Лучшие брэнд-менеджеры года

Журналистка Оля пришла на работу. Журналистка Оля работала в журнале. В журнале писали про разное.
Редактор посмотрел на Олю и сказал: "Добрый день, Оля!" Оля посмотрела на редактора и сказала "Добрый день!" Редактор вытянул губы трубочкой. Он был гомосексуалистом. Погладив себя по лысине, редактор сказал: "Оля! я хочу, чтобы ты написала большую хорошую статью. Возьми фотоаппарат и поезжай на вручение премии лучшим брэнд-менеджерам года". Кашлянул. "После вручения премии обязательно посети праздничек". "Праздничек?" - переспросила Оля. "Праздничек", - сказал редактор. "Какой такой праздничек?" - еще раз переспросила Оля. "Праздничек, Оля, праздничек", - еще раз сказал редактор и пошевелил перстень на пальце.
Оля взяла фотоаппарат и поехала туда, куда ей сказали. Это работа. Так надо. Она должна зарабатывать деньги. Оля хочет быть богатой. Чтобы двигаться по направлению к успеху ей нужно чувство независимости. Поэтому она сказала Васе: "Вася! мне нужно чувство независимости". Вася согласился. И положил ложечку рядом с салфеткой. Ему тоже нужно чувство независимости.
Оля любила писать статьи про жизнь богатых людей.
Она много раз проверяла сама себя, есть ли в её выборе та некачественная зависть, которая любит прятаться под усмешкой презрения и цинизма. По началу она просто робела. Потом жаловалась: "Они все такие скучные. Они тупые и одномерные". В круге общения Оли не было богатых людей. Поэтому с ней все соглашались. Кивали головами. "Ага". "Угу". А потом шумно убеждали друг друга и громко повторяли банальности о том, как велика и значительна разница между "много, слишком много" и "достаточно, вполне достаточно".
Оля научилась отфильтровывать чаинки зависти через кропотливое сито самоанализа. Она открыто признавалась, что её желания почти всегда совпадают с тем, что она видит у тех, о ком пишет. Потом она вжилась в этот стиль. Потом этот стиль стал её собственным. Друзья отсеялись. Оля сменила два телефонных номера. Сняла комнату ближе к редакции.
Тем не менее, она по-прежнему чувствовала дистанцию. Вместо робости что-то хуже, что-то вроде заискивания и подражательства. Она уже стояла с ними на одной ступени, и давно не смотрела на этот lifestyle снизу вверх. Но всё равно. Как бы то ни было. И дело не в том, что она все же оставалась небогатым, материально зависимым человеком. Дело в другом. Оля не могла решить, чего же собственно она хочет. Нравится ли ей всё это? Первый и вместе с этим самый искренний ответ - да, конечно, ещё как! Потом она поскребла донышко, а там - комочки сомнений. "Что-то не так", - думала Оля, - "что-то у них у всех не так".
Приехав на церемонию вручения премии "Лучшие брэнд-менеджеры года", Оля увидела много знакомых лиц. Здесь действительно были лучшие брэнд-менеджеры года.
Первым, кому она послала кокетливый смайлик, был Вениамин, высокий такой, с залысинами. Она знала его с того времени, когда составляла серию материалов про бизнес-тренинги. Вениамин возглавлял самую авторитетную фирму, проводившую тренинги практически во всех областях, включая, например, тренинги для тренеров и даже, если Оля не ошиблась, расшифровывая интервью, тренинг для тех, кто проводит тренинги для тренеров. Вениамин учился в Англии и в Америке. Потом он работал. В Англии и в Америке. Потом был два раза женат. В Англии и в Америке. Ну и в результате он вернулся в Россию, где сразу же написал несколько книг про бизнес-тренинги и про корпоративную этику. Вениамин был очень открытым, контактным и улыбчивым человеком. Его все любили. Он профессионал своего дела. По выходным Вениамин играл с друзьями в крикет. В зависимости от настроения он ездил или на Бентли, или на Порше. Отпуск проводил либо в Англии, либо в Америке. Вениамин был гомосексуалистом.
Пока вручали премии, Оля боролась со скукой и дегустировала коктейли. Знакомые журналисты пообещали, что на неформальной вечеринке (том самом праздничке, о котором рассказал редактор) будут присутствовать не только лучшие менеджеры года, но и влиятельные акционеры, капиталисты, банкиры и политики. Вот! это то, что надо! Оля предвкушала. На глаза попался дядечка в зеленоватом костюме. Играла музыка.
Потом они поехали. Оля сидела в микроавтобусе рядом с руководителем пресс-службы какого-то банка. От руководителя пресс-службы пахло «What about Adam». Всю дорогу молчали. Оля наматывала ниточку на палец. Правда, в самом конце пути, уже подъезжая к усадьбе, Оля поняла, что на самом деле никто не молчал. Все находившиеся в машине энергично общались, шутили и остроумничали, в том числе и сама Оля. Но это было настолько обычно, настолько механически просто и гладко, что вся учтивая трескотня слилась для Оли в комок молчаливого шума. Особенно нудным был руководитель пресс-службы. Он профессионально улыбался и даже заигрывал с Олей. Он был гомосексуалистом. Конечно.
Место очень даже ничего. Вид на озеро. В целом просто прекрасно. Вокруг было много разноцветных воздушных шариков, играла музыка, шелестели фонтанчики. Очень много богатых людей - это Оля определила сразу же. Прямо на пороге просторного трёхэтажного дома она встретила Римму, офис-менеджера московского филиала американской корпорации. Римма была рыжей и длинноногой. Она схватила Олю за локоть и повела куда-то вглубь. Запели певцы. Кто-то американский все время шумно хохотал. Оля выпила два бокала. Пару раз мелькнул тот самый дядечка в зеленоватом костюме. Оля поблуждала немного и потерялась среди голубоглазых любовниц. В качестве приза кому-то досталась бутылка виски Гордон и Макфайр 1933 года выпуска. Хлопали в ладоши. Что-то звякало. Оля поздоровалась со знаменитым ювелиром. Совершенно не хотелось фотографировать. Хотелось пьянеть. Римма стала рассказывать про свадьбу "вон того банкира": он женился в Париже, на ночь арендовал парк Тюильри; в парке Сен-Клу поставил стол для тысячи гостей; было 7 тысяч бутылок Мутон-Ротшильд; для гостей пел Стинг; в итоге одна из самых дорогих свадеб года. Оля чокнулась с хозяином сети супермаркетов. Чокнулась неудачно, брызги запачкали его рубашку от Живанше. Вспомнила, что во время интервью год назад у него был Патек Филип. Теперь Зенит Эль Примеро. Поднялся?
В третий раз за день Оля увидела дядечку в зеленом костюме. Сама не зная зачем, она пошла за ним. Дядечка вышел на балкон и поклонился высокому мужчине в золотых очках. Оля встала рядом с гигантской пальмой.
Дядечка топтался на одном месте и что-то нашептывал. Его собеседник изредка кивал. Интере-есно. "Да. Я надеюсь, Ариадна Фёдоровна справится. Коллегия жрецов ничего не имеет против. К сожалению, Константин Петрович, сегодня я не смогу присутствовать. Вы сами знаете почему". Оля задержала дыхание. Кто-то американский натужно ржал и мешал Оле прислушаться. "Да, конечно, ваше превосходительство, я знаю, я все знаю..." Константин Петрович задёргался и попытался поцеловать руку своего визави. Блеснул изумрудный перстень. "Вместо меня будет присутствовать господин Гельман". Оля услышала почтительный вздох.
Подскочила рыжая Римма. Она потащила знакомиться с победителями в номинации "Лучшие маркетологи года". Жюри в этой номинации возглавляла некрасивая полная женщина в старомодных очках. "Меня зовут Ариадна Фёдоровна". "Оля". "Очень приятно". В старомодных очках Оля увидела отражение всего, что происходило вокруг. Люди веселились. Странно.
"Для каких изданий вы пишете?" - спросила Ариадна Федоровна. Она сильно потела. Это побочка от приема антидепрессантов. Слегка задыхаясь, она рассказала про то, как важны маркетинговые исследования. Ещё она рассказала про то, что этим летом они вряд ли поедут в Испанию. Скорее всего, их семья проведёт отпуск на Карибах. Там лучше. Ариадна Фёдоровна сильно волновалась, Оля сразу заметила это.
Поболтали несколько минут. Оля между прочим сделала пару снимков для жёлтой прессы, уж очень живописно задремал на стуле директор продюсерского центра. К ним подошел муж Ариадны Фёдоровны. Оля наконец смогла разглядеть его лицо.
Зеленый костюм очень подходил к цвету его кроличьих глаз.
Он тоже очень волновался. "Ты знаешь, как важно тебе сегодня быть в хорошей форме. Ты будешь делать это в первый раз. Пойми, это нужно всем нам!" "Костя, прекрати пожалуйста! Ты нагнетаешь". "Оленька, а вы? Вы уже участвовали?" Константин Петрович вежливо улыбнулся. Оля не знала, что ответить. Она почему-то испугалась. Не смотря на незаметность и мышиную неяркость, этот мужчина в зеленом костюме казался ей кем-то очень значительным и важным. Она толком не знала, кто он. Поймав через пару минут Римму, она выяснила, что Константин Петрович является владельцем крупнейшего предприятия, занимающегося буквально всем. Он экстремально богат. Оля, конечно, не поверила. Не похож. Слишком суетится. И жена – старая больная уродина.
Оля выпила с консулом. Присела рядом с молодыми девелоперами. Одного из них она знала. Его звали Лёша. Очень серьёзный молодой человек. Лёша говорил.
"В моём возрасте молодой человек обязан крепко стоять на ногах. Я не говорю о богатстве. Я говорю об уверенности в завтрашнем дне. Это крайняя форма безответственности и разгильдяйства - заводить семью или даже просто устанавливать долговременные отношения с девушкой, не будучи при этом обеспеченным человеком. Мужчина это добытчик по определению. Карьерный рост это не самоцель, это основание для крепких отношений. В конце концов, если ты не способен нормально зарабатывать, то, что от тебя вообще можно ожидать? Ты мужик или вообще кто? И дело не в ожиданиях других людей. Главное все-таки это внутренний стимул. Хорошие люди должны жить хорошо. Два года назад я случайно зашёл в гости к школьному приятелю. В его парадной крысы, мусор, кал. Это ужасно! Штукатурка сыпется, какие-то наркоманы на подоконнике, бомжи пьяные. И он привык! Он живёт там всю жизнь и его совершенно не задевает вся эта гадость вокруг. Лично я хочу, чтобы мои дети никогда не видели ничего подобного. Я буду зарабатывать столько, сколько понадобится для обеспечения нормального, слышите, нормального существования моей семьи".
Лёша смешно заморгал и улыбнулся Оле. Девелоперы подняли бокалы и за что-то выпили. Оля оглянулась. Вечеринка была далека от завершения, все время приезжали новые люди. Но все равно чувствовалось, что скоро это брожение с бокалами в руке закончится. Люди стали группироваться вдали от сцены, где вот уже полчаса томно позировал некто очень похожий на Джуда Лоу. Они ждали чего-то. Оля тоже ждала. Она всегда верила в свою интуицию.
Вот и румяный Лёша заторопился куда-то и ушёл, схватившись за зелёный пиджак Константина Петровича. Константин Петрович что-то объяснял на ходу. Лёша кивал. Незаметно отключил мобильник.
Оля посмотрела на часы. Близилась полночь. На широком балконе прогуливались чьи-то охранники. Неужели будет скучно? Нет. Подошла Римма. Что это. Зачем столько косметики. Как будто грим. "Оля. Константин Петрович выяснил, что ты никогда раньше не участвовала... в этом. Он поинтересовался у верховного распорядителя можно ли тебе..." "Я не понимаю". Оле стало не по себе. Тошнит? "Господин Гельман дал согласие. Он читал твои статьи. Ты ему нравишься. Ты приглашена". Это артистический грим. Очень аляповатый. И так стерва, а в гриме уж совсем. Оля чуть не выронила из рук фотоаппарат. "Фотоаппарат оставь здесь. Никто не возьмёт. И телефон оставь охране. Туда с телефоном нельзя. Вдруг зазвонит". Оля вдруг осознала, что все ушли. Ни в доме, ни на лужайке никого не было. Сработала автосигнализация. Залаял ротвейлер. А это что? А это луна...
"Римма, почему ты так смотришь? Римма, кто ты?" Оле захотелось срочно позвонить домой. Или позвонить Васе. Или просто сбежать. Прямо вот так, вот в этих туфельках. На балкон высунулся по странному серьезный Лёша. "Всё готово. Константин Петрович зовёт. Вторые врата закроют через пять минут". Римма взяла Олю за руку. "Пойдём". И тут Оля поняла, что если она не пойдёт, она будет жалеть всю жизнь. Это очень сильное чувство - когда ты понимаешь, что если вот это не будет сделано, ты обязательно будешь жалеть всю, абсолютно всю свою жизнь. Включая старость и смертный одр. Оля поправила причёску. "Пойдём".
Открылась дверь. Отодвинулась занавеска. Они спустились по лестнице. Потом красный коридор. Шагов совсем не слышно. Они шли довольно долго. Очень большая и тяжёлая дверь. За ней еще один коридор, но меньше. На стенах большие красные квадраты. Шестиугольные лампы на потолке. Они подошли к другой двери. Вместо ручки кольцо во рту какого-то рогатого существа. Оля хотела посмотреть назад, запомнить обратный путь. "Заходи".
Внутри было очень темно. Оля сделал несколько шагов. Долго привыкала к отсутствию света. Вокруг стояли люди. Через минуту она смогла разглядеть. Это была просторная комната с очень низким потолком. Прямо напротив входа возвышение. По обе стороны от возвышения два светильника. Между светильниками стол. В углу ширма. На стенах в свете внезапно вспыхнувших светильников Оля увидела картины с изображениями то ли животных, то ли людей.
Осмотревшись она не смогла не удивиться - здесь были почти все те, кого она видела до этого. Они стояли, вытянув руки по швам, и смотрели перед собой. Кто-то слегка раскачивался. В паре метров от Оли стоял один из девелоперов, пивших вместе с Лёшей. Сам Лёша скоро появился в самом центре комнаты. Он поклонился кому-то и отчетливо произнес: "Приветствую вас, господин Гельман! Ваша экселенция, мы начинаем." Затем Лёша подошёл к ширме и дал кому-то знак. Откуда-то, как будто из стены вышел Вениамин. Оля узнала его по залысинам. Вениамин был одет в длинную черную мантию. На груди большая пятиконечная звезда. Вениамин осмотрел всех собравшихся и подтолкнул Лёшу. Тот скрылся за ширмой.
Оля пыталась посчитать удары сердца. Слишком быстро. Всё происходит слишком быстро.
Гонг. Оля увидела, как Вениамин закрыл лицо руками. Шаг и он вышел к свету. За ним двигались Константин Петрович и Лёша. Константин Петрович был по-прежнему в зелёном. Но это был не костюм. Яркое облачение с рисунком на спине. Только присмотревшись, Оля поняла, что там было нарисовано. Козёл. Козёл с красными глазами.
Они подошли к столу. Остановились. Оле показалось, что трое одновременно поклонились чему-то. Она теребила пальцы, кусала губы, вытягивала шею - страх прятался, страх уступал место вниманию. Воздух стал густым, ладони липкими. Стоявшие вокруг превратились в чужеземные статуи. Все завернуты в саван. Все молчат. Все слепы. Кругом яма. Оля поперхнулась собственным вздохом. Уже не страшно. Уже не страшно. Сейчас начнется.
Началось.
"In nomine Magni Dei Nostri Satanas. Introibo ad altare Domini Inferi!" - голос Вениамина был похож на холодный черный мрамор. Или нет - на мраморное крыло с барельефа. Черное крыло, которое никогда не двигается. Холодное, еще холоднее, совсем лёд.
"Ad eum qui laefificat meum", - тут же ответили Константин Петрович и Лёша.
"Adjutorium nostrum in nomine Domini Inferni", - они произнесли еще пару фраз на латыни, а потом Вениамин стал говорить по-русски. Оля подумала, что даже в такой необычной обстановке Вениамин звучит как опытный бизнес-тренер.
Он просил Принца Тьмы поддержки в осуществлении желаний и реализации планов. Он просил новых знаний и своевременных подсказок. Он просил соучастия в проектах и предприятиях.
Оля, весь вечер искавшая в глазах этих людей искренность, поняла, что именно сейчас Вениамин и остальные ведут себя максимально естественно, просто и нефальшиво. В холодных надгробиях, которые мерещились Оле, стали сверкать неизвестные, нездешние, ослепительно черные искры. Они вспыхивали в глазах собравшихся в ответ на возгласы жреца, в ответ на античные жесты, на голос, на мерцание черных свечей. "Domine Satanas, tu conversus vivificabis nos".
Ждали. Истома играла на лице недавно ещё пьяного продюсера. Он щурился и скалил зубы.
Почтение и благоговение загипнотизировали вице-губернатора.
Руководитель пресс-службы стонал.
Высокий аудитор хватал воздух руками.
И вот покров снят! Оля увидела блестящую тарелку на подставке. От свечи отлетело облачко дыма. Вениамин поднял тарелку и торжественно протянул перед собой руки. Произнеся фразу на латыни, он поставил тарелку обратно и взял продолговатую, похожую на маленькую вазу чашу. Поднял её над головой и опять сказал что-то на латыни. Его голос стал суше. Каменная тяжесть истерлась в колкий песок. Вениамин поставил чашу обратно и каркающим, вороньим свистом стал звать того, кому предназначалось это подношение.
"Явись, могучий Властелин Тьмы!" Константин Петрович подкинул в кадило семена и что-то шепнул Лёше. Вениамин взял кадило и стал кадить алтарь. По комнате побежали струйки горечи. Острый, колющий запах ворвался в ноздри и мгновенно вцепился в мозг. Потом стало приятно. Потом еще приятнее. Оле показалось, что она несколько раз взлетала над полом. Вениамин в это время обходил алтарь и кадил, совершая глубокие поясные поклоны. Кадило, взлетая над алтарем, жалобно позвякивало. Дзынь. И еще один поклон.
"Dominus Inferus vobiscum", - после этих слов Вениамин отдал кадило Константину Петровичу, а тот в свою очередь передал его Лёше. "Et cum tuo". "Sursum corda".
Оля заметила, как Лёша украдкой посмотрел на нее. Мальчик.
Вениамин поднял руки ладонями вниз и начал отчеканивать ритуальную латынь. На этот раз Вениамин решительно, громогласно, драматично, страшно звал того чьё имя Rex Inferus, Imperator Mundi, Dominus Satanas. На вытянутых пальцах кольца. После троекратного "Salve!" Лёша, скрывшись за занавесью, три раза ударил в гонг. Оля поняла, что близится кульминация.
После паузы Вениамин заговорил на русском языке. Он опять просил исполнения просьб, а также уничтожения врагов и конкурентов. Он просил процветания, здоровья, силы, обновления, энергии, успеха, достатка и полноты. Он просил успеха в кадровой политике, успеха в подведении годового баланса, успеха в создании дружной атмосферы в рабочем коллективе.
"Amen, amen!" - шептал кто-то слева. Оля заметила, что кивает вместе с другими. "Да, о Велиар, да!" - слышалось сзади. "Да, Адрамелех! Да, Бегемот!" - мычал седеющий специалист по портфельным инвестициям.
"Сегодня ночью мы согласно испрашиваем твоей неисчерпаемой помощи, о, Люцифер, по следующей нужде", - Вениамин оглянулся. Господин Гельман торопливо кивнул. "Мы просим тебя отнестись благосклонно к тому проекту, который начал осуществлять его инфернальное сиятельство господин Гельман. Пусть его рейтинги будут в твоих руках. Пусть господин Гельман и всё наше гротто процветает в сытости и достатке. И да сформируется средний класс. И да воссияет адское величество. И да будет тьма!"
Опять гонг. Тишина. Молчание.
К алтарю вышла жена Константина Петровича. Было видно, что она на грани обморока, таким сильным было её волнение. Лёша дал ей что-то, Оля не могла разглядеть что. Ариадна Фёдоровна сняла очки и бережно положила их в пластмассовый футляр. Затем резко подняла юбку и села на пол. Оля поняла - жене Константина Петровича вручили горшок. Пока она, закатив глаза, мочилась в горшок, Константин Петрович грустным голосом произносил ритуальную формулу. Там было много торжественных слов, среди них - "ибо то, что сдерживалось, да изольётся наружу, а с ним и её скорбь". Оля почувствовала, что в эти слова Константин Петрович вкладывает сугубо личный, интимно-семейный смысл. Вскоре женщина встала, надела очки и поклонившись скрылась. Константин Петрович меланхолично ответил на поклон. Самое тяжелое в сегодняшней церемонии для него прошло.
Он откашлялся и достал из широкого кармана своего зеленого стихаря блестящий фаллос. Обмакнул в горшок с мочой своей жены. Оле показалось, что он при этом очень грустно поморщился. Затем Вениамин взял фаллос из рук как-то сразу поникшего Константина Петровича и почти балетным жестом взмахнул фаллосом над головой. Он благословлял четыре стороны света, старательно вырисовывая перевернутый крест. "Во имя Сатаны!" Особенно низко приклонили голову два банкира в первом ряду.
"Сейчас начнется! Сейчас начнется освящение!" - кто-то колючий наклонился и зашептал Оле в самое ухо. К алтарю подошла Римма. Вот зачем такой безумный грим! Константин Петрович и Лёша встали рядом с ней. Вениамин сделал жест, и они сорвали с Риммы красную бархатную накидку. Римма осталась голой. Она залезла на стол и широко расставила ноги. Пламя свечей задергалось. Одна свеча погасла. Вениамин начал шептать какие-то фразы, которые Оля никак не могла разобрать. Вроде бы на латыни. Он трогал тело Риммы, прикасался к ее животу какими-то предметами, поднимал и опускал чашу.
Гонг. Красивое белое тело на алтаре исчезло в кадильном дыму. Только рыжие волосы. И лицо с блаженно закрытыми глазами и полуоткрытым ртом.
"Отрекаясь от духовного рая слабых и униженных, мы возлагаем веру нашу на тебя, бога Плоти, ища удовлетворения наших желаний и прося исполнения их на земле живых".
Константин Петрович протянул квадратную книжку в черном переплёте. Вениамин вновь, в который раз за эту ночь, выдержал восхитительную паузу и начал читать.
То, что Оля услышала, было, наверное, самым дерзким ругательством над всем, что она привыкла считать добрым, светлым и обнадеживающим. С каждым словом она чувствовала как магнетическая тяжесть ненависти, самой искренней ненависти, которую она только могла себе представить, увеличивается, увеличивается и постепенно превращается в ужасную, одноглазую, похотливую бездну. Кружилась голова. Изнутри этого адского хохота доносились слова о глупой благости, услужливости, слабости, инертности и раболепии. Обо всём том, что мешает добиваться успеха. Девелоперы взялись за руки. Совершая какие-то невидимые для Оли манипуляции над телом Риммы, Вениамин проклинал и звал, прогонял и свидетельствовал. С ритмом его речи сливались низкие звуки - послушные стоны Риммы, осквернявшей и оскверняемой, беспрерывно плачущей и кричащей в запредельном безумии наслаждения. Вокруг чавкали и мычали. Белые воротнички фосфорицировали в свечных отблесках. "Да! Да! ДА!!!" Банкиры рухнули на колени. Агония.
Остановившись Вениамин, повелительным жестом подозвал своих помощников. Над Олей опять нависла чья-то остроугольная тень. "Вы можете не участвовать. Так договорились. Мы предупредили жреца". Вениамин стал подходить к каждому из собравшихся. Отпив из чаши, они кланялись и отступали в темноту. После того как все кроме Оли приобщились содержимого чаши, жрец накрыл все предметы покрывалом. Он поклонился в сторону Риммы, и медленно, очень медленно обернулся к спиной к алтарю.
"Ego vos benedictio in nomine Magni Dei Nostri Satanas", - Вениамин выставил мизинец и указательный палец левой руки. "Ave Satanas!" - крикнул он. "Ave Satanas!" - ответили все.
"Ave Satanas!" - повторило эхо. "Ave Satanas!" шепнул кто-то внутри. Все свечи мгновенно погасли.
Зазвучал клавесин.
За алтарем открылась дверь, и все вышли на террасу. Банкиры одинаковыми жестами поправляли галстуки.
В лунном свете всё иначе. Оля даже зажмурилась. Думать о том, что только что было, не хотелось. Более того, она осознавала, что вряд ли когда-либо будет думать об этом. Это случилось. Просто случилось. В жизни женщины периодически происходят такие вещи. Всего лишь ещё одна точка на биографическом графике. К тому же это было действительно страшно.
В том, кто к ней подошёл, она сразу узнала господина Гельмана. Какая мягкая ладонь.
"Оля, я поздравляю вас. Сегодня вы безусловно сделали важный шаг на пути личностного и профессионального роста. В следующий раз ваше участие может быть более активным, не так ли? О подробностях вы всегда можете спросить у Риммы. Она очень хорошо разбирается". Оля кивнула. Да, конечно. Она спросит. Теперь она знает, что можно спрашивать, а о чем не принято говорить в кругу таких людей как господин Гельман, Константин Петрович и Вениамин. Теперь она знает их секрет.
Луна приближалась к земле. Клавесин то утихал, то становился громче. Оля вспомнила про фотоаппарат. Надо забрать.
И еще надо расспросить Римму. Ей необходимо знать подробности.