдада, и здесь жил сам городской самир, господин Абу-Хасан.
Когда Брин попала в Багдад впервые, ей сразу бросились в глаз великолепие знатных домов и убогость нищих кварталов, четкая грань между богатством и бедностью. Мейв тоже видела эту грань, но все же она безоглядно любила Багдад, Жемчужину Востока, как поэтично окрестили город его же жители. Багдад с его кричащими контрастами, узкими, витиеватыми улицами, раскаленными в лучах жаркого солнца, угольно-черными южными ночами, белый в бушующем цвете акаций и вишен по весне, неизменно дорог арабскому сердцу, дорог и ирландскому сердцу, любим им нежно, до боли в груди.
Брин, шедшая рядом с Мейв, о чем-то задумалась и вдруг спросила:
-«Скажи, Мейв, ты когда-нибудь была счастлива?»
-«Не знаю. Я никогда не задавалась подобными вопросами,» - сухо ответила Мейв, которую уже начинали раздражать откровенные расспросы Брин.
-«А мне кажется, что я не была счастлива в своей прошлой жизни, и уж точно знаю, что несчастлива сейчас. Наверное, счастье – это когда ты любишь и любима в ответ, когда ни к кому не чувствуешь ненависти… А я хочу любить, я так хочу быть любимой, мне все равно, кто будет этот мужчина!» - горячо воскликнула Брин.
-«Послушай, Брин – ты, вроде бы, уже не юная девушка, а все витаешь в облаках. Откуда у тебя эти романтические бредни, в то время как мы находимся на пороге войны? Добрый меч и немного храбрости – что еще нужно человеку?»
Голос Мейв заглушил пронзительный, радостный крик ребенка.
-«Папа!»
Маленький, смуглый мальчик лет четырех бежал через дорогу, смешно переваливаясь на своих коротеньких пухлых ножках, навстречу высокому бородатому мужчине в ветхой штопанной рубахе. Видимо, мужчина был поденщиком или чернорабочим у одного из господ Эль-Каире. Вслед за мальчиком бежала молодая, но уже подурневшая от тяжелой работы женщина. Муж ласково прижал к себе жену грубыми, заскорузлыми руками, а она нежно смеялась, и любовь была разлита в каждой морщинке ее лица. Ребенок беззаботно играл у их ног, родители со смехом следили, как он пытается поймать на земле ускользающий от него солнечный зайчик. Наконец, отец взял ребенка и поднял высоко над землей под испуганно-радостный смех матери, и поцеловал в кудрявую голову.
-«Да вот же оно, счастье!» - прошептала Брин.
Мейв побледнела, она неотрывно, с какой-то жадной, пронзительной тоской смотрела на счастливую трудовую семью. И столько отчаяния и горя было в ее взгляде, что Брин отвела глаза. Вот то, чего никогда не было ни в жизни Мейв, ни в ее жизни – простого счастья, спокойной жизни, семьи. То, в чем нуждается любая женщина.
Мейв резко отвернулась и пошла дальше; Брин пошла за ней…)
«Второе собрание Черной Магии».
Спустя две недели Скретч решил подвести итоги и вновь собрать высочайшее собрание в Адском Доме. Как известно, Адский Дом был зданием, которое Скретч мог перемещать в любое место на Земле по собственному желанию. Теперь Скретч решил устроить резиденцию Адского Дома поближе к главной «обители зла» в Персии – в трех милях от Скалы Черепов, в безлюдном месте на развалинах разрушенной демонами деревни. Как и в первый раз, на собрание была созвана вся нечисть, в том числе и Румина.
Ровно в полночь, в сумрачном зале Дома собрались приглашенные. Кого среди них только не было – гули, вампиры, демоны всех мастей, колдуны, ведьмы, оборотни, дэвы, гномы, циклопы, просто черные защитники – всех они расселись кругами вокруг своеобразного трона, стоявшего в центре зала – нагромождения камней и раскаленных углей, на которых восседал Скретч. Все было известно, что собрание должно быть распущено до наступления рассвета, иначе многие демоны могут погибнуть. Поэтому участники собрания читали речи один за другим – делали доклады о состоянии черного войска, о собраниях белой магии, о своих достижениях. Время шло, а Румины все не было… Скретч пришел в раздражение – как она могла его ослушаться, неужели все еще помнит обиду?
Вдруг дверь зала открылась и вошла Румина, сверкая счастливой улыбкой. Она была одета в еще более роскошный наряд, чем на прошлом собрании – длинное узкое платье из серебристой кожи, напоминавшей змеиную, декольтированное на спине и полностью закрытое спереди. На руках колдуньи были одеты серебряные браслеты в виде змей, а на шее – серебряный обруч с черным опалом. Ее волосы были убраны высоко наверх и заколоты на китайский манер – двумя заколками-палочками. Скретч поразился тому, как хорошо она выглядит – просто сияет радостью. И только сейчас он обратил внимание на человека, одетого в черное, в черных сапогах и черной повязке, идущего сзади нее.
-« Рада приветствовать высочайшее собрание вновь! Сегодня я решила преподнести вам небольшой сюрприз. Познакомьтесь с моим спутником капитаном Синдбадом!» - торжествующе закончила она.
Все присутствующие невольно похватались за оружие, Скретч сдвинул брови, но Румина сделала предостерегающий жест: -« Не трогайте его! Отныне капитан Синдбад – черный защитник! Он будет служить на стороне зла, и я вполне доверяю ему.» - Румина с влюбленной улыбкой обернулась к своему спутнику. Синдбад поднял голову и слегка улыбнулся присутствующим, давая понять, что он безопасен.
-«Что ж,» - немного смягчился Скретч, - «Добро пожаловать на собрание Черной Магии, капитан Синдбад. Мир магии знает тебя как ярого сторонника светлых сил, поэтому ты должен понимать – доверия к тебе пока что нет.» - Скретч внимательно вглядывался в лицо Синдбада, пытаясь разглядеть в нем обман, но оно оставалось непроницаемым.
-«Я готова поручиться за него, повелитель,» - поспешила добавить колдунья.
- «Ну что ж, это хорошо. Но готов ли он сам доказать свою искренность и выдать нам секретные планы войска Белой Магии?»
- «Я готов, повелитель. Я буду верно служить тебе,» - с поклоном произнес Синдбад.
- Черные защитники с одобрением закивали головами.
- «В таком случае, мы рады выслушать тебя. Чем больше ты нам сообщишь, Синдбад, тем лучше для тебя. И помни: предателей ждет страшная смерть!» - свирепо заключил демон, пытаясь запугать своего новоявленного сторонника, но лицо капитана оставалось непроницаемым …)
(…На следующий день Дермотт, которого Синдбад взял с собой в Скалу Черепов, нес в когтях послание учителю Дим Диму.
… « Учитель, моя миссия уже вступила в силу. Я в замке, Румина находится под моим влиянием, она полностью мне доверяет. Вчера я присутствовал на собрании Черной Магии. Планов Скретча я пока что не знаю, так как черные защитники мне еще не доверяют. Они потребовали у меня рассказа о планах Белой Магии, я дал им ложные ориентиры. С помощью Дермотта я буду держать тебя в курсе событий постоянно, жду новых распоряжений…»..
Румина жила как в сладком сне. Последние две недели казались ей сказкой, ставшей явью. Человек, с потерей которого она давно примирилась, желая только мести, добровольно пришел к ней, добровольно отдался в ее власть! Осознание своей власти над Синдбадом еще больше щекотало ее самолюбие. Он предал свою рыжую ирландку после того, как она спустя столько лет вернулась в Персию! Он бросил всех ради нее! Мейв… Румину передергивало от ненависти, когда она вспоминала эту женщину. Перед ее глазами все еще вставали ее горящие гневом глаза и своевольно вздернутая медноволосая голова… И восхищенный, страстный взгляд Синдбада, обращенный к ней. Да, эта ведьма принесла ей много бед и разочарований… Она и сейчас была бы рада вонзить ей в сердце нож. Это вечная, древняя как мир, обоюдная ненависть, настолько глубокая, что время неспособно искоренить ее… Но теперь все было позади. Теперь с ней был ее Синдбад, мужчина ее мечты. Черты ее жестокого лица разглаживались, становились по-доброму прекрасными, когда она смотрела на него, в них появлялись отблески чувства. В каждом его движении Румина видела исполнения своих желаний, каждый его взгляд обещал ей новые наслаждения. Она торжествовала, она добилась своего, она победила!.. Но в то же время даже ее ледяное сердце чувствовало, что Синдбад не отдает ей ни капли истинной любви и сердечного тепла и целует ее с наигранной нежностью. Она получила свое, но что-то было не так. И она хотела выяснить причину! Как-то на собрании Черной Магии она слышала, что в день летнего солнцестояния, в ранний рассветный час, у истоков реки Евфрат появляется заколдованный Храм Будущего – прекрасный дворец, вырастающий из облаков. И есть в этом Храме оракул, который готов дать ответ на любой вопрос…всего один вопрос. И много еще чудес и диковинных вещей есть в прекрасном храме, но с первым лучом полуденного солнца он исчезает, тая в тумане… И те, кто не успеет покинуть его, навек исчезают вместе с ним в небытие.
День летнего солнцестояния должен был наступить завтра… И завтра она получит ответ на все мучающие ее вопросы! Румина решилась.
Вечером они с Синдбадом гуляли по роскошным залам Скалы Черепов. Замок был гордостью Румины, и она могла часами бродить по его бесконечным, богато убранным комнатам, переходам и коридорам, а Синдбад с удовольствием потакал ее прихотям…и незаметно осматривал каждую потайную дверь, каждый закоулок, каждую раззолоченную нишу… Но счастливая Румина ничего не замечала… А может, и замечала, но не хотела себе в этом признаться. Теплая рука Синдбада лежала на ее талии, и ей было покойно и необычайно хорошо.
- «Ты любишь меня, Синдбад?» - вдруг спросила она, нарушив безмятежное молчание.
- «Конечно, люблю, моя недоверчивая девочка. Разве иначе я пришел бы к тебе, преодолев такое огромное расстояние?.. Ты так соблазнительна – как можно тебя не любить?» - ласково улыбнулся Синдбад, еще крепче прижав ее к себе.
- «А… Тогда понятно,» - с непонятной грустью отозвалась она. Синдбад не умеет лгать. И никогда не умел – это его отличительная черта. Что-то было фальшиво в его речи или в его взгляде – но что, Румина понять не могла.
- «Меня так удивил твой неожиданный приход… Я не ждала тебя уже много лет, признаюсь. Решила покончить даже с памятью о тебе. И вдруг ты… нежданный гость. В первый момент я даже не задумалась, откуда ты взялся – такой покорный, милый, на все согласный… А теперь мне это уже все равно. Пора забыть прошлое, ведь так, дорогой? Мне лишь важно знать, что ты больше не предашь мою любовь и мою безграничную доброту к тебе – не забывай, ты многим мне обязан – а на остальное я готова закрыть глаза,» - улыбнулась Румина.
-«Интересно, чем я тебе обязан,» - подумал про себя Синдбад, а вслух сказал:
-«Ты права, моя милая – пора забыть о прошлом. Есть только будущее, нужно в него верить.»
-«Кстати, о будущем…» - и колдунья рассказала Синдбаду историю о Храме Будущего.
-«Ты рассказываешь удивительные вещи, Румина. Но чудес на свете много – к чему ты клонишь?»
- «День летнего солнцестояния завтра,» - пояснила молодая женщина, глядя Синдбаду в глаза.
- «Тогда чего мы медлим?» - невозмутимо отвечал Синдбад, - «Нам просто необходимо спросить оракула об исходе войны.»
- «Ты прав, любимый. Я хотела сказать как раз о том же.»
Они вышли на террасу Скалы Черепов. Румина вытащила из-за пояса шелковый мешочек, развязала его и бросила на воздух какую-то пыль.
- «Что это?»
- «Прах летучей мыши.»
Румина начала шептать магические слова. Послышался сильный шум, словно хлопанье огромных крыльев, и в воздухе показались две гарпии - чудовищные птицы с женскими лицами. Их пронзительные крики напоминали хохот и были невыносимы. Капитан невольно попятился, потянувшись к рукояти меча. Но колдунья засмеялась:
-«Не бойся, дурачок. Теперь они к твоим услугам.»
Когда гарпии опустились на край террасы, капитан заметил, что она были впряжены в серебряную колесницу.
-«Летающие колеса?» - изумился он.
-«Именно, любимый. А на чем по-твоему мы будем добираться до истоков Евфрата? Милости прошу, » - Румина улыбнулась и сделала приглашающий жест…
«Храм будущего. Утрата талисмана.»
Несколько часов летела по воздуху серебряная колесница. Весь юг Персии проплыл перед глазами Синдбада: река Тигр, старинный Вавилон, Кут-эль-Амара, Басра, Абадан… Когда она пролетали над Басрой, Синдбад порадовался, что земля окутана ночным сумраком, и с высоты нельзя разглядеть тайную стоянку его кораблей.
-«Как там Дубар?.. Справляется ли он?» - с внезапным приступом тревоги подумал он.
Могучие чешуйчатые крылья гарпий мощно рассекали воздух, ветер трепал каштановые волосы капитана и пышные кудри Румины. Синдбаду нравилась эта воздушная прогулка; она напоминала ему путешествие на ковре- самолете, совершенное семь лет назад…когда на Номаде была Мейв. Мейв… Если бы она сейчас стояла рядом с ним. На месте Румины, подумал Синдбад. Иногда ему бывает так трудно вызвать в памяти ее образ. Ее пальцы в зареве огня, когда она стреляет молнией, чуть тронутый загаром лоб, черные крылья бровей… Он ускользает, тонет в пучине времени, как тот призрак, приведший его в Адский Дом. Интересно, как она приняла Брин, сможет ли Брин понять ее тревожный, замкнутый образ жизни, поладят ли они?.. Жизнь подарила ему стольких нелюбимых женщин… и отняла единственное дорогое существо.
Синдбад тряхнул головой, словно отгоняя от себя печальное видение. Выше нос! Он никогда не был склонен к философским раздумьям и не впадал в тоску; и не станет делать это сейчас. Чужая, другая женщина смотрит на него глазами, полными страсти, и он должен оправдать этот взгляд, чтобы не подвести множество людей, возлагающих на него надежды. Синдбад весело улыбнулся Румине.
В дымке первых рассветных лучей колесница опустилась у истоков Евфрата, на берегу Персидского залива. Синдбад вышагнул из колесницы и подал руку Румине, чтобы помочь ей выйти – она явно ждала этого галантного жеста. Они стояли по щиколотку в густой траве, уже немного пожелтевшей от июньского солнца. Румина брезгливо подняла полы платья. Вокруг них была холмистая пустошь, местами росли одинокие пальмы, впереди раскинулась небольшая пальмовая роща. Позади простиралась песчаная коса, и шумел Евфрат. Стояло раннее утро, где-то вдалеке выдавала звонкие трели какая-то птица.
- «Будем ждать,» - Синдбад скрестил руки на груди. Гарпии нетерпеливо били о землю когтистыми лапами, кровожадно озираясь по сторонам. Над землей клубился густой туман. Прошло некоторое время. Вокруг было по-прежнему тихо и безмятежно, лишь вдалеке с рокотом билась о берег волна.
-«Знаешь, Синдбад, я думаю, что это был обман. Всего лишь глупая сказка, не более, мы зря проделали такой длинный путь,» - прервала молчание колдунья, капризно поджимая губы.
Первый луч солнца сверкнул в бледных небесах и рассек клубы тумана. Облака засветились золотистыми и розовыми бликами, начиная принимать какую-то форму…
Синдбад почувствовал, что что-то происходит. Облака начали превращаться в беломраморные колонны, окна, выложенные хрустальными витражами, бело-голубые стены, словно сотканные из кусочков неба… И вот, наконец, перед ними расстилается широкая лестница, окутанная туманом.
Синдбад обернулся к восхищенной Румине.
-«Может, это и сказка, милая. Но она очень похожа на явь!»
Взявшись за руки, они поднялись по ступеням. Двери распахнулись перед ними сами.
Они очутились в просторном круглом холле, залитом белым светом. Потолок терялся где-то в сияющей высоте. Прямо перед ними высились три огромные двери с горящими на них огненными буквами.
-«На каком языке эти надписи? Я не могу разобрать ни слова,» - удивился капитан.
-«И не разберешь,» - снисходительно усмехнулась Румина, - «Это древний, мертвый язык ассирийских магов. На левой двери начертано: «Ирт ацнлос,» - означающее «Что было.» На правой двери: «Ирт кессар» - «Что будет.». Посередине же написано: «Ирт хасебен,» и это означает « То, что есть.»
-«Ты молодец, Румина,» - восхитился Синдбад, -«И что же мы будем делать? В какую дверь войдем? Нам нужно поторапливаться.»
-«Может быть, узнаем то, что было? Разберемся в том, что происходило с нами,» - предложила молодая женщина, вопросительно глядя на капитана.
-«Тебе все никак не дает покоя прошлое. Хочешь, я сам скажу тебе то, что было раньше? Раньше я плавал на Номаде и был сторонником старика Дим Дима. Раньше у меня были другие женщины, не скрою, а у тебя были другие мужчины. Раньше у нас с тобой было много ссор и недопониманий. Но теперь все в прошлом, понимаешь? То, что было – то прошло,» - убедительно произнес Синдбад.
-«Тогда давай узнаем, что с нами происходит сейчас.»
-«Сейчас нам с тобой хорошо, Румина, и это главное. А все остальное неважно. Нужно узнать будущее. Не забывай, мы хотели спросить оракула об исходе войны.»
- «Да, любимый, ты прав. Это главное,» - согласилась Румина, отворачиваясь. Видно было, что ей хотелось узнать именно настоящее, чтобы получить ответ на какие-то вопросы, мучающие ее сейчас. Будущее так далеко и туманно – ей хотелось разобраться в себе и своем сегодняшнем дне.
Было решено, что первой пойдет Румина. Она толкнула дверь. Но дверь не поддалась. Зато на ней загорелась новая надпись. Румина испуганно отпрянула.
-«Это еще что?» - нахмурился Синдбад.
-«… Не откроется сокровенная дверь, пока желающий войти не принесет жертву на алтарь Храма Будущего. Жертва эта должна идти из самого сердца. Любая дорогая сердцу вещь может стать такой жертвой. Не поскупись же, входящий!» - перевела Румина.
Вдруг позади вспыхнуло пламя. Оба испуганно обернулись. Посреди зала образовалась воронка с крутящимся в ней огнем.
-«Видимо, это и есть алтарь,» - предположил Синдбад.
Они подошли к огненной воронке.
-«Отдам ему свои кольца. Больше у меня ничего такого нет. Они дороги мне, ведь я люблю деньги и драгоценности,» - Румина начала нервно стягивать с пальцев свои золотые кольца и бросать их в огонь. Пламя уходило куда-то вглубь, словно под землю. Рыжие языки немедленно окружили драгоценности и утянули куда-то вниз.
-«Что же отдать мне?» - подумал Синдбад. У него есть только изумруд Мейв и радужный браслет – единственная память о друге и брате по духу самурае Тецу. Но он не может отдать изумруд. Это его талисман, и, кроме того, подарок женщины, которую он, возможно…больше никогда не увидит. Синдбад решительно стянул с запястья браслет и бросил его в огонь. Когда священный огонь уволок браслет в свои пылающие недра, он вздрогнул и опустил глаза.
-«Теперь пойдем,» - Румина схватила Синдбада за руку, преисполнившись какой-то нервной решительности, и потащила к двери «Что будет». Она смело толкнула ее и вошла, оставив капитана снаружи, замолкшего, печального, ставшего вдруг безучастным к происходящему…
…Румина вошла в огромную алебастровую залу. В ней все было из алебастра, кроме стен. Стены состояли из огромных многогранных зеркал. Когда в высокую алебастровую дверь кто-то входил, в чудесных зеркалах появлялось отражение, но не самого человека, а его души, во всей ее красоте или наоборот, безобразии.
Когда дочь Тюрока вошла внутрь, зала огласилась ее криками. Из всех зеркал на нее смотрели отвратительные зеленые змеи с острыми красными языками и леденящими кровь голубыми глазами. Впоследствии колдунье долго снились эти кошмарные змеи и отвратительная, жуткая синева их глаз. Она в ужасе упала на колени и закрыла лицо руками.
-«Ты испугалась своего отражения, принцесса змея?»- донесся гулкий голос из глубины зала, - «Но ведь это же твоя собственная душа! Странные вы создания, люди – пугаетесь того, что видите в зеркале и не боитесь того, что это самое живет в ваших утробах, в ваших сердцах… Что тебе нужно от меня, дочь Тюрока? Зачем ты тревожишь меня своим присутствием?»
Румина встала с колен, и не отрывая рук от лица, быстро пошла вглубь зала. Там, в темном углу, под самым потолком, висело на серебряных цепях странное стеклянное увитое плющом сооружение, напоминающее собой раскрывшийся цветок. В его глубокой чаше восседал оракул, облаченный в длинные белые одежды. Руки его, покоящиеся на лепестках цветка, были усеяны перстнями. На вид это был совсем еще молодой мужчина, чрезвычайно бледный, как алебастр, с тонкими, правильными, но совершенно недвижными чертами. Казалось, на это лицо одели маску – настолько оно было мертвым. За все время присутствия Румины в зале оракул не сделал ни одного движения ни рукой, ни ногой. Глаза его были открыты, но не моргали, и от этого смотреть в них было страшно. В них не было ни каризны, ни синевы, невозможно было даже сказать куда смотрит оракул – на свою гостью или вдаль – они были незрячими и совершенно белыми, будто белки в них заволокли радужную оболочку и зрачки. Череп его был чисто выбрит и сиял под лампами, точно намазанный эфирным маслом.
-«Знаешь ли ты, прекрасная женщина, что мне можно задавать лишь один вопрос – иначе тебе придется отдать мне свои глаза?»
-«Теперь знаю, оракул. И вот мой вопрос. Ты провидец, и наверняка знаешь капитана Синдбада, бывшего белого защитника, который затем переметнулся на сторону черной магии и стал моим долгожданным любовником. Он целует и ласкает меня, шепчет мне страстные слова, я таю в его руках… но в то же время не чувствую его любви. Скажи мне, оракул,» - Румина страстно воздела к предсказателю руки, - «Как мне заставить его любить меня? Я так хочу быть любимой им!»
Оракул едва заметно разомкнул губы и заговорил, при этом на его лице не двинулся ни один мускул.
-«А любишь ли ты его сама, дочь Тюрока? Что ты испытываешь к нему, кроме своей неудовлетворенной похоти? Кусок льда не способен любить. Вынь камень из своей груди, Румина – и готовь купаться в его нежности.» - голос оракула стал вкрадчивым, - «не хочешь ли ты спросить меня, кто победит в этой войне?»
-«Да, я хочу…», - начала Румина и тут же испуганно осеклась – как она могла забыть? Один вопрос – не больше! Но тут ветви плюща, опутывавшие ложе оракула, упали на пол и хищно протянули к ней свои зеленые побеги. Румина с криком бросилась прочь. Ветви заскользили по полу вслед за ней, цепляясь за ее ноги.
-«Отдай глаза!.. Отдай!..» - шипели изо всех зеркал зеленые змеи. Вот уже алебастровая дверь… Захлебываясь визгом , колдунья схватилась за ручку, вылетела за дверь и захлопнула ее за собой. Она бросилась бежать прочь из удивительного храма, а плющ проник в дверные щели, и точно чьи-то тонкие зеленые руки, завил собой всю дверь.
…- «Что случилось, Румина?» - крикнул Синдбад, догоняя Румину, со всех ног бежавшую к колеснице. Колдунья запрыгнула внутрь и схватилась за изящное серебряное кнутовище, собираясь стегнуть гарпий.
- «Постой! Ты что, решила бросить меня здесь?» - остановил ее капитан.
-«Пойди и убей это чудовище! Немедленно! Я подожду тебя немного… но если ты не вернешься через несколько минут, я улечу одна. Я боюсь оставаться здесь! Моя магия здесь бессильна. Это чудовище из другого мира. Иди, чего ты медлишь!» - закричала Румина срывающимся голосом, указывая ему на храм дрожащей от ярости рукой. Синдбад развернулся и пошел внутрь, и поглощенная смятением колдунья не заметила, как в его взгляде мелькнуло презрение.
-«Значит, так ты собираешься поступить со своим «любимым и единственным»,» - прошептал он, поднимаясь по ступеням.
Синдбад вошел в алебастровую залу. В этот же миг зеркала озарились светом, и в каждом из них отобразилась зеленая морская гладь и белый силуэт чайки, быстро летящей над водой и задевающей крылом гребни волн.
-«Неужели чайка?.. Чайкина душа, чайкино сердце!» - пораженно прошептал Синдбад. (Во время воздушной прогулки Румина успела объяснить ему, что, как она слышала, в Храме Будущего можно увидеть сущность собственной души).
В противоположном конце зала послышался приглушенный смех.
-« Глупые люди! Душа чайки… Такой душой может похвастаться не каждый человек. Светлый разум, храброе сердце… Дух свободы! Не то, что змеиная суть, как у моей недавней гостьи. А мне хотя б такую… Да только у оракула не может быть души,» - оракул усмехнулся, не шевельнув ни одним мускулом рта, безо всякой улыбки.
-« Итак, чего ты хочешь от меня, человек с душой чайки, капитан Синдбад?»
Он по-прежнему сидел на своем троне-цветке, и ветки плюща с ложной безмятежностью оплетали чашу.
Синдбад открыл было рот, и на языке у него был вопрос: « Кто выиграет войну?», но вместо этого он вдруг произнес:
-«Мейв… Я когда-нибудь увижу ее?»
-«Увидишь и будешь вместе с ней, но только если в День Красных Дюн она всадит нож в грудь принцессы змеи… А хочешь ли ты узнать, за кем останется победа на войне?»
-«Да, хочу…»
Стебли плюща слегка всколыхнулись.
-«Но не спрошу. Потому что уверен в нашей победе.»
-« В нашей – это в чьей? Белой или черной магии?» - спросил раздосадованный оракул.
-« В победе Истины,» - многозначительно ответил капитан и вышел из залы.
И как только он вышел, полуденный луч пронзил воздух, и замок, окутавшись завесой из тумана, начал исчезать.
Наружи его ждала Румина, раздраженная, нервно теребящая складки шали.
-«Наконец-то! Я уже хотела отправляться без тебя. Ну что? Ты убил этого мерзкого слепца?»
-«Даже не подумал. Наоборот – получил ответ на свой вопрос. Радуйся, моя дорогая – победа будет за черной магией, теперь уж точно!»
-«Для меня это не новость,» - Румина с деланным безразличием пожала плечами, - «Ведь я спросила о том же самом.»
«…Кусок льда не может любить… Вынь камень из своей груди… И почему только оракулы так любят говорить загадками? Может, это значит, что я слишком груба к Синдбаду и должна быть милостивее к нему…» - размышляла Румина, лежа на шелковых простынях в своей спальне. Вернувшись в Скалу Черепов, она немного успокоилась и призадумалась над словами оракула. Она лежала, в постели, закинув руку за голову, в полупрозрачном черном пеньюаре.
Дверь отворилась, и в комнату вошел Синдбад. Из политических соображений он был одет в одежду черного защитника – шелковую черную рубашку, которая очень шла ему, делая его удлиненного разреза глаза небесно-голубыми, черные штаны, высокие сапоги и черный плащ. Даже волосы его были повязаны черной повязкой. Он поцеловал Румину и начал раздеваться.
-«Тебе идет черный цвет,» - заметила колдунья, лениво следя за его действиями. Ей нравилось наблюдать за тем, как он раздевается. Синдбад вытащил из-за пояса красивый трехгранный клинок.
-«Кстати, давно хотела тебя спросить – откуда у тебя эта прелесть?»
Синдбад любовно провел ладонью по резной рукояти, блестящему лезвию.
-«Подарил черный старейшина на собрании, разве ты не заметила?»
-«А почему в его рукоять не вставлен рубин, как у всех наших защитников? И в одежде ты никогда не носишь рубинов...» - нахмурилась Румина.
-«Подозреваешь меня в сношениях с белой магией?» - усмехнулся Синдбад, - «Главное, моя красавица, в том, что у тебя в голове, а не в том, какие украшения ты носишь. А в мыслях, да и на деле я уже давным-давно самый настоящий черный защитник. И что я – женщина, чтобы украшать себя?.. Ты - мой самый красивый рубин.»
Румина польщенно засмеялась, подозрение, омрачившее ее черты, растаяло. А когда Синдбад разделся и лег рядом с ней, она уже забыла и о кинжале, и об оракуле и вообще обо всем на свете.
…Если в День Красных Дюн она всадит нож в грудь принцессы змеи… Ненавижу оракулов из-за этих головоломок!.. Принцесса змея… Кто бы это мог быть?..» - Синдбад шагал взад-вперед по террасе ведьминого замка, высшей точке Скалы Черепов, - «И что значит День Красных Дюн? Где он, спрашивается, видел дюны красного цвета? ..» - он подошел к краю террасы и поставил ногу на низкий парапет. Здесь, наверху, было ветрено, воздух – горяч и разряжен.
Внизу, в радиусе одного-двух километров, простиралась настоящая бархановая пустыня. Ни одной травинки, ни одного растения не росло на глине, смешанной с камнем и песком. Казалось, вся природа вокруг Скалы Черепов вымерла… А может, и не просто казалось. Вдали, вдоль линии горизонта, высилась длинная каменная стена, окружавшая Багдад. Внутри стены, едва видимые невооруженным взглядом, маячили сторожевая башня городской крепости и золотые купола дворца халифа – великолепного произведения искусства из белого мрамора. Стольный город прятал свои сокровища подобно драгоценной шкатулке, неприступный, огороженный со всех сторон.
-«Черным защитникам будет нелегко взять его приступом,» - подумал Синдбад.
Недалеко от подножья стены вилась тонкая черная полоса. Вглядевшись в нее пристальней, Синдбад понял, что это колея, протоптанная колесами караванов. А еще ближе нес свои мутные воды великий Тигр – источник жизни, кормилец всего Багдада. Отсюда, с террасы Скалы Черепов, он казался тонким ручейком. Сама река протекала вне города, но множество кяризов, отведенных от нее, доставляли воду в город. По берегам Тигра жизнь цвела со всей праздничностью Багдадского лета – оазисы грушевых деревьев, финиковые пальмы, заросли дикого винограда и магнолий, пение птиц… А затем начинались мрачные серые барханы, точно невидимая черта была проведена между той чертой и этой, между жизнью и смертью. Все умирает от прикосновения черной магии. Что же он делает среди этого опустошения, когда даже стены замка, кажется, вопиют, что он здесь единственное живое существо из живого мира, тоскливо подумал Синдбад. Там, в Багдаде, сейчас бушует лето, лимонные деревья наливаются соком, пьяные от июньского солнца, там есть живая женщина, которая, может быть, любит и ждет его, может быть, ревнует… А может быть, ей все равно?.. Еще бы немного продержаться, еще преодолеть искушение и не сбежать отсюда…
Снизу, из недр скалы, послышался торжествующий смех и радостные возгласы. По лестнице, ведущей на террасу, поднималась Румины. Ветер, гулявший в вышине и гулко ударявшийся о камни, мгновенно встрепал ей прическу, и темно-каштановые космы окружили ее бледное лицо.
-«Отличная новость,Синдбад! Наши люди только что смели с лица земли две деревни в окрестностях Хилла!» - Румина светилась от счастья.
Синдбад на секунду отвернулся, потому что внутри все заболело от горечи и ужаса.
-«Две деревни! Две деревни, а я не смог даже предупредить Дим Дима!»
Но через мгновение он повернулся к Румине с веселой улыбкой.
-«Какая удача! Но почему ты не сказала мне о готовящемся набеге? Или ты мне не доверяешь?»
-«Что ты, милый! Просто хотела сделать тебе сюрприз.»
-«Ты его сделала,» - многозначительно произнес капитан, - «но прошу тебя, в следующий раз предупреждай меня, а то я чувствую себя обделенным.»
Дермотт, в течение нескольких дней прятавшийся в Скале Черепов, в глубокой щели между камнями, летел в форпост белой магии. К его лапке была привязана записка следующего содержания:
«Это я во всем виноват, Учитель. Я узнал о бойне слишком поздно. Она скрыла это от меня. Учитель, отстрани меня от дела. Я не справляюсь. Я все испортил.»
На следующий день птица прилетела с ответом. Синдбад ждал ястреба на террасе, сидя на парапете и обхватив голову руками. Он молча развернул записку.
«Это был большой промах, и не только с твоей, но и с нашей стороны, Синдбад . Мы все виноваты в этой ужасной беде, поэтому не казни себя. Румина - необыкновенно коварная женщина, возможно, она еще не вполне доверяет тебе. Не отчаивайся; если бы могли выпытывать у врагов все, у нас бы уже не было врагов. Я не могу отстранить тебя. Ты – наша единственная надежда, ты верный, добрый, сильный, а главное – совестливый человек. Ты справишься.»
Синдбад глубоко вздохнул и сжег записку.
-«Спасибо, Учитель. Это все равно что глоток воды в пустыне.»
Румина вновь спешила к своему возлюбленному.
-«Что это ты так полюбил эту террасу? Мне это нравится – я тоже люблю ее и провела здесь немало приятных минут.»
-«Оказывается, ты можешь что-то любить?» - с сарказмом подумал Синдбад, а вслух поинтересовался:
-«И с чем они были связаны?»
-«С моей маленькой местью. Года три назад у меня было одновременно пять поклонников. Двое из них мне изменили, трое – просто надоели, и я решила от них всех избавиться. Никто из не знал о существовании другого. Однажды ночью, тайком, я привела их одного за другим на эту террасу, собрала их вместе и рассказала правду. Каждый из них загорелся ревностью, они повыхватывали оружие и бросились друг на друга. Но вот несчастье – ночь была очень темная, а парапет, как видишь, очень низкий… Они летели вниз, друг за другом, как мешки с трухой!» - Румина захохотала. Синдбад непроизвольно отошел от края.
-«А знаешь,» - продолжала довольная ведьма, - «Что я видела в зале оракула?.. Мою душу! Она похожа на прекрасную изумрудную змею!»
Внезапно лицо Синдбада озарилось светом, точно его осенила поразительная догадка.
-«Ты настоящая принцесса змея, Румина ,» - с потрясенной улыбкой проговорил он.
-«Спасибо,» - польщено отозвалась колдунья.
Мысль капитана напряженно и лихорадочно работала.
-«Принцесса змея… Все сходится! Ведь Мейв всю жизнь мечтала уничтожить Румину. Значит, мы встретимся только если она убьет ее… Осталось разгадать лишь эти проклятые Красные Дюны»…)
…..Спустя три дня в Багдаде.
Стоял жаркий июльский полдень, но окно в комнате хозяйки багдадской гостиницы было наглухо закрыто. Ни постояльцам, ни случайным прохожим не следовало видеть и слышать тех странных вещей, что творились в это время в покоях Сирен. Постояльцы лежали, развалившись, на кушетках в главном зале, курили кальян и пили прохладительные напитки. Кое-кто уже дремал, окончательно разморенный жарой.
А в это время наверху Мейв ходила взад-вперед по своей маленькой комнатке, недовольно глядя себе под ноги. Она была крайне недовольна и раздражена. Брин сидела за столом, и у нее в глазах стояли слезы досады. Перед ней стояла незажженная свеча. Возле свечи стояли маленькие лампадки, в них тоже не было огня. Брин упорно буравила взглядом свечу, промаргивая предательски набегающие слезы. Все было бесполезно. У нее ничего не получалось. А задача была так проста с точки зрения магического искусства: нужно было зажечь свечу взглядом , читая при этом заклинание огня (книга заклинаний лежала у Брин на коленях, она также ничуть не помогала ее горю), взять огонь руками, прочитав при этом оборонительное заклинание против ожогов, и переместить его в лампадки, чтобы в каждой заискрилось пламя. Но у Брин не получалось даже зажечь свечу.
Дело было в том, что несколько дней назад Мейв получила указания от учителя Дим Дима обучить Брин азам белой магии. Мейв заранее не понравилась эта идея, но против воли учителя не пойдешь. Вот с этого момента и начались неприятности.
-«Не знаю, в чем дело, не знаю!... Это была ужасная затея! Ну конечно, какой из меня учитель, когда я сама училась магией урывками, не имела времени, чтобы практиковаться…» - говорила Мейв, меряя комнату шагами, - «Брин, ну попробуй еще раз. Это ведь… так легко! Посмотри внимательно на фитиль, вложи в этот взгляд все силы, которые только есть, и одновременно читай заклинание. Читай быстро, скороговоркой! Воспламени свой взгляд! Ну! Давай!» - крикнула Мейв, резко остановившись и топнув ногой.
Брин только застонала.
-«О Аллах…» - Мейв всплеснула руками и продолжила хождение.
-«Создание огня – очень важное средство борьбы с врагами. С помощью пламени можно воздвигнуть вокруг себя пылающую стену, можно сжечь любые преграды…,» - монотонно заговорила она, пытаясь скрыть раздражение. Но увидев, что Брин вконец расстроена и подавлена, смягчилась и подошла к ней.
-«Брин, успокойся. Я тоже когда-то начинала с нуля. Рано или поздно ты научишься пользоваться магией. Проблема лишь в том, что у нас так мало времени на твою учебу…» - Мейв хотела положить руку на плечо Брин, но остановилась. Неприязнь к этой женщине давала себя знать. Интересно, как на Номаде столько лет обходились без магии, едко подумала она. Мысль о Номаде напомнило ей о Синдбаде и Румине. Это окончательно вывело ее из себя.
-«Дела идут из рук вон плохо. У тебя ничего не получается. Синдбад проворонил нападение на две деревни, потому что Румина якобы ничего ему не сказала. Но почему ж она молчала, ведь она в нем души не чает!... И похоже, он в ней тоже, раз ведьме удалось настолько задурить ему голову!...» - Мейв чуть не подпрыгнула от негодования при последних словах, дойдя до градуса кипения.
-«Мейв, не волнуйся так! Все уладится… Синдбад не виноват, Румина действительно могла обмануть его…» - попробовала увещевать ее Брин.
Мейв обернулась к ней, ее глаза метали молнии, а в голосе зазвучала неподдельная горечь:
-«Синдбад никогда ни в чем не виноват!.. О, лучше б я не вызволяла его из широт Сур. Я думала, Дим Дим направит его сюда, в Багдад. Что МЫ БУДЕМ ВМЕСТЕ сражаться со злом. Но судьба не любит меня. Я не видела его столько лет… Столько лет… Зато теперь его видит Румина, и не только видит!.. Она получила от него все, что хотела – конечно, ведь она так этого ждала!» - в отчаянии Мейв сцепила руки, напрягла их изо всех сил, и между ее пальцев вспыхнул огонь.
-«Смотри и учись, пока я в ударе!»
Брин ахнула от восхищения. Мейв направила огненный шар на свечу, и фитиль заполыхал. Затем она напрягла руки и резким движением раскинула их по обе стороны от тела. Огонь перекинулся со свечи на центр комнаты, превратившись в огромный костер. Брин невольно отстранилась. Пламя ярко горело, выжигая бархатный ковер, и блики мелькали на темном потолке. Мейв поддерживала пламя, содрогаясь от напряжения. Ей нужно было выплеснуть на что-то весь свой гнев и горечь.
Вдруг в дверь постучали. Мейв резко сдвинула руки, сомкнув ладони. Пламя тут же сократилось, превратившись в тлеющие угли. Мейв наступила на них сапогом, и они потухли.
-«Кто там?»
-«Это Измир,» - глухо послышалось снаружи.
-« А, Измир… Войди,» - слегка смягчилась она, отпирая дверь.
Внутрь вошел человек в длинном бедуинском балдахоне, с капюшоном на голове. Войдя, он скинул капюшон.
-«Брин, познакомься, это Измир, мой помощник. Он избранный, ученик Дим Дима, как и я. Я уже говорила тебе о нем. Измир, это Брин, моя помощница. Она простая девушка.»
Измир поднял голову, откинув со смуглого, почти бронзового лба черную прядь волос, и устремил на нее пронзительный, мрачный взгляд глубоких, непроницаемо- черных, страстных глаз. Брин застыла, как вкопанная. Этот гордый, печальный и загадочный взгляд обездвижил и поработил ее, она стояла и смотрела в черные глаза, утопая в их бездонном омуте. (Примечание от автора. Чтобы вы получили такое же представление об Измире, которое имею я, представьте себе Джонни Деппа).
-«Очень рад, Брин. Надеюсь, мы сработаемся,» - лаконично произнес он, но его глаза улыбнулись ей. Он повернулся к Мейв, и Брин, которая не отводила от него взгляда, сразу же почувствовала уважение, исходившего от каждого его жеста, даже от наклона головы, когда он заговорил с Мейв. Он явно уважал эту женщину.
-«Что случилось, Измир?» - встревожено спросила Мейв.
-«Учитель Дим Дим говорил со мной. Птица принесла ему известия от Синдбада.»
-«Дермотт!» - с нежностью прошептала Мейв.
-«Черные защитники готовят гибель жителям Багдада. Они хотят отравить воду в реке Тигр. Семь гарпий из Адского Дома уже летят к реке, сопровождаемые семью демонами-призраками. У нас очень мало времени, Мейв».
Кровь сначала прихлынула к лицу Мейв, затем резко отхлынула, и она побледнела, как смерть. Она кинулась к сундука, вытащила оттуда ножны и оружие.
-«Брин, беги в свою комнату. Возьми кинжал, копье и маленький дротик для метания. Ты умеешь метать оружие?.. И не забудь о книге заклинаний!» - крикнула она.
Брин бросилась по коридору. У нее все плыло перед глазами от волнения.
Мейв распахнула окно.
-«Придется вылазить через окно. Это единственный для нас выход. Если мы втроем выйдем через главный вход , нас заметят постояльцы.»
-«Посмотри вниз, Мейв,» - произнес Измир.
Под окном, находившимся на втором этаже, стояли три лошади, щипая траву.
-«Я все предусмотрел».
-«Не перестаю восхищаться тобой, Измир.» - слегка улыбнулась Мейв, но тут же вновь помрачнела.
Тут подоспела вооружившаяся Брин.
-«Да хранят нас силы Добра!» - прошептала Мейв. Забравшись на подоконник, она с боевым криком спрыгнула на лошадь. Лошадь заржала, захрапела, почувствовав на себе седока, но Мейв усмирила ее, схватившись за узды. Вслед за ней прыгнул Измир, последней – Брин, опасливо держась за подоконник. Через несколько минут трое всадников выехали из города и, гоня во весь опор, направились на восток.
Они ехали молча, по холмистой пустоши. Собственно, во время этой бешеной скачки нельзя было проронить ни слова. Мейв и Брин были одеты в длинные белые плащи - знак белого защитника, Измир оставался в своем балахоне. Во время езды с Мейв слетел капюшон, и длинные огненные волосы заполоскались по ветру. Спустя несколько минут вдали послышался рокот реки, а еще чуть позже показались чьи – то тени и шум крыльев.
-«Это они! Будьте начеку, друзья!» - прошептала ирландка.
Они пришпорили коней.
Семеро всадников во весь опор мчались по песку. Под ними были черные кони. Черные плащи защитников Скретча развевались по ветру…но очертания их были неясны, словно миражи. Внезапно один из призраков обернулся, и из-под черного капюшона мелькнули пустые впадины глазниц и щербатый оскал.
-«Это призраки!» - воскликнула Мейв. Измир стиснул зубы, Брин только крепче вцепилась в узду коня.
Вскоре показались и гарпии. Семеро отвратительных огромных птиц с женскими головами летели чуть поодаль от призраков, наполняя воздух пронзительными криками.
-«Посмотрите! Посмотрите, что у них в когтях!» - воскликнул Измир.
Каждая гарпия несла в когтях по кувшину. Когда одна из гарпий немного покачнулась при полете, из кувшина на землю пролилось несколько капель. И в то же мгновение полевые цветы, росшие в том месте, превратились в зловонную болотную тину.
-« Это и есть яд! Прикройтесь плащами, зелье не должно попасть на наши тела!» - крикнула Мейв, -« приготовьте оружие!»
Брин и Измир выхватили мечи. Река была уже совсем близко, и отродья черной магии направлялись к ней.
-«Не подпускайте их к реке!»
Внезапно одна из гарпий обернулась, увидела погоню и издала отвратительный крик, напоминающий хохот. Распустив крылья, она плашмя бросилась на Мейв, намереваясь вцепиться ей в волосы.
-«В бой!» - волшебница сомкнула руки, напряглась изо всех сил и зажгла молнию. Размахнувшись, она швырнула ее в гарпию. Та истошно закричала и выронила зелье. Конь Мейв испуганно отпрянул от падающего кувшина. Ядовито-зеленая жидкость разлилась по земле, и она обуглилась. Но на помощь гарпии уже спешила «подруга». Мейв вновь зажгла молнию. Последовавший взрыв испепелил обоих чудовищ, их обуглившиеся тела безжизненно упали на землю. Воодушевившись примером Мейв, Брин метнула в одну из гарпий дротик. Он не причинил ей особого вреда, расплющившись о покрытое панцирем брюхо. Но Измир добил ее, также метнув дротик. Исчерпав метательное оружие, они взялись за копья. Тем временем Мейв бросила еще две молнии- от одной из них гарпия сумела уклониться, другая сожгла ее в одно мгновение. Вдруг Брин жалобно вскрикнула и стала оседать с коня. Увлекшись битвой с гарпиями, они забыли о демонах. Один из демонов подобрался к Брин сзади и ударил ее мечом в плечо. Измир немедленно направил своего коня к пострадавшей, обхватил ее одной рукой, поддерживая на коне, а другой начал орудовать кинжалом. Но кинжал прошел сквозь призрака. При ударе тело демона исчезло, а через мгновение появилось вновь, мерцая в воздухе, словно дурача нападающего.
-«Таким способом ты не уничтожишь его, Измир,» - крикнула Мейв, - «Здесь нужна магия . Таких демонов можно убить только при помощи человеческой крови.»
Мейв начала громко читать заклинание против демонов. Затем она взяла меч и слегка порезала себе палец. На острие показались капельки крови. Почти выкрикивая заклинание, она ударила мечом призрака. В тот же миг он исчез, превратившись в кучку пепла.
-«Демонов я беру на себя. Расправьтесь с гарпиями!»
Брин и Измир начали колоть гарпий копьями. Мейв, окруженная призраками, убивала их одного за другим.
Спустя полчаса все было кончено. Яд был разлит по земле .На земле умирали израненные гарпии. Друзья, израненные и уставшие до беспамятства, спешились с коней.
-«Бой кончен. Как я люблю эти моменты. Ты в порядке, Брин?» - улыбнулась Мейв.
-«Да,» - обессилено кивнула молодая женщина. Измир поддерживал ее, и ей было необыкновенно хорошо от его прикосновения.
Тут Мейв услышала жалобное ржание коня. На его ногу пролилось несколько капель яда, и она покрылась коростой. Мейв немедленно опустилась на колени перед животным и стала ласково гладить пораненное место, читая заживляющее заклинание. Спустя несколько минут короста отпала, а рана исчезла. Животное смотрело на Мейв добрыми, печальными глазами, и Брин почудилась благодарность в этом взгляде.
-«Нам пора возвращаться. Нужно будет обработать раны,» - произнес Измир.
Они медленно направились в сторону Багдада, ведя коней под узды. Измир вел под руку Брин, Мейв гладила по холке свою исцеленную лошадь. Солнце медленно клонилось к закату.
День красных дюн
© Copyright: Татьяна Наумова, 2007
Свидетельство о публикации №207031700104
Свидетельство о публикации №207031700104
Рецензии
Здравствуйте, Татьяна!
Скоро в свет выходит новый роман фэнтези "Дороги Фенби". Вот его аннотация:
" Молодой аристократ неожиданно открывает в себе магические способности.На фоне мрачной средевековой действительности он смотрится светлым пятном, так как желает людям добра. Но хотят ли они добра? Что такое - добро. И действительно ли не оскудеет рука дающего? Что такое мир, что такое люди и почему в борьбе за спасение человечества приходится, порой, объединять усилия с ненавистными врагами? Все эти вопросы предстоит решить не только героям книги, но и читателям."
Можете присоединиться к нашим читателям, заранее благодарны.
Ссылка:
http://proza.ru/2006/01/22-176
(Книга находится на странице моего соавтора)
Приятного чтения!
До встречи.
Гилберт Френч 17.03.2007 22:00 • Заявить о нарушении
Скоро в свет выходит новый роман фэнтези "Дороги Фенби". Вот его аннотация:
" Молодой аристократ неожиданно открывает в себе магические способности.На фоне мрачной средевековой действительности он смотрится светлым пятном, так как желает людям добра. Но хотят ли они добра? Что такое - добро. И действительно ли не оскудеет рука дающего? Что такое мир, что такое люди и почему в борьбе за спасение человечества приходится, порой, объединять усилия с ненавистными врагами? Все эти вопросы предстоит решить не только героям книги, но и читателям."
Можете присоединиться к нашим читателям, заранее благодарны.
Ссылка:
http://proza.ru/2006/01/22-176
(Книга находится на странице моего соавтора)
Приятного чтения!
До встречи.
Гилберт Френч 17.03.2007 22:00 • Заявить о нарушении