Портрет, как 101 - й способ съёма

Перечитывая Бабеля …


Ух, как все они хотят мою дочь, эти хачики!
Ух, как играет в них кровь, и горят воловьи глаза, только при одном её появлении на пляже. Не по Сеньке шапка, господа шашлычники!

Мадам Ландау растила свою дочь, Розочку в строгости и любви. В любви и строгости, а как же иначе спросите Вы? И, я Вам отвечу, что мадам Ландау правильно пестовала свою Розочку. Каждое лето вывозила дитя на курорты, для получения ровного загара и взрослого опыта.
Вот и сегодня был их первый день на берегу знойного Батуми. Как и подобает, заботливой мамаше с собой было взято всё, вплоть до теневого зонтика и могилёвской сметаны на случай солнечных ожогов.
Но … С собой не был взят Хаим – отец Розочки, его мадам Ландау оставила в его тресте зарабатывать деньги.
Появившись на пляже, Розочка вызвала фурор среди мужской половины отдыхающих.
Ох, эти назойливые «южные мухи», ох их бедные, глупые жёны! Как можно отпускать трудовых лошадок на такие берега в гордом одиночестве? Это чревато! Лошадка может понести деньги в чужую конюшню, а мадам Ландау была против таких не нужных ей фортелей.
Кобелирущие отдыхающие различных национальностей смотрели на Розочку, лёжа на животах своих жён и истекали слюной. Они все хотели иметь Розочку …
Розочка же, бледнокожее, черноволосое создание, с маланским бюстом и всем что к нему полагается, потупив свой взор, принимала солнечные ванны.
Так продолжалось три дня. Волосатые армяне и не менее волосатые грузины русскими мальчиками посылали Розочке полевые цветы и южные фрукты в надежде на благосклонность её томного взгляда.
Но девушка была при маме, а еврейская мама таких нахалов ещё видала…
- Ещё не время, но время бежит, думала про себя мадам Ландау, я не дочь Бродского и не внучка Ротшильда, Розочке нужна состоятельная партия, кто знает, что скажет завтра здоровье Хаима. Гой, гой убереги его Господи …
По Батуми пошёл слух.
Мужчины с других пляжей, бросив своих жён («Пойду за пивом») приходили взглянуть на девочку – мечту.
- Зачем мне надо переживать такие неприятности, говорила мадам Ландау, уводя от них дочь, якобы окунуться в парное молоко прибрежной воды. Дай срок и я сделаю так, что они придут целовать нам ноги.
Увидел Розочку и Джоник, пляжный ловелас, пытаясь произвести на неё впечатление, он даже пригласил её, прокатиться с ним на катере. Но после вежливого отказа понял – не его поля ягода. Здесь нужен Дато, подумал Джоник и, подхватив свои пожитки, ретировался в сторону центра. Дато как всегда был на своём месте, он имел свой персональный столик в прибрежном кафешантане.
- Дато-джан, королева на пляже! Мечта! Но с мамой …Никого близко не подпускают, фрукты не едят, цветы вИбрасывают. Вай – мэ, хороша!
- Пойдем, покажешь, откинув газету, сказал Дато.
- Только на расстоянии, оправдываясь, ответил Джоник, ну очень строгИЙ мама …

На следующий день отдыхающие, спустившиеся к морю могли видеть на берегу, возле лодочной станции, одиноко стоящего художника в широкополой шляпе и брюках закатанных до колен. Его мольберт обратной стороной был повёрнут к прибрежным скалам, его крепкие икры ласкал прибой. Он рисовал горы.
- Видишь, дочка здесь тоже есть интеллигентные люди, проходя мимо, заметила мадам Ландау. Роза, окинув быстрым взглядом молодого черноволосого художника, одобрительно кивнула.
Художник же держа в руках кисточку и палитру, расширив глаза до неприличных размеров, двинулся за женщинами, не выходя из воды.
- Ради Бога постойте, взмолился он, обращаясь к дамам, я должен это сделать …
- Выразите вашу мысль, мальчик …, в ожидании застыла мадам Ландау.
- Я люблю … писать женщин.
- Бросьте этиХ глупостей мальчик! Что хотите вы делать молодой человек? Писать? Что вы видели в своей жизни? Вы видели пару пустяков!
- Мама, вдруг подала голос уж четыре дня молчавшая Роза, он напишет мой портрЭт.
- Розочка, сердце моё, он напишет нам одни неприятности!
И тогда Дато сказал слово, и это слово дошло до ушей мамы.
- Мадам, сказал он, я напишу портрет этой королевы, продам его дорого, куплю на все вырученные деньги прекрасные цветы и брошу их Вам под ноги. Вам мадам!
- Таких нахалов я ещё не видАла., ответила мамаша Ландау. Слушайте меня сюда. Я отпущу с вами Розочку, и вы вернёте мне её, иначе не дожить мне до радости. Я доверяю вам, как своему сыну и не срамитесь передо мной и людьми … Делайте Ваши вещи!
Сказав эти слова, она удалилась на насиженное место на пляже.
Дато приблизился к Розочке на «расстояние портрЭта». Розочка одарила южного красавца томным взглядом. От её широких бёдер шёл запах моря и молока.

После полудня, идя, домой мадам Ландау не обнаружила художника и его музу на живописном берегу.
Дом был тоже пуст.
Сомнения одолели её душу. «Где моя Розочка?», думала она. Но человек жаждущий ответа должен запастись терпением …
А тем временем несчастье шлялось под окнами.

- Кто бы сказал, что такое молодое растение умеет любить, спросила себя мадам Ландау, зачем мне этот цирк?
И к полуночи, знайте, это люди, покой ушел из её сердца. Её ужаленное сердце мешало ей спать.

Утром, упрятав бессонную ночь под стёкла солнцезащитных очков, мадам пошла на пляж. Спустившись к морю, она заметила на берегу, возле лодочной станции, художника в широкополой шляпе и брюках закатанных до колен. Его мольберт был повёрнут к прибрежным скалам, его крепкие икры ласкал прибой. Он рисовал Розу.

- Что ты сделал со мной, ой, где моя молодость и, что мешает тебе выговорить передо мной свою душу? – прокричала мадам Ландау.
Она стояла на песке как облитая помоями кошка, пасущаяся возле мусорных баков. Скорбь с её лица стекала большими каплями и падала в ненасытный, прибрежный песок.
Пляж застыл в предвкушении скандала.
- Что сделали бы вы на моём месте? – обратилась она в пустоту.
- Вы ничего бы не сделали! – ответила она пустоте и, собрав слюну, плюнула себе под ноги.
После этого мадам Ландау выхватила мольберт из волосатых рук Дато и опустила его на кучерявую голову.
- Теперь несите фигу к себе домой, вы сделали грубый поступок. Живите дальше как невинный холостяк, птичкой на ветке … Хулиганская морда!

- Мамаша ну сколько той жизни? Зачем вы рвёте моё сердце и, что в этом пользы, если на душе у меня осень, с горечью воскликнула Роза?!

Но она не дождалась ответа.
Люди и море молчали …

1919 г.