8. Архив

- Ужас! Сколько ты, Сорокин, бумаги зря перевел! - Бросила Игорю в лицо бывшая супруга, когда, собирая чемоданы, сунула свой нос в нутро диван-кровати, приспособленное Сорокиным под архив. С уходом жены отпала нужда в подобном хранилище. Бумагами теперь были завалены все горизонтальные поверхности его двухкамерной хрущобы. Архив покрывался пылью, как положено. Зарастал паутиной. В диван Игорь Анатольевич и не заглядывал никогда. Но однажды случилось так, что заглянул.
Заглянул машинально - приподнял сиденье дивана и замер в растерянности, соображая, зачем он в диван полез. Взгляд Игоря привлекла синяя папка с пометкой "РАЗНОЕ". Развязав тесемки папки, Игорь обнаружил в ее чреве свой похвальный лист за пятый класс средней школы, коллективную фотку их первого курса и распечатки, оставшиеся со времен ЛИТО. Водился за Игорем в юности грешок - стишки он строчил. Ужасно философские стишки у него получались. И ЛИТО поэтому посещал. У тамошних гениев творения Игоря популярностью не пользовались, но Игорь упорствовал, из ЛИТО не уходил и приносил время от времени подборки своих стихов на обсуждение. Такие вот подборки, размноженные авторами в энном количестве экземпляров, именовались распечатками. За неделю до намеченного обсуждения собратья по перу, вернее - товарищи по несчастью, брали по экземляру на дом. Домашнее задание заключалось в том, чтобы стишки внимательно прочесть, критически осмыслить и пометить плюсами-минусами на полях. А через неделю все собирались на экзекуцию под названием "Разгром по строчкам". Чувства автора никто не щадил. Нелепые выражения вырывались из контекста и склонялись по всем параграфам. Мимика, интонации, жесты - весь комический арсенал использовался обсуждающими. Только после подобного надругательства доходил и до самого Игоря некрофильский душок строчки "В Ленина снова и снова вгрызаемся" (а ведь пытался вложить в ту элегию размышления, возникшие во время конспектирования трудов вождя мирового пролетариата) или непристойность звучания невинного сравнения "и будто в сказке".
В синей папке свои собственные пэрлы Игорь не обнаружил. Распечатки чьих-то творений, дававшие Игорю шанс отыграться и отмстить своим коллегам, хранились зачем-то в архиве. Игорь уже и не помнил, почему не вернул их авторам после обсуждений, не сдал в макулатуру, просто не выбросил.
В дверь позвонили. С одной из распечаток в руке Игорь пошел открывать и оторопел, узнав незванную визитершу.

- Инна Александровна? Вы?!

Загадочно улыбаясь, Петухова вошла в гостеприимно распахнутую дверь. Распечатку из ЛИТО Игорь выпустил из рук, чтобы закрыть дверь на замок. Упав на трюмо возле двери, скрепленные машинописные листы оказались в поле зрения Петуховой. Реакция женщины ошеломила Сорокина, поразила неприятнейшим образом. Он еще не услышал ни слова из ее уст - ни "Здравствуйте!", ни "Как поживаете?", ни "А у Вас все по-старому.", но уже лицезрел Петухову в чрезвычайном возбуждении, близком к состоянию аффекта, прижимающей распечатку к груди и заикающуюся.
"Боже мой! Да она с тех пор и не пришла в себя! Никогда мне не искупить свою вину перед несчастной!"
Несколько лет назад Петухова согласилась на эксперимент. Безумную теорию и методику мифотерапии Сорокин решил опробовать на Инне, потому что лучшего кандидата на эту роль и быть не могло. Но нервная система Инны не выдержала. Что-то в информации, полученной от Сорокина, или в его поведении, напугало Инну чрезвычайно, и у нее начались бессонницы. Ей бы переждать, перетерпеть этот период, но она сдалась психиатрам на рудотель и тазепам. Если бы тогда Сорокин был знаком с терминологией Витгенштейна ("лингвистическая терапия", например), он бы иначе назвал свою безумную теорию. Но люди мыслят параллельно, потому что неосфера существует, потому что уже в позапрошлом веке было замечено стихотворцем:

"Тщетно, художник, ты мнишь, что творений твоих ты создатель!
Вечно носились они над Землею, незримые оку..."

Прав был мыслитель прошлого века, утверждая, что мышление человека в сотни тысяч раз богаче дедуктивных форм этого мышления. Часто Сорокин ловил себя на том, что одновременно обдумывает несколько идей. За ту неполную минуту, понадобившуюся Петуховой на то, чтобы справиться с охватившим ее внезапным волнением, в голове Сорокина и воззвание к Господу мелькнуло, и вся его теория пронеслась галопом, и Витгенштейн привстал, и Алексей Толстой свой гекзаметр процитировал.

- К-к-кто это? - Выговорила Петухова, указывая на распечатку.
- Это не "кто", а "что".
- Кто это написал?

С возрастом склонность к занудству, спровоцированная многолетней преподавательской деятельностью, возрастает, поэтому Сорокин ответил Петуховой исчерпывающе, граматически правильными фразами, что для разговорной речи, наверное, и не требуется.

- Я не смогу ответить на Ваш вопрос, если Вы не позволите мне просмотреть эти тексты. Дело в том, что я вынул распечатку из архивной папки буквально в момент Вашего появления, и сам не знаю точно, что это за произведения и чьи.
- Здесь есть пометка "О.Л."
- Однако мне необходимо просмотреть тексты. Это хранилось в моем архиве лет двадцать. Неужели Вы думаете, что инициалы О.Л. что-то могут мне сказать?
Петухова передала ему листы, на которых текст шел сплошняком, а не лесенкой, и Сорокин быстро вспомнил, что рассказы писала Оксана. Руководительница ЛИТО, со всеми ровная, появившейся Оксане оказала невероятно теплый прием.
- Искра Божья чувствуется, - сказала она Оксане, прочитав первый - в одну страничку - рассказик. И сразу было назначено обсуждение. И руководительница ЛИТО собственноручно распечатала рассказы Оксаны для этой цели. Такого она ни для кого на памяти Сорокина не делала. На воспоследовавшем обсуждении жарко заспорили, проза это или стихи в прозе, но в талантливости произведений никто вроде бы и не усомнился. Сама Оксана после своего обсуждения в ЛИТО ни разу не появилась.

- Оксана. Автора этих рассказов звали Оксаной.
- Женщина? - Петухова была крайне изумлена.
- Девочка. Тогда ей и шестнадцати, кажется, не было. Школьница.
- Невероятно. Просто невероятно.
- Да почему же?
- В шестнадцать лет мои сны были много примитивней.
- Да причем тут Ваши сны? Сны? А ведь точно! Все в ее прозе развивается по законам сновидений. В традиционном литературоведении нет такой жанровой разновидности, но стоит ее, кажется, ввести. Я, думается, смогу это обосновать!

Сорокин глубоко задумался, глядя отсутствующим взглядом на кофе, поднимающийся из джезвы и растекающийся по плите.

- Знаете, Сорокин? Ничего Вы не знаете! Даже кофе сварить не в состоянии! Отойдите от плиты! Я сама сварю!

Вытянув из раковины, наполненной немытыми стаканами, тряпку, Инна взялась вытирать плиту. Сорокин плюхнулся на табуретку.

- Поверьте, Инна, что мне бесконечно жаль, что ничего тогда у нас не вышло с мифотерапией! То есть я неверно выразился. Мне жаль, что результаты сеансов были такими нежелательными для Вас. Я хотел совершенно иного! Я был уверен, что женщина, сознающая себя богиней, раскроет дремлющий в ней потенциал на все сто! Вы же и в самом деле богиня! Я же абсолютно уверен в том, что Вы - настоящая Инанна.
- Подождите, Игорь Анатольевич! Мы же еще прежнюю тему не раскрыли. Вы же забыли назвать мне фамилию Оксаны!
- Фамилию? Боюсь, что я не помню. Я, может, даже никогда ее фамилию и не знал. Наше знакомство было очень коротким. Свою распечатку она пометила инициалами.
Разговор перешел на другие рельсы. Сорокин слушал Инну и радовался, что его первоначальная тревога за ее душевное здоровье оказалась ложной. Сорокин подумал, что эксперимент провалился тогда, потому что Петухова имела на него виды и, в надежде охмурить потенциального жениха, не была достаточно откровенной во время сеансов.
Сорокину ни одного дела его жизни не удалось довести до конца. Поэтом он не стал, диссертацию не дописал, с женой развелся. Умрет он, и новые жильцы все его записи вынесут на ближайшую помойку.
Инна поняла, что Сорокин ее не слушает и поднялась с кресла. У двери она все же замешкалась.

- Недавно сообразила, что у нас с Вами птичьи фамилии, но оказалось, что совпадение это ровным счетом ничего не означает.
- Не бывает ничего не значащих совпадений! - с жаром возразил Сорокин. - Другое дело, что они означают не то, что нам возжелалась. Сорока - что? Птица семейства вороновых. Роль ее незначительна и малосимпатична. А вот петух - алхимический символ живой воды! В ряде источников указывается, что шумерский бог Нергал при выполнении функции стража жилищ от злых духов нередко принимал образ петуха. "Сказку о золотом петушке" помните? К тому же слово "петух" фонетически может быть преобразовано в слово "пятак", то есть число "пять". Сорока, понятно, связана с числом "сорок". Оба числа относятся к сакральным, но "пять" опять же - сушественнее "сорока".
- Бог ты мой! Бог ты мой! Ну все, как в летящем над городом трамвае!
- То есть? О каком трамвае идет речь?
- О трамвае из рассказа-сна Оксаны Л. Здесь его почему-то недостает, но зато этот рассказ есть у меня.

Петухова сосредоточилась, припоминая, и процитировала:
- Над городом летел трамвай. Мы с тобой, обвитые ремнями безопасности, все равно были рядом, потому что ты держал мою руку... Ты смотрел на мою руку, ты выбрал ее из сотен виденных тобой рук. Ты любил мою руку, а я любила тебя... Я хотела, чтобы у меня были необычными глаза, губы, волосы, но ты любил только мои руки...
- Руки какие-то. Причем тут руки?
- Пожалуй, только руки и не соответствуют. Должно быть так:"Я любила тебя, а ты любил мое имя... Мне хотелось, чтобы тебе нравились мои губы, глаза, волосы, но тебя интересовало только мое имя"

До Сорокино дошло, что ему признаются в любви. И в такой дурацкой обстановке! В коридоре! Возле двери!

- Инна, - выдохнул Сорокин, опуская глаза, - я Вам не пара. Ну не пара Вам бумажный червь моего типа. Вы достойны лучшего. Поверьте мне!
- Понятненько. Я возьму с собой рассказы Оксаны? Если не желаете повторного визита, могу вернуть почтовым переводом.
- Да пожалуйста! И визиты Ваши нисколько мне не в тягость.

Петухова заявилась через два дня с ведром, шваброй, тряпками. Генеральная уборка нужна была Сорокину, как собаке палка, но он махнул почему-то рукой. И надо отдать Петуховой должное - к высившимся тут и там кипам бумаг она отнеслась с необходимой бережностью, аккуратно возвратив их на прежнее, но протертое влажной тряпкой место.
Вымытые окна стали пропускать солнечный свет, подчеркнувший жирные пятна и подтеки кофе на выцветших обоях. И совершенно Игоря не устраивал такой сюжетный поворот, но Инна была настроена бойцовски. Пришлось ввязываться в ремонт. Игорь был убежден на все сто, что Петухова, наигравшись, бросит ему в лицо: "Ужас! Сколько бумаги ты, Сорокин, перевел зря!" Конечно, зря. Сорокин и сам это сознавал прекрасно. Но закончился ремонт, и Сорокин, словно последняя тряпка, потащился с Инной в гости к ее приятелям.
Собрались за столом выпить-закусить. В общем и целом, было даже не скучно. Даже если бы Инна или сам Сорокин заговорили в гостях о летевшем над городом трамваем, ни за что бы глава дома, Иноземцев, не соотнес этот трамвай с воспоминаниями о своей первой любви по имени Оксана. Он и не подозревал, что в старших классах Оксана писала прозу. Тайна могла бы раскрыться, если бы Дмитрию Иноземцеву вздумалось показать свой школьный фотоальбом. Сорокину вспомнилось бы лицо талантливой девочки на глянцевом овале с подписью "О.Лидина". Но ничего подобного не произошло, и тайное явным не стало.
Несостоявшаяся богиня Инанна, в миру Инна Петухова, исчезла снова из города, неудачливый мифотерапевт Сорокин вернулся к своим записям, Иноземцевы продолжили их супружескую жизнь.