Воспоминания...

... да вообщем-то она сама не верила в это. Но письмо лежало у нее на столе, а в нем всего одна фраза "Никуда не двигайтесь! Еду!".
... в 1917 он ушел на фронт, совсем мальчишка для этого мира, но на ее пальчике блестело колечко - его подарок на помолвку. Он говорил ей в то пасмурное утро какие-то слова, но она смотрела на его лицо, его губы и глаза, впитывая в себя его образ, боясь потерять что-то такое важное в нем для ее рвущегося на части сердца.
Гудок позвал их всех: отцов, братьев, женихов и мужей, всех в одинаковых серых шинелях, в одинаковые вагоны, наспех собранные в один большой состав. Кто-то заплакал, чья-то рука махала белым платочком в спины уходящих солдат. Она не плакала, она улыбалась, чтобы он не смог увидеть ее отчаяние и боль. Перрон задвигался в след уходящему поезду, люди побежали за вагонами, кричали чьи-то женские голоса, кто-то отвечал им, а она все стояла и смотрела в след уходящей надежде...
... сводки с фронта были скупые. Вечерние газеты сообщали лишь те факты, которое разрешало им печатать имперское правительство. Люди не должны были знать, что война бессмысленна и убога, что патриотизм давно уже исчез из сердец солдат и все чаще слышались призывы сложить оружие, выйти из этой затянувшейся резни, пусть и склонив голову. Она ничего этого не знала, ее жизнь, в деревушке у реки, была размерена и тиха. Почтальон два раза в неделю доставлял им письма и газеты из города, а ее дядя старательно вырезал все заметки об очередном поражении войск и прятал себе под матрас, он знал, что племянница ждет того, кто увез ее сердце в то пасмурное утро. Она радовалась каждому письму от него, но однажды...
... прошло два года как от него не было вестей. Но она верила, верила что он жив. До той страшной ночи, когда в их дом постучался человек. Он приехал на стареньком студебеккере, весь в коже, в огромных перчатках на руках, доходящих почти до локтя. Она сразу поняла - он приехал к ней, этот человек, с таким большим и добродушным взглядом. Он поклонился ей и щелкнул каблуками, она молча открыла дверь и впустила его в дом..
... да, да, - говорил он, - Альбатрос прошил его, когда он стоял около того злосчастного дерева.
- Альбатрос? - переспросила она.
- Ну да! - тогда еще не изобрели пулеметы стреляющие по винту, и поэтому в хвосте у немцев стоял пулемет, вот оттуда-то его и срезало. Да, не только его, мадмуазель, там был еще один, мы думали, что он погиб, а он оказался жив! И вот когда вашего жениха накрыл огонь этого мерзавца с Альбатроса, он, этот спрятавшийся итальянец, подкинул гранату вверх и взорвал Альбатрос. Немцы получили назад свою посылку, самолет спикировал прямо на их окопы.
- Простите, вы сказали итальянец?
- Ну да, мы все так звали того парня. По правде сказать, мадмуазель,он был француз, но уж больно смахивал на любителя макарон. Так вот, он три дня как лежал в яме от снаряда между нашими и немцами, но всегда отвечал на свое имя, когда была перекличка. А потом замолчал. Мы думали его убило шальным осколком, а он вот, оказался тогда жив. Надо сказать, его три раза щадило в тот день, когда погиб ваш жених, но я сам видел как разнесло на куски, когда немцы отомстили за самолет обстреляв нас из пушек.
.. уже поздно утром, она лежала в своей постели и плакала, никогда еще надежда, теплившаяся в ее сердце, не умирала с такой скоростью. Но она не могла никак поверить в тот рассказ - ее Этьена, ее любимого Этьена, больше нет. Тогда она решила написать письмо жене "итальянца" отомстившего за ее любимого и рано утром уехала в город...
.. прошел месяц. Лето 1921 года выдалось сухим и жарким. В то утро она сидела на веранде, когда почувствовала странное волнение, словно жар обдал ее с ног до головы. Она вскочила с кресла-качалки и побежала к калитке. А еще через пару минут почтальон протянул ей телеграмму на ней было всего несколько слов: "Никуда не двигайтесь! Еду!" - телеграмма была от "итальянца".
 - Мадмуазель Валери?! - она обернулась.
На перроне стоял человек, с большими черными усами, модными в то время, в одной руке он держал дорожный саквояж, другой рукой опирался на трость. Человек был так похож на итальянца, что она сразу поняла кто стоит перед ней, но он был один!
- Да, это я! ответила она.
- Мадмуазель Валери! Вы должны немедленно поехать со мной! Вы сами должны все это увидеть...
.. и пока шел поезд, он рассказал ей вот что:
"В то утро шел дождь. Моросил назло и немцам и французам. Были слышны стоны раненных. Кто-то плакал. Кто-то разговаривал сам с собой. Я отлеживался в яме от снаряда уже третий день. Стреляли, едва хотел выбраться. Голод и отчаяние уже подобрались ко мне, когда вышел ваш жених. Он словно призрел смерть. Встал у того дерева и вырезал ваше имя. Вот тогда я и понял, надо бежать, дерезертировать, потому, что так не хотелось умирать за идеалы чужих интересов. А ваш жених мне в этом и помог. Когда немцы стали обстреливать нашу сторону, мстя за самолет, я понял, что нужно делать. Сам я, как видите был ранен в ногу, поэтому план созрел быстро. Я поменял свой жетон с именем на жетон убитого капрала и начал потихоньку ползти в сторону госпиталя, когда услышал как кто-то зовет меня, это и был ваш жених, мадмаузель Валери. Он был очень плох. Я не думал тогда, неся его до госпиталя, что он выживет, но.. он выжил. Кстати сказать я и ему поменял жетон, вот поэтому вы и думали, что он мертв. Но, кто он и откуда, не помнит, амнезия. Да вы и сами увидете.."
.. она шла по дорожке к дому, где ждал ее Этьен. Он сидел в саду, повзрослевший за эти четыре года, но все с такой же мальчишеской улыбкой смотрел на нее. Перед ним лежали яблоки, которые он старательно разрезал на кусочки и нанизывал на нитку для сушки - ей сказали, что Этьен стал хорошим садоводом, и делает для всего округа зимние заготовки из овощей и фруктов. Она села рядом с ним, на стул, а он стал рассказывать ей про яблоки уродившиеся в этом году. И хотя он совсем не помнил ее, это было уже не важно - она нашла его и теперь твердо решила больше никогда не отпускать от себя. Так они и сидели, он резал яблоки для компота, а она смотрела на его, смотрела, смотрела...