3
Распространявшиеся среди сотрудников Полицейского Управления Сиэтла слухи оказали одинаковое воздействие на каждого полицейского, от самого скромного участкового до тридцатилетнего ветерана. 23 марта 1999 года к изумлению своих ошеломлённых коллег сержант Дональд Кэмерон был временно отстранен от работы начальником полиции в связи с двухлетним воровством. Зловоние коррупции долго витало над Полицейским Управлением, которое неоднократно сотрясалось на протяжении многих лет из-за разоблачений преступлений, взяток, жестокости полиции и тесной связи с организованной преступностью. Но Кэмерон, один из детективов-ветеранов отдела по убийствам, всегда вёл себя безупречно. Теперь его поведение угрожало в который раз поместить Управление под микроскоп пристального внимания общества.
Среди коллег он был известен под ласковым прозвищем «Мистер Убийство». В течение своей тридцативосьмилетней карьеры полицейского Кэмерон расследовал сотни убийств и заработал уважение если не всех, то многих своих товарищей-полицейских за свой сугубо деловой подход к уголовному расследованию. Когда он вынес решение о самоубийстве в самом громком деле за свою карьеру, расследовании смерти Курта Кобэйна, доброе имя Кэмерона неоднократно цитировалось в качестве подтверждения его заявления.
Теперь он обвинялся в том, что помогал одному из своих детективов скрыть воровство 10 000 долларов с места преступления двумя годами ранее. Говорят, что сначала Кэмерон просто мягко предложил своему подчинённому, тридцатилетнему ветерану Сонни Дэвису, чтобы тот избежал ошибки, которая может стоить ему карьеры, и вернул деньги, которые тот украл с места преступления до того, как их отсутствие было обнаружено. Но на последующем рассмотрении дела Дэвиса его коллега Клойд Стайджер сказал присяжным, что он думает, что сам Кэмерон «тайно замыслил украсть деньги». Обвинение способствовало потрясению Управления, уже сотрясающегося от скандала.
После расследования обвинитель публично заявил, что Кэмерона можно было обвинить во множестве преступлений, включая предоставление преступной помощи, но к тому времени истёк двухлетний срок давности. Кэмерон спокойно уволился со службы прежде, чем могло быть начато расследование службой собственной безопасности Полицейского Управления и наложено дисциплинарное взыскание. В конечном счёте, после того, как дело слушалось в двух судах присяжных, не выработавших единого решения – в последнем из которых проголосовали одиннадцатью голосами против одного за обвинение - обвинители решили не возобновлять слушание дела, и Дэвис был освобождён. Но из-за этого дела тёмные тучи нависли над Управлением и, что более важно, над репутацией и карьерой сержанта Дональда Кэмерона.
Сообщение о том, что честность Кэмерона публично подвергалась сомнению, возможно, стала шоком для его многочисленных друзей и сторонников, но для нас это вовсе не было неожиданностью. Несколькими годами ранее мы имели дело с детективом Кэмероном, и после этого мы так и остались при своих прежних сомнениях. Когда Кэмерон закрыл дело Кобэйна в 1994 году, он публично объявил, что он будет готов возобновить дело, если ему предоставят новые доказательства, указывающие на убийство. Три года спустя мы решили принять его предложение. В 1997 году мы посетили отдел по убийствам Полицейского Управления Сиэтла со съёмочной группой Би-Би-Си. Мы кратко изложили сведения о новых доказательствах, собранных за три года после смерти Курта, включая показания на детекторе лжи человека, который сказал, что ему было предложено 50 000 долларов за убийство Кобэйна. После того, как мы сказали секретарше в приёмной, что у нас есть важная новая информация по делу Кобэйна для сержанта Кэмерона, она вышла, чтобы передать наше сообщение. Нам было видно, что Кэмерон сидел за столом, по-видимому, отдыхая. Вскоре после этого вышел детектив и сказал нам, что Кэмерон занят. Мы сказали ему, что мы проехали три тысячи миль, от Монреаля до Сиэтла, и что мы готовы подождать. Детектив был непреклонен. «То дело закрыто, - сказал он. – А теперь уходите». Мы сообщили ему, что Кэмерон обещал рассмотреть возможность возобновления дела, если ему предоставят правдоподобные новые доказательства. Мы сказали, что мы просто хотели дать ему то, что у нас есть. Мы даже были готовы оставить секретарше своё досье для него. Он грозился арестовать нас, если мы сейчас же не уедем. Мы поспешно ретировались.
На отснятом материале Би-Би-Си можно увидеть Кэмерона, выглядывающего из-за своего рабочего места, отделённого перегородкой. С тех пор он наотрез отказывается комментировать то дело.
***
6 августа, спустя три года после того, как Кэмерон уволился из Полицейского Управления Сиэтла, его старый друг, доктор Николас Хартшорн, поднялся на вершину крутого утёса долины Лаутербрюннен в центре Швейцарии и приготовился прыгнуть вниз с высоты тысяча триста футов. За несколько лет до этого Хартшорн занялся бейс-джампингом, экстремальной спортивной разновидностью скайдайвинга, когда участники прыгают с парашютом со зданий, мостов и утесов. Как ни странно, его интерес к этому опасному виду спорта пробудился несколькими годами ранее, когда он был вызван на место, где произошла смерть бейс-джампера, в качестве помощника судебно-медицинского эксперта сиэтлской «King Company». Очарованный, он вскоре сам попробовал прыгнуть, и его тотчас же захватили собственные острые ощущения от прыжка. С тех пор на его счету было более пятисот прыжков и победа на американском национальном чемпионате по бейс-джампингу. Однако Хартшорн, возможно, был более известен как врач, который в 1994 году провёл вскрытие тела Курта Кобэйна и постановил, что рок-идол совершил самоубийство.
Его коллеги по бейс-джампингу называли Хартшорна «доктор Смерть», частично из-за его работы, частично из-за его склонности к расследованию смертей своих товарищей-прыгунов. Причиной этого было то, что он должен был точно изучить, что же вышло из строя, чтобы снизить риск, который стоил жизни приблизительно сорока прыгунам за двадцать лет. Но, поскольку он прыгал с опасного швейцарского утёса, известного здесь под названием Нос, его высококлассное мастерство оказалось бесполезным. Когда он падал, его круто развернуло на 180 градусов к утёсу. При прыжке он ударился о три выступа, в то время как его парашют раскрылся нормально и рухнул на него. Он умер мгновенно.
Мы ещё не знали, являлись ли неожиданная отставка Кэмерона и внезапная смерть Хартшорна – тех двоих людей, которые в наибольшей степени были ответственны за то, что они убедили весь мир, что Курт Кобэйн совершил самоубийство - препятствием к выяснению правды или возможности найти её.
***
Ряд событий, которые неразрывно связали детектива Кэмерона и доктора Хартшорна, имел место несколькими годами ранее, когда оба были всё ещё на пике своих профессиональных карьер. В пятницу, 8 апреля 1994 года, на работу каждому из них позвонили незадолго до 10:00 утра. Ранее тем утром Гэри Смит, электрик, приехал в резиденцию Курта Кобэйна и Кортни Лав у озера Вашингтон, чтобы установить систему сигнализации. Он и его бригада работали там в течение нескольких дней; Смит приехал ранним утром в пятницу, чтобы закончить прокладку проводов в гараже, расположенном в отдельном строении рядом с главным зданием. Когда он взобрался на балкон комнаты над гаражом, он увидел то, что сначала через застеклённые створчатые двери он принял за манекен. Потом он заметил кровь в правом ухе; когда он увидел ружьё, он тотчас же позвонил своему контролёру в «Vega Electric», чтобы сообщить об ужасной находке. Вместо того, чтобы вызвать полицию, диспетчер компании позвонил на местную радиостанцию «KXRX-FM» и сказал ди-джею Марти Реймеру: «У меня есть для вас кое-что, а за это вы будете мне должны несколько приличных билетов на «Pink Floyd». Сначала Реймер думал, что звонок был розыгрышем, но спустя двадцать минут по всему миру передали срочное сообщение: в резиденции Курта Кобэйна было найдено тело.
Неделей ранее, в пятницу 1 апреля, Курт перелез через стену лос-анджелесского центра реабилитации наркоманов и исчез. Хотя заболевание желудка, которое, как он утверждал, было причиной его пристрастия к героину, больше не беспокоило его, он уже серьёзно пристрастился к наркотикам. К концу 1993 года Курту больше не был нужен героин для облегчения боли - он был нужен ему просто сам по себе.
В течение последних месяцев его жизни большинству членов семьи Курта, его друзьям и коллегам стало совершенно очевидно одно: его отношения с Кортни разладились. Несмотря на то, что годом ранее они были, несомненно, очень влюблены, теперь почти каждому, кто общался с этой парой, было ясно, что установлена ужасная и в значительной степени односторонняя модель. «Она постоянно оскорбляла его, даже публично, - вспоминает Питер Клири, один из сиэтлских наркоманов-приятелей Курта. - Она всё время называла его тупым козлом. А он просто стоял и выслушивал её оскорбления…. Прямо как ребёнок».
Когда в 1993 году «Нирвана» отправилась в студию для записи очень ожидаемого продолжения «Nevermind», стали распространяться сообщения о том, что Кортни постоянно мешала записи. Она требовала, чтобы Курт следовал её советам, постоянно кричала на него и чуть ли не лезла в драку и с Дэйвом Гролом, и с продюсером Стивом Элбини. Дважды Элбини грозился уйти, ссылаясь на непрерывное вмешательство Кортни. Впоследствии он выступил публично со своими жалобами, говоря репортёрам: «Я не буду смущаться так, как Курт, говоря о том, какая его жена психопатка и чудовище, особенно потому что он об этом уже знает».
В январе 1994 года Тэд Дойл, ещё один старый друг Курта, также публично выступил с жалобами на Кортни, сказав в интервью журналу «Melody Maker»: «Она неуправляема. Она найдёт или сотворит неприятности где угодно…. Она отвратительна. И можете цитировать мои слова». Вскоре после этого группе Дойла, «Tad», внезапно отказали в выступлении на разогреве «Нирваны» на концерте 8 января в Сиэтл-центре.
Даже в лучшие дни их отношений в 1992 году семейную жизнь Курта и Кортни было трудно назвать семейным счастьем. Однако к середине 1993 года эти отношения стали тем, что один из обозревателей назвал «ожесточёнными боями». Биограф Кобэйна Кристофер Сэндфорд цитирует друга Курта, который в этот период приехал в их дом и обнаружил, что «Кортни бросала в стену всё, что было под рукой, и кричала на Курта, что он ни на что не годится. По её мнению, он был виноват в том, что не мог сочинить песню».
Их семейные проблемы впервые стали привлекать всеобщее внимание в июне 1993 года, когда полиция Сиэтла отреагировала на звонок по номеру 911 о внутренних беспорядках из дома супругов на Лэйксайд-авеню. Когда приехала полиция, Кортни сказала, что Курт толкнул её после того, как она бросила ему в лицо стакан сока во время спора. Курт был арестован за нападение и провёл три часа в тюрьме округа Кинг, а затем отпущен под залог в размере 950 долларов. Один из свидетелей инцидента сказал полиции, что Курта «спровоцировали». Кортни отказалась предъявлять обвинение, и дело закрыли.
Кортни впоследствии утверждала, что употребление Куртом наркотиков было главным источником их семейных проблем, но его близкие говорят, что Кортни сама регулярно кололась. Она даже наняла известного героинщика – своего бывшего дружка из Калифорнии по имени Майкл «Кэли» Дьюитт – в качестве няни для Фрэнсис Бин на полный рабочий день. Дедушка Курта зашёл к ним в гости в январе 1994 года и был потрясён следующей сценой. «Кортни и парень-няня явно были под кайфом, возбуждены, а Фрэнсис была в этой же комнате, - вспоминает Лиланд. - Я сначала не знал, кто это парень, но когда узнал, что он присматривает за ребёнком, я очень расстроился. Там была ещё одна няня, и тоже наркоманка. Я потом сказал Венди [матери Курта], что лучше бы избавиться от таких нянь, иначе у них снова отнимут Фрэнсис. Она спросила: «Почему?», и я сказал: «Потому что они оба – самые настоящие наркоманы». Она сказала: «Они не наркоманы», а я ответил: «Да наркоманы они, чёрт возьми! Ты только взгляни на них, и увидишь, что они удолбаны до чёртиков». А потом, пару месяцев спустя, я прочёл статью в журнале, где Венди говорила, какая Кортни замечательная, потому что она заплатила за то, чтобы её няни отправились в реабилитационный центр».
Дилан Карлсон, один из главных поставщиков наркотиков для супругов, вспоминает трагикомическое взаимодействие Курта и Кортни, делающих свои заказы: «Один из них просил меня по телефону привести что-нибудь, - вспоминает он. – А в это время другой ждал на линии, чтобы тоже попросить наркотиков. Каждый из них просил меня не говорить другому».
Однако друзья пары утверждают, что, по-видимому, не наркотики, а деньги были главным источником конфликта. Натянутые отношения между Куртом и его товарищами по группе достигли критической точки в середине 1993 года, когда он настаивал на пересмотре условий договора по поводу их гонораров. Когда группа подписала свой первый главный контракт с «Geffen Records», они договорились, что весь гонорар должен делиться между ними поровну. Но, после того, как «Nevermind» стал бестселлером, поговаривали, что Кортни пришла в ярость из-за того, что Крист и Дэйв получат одинаковые доли от миллионных гонораров, несмотря на то, что большинство песен написал Курт. Она потребовала, чтобы он предпринял меры для изменения соглашения. «То, что делают они, может сделать каждый, - по словам его друзей, часто пилила его она. – А весь талант – у тебя одного». Скрепя сердце, он сдался и вступил в конфронтацию со своими товарищами по группе. Впредь, утверждал он, ему должны отходить гонорары в размере 100 процентов за тексты песен и 75 процентов – за музыку. Кроме того, он потребовал, чтобы сделанные изменения имели обратную силу по отношению к первоначальным продажам «Nevermind». Потрясённые тем, что, как они думали, было предательством их дружбы, не говоря уж о панк-рок идеалах Курта, Дэйв и Крист на первых порах отказывались от таких изменений, утверждая, что соглашение должно вступить в силу только со следующего альбома. Но Курт стоял на своём и пригрозил уходом из группы, если они не примут его условий. Дэйв и Крист обвинили Кортни в решении своего старого друга предать их, и всё поменялось раз и навсегда. Если они и разговаривали, то только о том, что было связано с выпуском записей «Нирваны».
В связи с увеличением дохода Кортни настаивала на том, чтобы они жили в доме, который соответствовал бы статусу Курта как суперзвезды. Она нацелилась на эксклюзивный район Дэнни-Блэйн, где проживала потомственная денежная аристократия Сиэтла, социально-экономический просвет после захудалого университетского района, где пара прожила почти два года. Курту было удобнее в притонах вроде тех, в которых он вырос, и у него не было никакого желания видеть, как живут богатеи. Но по настоянию Кортни он раскошелился больше чем на 1 миллион долларов на особняк в 7,800 квадратных футов на холме у озера Вашингтон, по соседству с председателем «Старбакс» Говардом Шульцем, и как раз через озеро напротив того места, где ещё один символ Сиэтлса, Билл Гейтс, построил своё роскошное имение. Его новые соседи вероятнее всего вызвали бы полицию, когда слышали громкую музыку, чем оказали бы радушный приём на своей территории грандж-паре с дурной репутацией. Курт постоянно жаловался друзьям, что среди богатых ему неудобно.
Для того, чтобы соответствовать новым высококачественным условиям, Кортни хотела хорошую машину взамен потрёпанного старого «Валианта» Курта. Хотя у неё не было прав, и она никогда не училась водить машину, она убедила Курта купить чёрный роскошный «Лексус». Однако, уязвлённый напыщенностью всего этого, спустя всего восемнадцать часов он вернул его дилеру.
Вскоре после того, как они переехали в новый дом, Курт дал сигнал своей управляющей компании продолжить европейский тур из 38 концертов, запланированный на начало февраля 1994 года. Его утомил недавно завершившийся американский тур группы, и он подумывал об отмене европейских концертов, но его по-прежнему воодушевляло отсутствие своих проблем с желудком. Он говорил друзьям, что ему снова нравится играть музыку, больше не испытывая постоянной боли, которая мучила его с подросткового возраста. Как рассказывает его друг Питер Клири, Курт любил ездить в туры, потому что это предоставляло ему вожделенную независимость. «Что касается гастролей, - объясняет он, - Курт говорил, что это - единственное время, когда он может командовать. Дома с женой он был похож на эмоционального калеку, но в туре всё было иначе. Он был в центре внимания, и он был боссом». Дополнительным преимуществом было то, что Кортни не сопровождала его во время европейских концертов, потому что она была в студии, микшировала новый альбом «Hole».
«Нирвана» начала свой тур 4 февраля в Париже с выступления на телешоу в обеденное время. После Курт – уставший после перелёта, но весёлый – позировал для рекламных фотоснимков французскому фотографу по имени Юрий Ленкетт, близкому другу с австралийского тура «Нирваны» 1992 года. Однажды Ленкетт попросил Курта сняться с игрушечным пистолетом во рту - тот однажды видел, как это делал Курт в доме Дэйва Грола в Сиэтле. Никто не догадывался, насколько пророческой будет такая поза.
1 марта, спустя две недели после своего двадцатисемилетия, Курт пожаловался, что плохо себя чувствует вскоре после того, как группа приехала в Мюнхен, чтобы отыграть первый из двух концертов на заброшенном аэровокзале. Он выглядел истощённым в течение недели и на сцене был нехарактерно вялым во время недавних концертов в Милане и Лиссабоне. Однажды он даже спросил кого-то из своего окружения, что произойдёт, если он отменит тур. Ему сказали, что группа будет нести ответственность за все пропущенные концерты, что повлечёт за собой иск на сотни тысяч долларов. Незадолго до первого запланированного концерта в Мюнхене Курт позвонил Кортни, которая была в Лондоне, делая предварительную раскрутку своего готовящегося к выходу альбома. По обыкновению разговор закончился на повышенных тонах. После выступления Курт попросил своего агента отменить предстоящий концерт и на следующее утро он показался итальянскому врачу-терапевту, который выявил серьёзный бронхит. Врач подписал медицинский бланк, требуемый для целей страхования, а затем порекомендовал Курту взять двухмесячный перерыв для восстановления.
На следующий день, 3 марта, Курт полетел в Рим, чтобы встретиться с Кортни и Фрэнсис. Он остановился в «Эксельсиоре», самом роскошном отеле города, и стал ждать свою жену и дочь, которых он не видел двадцать шесть дней.
Детали того, что произошло в течение следующих двадцати четырёх часов, по-прежнему туманны. Между 6:00 и 6:30 утра 4 марта к портье поступил исступлённый звонок Кортни с просьбой вызвать «скорую». Она только что обнаружила своего мужа без сознания на полу их гостиничного номера. Курта поспешно доставили в многопрофильную больницу Умберто I. Между тем в Соединённых Штатах Си-Эн-Эн прервала вещание, чтобы объявить, что Курт Кобэйн умер в Риме от передозировки наркотиков. Сообщение оказалось преждевременным: спустя двадцать часов после того, как его привезли в больницу, Курт открыл глаза и попросил молочного коктейля с земляникой.
На следующий день его врач Освальдо Галлетта провёл пресс-конференцию, чтобы объявить, что Курт оправился от «фармакологической комы, происшедшей не от наркотиков, а от комбинированного действия алкоголя и транквилизаторов, которые в виде лекарства были прописаны врачом».
«Gold Mountain», управляющая компания «Нирваны», сделала заявление, что у Курта была случайная передозировка. Ни слова о самоубийстве никогда не упоминалось – ни публично, ни конфиденциально. В «Gold Mountain» хорошо знали, что это была не первая для Курта передозировка наркотиков. Годом ранее, 2 мая 1993 года, в дом Курта и Кортни на Лэйксайд-авеню было послано Сиэтлское подразделение пожарной охраны, где они обнаружили Курта «дрожащим, залитым румянцем, бредящим и бессвязно говорящим». Он, по-видимому, перенёс передозировку после впрыскивания героина на 30-40 долларов. Его отвезли в больницу, где его вылечили и отпустили.
Кортни утверждает, что когда пара вернулась в Сиэтл спустя несколько дней после передозировки в Риме, прекратив европейский тур, она выгнала из дома торговцев наркотиками и не останавливалась ни перед чем, чтобы убедиться в том, что Курт не употребляет наркотики. Она сказала, что это снова возобновило вспышки напряжённости между ними. Но, по словам Дилана Карлсона, конфликты возникали опять-таки именно из-за денег, а не из-за наркотиков.
«Нирване» предложили ведущую роль на гигантском альтернативном фестивале музыки Лоллапалуза, включая щедрый процент от выручки за денежные сборы, которые принесли бы группе миллионы долларов. Но по возвращении из Рима Курт решительно заявил, что он не собирается принимать участия в летнем туре. По словам Карлсона, который видел Курта в день его возвращения из Рима, Кортни была в ярости, что он хочет отказаться от таких денег.
«Она была разъярена, - вспоминает он. - Она принялась кричать на него, что он отказывается от таких денег, и сказала, что раз он не хочет этого делать, она будет рада занять его место».
Впоследствии Кортни прилагала большие усилия, чтобы изобразить себя в то время в качестве мягкой, но решительно противостоящей употреблению наркотиков персоны по отношению к Курту. «Когда он под кайфом вернулся домой из Рима, я вышла из себя», - сказала она в интервью «Rolling Stone» в декабре 1994 года. Она утверждала, что в итоге Курт просто принимал наркотики втайне от неё, потому что знал, что она не позволит ему ничего принимать. Карлсон, который по-прежнему снабжал обоих, считает это смехотворным. «Это интересно», - говорит он.
Действительно, воспоминания двух автомобильных продавцов из Сиэтла представляют собой совершенно иную картину. 22 марта, спустя всего две недели после того, как они вернулись из Рима, Курт и Кортни приехали на такси к стоянке подержанных автомобилей «Американская Мечта», которая специализировалась на старинных машинах. Возвратив «Лексус» в январе, Курт решил, что хочет автомобиль, в большей степени соответствующий его имиджу. Он присмотрел на этой стоянке классический голубой «Додж Дарт» 65 года и захотел его купить.
Шофёр Леон Хассан вспоминает, что пара «страшно ссорилась» на заднем сиденье по пути к «Американской Мечте». Когда они приехали, их обслуживал продавец по имени Джо Кенни, который говорит, что у них речь шла о «Лексусе», а Курт пытался убедить её, что «Дарт» может делать всё то же, что и роскошный автомобиль. Через несколько минут Кортни сказала, что ей нужно в уборную. Кенни говорит, что по дороге она выронила горсть наркотиков и должна была подобрать их. Кенни утверждает, что сказал своему коллеге, что ему надо побыстрее получить автограф Курта на своём CD, потому что было похоже, что они не пробудут здесь долго, они были такими удолбанными». «Она действительно принимала наркотики», - вспоминал другой продавец.
Между тем в «Geffen Records» были напуганы опасной ситуацией в Риме. «Нирвана» была самым большим активом компании, стоящим десятки миллионов долларов прибыли - они не могли позволить себе потерять Курта. В равной степени обеспокоенным был президент управляющей компании «Нирваны» Дэнни Голдберг, который также мог потерять миллионы комиссионных. Но Голдберг, который был крёстным отцом Фрэнсис Бин, сам также стал очень близок к Курту и был искренне обеспокоен ухудшением его состояния.
Голдберг связался с Стивеном Чатоффом, главой известного реабилитационного центра для наркоманов, который порекомендовал «интервенцию», сомнительный курс воздействия, который применялся с ограниченным успехом на серьезных наркоманах. Идея заключалась в том, чтобы собрать вместе друзей и членов семьи, чтобы противостоять наркоману в том, чтобы он принимал наркотики. Утром 25 марта Курт спустился вниз с Диланом после того, как, проснувшись, два друга вместе укололись. В гостиной собрались Кортни; Майкл «Кэли» Дьюитт, нянь Фрэнсис Бин; новый гитарист «Нирваны» Пэт Смир, и несколько администраторов управляющей компании Курта и студии звукозаписи. Во главе с Дэвидом Берром, консультантом по наркотическим вопросам, участники по очереди говорили с Куртом о его наркомании и требовали, чтобы он попытался вылечиться. Пока он этого не сделает, грозились администраторы, они больше не будут с ним работать, и его карьера будет разрушена. Когда настал черёд Кортни, она сказала: «Пора с этим кончать…. Ты должен быть хорошим папой».
Как подсчитал Дилан, который наблюдал за «интервенцией», но не принимал в ней участия, трое из тех, кто находился в комнате, включая Кортни, сами принимали героин. «Да кто вы все, чёрт возьми, такие, чтобы мне это говорить?», - с негодованием отозвался Курт, назвав их «лицемерами». Как пишет биограф Чарлз Кросс, затем Курт приступил к описанию во всех подробностях, как он был свидетелем того, что большинство из присутствующих в комнате употребляли тяжелые наркотики. Начав с того, что по слухам вся музыкальная индустрия и кинофестивали переполнены кокаином, он обратил внимание на ежедневное употребление героина его женой - ирония Курту не изменила. По словам Дэнни Голдберга, «его самой важной мыслью была то, что Кортни была более удолбанной, чем он». Курт хлопнул дверью, объявив, что ни у кого из присутствующих нет никакого права его судить.
Кортни перепугалась, что «Geffen» и «Gold Mountain» претворит в жизнь свои угрозы бросить его; это подвергло бы опасности тот экстравагантный образ жизни, к которому она привыкла. Она приберегла свою решающую тактику давления на следующий день. Если бы Курт отказался попытаться вылечиться, она ограничила бы его доступ к Фрэнсис Бин. Зная, что он не будет рисковать потерей своего ребёнка, он, в конце концов, согласился обследоваться в клинике Дэниела X. Фримэна, известную также как восстановительный центр «Эксодус» - реабилитационной учреждение в Марина Дель Рэй в Калифорнии, долгое время пользующаяся благосклонностью рок-звёзд и других знаменитостей.
В сентябре 1992 года, на пике полемики с «Vanity Fair», Курт уже однажды проходил детоксикацию в «Эксодусе», и этот опыт он счёл «отвратительным». Он рассказал об этом своему биографу Майклу Азерраду: «Сразу же вошёл такой консультант, похожий на сорокалетнего хиппи, многолетнего героинщика, и попробовал говорить со мной на рок-н-ролльном уровне, типа «я знаю, что с тобой творится, чувак. Наркотики очень распространены в рок-н-ролле, и я видел это всё в семидесятых. Ты бы возражал, если бы вошёл Дэвид Кросби и поздоровался? Или Стивен Тайлер?» Отбарабанив имена этих рок-звёзд. А я: «К чёрту. Я этих людей вообще не уважаю»». Тогда он уехал за несколько дней до окончания лечения, раздражённый беспрестанными сеансами групповой психотерапии и собраниями двенадцати шагов. Тогда попытка вылечиться была предпринята для убеждения службы охраны здоровья детей в том, что он исправился.
30 марта Курт полетел в Лос-Анджелес, чтобы начать своё 28-дневное лечение в «Эксодусе». Ему отвели Комнату 206, и он прошёл вводный сеанс с медсестрой, которая попыталась определить степень его пристрастия. На следующее утро он посетил сеанс индивидуальной терапии с консультантом Ниалом Стимсоном, который впоследствии вспоминал, что Курт «совершенно не допускал и мысли о том, что у него проблемы с героином». Стимсон пытался заставить его осознать серьёзность римского инцидента, но Курт сказал ему: «Я понимаю. Я просто хочу избавиться от этого и выйти отсюда». Тем временем Кортни сделала попытку завязать самой в нескольких милях от него в пятизвёздочном отеле «Пенинсула» в Беверли Хиллс, где врачом контролировался план лечения под названием «детоксикация в гостинице» - предположительно предназначенный для ограждения знаменитостей от пристального внимания СМИ в открытом реабилитационном центре.
В тот же день Джекки Фэрри, одна из нянь Фрэнсис, принесла ребёнка в клинику к Курту, который играл с дочерью приблизительно двадцать минут. Курт жаловался Фэрри на свои сражения с Кортни по поводу Лоллапалузы. На следующий день Джекки снова принесла Фрэнсис, и на сей раз Курт играл с девятнадцатимесячным ребёнком почти час, подбрасывая её в воздух и заставляя её хихикать – любимая игра Фрэнсис Бин.
После того, как они уехали, Курт вышел во двор и выкурил сигарету с ещё одной рок-звездой, проходящей здесь лечение – это был его друг Гибби Хэйнс из «Butthole Surfers». Хэйнс рассказал ему об одном из друзей, который недавно сбежал из «Эксодуса», перепрыгнув через стену заднего двора. Оба посмеялись над этой историей, потому что «Эксодус» не было учреждением со строгой изоляцией, и поэтому не было никакой причины убегать. Каждый при желании мог в любое время просто выйти прямо через парадный вход.
Позднее вечером того же дня в 19:25 Курт сказал медсестре, что он выйдет во двор покурить, на этот раз один. Не ранее чем через час сотрудники «Эксодуса» заметили его отсутствие. Он перелез через ту самую стену, по поводу которой они с Гибби Хэйнсом шутили ранее в этот же день.
Семь дней спустя его тело было найдено в комнате над его гаражом. Большая часть из того, что случилось за тот промежуток времени, оставалась тайной в течение почти десятилетия, но со временем несколько отсутствующих частей этой головоломки обнаружились, предоставив возможность нарисовать более чёткую картину того, что произошло в течение той недели.
***
В 8:56 утром 8 апреля Вон Левандовски, офицер Сиэтлского полицейского управления, ехал в своём патрульном автомобиле, когда по полицейской рации ему поступило сообщение, чтобы тот исследовал труп в особняке на бульваре Лэйк Вашингтон, принадлежащий Курту Кобэйну и Кортни Лав. Когда Левандовски прибыл на место, электрик Гэри Смит привёл его к веранде над гаражом. Через застеклённые створчатые двери офицер увидел человека с длинными белокурыми волосами, лежащего на спине с винтовкой поперёк тела. Приклад ружья находился между ногами жертвы, а ствол был на уровне середины груди. Левандовски, которого недавно вызывали в этот дом для расследования семейной ссоры с участием Курта и Кортни, немедленно опознал жертву как Курта Кобэйна. Несколько минут спустя к дому подъехала пожарная машина, посланная Отделом пожарной охраны Сиэтла по вызову офицера. На улице, не прекращаясь, шёл дождь. Пожарным пришлось взобраться на веранду и разбить оконное стекло на створчатых дверях, чтобы войти внутрь. Войдя, один из них пощупал пульс и констатировал смерть Кобэйна. Пожарный попросил удостоверение личности из бумажника, который лежал на полу на расстоянии приблизительно в два фута от тела. Левандовски взял водительское удостоверение Штата Вашингтон, установив личность жертвы - Курт Дональд Кобэйн, дата рождения - 02/20/67, и положил его рядом с телом. (Многие СМИ неправильно сообщали, что Курт переложил водительское удостоверение перед тем, как застрелиться, так, чтобы любой, приехавший на место происшествия, мог опознать жертву, даже если выстрел сделает его лицо неузнаваемым). К этому времени приехали ещё два офицера, и оба принялись фотографировать место происшествия, один «Полароидом», другой – 35-мм. камерой. Офицер Левандовски позвонил в Отдел по убийствам.
В ожидании Левандовски осмотрел комнату 19 на 23 фута, которая очевидно некогда использовалась в качестве оранжереи, но теперь не содержала никаких явных признаков растительной жизни, за исключением опрокинутого цветочного горшка в углу и забрызганных грязью цветочных лотков, стоящих вдоль стен. На жертве были надеты джинсы, чёрные кроссовки и расстегнутая рубашка с длинными рукавами, надетая на чёрную футболку с надписью по-японски. Справа от тела находилась коробка из-под сигар «Том Мур», в которой находились шприцы, ложка «и другие принадлежности, связанные с наркотиками». На полу находились шляпа, два полотенца, 120 долларов наличными, бумажник, пачка сигарет, зажигалка и солнцезащитные очки. Слева от тела лежало коричневое вельветовое пальто и бежевый футляр от винтовки, поверх которого лежал использованный патрон. Коробка с двадцатью двумя неиспользованными патронами была найдена в пакете из грубой обёрточной бумаги у левой ступни Курта. (Первоначально в ней было двадцать пять патронов.) В нескольких дюймах от головы Курта, рядом с большой лужей запёкшейся крови, находилась открытая банка пива из корнеплодов «Барк», на три четверти полная. Листок матовой бумаги, исписанный красными буквами, проткнутый ручкой, лежал на цветочном лотке из нержавеющей стали у северной стены. По прочтении Левандовски написал в протоколе, что это «было явно написано Кобэйном своей жене и дочери, объясняя, почему он покончил с собой» (См. страницу 101).
В кармане вельветового пальто была квитанция на покупку винтовки «Ремингтон» 20 калибра, серийный номер #1088925. Квитанция на 308.37 долларов была выписана на имя Дилана Карлсона и датировалась 30 марта 1994 года, днём, когда Курт уехал из Лос-Анджелеса в Сиэтл.
Вскоре прибыли трое детективов Полицейского Управления Сиэтла, чтобы оградить место происшествия, вместе с тремя членами медицинского судебно-экспертного управления округа Кинг, в том числе доктор Николас Хартшорн, которому уже было поручено произвести осмотр трупа. Хартшорн с трудом вынул винтовку из левой руки Курта, сжимающей ствол с такой силой, что его след был виден на его ладони. Судя по повреждению внутренней части рта, отметил Хартшорн, Курт стрелял туда. В патроннике винтовки находился один боевой патрон, а другой – в магазине, указывая на то, что оружие было заряжено тремя патронами, включая использованный, которым, по-видимому, был произведён фатальный выстрел. Тело жертвы было холодным, на ранних стадиях гниения, что означало, что он был мёртв уже некоторое время. На внутренней стороне каждого локтя были следы от уколов.
Хартшорн сделал фотографии тела и затем освободил карманы: 63 доллара наличными и клочок бумаги для записей с надписью: «Seattle Guns», 145 патрона или меньше, настроенный на лёгкий выстрел». В том же кармане был использованный билет на самолет авиакомпании «Дельта», датированный 1 апреля, место 2F, на имя Кобэйна/Курта - билет, по которому он летел из Лос-Анджелеса в Сиэтл после того, как он покинул «Эксодус» неделей ранее.
После того, как Хартшорн закончил обследование места происшествия, он принял меры, чтобы тело было доставлено в судебно-медицинское управление округа Кинг, где он проведёт вскрытие трупа, чтобы установить причину смерти. Это было стандартной процедурой, хотя его обязательное заявление для собравшихся офицеров - включая и сержанта Кэмерона, который прибыл часом ранее – таковым не было: «Это дело – очевидное самоубийство. Жертва умерла от причинённой самому себе раны в результате выстрела».
СМИ, предупреждённые сообщением по радио, что в особняке Кобэйна было найдено тело, начали собираться снаружи вскоре после 10:00 утра. В течение нескольких минут заявления Хартшорна мир узнал, что Курт Кобэйн совершил самоубийство в возрасте двадцати семи лет. Его фэны были потрясены этим известием, но после того, что они узнали на следующий день от Кортни Лав, никто не удивился.
***
Когда в «Seattle Times» спустя месяц была опубликована история лауреата премии за журналистские расследования Даффа Уилсона, подробно излагающая несколько любопытных противоречий по этому делу, она не дала особых поводов для волнения. Повторные утверждения Николаса Хартшорна и Дональда Кэмерона, что эта смерть была «хрестоматийным случаем самоубийства», сделали своё дело. Большинство людей к тому времени восприняло эту смерть как просто очередную рок-н-ролльную трагедию – самоубийца-наркоман, который отчаялся. Кроме того, он уже однажды пытался покончить с собой. Спустя несколько часов после того, как было обнаружено его тело, Кортни рассказала всем, кто её слушал, что римская передозировка в марте по сути была попыткой самоубийства, а не несчастным случаем, как утверждалось ранее. Она сообщила, что в Риме он также оставил записку. Единственная разница заключалась в том, что на этот раз он добился цели.
Но сведения Уилсона не давали ему покоя. Его источники в Полицейском Управлении Сиэтла информировали его о множестве фактов по поводу смерти Кобэйна, которые просто противоречили один другому. Среди наиболее явных был тот факт, что последующее полицейское расследование не выявило никаких чётких отпечатков пальцев на винтовке, патроне винтовки или ручке, которая была обнаружена воткнутой в записку. Но именно сама записка вызывала большинство вопросов. Несмотря на то, что полиция на месте происшествия сразу же описала её как «предсмертную записку», те, кто её видел, говорят, что в ней и речи нет о самоубийстве. Очень тревожит то, что всего лишь часть записки, которая, возможно, ссылается на такую участь, казалось, была добавлена в конце, в совершенно ином стиле почерка.
Усиливает загадочность то, что кто-то попытался воспользоваться кредитной карточкой Курта за промежуток времени с момента, когда судмедэксперт констатировал смерть Курта, до вскрытия его тела. Полиция никогда не устанавливала, кто пользовался кредитной карточкой, пропавшей из бумажника Курта, когда он был найден.
Но ещё более настораживающая деталь обнаружилась в другой сиэтлской газете тремя неделями ранее. Николас Хартшорн закончил вскрытие трупа в день, когда было обнаружено тело Курта, и немедленно объявил, что патологоанатомическая экспертиза подтвердила его первоначальное мнение - что Курт Кобэйн умер от раны, причинённой самому себе в результате выстрела. Поскольку закон штата Вашингтон относит результаты вскрытия трупа к секретной медицинской документации, управление Хартшорна отказалось рассказывать о деталях его выводов. Но 14 апреля опытные репортёры Майк Мерритт и Скотт Мейер из «Seattle Post-Intelligencer», которые за эти годы обработали довольно много источников, чтобы добыть то, что недоступно, опубликовали статью, утверждая, что источник в управлении судебно-медицинской экспертизы дал им информацию о результатах вскрытия трупа Кобэйна. Выделялась одна маленькая техническая деталь. Токсикологические исследования показали, что в теле Кобэйна присутствуют следы диазепама (валиума), и уровень морфия в крови составляет 1.52 миллиграмма на литр. Хотя Николас Хартшорн был медиком, он, как и большинство врачей, имел очень небольшие познания в комплексной области фармакологии и опиатов, и поэтому этот критерий не получил резонанса. Однако любому сведущему в этой области человеку такие данные сказали о многом.
4
Рошелль Маршалл, как и сотни тысяч подростков во всем мире, была потрясена, услышав сообщение о самоубийстве Курта Кобэйна. Как и у многих из них, после того, как своё распространение получили теории убийства, у неё и её друзей появились вопросы. Однако в отличие от большинства из них её мать была в состоянии дать на них ответ.
«Моя дочь сперва была очень взволнована. Она была большой поклонницей Кобэйна, - вспоминает Дениз Маршалл. – Потом через некоторое время она стала говорить, что не уверена, что он действительно покончил с собой, и я сказала ей: «Видишь ли, многие так воспринимают самоубийство, потому что просто не могут в это поверить». Но она сказала, что всё совсем не так. Она хотела, чтобы я в этом разобралась».
Маршалл хорошо подходила для этой задачи. В качестве помощника коронера Колорадо она расследовала сотни дел со смертельным исходом, включая многочисленные самоубийства и убийства. Она говорит, что за годы работы судебно-медицинским экспертом она усвоила важный урок: «Обстоятельства не всегда таковы, какими кажутся сначала». После прочтения нашей первой книги и несметного количества прочей информации о смерти Кобэйна, включая полицейские отчёты, Маршалл пришла к собственному выводу о том, что произошло. «Ставлю свой годичный заработок на то, что он был убит, - заявляет она. - Просто недостаточно улик, чтобы признать это самоубийством».
Маршалл объясняет, что к такому выводу её привело множество факторов. «Слишком много подозрительного. Очень много вопросов как раз по поводу того, как велось дело, - говорит она. - Когда я читала полицейские отчёты, я была поражена тем, сколько всего они сделали неправильно. Например, старший офицер на месте происшествия дотрагивался до тела, когда доставал бумажник жертвы, чтобы вынуть водительские права. Это совершенно недопустимо. Вы должны ждать приезда помощника коронера или судебно-медицинского эксперта, чтобы не загрязнять место происшествия. Вы никогда не дотрагиваетесь до тела».
Особенно её смутило поспешное, по её мнению, решение и полиции, и помощника судебно-медицинского эксперта, которые, ещё не покинув место происшествия, пришли к выводу, что смерть наступила в результате самоубийства.
«Это само по себе смешно, - говорит Маршалл. - Я не знаю ни одного дела, которое было бы элементарным самоубийством, а именно это все они и констатировали в данном случае: сразу же квалифицировали это как самоубийство. Вы просто не можете этого делать. Вы ждете результатов всех исследований и исследуете обстоятельства до того, как их квалифицировать. Вот как это делается».
Даже в такой ситуации, с предсмертной запиской на месте происшествия и с винтовкой в руках жертвы?
«Это - одно из тех обстоятельств, которые меня беспокоят, - отвечает она. – Записка присутствует в большинстве самоубийств. Я всегда отношусь к этому слегка недоверчиво, по крайней мере, достаточно недоверчиво, чтобы присмотреться поближе. И я отнеслась к этому с особым подозрением после чтения так называемой предсмертной записки в случае с Кобэйном. Исходя из собственного опыта, я с трудом назвала бы её типичной предсмертной запиской. У меня есть много вопросов по поводу почерка. Видите ли, в этой записке нигде не говорится о том, что он хочет умереть. Ему просто не нравится то, что он делает, и он хочет изменить свою жизнь. Я не рассматриваю эту записку как предсмертную и думаю, что было крайне непрофессионально судить об этом так поспешно».
Однако ни один из этих факторов не убеждает Маршалл, что Кобэйн был убит. Она утверждает, что решающий довод - это уровень героина. «Когда я увидела результаты токсикологической экспертизы наличия в крови морфия - 1.52 миллиграмма на литр - я сразу же сказала себе: «Как же он смог нажать на курок?». В этом просто не было смысла. С таким количеством героина в организме это было бы практически невозможно». (Когда героин попадает в кровь, объясняет она, он тут же превращается в морфий - поэтому исследуется не уровень героина, а уровень морфия в крови).
Маршалл рассказывает, как, движимая подозрениями, она стала копаться в архивах округа, пытаясь найти данные о вскрытии какого-нибудь трупа, который имел бы схожий с Кобэйном уровень морфия в крови. «Не было ничего даже приближающегося к такому уровню, - сказала она. – По сути дела, когда я стала продолжать поиски по штату, я просто не могла найти никаких дел с таким уровнем. Количество морфия в крови Кобэйна было поистине ошеломляющим. С таким высоким уровнем он бы просто не понимал, что нажимает на курок».
Как мог Курт застрелиться после того, как он принял столько героина? Проводя расследование в нашей первой книге, мы задали этот вопрос помощнику судебно-медицинского эксперта Николасу Хартшорну. Допустимый уровень был смягчающим фактором, объяснил он. У наркомана с такой тяжёлой формой зависимости, как у Кобэйна, переносимость намного больше, чем у обычного наркомана; поэтому опиаты действовали медленнее, прежде чем привести его в бессознательное состояние. «У него была тяжёлая зависимость от героина, - сказал Хартшорн. - Его организм мог обрабатывать значительно большие количества героина, чем [у] обычного человека». Начальник Хартшорна, доктор Дональд Риэй, который в то время был главным судебно-медицинским экспертом округа Кинг, соглашается: «Это - действительно результат переносимости: сколько этот человек употребляет, - сказал Риэй. - Если постепенно за месяцы или годы увеличивать дозу, с таким количеством наркотиков человек мог бы функционировать».
Дениз Маршалл в этом не уверена. «Конечно, переносимость действительно является одним из факторов, в этом нет сомнений. Я не буду с этим спорить, - говорит она. - Но мне всё равно, каков ваш уровень переносимости. Его уровень морфия был настолько высок, что я очень сомневаюсь, что у кого-то переносимость настолько высока. Я видела несколько крайне поразительных результатов, и я видела, что они пережили это, но я никогда не видела никого с его уровнем. Это просто ошеломляет. Если бы переносимость была так важна, не было бы стольких наркоманов, у которых всё время случается передозировка, чей уровень значительно ниже, чем тот, что был в крови Кобэйна».
Довод по поводу переносимости в деле Кобэйна всегда опирался на утверждение, что он долгое время употреблял героин, и его организм постепенно за месяцы и годы выработал переносимость к всё большим и большим количествам наркотиков. И, несмотря на его собственные частые публичные отрицания этого, нет никаких сомнений в том, что Кобэйн время от времени принимал большие дозы героина. Однако ещё неизвестно, сколько же героина он принимал на самом деле в последние месяцы своей жизни. По словам музыкантов, которые играли с ним во время его последнего европейского тура в феврале и марта 1994 года, Курт почти наверняка обходился без героина во время того тура. В апреле 1994 года Тони Барбер, басист «Buzzcocks», игравших на разогреве у «Нирваны» на нескольких концертах во время их европейского тура, сказал в интервью журналу «Melody Maker»: «Я знаю, что в том туре он не принимал наркотики. Он ходил, попивая воду «Эвиан», и каждый раз, когда я видел его, он выглядел «чистым». В той же статье гитарист «Buzzcocks» Пит Шелли вторит Барберу: «Он, похоже, на самом деле был чист, когда мы были в туре. В определённой степени это было слегка неудобно, потому что он вообще не участвовал в наших весьма спокойных пьянках».
Эти музыканты просто не знали о том, что Курт принимает героин? Возможно, но есть другой более надёжный источник, который, кажется, поддерживает их. Когда Курт был поспешно доставлен в больницу после его передозировки в Риме 4 марта, врачи сказали, что не нашли в его крови никаких следов наркотиков, кроме прописанного транквилизатора - роипнола. Таким образом, ровно за месяц до смерти Курта в его крови не было героина, и, вероятно, не было в течение некоторого времени. По мнению Кортни, Курт снова начал принимать героин спустя восемь дней после того, как он вернулся в Сиэтл. В качестве доказательства мы можем предположить, что он продолжал его принимать в течение последних двух недель перед своей реабилитацией, укрепляя возобновлённый уровень переносимости. Однако даже судебно-медицинский эксперт Сиэтла, ссылаясь на переносимость как на смягчающий фактор, сказал, что наркоман должен был увеличивать дозу «постепенно в течение нескольких месяцев или лет», чтобы функционировать с таким количеством наркотиков, которые нашли в организме Кобэйна. Но Дениз Маршалл предупреждает: не читайте слишком много о продолжительности его наркомании. «Переносимость может выработаться довольно быстро, - объясняет она. - Однако я по-прежнему не думаю, у кого-то может быть такая переносимость».
Как пишет Джеффри Берстон в учебнике по медицине «Самоотравление», «воздействие героина имеет такую короткую продолжительность и такую интенсивность, что оно препятствует любому типу физической деятельности, как преступной, так и не преступной». В 1996 году мы опросили одиннадцать различных наркоманов, думают ли они, что тот, кто ввёл себе столько, сколько ввёл Кобэйн, затем смог произвести выстрел и убить себя сразу же после инъекции, как утверждает полиция и судебно-медицинские эксперты. Все утверждали, что это невозможно независимо от уровня их переносимости. По словам наркомана с восьмилетним стажем, «тот, кто говорит, что такое может быть, никогда не кололся».
Коронеры и судебно-медицинские эксперты, не имея всего необходимого для обучения наркотической токсикологии, будут часто ссылаться на переносимость в таких делах, как дело Кобэйна, говорит Маршалл. «Моя специальность – из области фармакологии, в особенности она касается наркотических веществ, поэтому я разбираюсь в этих вопросах лучше, чем какой-нибудь врач, у которого нет такого специализированного фармакологического образования. Они могут знать азы, но не будут схватывать знания, которые предусматривают необходимые данные об определенном вопросе в нашей области. Я всё время сталкиваюсь с такими видами дел, где мне трудно вести своё дело, потому что коронер не может должным образом разбираться в том, что стоит за наукой об опиатах или прочих наркотических веществах. Если вы обратитесь к медицинской и научной литературе, она совершенно не поддержит вашего объяснения «переносимости» как доказательства, когда речь идёт о такой дозе. У большинства наркотиков есть терапевтический уровень, есть токсический уровень и есть смертельный уровень. Но в случае с опиатами нет никакого точного предела смертельного уровня, потому что уровень переносимости продолжает увеличиваться. Конечно, у каждого свой предел, иначе столько людей не умирали бы от передозировок. Если речь идёт об опиатах, увеличивается ваш токсический уровень, а также ваш смертельный уровень. Именно поэтому те, кто употребляет наркотики, могут принять их в большом количестве, прежде чем умереть. Но если вы приблизитесь к тому уровню, который был у Кобэйна, или даже гораздо ниже, вы тут же отключитесь».
Кровь часто характеризуется как «прямое доказательство». Смертельные наркотические уровни, как правило, различаются в зависимости от таких факторов, как переносимость и вес тела и хотя официально признанного предела нет, максимальная смертельная доза героина должна быть немного выше, чем самая высокая известная доза, которую кто-то принял и выжил. В историческом плане токсикологи полагались на опубликованные судебные отчёты о смертельной интоксикации, чтобы определить концентрации данного препарата, требующегося для получения измеряемого уровня в крови. В своей книге «Героиновая Наркомания», выпущенной в 1986 году, Джером Дж. Платт - бывший директор Института Наркотических Расстройств при Университете Аллегейни – пришёл к выводу, что наибольшая известная смертельная доза для мужчины весом в 150 фунтов - это уровень морфия в крови приблизительно 0.5 миллиграмма на литр. За несколько месяцев до смерти Кобэйн весил 115 фунтов. По словам Дениз Маршалл, это даже понизило его смертельную дозу. «Как правило, чем меньше вы весите, тем ниже смертельная доза», - объясняет она. В других исследованиях, процитированных в «Журнале Судебных Наук», также предполагается, что предельная известная смертельная доза для героина – это приблизительный уровень морфия в крови 0.5 миллиграмма на литр. Иными словами, уровень Кобэйна - 1.51 миллиграмма на литр - составлял более трёх обычных предельных смертельных доз.
Однако было бы ошибочным просто заявить, что Кобэйн принял тройную смертельную дозу героина. Фактически, если следовать медицинской литературе, доза, которую он принял, для среднестатистического человека составляет почти семьдесят пять смертельных доз. Наиболее важно то, что это было тройной смертельной дозой даже для самого закоренелого наркомана.
Тем не менее, эта статистика не даёт полной картины. Несмотря на то, что героина, который принял Курт, было вполне достаточно, чтобы убить себя три раза, есть много исследований, которые доказывают, что он, возможно, умер не сразу после приёма такой дозы. В этой литературе указывается, что он, возможно, оставался в живых в течение нескольких часов, даже после введения в его организм такого большого количества героина. Весь вопрос в том, мог ли он достаточно долго оставаться в сознании после укола, чтобы поднять винтовку и убить себя. Согласно утечке информации о результатах вскрытия, в действительности наиболее вероятной причиной смерти было огнестрельное ранение, а не инъекция героина, и это означает, что Курт был всё ещё жив в течение некоторого времени после укола.
В 1973 году «Журнал Медицины Новой Англии» опубликовал всестороннее комплексное исследование, «Концентрации Морфия и Периоды Выживания при Смертельных Случаях от Острой Героиновой Интоксикации», фармакологов Дж. C. Гарриотта и У. О. Стёрнера, которые изучили сотни связанных с героином передозировок. Во всех смертельных случаях, которые они исследовали по этому вопросу, эти двое ученых не столкнулись ни с одним случаем с уровнем морфия в крови более чем 0.93 миллиграмма на литр - что более чем на 50 процентов ниже уровня Кобэйна.
Однако хотя ни Дениз Маршалл, ни Гарриотт и Стёрнер никогда не находили такого же высокого уровня морфия в крови, как у Курта, такие случаи действительно есть. Во всестороннем обзоре уровня морфия крови в 1.526 смертельных случаях, касающихся внутривенных передозировок, связанных с героином, обнаружились двадцать шесть случаев, или 1.7 процентов, когда уровень был равен или превышал уровень Кобэйна - 1.52 миллиграммов на литр.
Обратимся к статистическим данным. Согласно исследованию, упоминавшемуся в «Международном Журнале Судебной Медицины», почти 85 процентов случаев с таким высоким уровнем кончаются так называемым «золотым уколом», завершающимся немедленной смертью. Но, сопоставив эти случаи, исследование заканчивается выводом, что «смерть не настолько быстра, и нужно учитывать период выживания в коматозном состоянии». Ещё одно исследование 1996 года о периоде выживания после наркотической передозировки, опубликованное в «Журнале Судебных Наук», подтверждает, что наркоман испытывает состояние острого шока «в пределах нескольких секунд» после введения смертельной дозы.
Однако во всех двадцати шести известных случаях передозировки героина, при которых уровень морфия в крови был равен или превышал уровень Кобэйна, когда тело было обнаружено, жгуты были всё ещё на месте, и шприц по-прежнему был прикреплён к руке жертвы или лежал на полу рядом с телом – что означало или мгновенную смерть, или бессознательное состояние.
Да, как замечает Дениз Маршалл, в полицейских отчётах не рассказывается о таком сценарии, когда было найдено тело Курта: «Это было самоубийство? Я не представляю себе, как возможно было это сделать физически. Я не представляю, как он мог принять столько героина, чтобы достичь такого уровня, убрать шприц и другие наркотические принадлежности, оправить свой рукав, схватить оружие, положить его прямо в рот и спустить курок. Я этого не представляю».
Маршалл была не единственным экспертом, имеющим сомнения по поводу официальной версии. В 1997 году телешоу Эн-Би-Си-ТВ «Неразгаданные Тайны» показало результаты вскрытия трупа Кобэйна доктору Сирилу Вехту, одному из самых известных судебно-медицинских экспертов Америки. Профессор юриспруденции из Гарварда Алан Дершовиц окрестил его «Шерлоком Холмсом судебной науки». Доктор Вехт немедленно отверг аргумент о переносимости, на который ссылался Николас Хартшорн. «Для большинства людей, включая наркоманов, 1.52 миллиграмма на литр морфия – это существенный уровень, - тщательно объяснил Вехт, - и для большинства из них, для большого процента, это будет уровень, который довольно быстро вызовет бессознательное состояние. Речь идёт даже не о минутах, а о секундах…. Это действительно поднимает вопрос, большой вопрос относительно того, действительно ли он стрелял из этой винтовки».
Однако перед камерой доктор Вехт отказался полностью исключить возможность самоубийства, заявив, что «такое могло быть, но это маловероятно». Таким образом, уважаемый специалист, казалось, был уверен в этом, однако с незначительной вероятностью того, что Кобэйн мог в самом деле застрелиться, как указывается в официальной версии. Однако спустя годы после этого интервью мы узнали, что это интервью доктора Вехта было больше, чем тем вечером передала Эн-Би-Си. По словам продюсера этой передачи Синди Боулз, Вехт вообще был не полностью информирован об обстоятельствах смерти Кобэйна до своего интервью, зная только то, что он был найден выстрелившим себе в рот и с посмертным уровнем морфия в крови 1.52 миллиграммов на литр. Вот что Вехт на самом деле сказал при выключенной камере после объявления о том, что самоубийство могло быть, но маловероятно: «Если это было самоубийство, он, вероятно, должен был держать оружие в руке, вводя себе героин, а потом застрелиться сразу же после инъекции».
Мы, конечно, знаем из полицейских отчётов, что такого не было. До того, как взять ружьё, Кобэйну понадобилось время, чтобы оправить рукава, убрать свои наркотические принадлежности и положить их обратно в лежащую поблизости коробку от сигар. Снова официальный сценарий с научной точки зрения кажется невозможным.
Новое открытие, касающееся мнения доктора Вехта, однако, не единственная важная часть информации, появившейся в последние годы. В 1995 году, после того, как Николас Хартшорн и его начальник, доктор Доналд Риэй, сообщили нам, что переносимость была смягчающим фактором, который позволил Кобэйну выстрелить в себя - даже после введения такой огромной дозы героина - мы бросили вызов каждому из них, чтобы они указали хотя бы на один случай, когда кто-нибудь принял такую же дозу, как Кобэйн, и оставался в сознании в течение более чем нескольких секунд. Ни один из них не смог сослаться на такой случай.
Два года спустя в своём документальном фильме Би-Би-Си «Курт и Кортни» его создатель Ник Брумфилд полагал, что он принял этот вызов. В этом фильме Брумфилд показал интервью с британским врачом, доктором Колином Брюером, который настаивал на том, что кто-то мог действительно застрелиться после принятия такого количества героина, которое было найдено в крови Курта. Чтобы доказать свою точку зрения, доктор достал фотографию, которую он взял у одного из своих пациентов. На этой фотографии, показанной в фильме Брумфилда, человек балансирует на одной ноге спустя пятнадцать минут после предполагаемого принятия «дозы, вдвое большей, чем у Курта». Когда этот документальный фильм был выпущен в 1998 году, одна эта фотография нанесла почти смертельный удар по теории убийства. На самом деле это доказательство было единственным элементом, на который ссылается Брумфилд, когда он поменял своё мнение о том, как умер Кобэйн. До того, как взять интервью у доктора, создатель фильма признаётся, что он склонялся к мысли, что Курт был убит. После интервью Брумфилд был уверен, что Кобэйн совершил самоубийство.
Если действительно существовал случай, когда наркоман оставался в сознании в течение пятнадцати минут после принятия такой большой дозы, это на самом деле доказывает, что Курт, возможно, всё ещё мог застрелиться после принятия того уровня героина, найденного в его организме.
Однако позднее обнаружилось, что в своём фильме Брумфилд допустил существенную ошибку - ошибку, которая нанесла невосполнимый ущерб правдоподобию теории убийства. Пациент, изображённый на той фотографии, на самом деле всё-таки не вводил себе героин. Скорее всего, он глотал метадон - синтетический опиат, обычно используемый для прекращения употребления героина. Впоследствии доктор признал, что у него даже не было лицензии на применение героина, поэтому он не мог повторить результаты, даже если бы и хотел. Разница между метадоном и героином, объясняет Дениз Маршалл, огромна.
«Метадон предназначен для того, чтобы глотать, а не вводить внутривенно, - объясняет она. – Каждый раз, когда вы проглатываете наркотик, он должен пройти сквозь ваш желудочно-кишечный трактат, и это может занять тридцать пять-сорок минут. Но когда вы вводите наркотик внутривенно, результат мгновенный: он поступает прямо в кровь. Вы чувствуете эффект за секунды».
Она говорит, что пример, приведённый в документальном фильме Брумфилда, полностью не соответствует действительности и вводит в заблуждение.
Человек на фотографии глотал метадон. Это всё равно что сравнивать яблоки и апельсины, говорит она. «Да, метадон – это наркотик. Я могу принять большое количество метадона и при этом прыгать. Однако я не знаю, как я буду себя вести через сорок пять минут. Но метадон также по-иному воздействует на организм. В нашем мозгу есть наркотические рецепторы, и именно с ними связан наркотик. И как только наркотик связывается с этими рецепторами, они вырабатывают другой наркотик под названием допамин, и именно из-за него вы испытываете кайф. Метадон не действует точно так же, как героин».
«Несомненно, что создатель фильма и, вероятно, даже доктор не разбирались в науке об опиатах, - говорит она. - Я могу объяснить это так: если вам когда-нибудь делали операцию или давали любые успокоительные под капельницей, в тот момент, когда вас просят начинать считать в обратном порядке, они вводят вам наркотик внутривенно, и вы засыпаете до того, как игла будет вынута. Именно так может действовать героин. И с тем количеством, которое принял Кобэйн, для меня совершенно очевидно, что именно это произошло с ним. Возможно, он был без сознания, хотя игла была всё ещё в его руке».
Как же в таком случае Николас Хартшорн мог настолько неправильно это понять? Известный судебно-медицинский эксперт Сэмюэль Бёрджесс пишет в своей книге «Постижение Вскрытия Трупа» 1992 года: «Существует много юрисдикций в этой стране, где вы можете не быть семи пядей во лбу, чтобы вам сошло с рук убийство, и это не преувеличение… факт остается фактом, в слишком многих местах расследование возможного убийства совершается только после того, как оказывается давление со стороны родственников или других заинтересованных лиц, и когда такое расследование начинается, оно проводится настолько некомпетентно, что убийства, одно за другим, остаются нераскрытыми и безнаказанными». Бёрджесс указывает на неправильные вскрытия трупов как на одних из главных виновников этого.
Дениз Маршалл согласна с этим. «К сожалению, это правда. Много вскрытий трупов проводится очень плохо, особенно когда патолог уже заранее пришёл к выводу о причине смерти. Этот частный случай поражает меня, но я знаю, что такие ошибки случаются каждый день. Знаете, если вы оказываетесь на месте преступления, смотря по ТВ все эти шоу о преступлениях, вы просто думаете, что всё идёт так, как написано в книге, но это - как и любая другая работа, это совсем не так. У вас есть люди, которые ленивы и некомпетентны, точно так же как и на любой другой работе. Вы можете потратить всю жизнь, просто расследуя все смертельные случаи, которые неправильно велись коронерами и судебно-медицинскими экспертами, особенно коронерами, которые имеют предубеждение по поводу героинщиков. У опийных наркоманов дела очень плохи. Я не могу себе представить, сколько смертельных случаев, когда расследовались случайные передозировки или самоубийства с участием героинщиков, возможно, были убийствами».
Один из лучших примеров ошибочного диагноза при вскрытии трупа фактически касается ещё одного печально известного рок-н-ролльного самоубийства. В ноябре 1997 года, Майкл Хатченс, лидер-вокалист группы «INXS», был найден мёртвым в Австралии, в Сиднее, в гостиничном номере с поясом вокруг шеи. Очевидно, он повеcился на дверном косяке до того, как застёжка пояса сломалась, отчего он упал на пол. Не найдя никаких признаков преступления, сиднейский коронер немедленно установил, что эта смерть - самоубийство. Но в течение нескольких часов жена Хатченса, Пола Йейтс, объявила, что она уверена, что её муж не совершал самоубийства, и загадочно намекнула, что знает истинную причину смерти. Вскоре после этого она призналась друзьям, что Хатченс почти наверняка повеcился случайно, занимаясь сексуальной игрой, известной как автоэротическое удушье (AEA).
Странный сексуальный акт, который проделывают миллионы, приводит к умышленному акту самоудушения, совершаемого для усиления оргазма, сужая приток крови к мозгу во время мастурбации. Те, кто этим занимается, почти все из них мужчины, затягивают пояса вокруг своей шеи или подвешивают себя в петле, часто используя балку или ветку дерева. В результате потеря дыхания, известная как мозговое кислородное голодание, приводит к одурманиванию, усиливающему оргазм. Йейтс рассказала, что Хатченс был приверженцем этого и других опасных сексуальных актов, таких, как рабство и садомазохизм, и что он, должно быть, умер, когда самоудушения не получилось. Тогда Йейтс сказала: «Он делал всё. Он был опасным мальчиком, рисковым, диким. Он мог бы сделать что угодно когда угодно. Единственное, что он не хотел бы, это вот так оставить нас [её и их дочь, Тайгер Лили]».
Когда стали известными детали сцены смерти Хатченса, они, казалось, подтверждали её историю. Полиция рассказала, что, когда его тело было найдено, он был полностью голым, распластанным на полу. Тем не менее, коронер утверждал, что это было самоубийство, и отказался проводить дознание, чтобы расследовать, касалось ли это AEA. Его нежелание, вероятно, было следствием того, что этот фетиш практически неизвестен в Австралии, хотя в Великобритании, где жил Хатченс, во время такого акта каждый год умирает примерно двести человек. Спустя два года после того, как дело было закрыто, профессор Университета МакМастер Стивен Хакер, учитывая авторитетные источники по AEA, согласился расследовать обстоятельства смерти рок-звезды. По окончании своего расследования профессор Хакер объявил: Я пришёл к выводу, что наиболее вероятно, что смерть наступила из-за неудавшегося автоэротического акта». Однако в отчётах сиднейского коронера смерть Хатченса по сей день остаётся самоубийством».
***
В 1995 году канадский химик по имени Роджер Льюис стал с недоверием относиться к обстоятельствам смерти Кобэйна, в значительной степени благодаря необыкновенно высокому уровню морфия, содержащегося в крови. По собственной инициативе он целый год изучал имеющуюся судебную и криминологическую литературу. В ходе своего обзора он изучил 3 226 связанных с героином передозировок, больше чем 3 586 случаев самопричинённых смертей, включая 760 жестоких самоубийств, и значительное количество известных инсценировок смертей. Его итоговое эссе, «Мертвецы Не Спускают Курки», с научной точки зрения является скрупулёзной «повторной интерпретацией официально опубликованного доказательства», который приводил убедительные доводы в пользу возобновления и независимого расследования смерти Кобэйна.
Спустя два года после того, как Льюис впервые опубликовал своё эссе, Брэдли Спирс, двадцатиоднолетний австралийский студент-фармаколог, не согласился с этими данными и опубликовал свой собственный научный комплекс опровержений теории Льюиса. Одним из его главных аргументов было то, что Курт, возможно, не принял всю огромную дозу героина, не сходя с места, а что уровень морфия в крови стал повышенным в результате повторных инъекций в течение дня. Ведь Курт был наркоманом, который обычно кололся раз в несколько часов в течение дня. Поэтому Спирс полагает, что, возможно, придаётся слишком большое значение уровню морфия в крови Кобэйна - 1.52 миллиграммов на литр.
«Может быть возможным, - пишет он, - что перед последней инъекцией в его крови присутствовал допустимый уровень морфия, и таким образом его воздействие проявилось в меньшей степени».
Но, по словам Дениз Маршалл, этот аргумент при научном исследовании кажется неправдоподобным. «Во-первых, когда вы употребляете героин и имеете переносимость, это означает, что ваша печень стала очень сильной, - объясняет она. – Вы приобретаете эту переносимость из-за того, что много принимаете, и ваша печень говорит: я знаю, что скоро поступит большой поток героина, потому что это происходит каждые четыре часа, поэтому мне нужно обработать то, что у меня есть, или я умру, когда поступит следующий поток». Таким же образом у вас развивается переносимость к алкоголю. Именно поэтому, когда вы видите людей, которые могут напоить вас до такой степени, что вы свалитесь под стол, это означает, что их печень обрабатывает алкоголь быстрее, чем ваша. И это может происходить только от его употребления регулярно. А иначе он бы не создавался в его организме. Если уж на то пошло, он обработал бы это быстрее кого-либо другого. Я бы сказала, что 1.52 миллиграмма на литр должны были означать дозу, которую он принял недавно, а не многократные дозы в течение дня».
Кроме этого свидетельства, демонстрирующего полную научную несостоятельность официального мнения, Роджер Льюис цитирует множество, вероятно, существенных исследований, которые, как он полагает, дополнительно демонстрируют неправдоподобие сценария самоубийства. Согласно одному из исследований, опубликованному в журнале «Медицина, Наука и Закон», за двадцатилетний период на северо-западе Лондона проводилось 1 862 посмертных исследований самоубийств. Двадцать процентов этих самоубийств стали результатом «телесного повреждения», включая от раны выстрела. Однако не было ни одного случая, касающегося опиатов. В другом исследовании 1 117 самоубийств в британском графстве Эйвон пятьдесят одна жертва воспользовалась винтовкой. Опять же ни один случай не касался опиатов. Льюис обращает внимание на эти и другие исследования, чтобы продемонстрировать то, что он называет «мифом суицидального наркомана, употребляющего героин».
В отдельном исследовании 189 случаев смертельного самоотравления опиатами в Лондоне между 1975 и 1984 годами только один закончился тем, что уровень морфия в крови превышал 1.52 миллиграмма на литр - или менее 0.53 процентов изученных дел - показав, что даже когда кто-то действительно предпринимает попытку самоубийства с помощью огромной дозы опиатов, шансы достичь уровня, обнаруженного в крови Курта, крайне малы.
В своей работе Льюис также исследовал вероятность самоубийства среди пропавших без вести, так как Курт исчез на семь дней, прежде чем было найдено его тело. Согласно исследованию, на которое ссылался Чарлз О`Хара в своём учебнике по криминологии «Основные Принципы Уголовного Расследования», всего один из примерно двух тысяч случаев пропажи людей без вести оказывается самоубийством. «Дилетанту, - пишет O`Хара, - в случае исчезновения одной из первых приходит в голову теория самоубийства. Однако статистика говорит вовсе не в пользу решения покончить с собой. Добровольное исчезновение мотивируется желанием убежать от какого-то личного, семейного или делового конфликта. При исчезновении около 100 000 человек в год в этой стране, следует ожидать, что в некоторых из этих случаев существенную роль должно играть насилие над личностью. Убийство, невысказанное опасение родственников и полиции, всегда должно существовать в подсознании следователя как вероятное объяснение».
O`Хара также даёт следователям один важный совет, который может иметь особое значение в деле Кобэйна: «Определённые сочетания ран физически невозможны. Чтобы сделать вывод о том, что это самоубийство, раны должны быть физически правдоподобны».
***
Решающим аргументом для Николаса Хартшорна было оружие в руках Курта. Когда он прибыл на место происшествия вскоре после 10:00 утра 8 апреля, жертва всё ещё крепко сжимала винтовку. До того, как Хартшорн произвёл вскрытие – даже до того, как он прочитал записку - это была та деталь, которая привела его к выводу о том, что это самоубийство, впоследствии признался он.
«В случае с самоубийствами с использованием оружия вы всегда видите, что жертва всё ещё сжимает ствол ружья, - сказал нам Хартшорн в 1995 году. - Это происходит оттого, что в момент смерти рука застывает. Нам пришлось буквально вырывать ту винтовку из рук Кобэйна. На его ладонях всё ещё были видны маркировки от ружья там, где он несколько дней сжимал его. Это - верный признак того, что рана была нанесена самому себе. Доказательства такого рода не лгут».
Дениз Маршалл подтверждает объяснение Хартшорна – правда, с одной существенной оговоркой.
«Когда вы видите, что рука сжимает оружие подобным образом, - объясняет она, - это называется трупным окоченением. Оно обычно заметнее, когда используется пистолет или автоматическое оружие, но такое может быть и при использовании винтовки. Скажем, вы выстрелили себе в голову из «Магнума»-357. Когда вы хватаете такое оружие, спускаете курок, и пуля разрывается в вашей голове, это вызывает трупное окоченение, которое по существу является мгновенным. И часто мы обнаруживаем, что оружие всё ещё зажато в руке, и даже когда мы вынимаем оружие, рука всё ещё находится в таком положении, словно держит его. Это происходит из-за травмы, выделяются химикалии. Я недавно работала над делом того парня, который застрелился из винтовки в грузовике. Он закрепил винтовку между своими ногами и грузовиком, и ему целиком снесло голову, но его руки всё ещё держали её».
Однако было ли трупное окоченение, о котором рассказывал Хартшорн, подтверждением того, что Курт застрелился?
«Вы не замечаете очевидного, - отвечает Маршалл. - Есть ещё один сценарий, который легко может это объяснить. По моему опыту, всё в этом деле указывает на инсценировку на месте происшествия, кто-то пытался сделать так, чтобы убийство напоминало самоубийство. Я думаю, что именно это и произошло. Трупное окоченение может происходить и при убийстве».
Действительно, судебная литература, кажется, противоречит утверждению Хартшорна, что трупное окоченение Кобэйна окончательно доказывает, что он совершил самоубийство. Согласно Руководству по Раневой Судебной Медицине Университета Данди, «иногда самоубийство совершается одним ударом, и оружие может остаться торчащим из раны. Рука покойного может сжимать оружие в результате трупного окоченения; это – доказательство того, что в момент смерти жертва держала оружие, и поэтому возникает предположение, но не доказательство того, что это самоубийство».
Маршалл полагает, что кто-то дал Курту дозу героина, которая вывела его из строя и тотчас же привела в бессознательное состояние. «Я думаю, что кто-то, должно быть, дал ему слишком чистую дозу, которую обычно называют «смертельным уколом». Когда наркоманы принимают героин, они прекрасно знают, сколько они должны принять. Всякий раз, когда вы видите случайную передозировку, обычно это случается из-за того, что они получили дозу от кого-то другого, и они не знали, насколько она чиста. Если речь идёт о героине, вы обычно понижаете чистоту с помощью какой-нибудь примеси. Обычно вы считаете, что независимо от того, кто даёт вам героин, он уже сделал это. Вы никогда не ожидаете получить чистую дозу».
С особенным подозрением Маршалл относится к банке пива из корнеплодов «Барк», найденной около тела Курта. «Вскрытие трупа показало наличие в организме Курта наряду с героином валиума, - говорит она. – «Кто-то, возможно, без труда поместил в эту банку большую дозу валиума. Это помогло бы вывести его из строя значительно быстрее. Валиум усиливает воздействие героина. Не похоже, что полиция вообще проверяла содержимое банки, но они должны были это сделать».
Независимо от того, использовался ли валиум для ускорения процесса, Маршалл считает, что если кто-то из тех, кто знал Кобэйна, дали ему слишком чистую дозу героина, они просто должны были ждать, когда он потеряет сознание. «Потом ему могли дать в руки винтовку, положили ему в рот и спустили курок, сделав так, чтобы смерть напоминала самоубийство. В момент смерти его рука схватила дуло винтовки, и вот вам ваше трупное окоченение».
«Однако, к сожалению, это довольно легко сходит с рук, - добавляет Маршалл, - особенно если это смерть наркомана».
***
Вернон Джеберт разбирается в том, как это сходит с рук. Недавно вышедший в отставку в звании командующего Специальной Комиссии По Изучению Убийств Бронкса, Джеберт лично расследовал, контролировал, оценивал и консультировал более восьми тысяч расследований смертей. Среди них, говорит он, «я могу показать вам длиннющий список убийств, которые были инсценированы так, чтобы они напоминали самоубийства».
По словам Джеберта, чей учебник по криминологии «Практическое Расследование Убийства» считается библией детективов по убийствам, все расследования смертей должны вестись как потенциальные дела по убийствам, пока факты не докажут обратное. «Вопрос не в том, могло ли это предположительно быть самоубийством. Он в том, могло ли это предположительно быть убийством. Это - единственная логическая процедура для того, чтобы отличить инсценированные убийства от самоубийств. Если полиция предполагала бы без дальнейшего расследования, что очевидное самоубийство не было убийством, то другие доказательства и зацепки на месте происшествия никогда не проверялись бы, и убийства оставались бы нераскрытыми».
Как и Дениз Маршалл, Джеберт полагает, что лень следователей существенно облегчило то, чтобы убийство напоминало самоубийство. «То, как представлена жертва убийства, и манипуляции на месте происшествия умного преступника могли привести к тому, чтобы смерть казалась самоубийством, - объясняет он. - Я лично расследовал много таких дел, и суть этого вопроса в том, что на начальной стадии эти дела действительно напоминали самоубийства».
Джеберт упоминает особое дело, с которым он работал, во многом схожее с делом Кобэйна. В ходе этого расследования он работал консультантом в страховой компании, которая возбудила дело о смерти в результате противоправных действий против человека, который, как полагали, на самом деле убил одного из своих родственников, по утверждению властей совершившего самоубийство.
Когда полиция прибыла на место происшествия, жертва лежала на спине в своём передвижном доме с винтовкой, просунутой между ногами, вокруг тела была кровь и мозговое вещество. После формального расследования полиция установила, что смерть наступила в результате самоубийства, и закрыла дело.
Однако когда Джеберт провёл своё собственное расследование, он обнаружил множество тревожащих противоречий. Покойный, как известно, хранил в доме по меньшей мере 1 000 $, но полиция нашла пустой бумажник на полу в его машине и 2.50 $ в его карманах. К тому же, как было видно из банковского счёта жертвы, он снял 200 $ из банкомата незадолго до смерти, но эта сумма также неизвестно куда пропала из его трейлера. Джеберт побеседовал с соседом, который остановился у трейлера из-за того, что заподозрил, «что что-то было не в порядке». Джеберт заметил, что двери машины открыты, и ключи были в замке зажигания - странно для покойного. Помимо того, что дверь трейлера была открыта, стереоприёмник и термостат были настроены на полную мощность, несмотря на то, что по имеющимся сообщениям покойный никогда не настраивал термостат более чем на 65 градусов. Члены семьи сообщили Джеберту, что антирадар жертвы, обычно прикреплённый к солнцезащитному козырьку в его машине, исчез, как и мешочек с инструментами с заднего сиденья и золотой калькулятор с инициалами покойного. Наконец, было известно, что покойный незадолго до смерти составил множество краткосрочных и долгосрочных планов.
Убежденный в том, что есть очевидные доказательства, указывающие на преступление, Джеберт представил свои выводы на рассмотрение полиции и предложил возобновить расследование. Полиция отказалась даже обсуждать это. В силе оставалось утверждение о том, что это самоубийство.
«Если честно, некоторые копы просто не хотят признавать, что они совершили ошибку, невзирая на убедительные улики, - говорит Джеберт. - Они боятся, что это плохо отразится на их репутации. Но дело в том, что, когда вы сталкиваетесь с очевидным самоубийством, вы должны копать глубже, выяснить, был ли у кого-то мотив, мог ли кто-то извлечь материальную выгоду из этой смерти. Затем вы должны обратиться к результатам судебной экспертизы, чтобы выяснить, соответствуют ли медицинские данные характеру самоубийства. Часто преступник рассчитывает на то, что власти не будут выполнять свою работу. Мне крайне неприятно это признавать, но сравнительно легко организовать убийство так, чтобы оно напоминало самоубийство и сделать так, чтобы преступление осталось нераскрытым. Особого таланта не требуется.
В своей книге 1975 года, «Основные Принципы Уголовного Расследования», Чарлз О`Хара ссылается на исследование сорока очевидных самоубийств, в которых головы жертв были разнесены пулей. «Конечно, в таких случаях, - пишет он, - ствол оружия должен помещаться прямо под подбородком или во рту. Следовательно, не так уж невероятно, что таким способом может быть совершено убийство, и тем более вероятно, поскольку это легко подходит под подозрение в самоубийстве; это – прямое предположение, что человек спящий, одурманенный или связанный может быть таким образом убит».
Ещё одно исследование, сравнивающее убийства и самоубийства, упоминающееся Дэвидом Лестером в его книге 1986 года, «Убийца и Убийство», установило типичную жертву убийства - мужчина в возрасте между двадцатью пятью и тридцатью четырьмя годами, убитый дома из ружья – это соответствует описанию, схожему с Кобэйном. Лестер также сообщает об исследовании, которое выявило, что жены, убившие мужей, составляют 41 процент женщин-убийц, и что 85 процентов убийств супругов произошли дома. Но в организме Кобэйна обнаружено наличие наркотиков, что наиболее близко соответствует результатам исследования, заключавшего, что «вероятнее всего, наркотики будут присутствовать в убийствах, а не в самоубийствах».
«В самом деле, - говорит Вернон Джеберт, - существует прежде всего одна группа, где вы стремитесь обнаружить больше всего инсценированных мест совершения преступления, и она - в смертях героинщиков. До того, как я стал следователем по убийствам, я работал с наркотиками. Всякий раз, когда власти прибывают на место происшествия, где героинщик, по-видимому, совершил передозировку или самоубийство, они обычно стремятся сбросить это со счетов как просто очередную смерть героинщика, без правильного расследования обстоятельств. Именно поэтому легче убить героинщика и инсценировать смерть так, чтобы она напоминала самоубийство, чем это могло бы быть в случае со среднестатистическим честным гражданином».
Хотя статистические данные о его феномене трудно достать, потому что очень много инсценированных преступлений остаются нераскрытыми, одно исследование 1971 года подробно заостряет внимание на смертях, связанных с наркотиками, в сфере, где употребление наркотиков, как известно, является особенно распространённым – в американских войсках. Двое следователей, полковник Ричард Фреде и коммодор Чарлз Стал, изучали 1.3 миллионов хирургических случаев и случаев вскрытий трупов в архивах Института Патологии Вооруженных Сил, проводившихся между 1918 и 1970 годами. Они обнаружили 174 примера того, что они называют «смертельным наркозом» - случаи, когда было известно, что военные умирали от употребления опиатов. Они обнаружили, что удивительно высокий процент из этих случаев - 3.7 – на самом деле были признаны убийствами - случаи, когда мёртвые солдаты получили преднамеренный «смертельный укол» героина.
Два десятилетия спустя американские войска также стали фоном для самого важного исследования, когда-либо проводимого по поводу феномена инсценированных самоубийств - исследования, которое представляет собой назидательную историю для следователей, склонных относить смерть к категории элементарных дел до изучения всех обстоятельств.
***
В 1993 году репортёр «Philadelphia Inquirer» по имени Дэвид Цуккино начал расследовать смерти множества американских солдат, признанных военными патологами самоубийствами. После просмотра тысяч страниц отчётов о следствии по делам, заключений судебной экспертизы и отчётов о вскрытии, полученных в соответствии с Законом о Свободе Информации, Цуккино обнаружил не только то, что существенные факты откровенно противоречили самоубийствам, но и то, что следователи потеряли или небрежно разрушили важные доказательства, неправильно обращаясь со смертоносным оружием, не выполняя стандартные судебные экспертизы и предоставляя неточные и вводящие в заблуждение отчёты.
Исследуя одно дело за другим, он обнаружил, что семьи жертв оспаривали заключения о самоубийстве, только будучи обвинёнными военными властями в отказе примириться с тем, что их любимые люди покончили с собой.
Среди самых ярких примеров Цуккино обнаружил указывающие на инсценированные самоубийства:
- В 1989 году Служба Криминальных Расследований ВМС (NCIS) пыталась убедить Билла и Донну Дигман, что их сын, капитан ВМС Джеффри Дигман, покончил с собой выстрелом в голову, хотя, чтобы выпустить пулю по такой траектории, он должен был перевернуться вверх ногами. Более того, пуля попала в голову Дигмана с правой стороны, хотя он был левшой. Семья наняла судебного эксперта, который обнаружил, что повреждения на теле Дигмана явились следствием борьбы, и заключил, что кто-то, вероятно, застрелил Дигмана и расположил тело так, чтобы это напоминало самоубийство.
- В 1991 году NCIS сообщило Джону Сэбоу, что его брат, полковник Джеймс Сэбоу, застрелился на заднем дворе своего дома. Джон Сэбоу, нейрохирург, сразу же с подозрением отнёсся к этим обстоятельствам и нанял гражданских судебных экспертов для исследования отчёта о смерти. Они пришли к заключению, что полковник был убит, и его тело было расположено так, чтобы смоделировать самоубийство.
- В том же году Управление Уголовных Расследований Сухопутных Войск (CIC) сообщил супругам Сидни и Карлосу Райт, что их сын, младший сержант Терри Райт, покончил с собой выстрелом в голову из винтовки. Однако формальная экспертиза показала, что Райт носил слишком толстые перчатки для того, чтобы они пролезли под курок винтовки, когда он умер. Армейские следователи аннулировали доказательства, и с оружия Райта даже не были взяты отпечатки пальцев. Проконсультировавшись с Цуккино, агент, который осуществлял контроль за расследованием, признал, что у него есть глубокие сомнения относительно того, что это самоубийство.
- В июне 1992 года NCIS сообщила Мэри Галлахер, что её сын, младший матрос Тодд Галлахер, разбился насмерть, упав с крыши в Филадельфии. Однако два гражданских врача и два военных медика среднего звена сказали, что считают, что серьёзные повреждения головы Галлахера были вызваны избиением, а не падением. Товарищи Галлахера по морской службе сообщили NCIS, что перед смертью у него была пьяная ссора с моряками с корабля противника. Однако ВМС по-прежнему настаивали на том, что он совершил самоубийство.
- Месяц спустя Управление Специальных Расследований ВВС (OSI) сообщило Ройялу и Линде Шульц, что их сын, лётчик Аллен Шульц, повесился на простыне, натянутой на гидравлическом устройстве для открывания дверей, хотя Шульц был выше уровня устройства. Цуккино обнаружил, что следователи были не в состоянии рассмотреть в качестве доказательства то, что в комнате Шульца в ночь его смерти находились другие люди. Кроме того, на фотографиях вскрытия трупа на шее Шульца просматривались следы, которые, по заключению судебно-медицинского эксперта, не были оставлены верёвкой.
В каждом из этих случаев, так же, как и в девяти других, как заключил Цуккино, все доказательства указывали на убийства, инсценированные так, чтобы они напоминали самоубийства или несчастные случаи. После того, как его исследование было опубликовано в декабре 1993 года, выяснилось, что ещё двадцать шесть семей подвергли сомнению заключения о самоубийствах, сделанные военными властями в отношении смертей их сыновей.
Фредерик Р. МакДэниел, бывший следователь управления уголовных расследований Сухопутных войск, рассмотрев три из этих дел для членов семей, обнаружил, что никакого организованного заговора, подготовленного, чтобы прикрыть убийства не было – дело только в недостатке следственной практики. «Я вижу полную некомпетентность, соединённую с ленью и недостатком опыта, - сказал он в интервью «Inquirer». - Никто не беспокоится о том, чтобы провести расследование надлежащим образом».
Роналд Ф. Декер, частный сыщик, который двенадцать лет работал следователем по расследованию преступлений в ВВС, впоследствии рассмотрел девять из этих дел по поручению газеты. Он пришёл к выводу, что каждое из заключений о самоубийстве представляло собой поспешное стремление решить дело, основанное на первых впечатлениях: «Эти люди принимают решение о том, что это самоубийство, раньше, чем следовало бы. Затем они работают, как проклятые, чтобы доказать самоубийство и полностью игнорировать любые другие доказательства, указывающее на несчастный случай или убийство».
Мать одного из убитых солдат подвела итог официальному отношению, которое, как она полагала, явилось результатом неумелых заключений о самоубийствах: «Обвиняйте мертвецов - они не могут жаловаться».
продолжение здесь: http://www.proza.ru/2007/03/18-228
Любовь и Смерть. Убийство Курта Кобэйна Ч. 3
© Copyright: Федорова Ольга, 2007
Свидетельство о публикации №207031800225
Свидетельство о публикации №207031800225
Рецензии