Другая жизнь

…Самолётный гул снова вырвал из забытья. Она устала вот так, кусками по полчаса, тревожно дремать. И не потому, что чего-то боялась – страх вообще был её редким гостем. А потому, что обстановка была настолько непривычна, что просто не вписывалась в сознание. От монотонного низкого звука работающих двигателей лайнера и искусственного света болела голова, от многих часов сидения одеревенело тело. «Летим семь часов, ещё почти два… С ума сойти…», – мысль мелькнула и пропала.
В полупрозрачной люльке, прикреплённой к передней стенке, спала четырёхмесячная девочка. Спала так, как будто не летела в гудящей железной коробке в десяти километрах над землёй, а лежала в кроватке в солнечной комнате. (Проснётся девочка только после посадки, когда матери придётся даже тормошить её для того, чтобы переодеть после сна).
– Чудо – не ребёнок! Ни разу не заплакала, такое бывает редко, - стюардесса на бегу забирала в свой отсек и затем отдавала, подогрев, бутылочки с молоком.
Девятнадцатилетняя мать мучалась в кресле, которое вскоре из удобного превратилось в пыточное. Она смотрела в иллюминатор, за которым ночь потихоньку бледнела. Слёзы высохли, но припухлость вокруг глаз не прошла. Теперь, когда вернуться назад было уже невозможно, а времени для раздумий – навалом, последние события крутились в голове, как фильм. Фильм страшный и удивительный.
Думалось не о том, как тяжело было восстанавливаться после операции, когда врач спешил спасти жизнь и случайно задел нерв. Не желая остаться хромой, злобно стиснув зубы, мучительно «расхаживала» ногу, полубессознательно шагая с коляской по любимым улицам. И не о том, с каким трудом доставался билет туда, куда они с дочкой сейчас летели. И даже не о том, что все телеграммы об их прилёте остались без ответа и логичнее было остаться в родительском доме. Но сдавать билет было обидно. А ещё она не знала, как добраться до места.
«Долго объяснять – вдруг не запомнишь. И вообще, не забивай себе голову – я вас обязательно встречу! Кровь из носу!» – в эти слова, услышанные в телефонной трубке от мужа, она почему-то не поверила сразу, но никому ничего не сказала.
И уж совсем не о том, что у неё две сумки, чемодан и ребёнок, а руки – всего две.
Из родного города до столичного аэропорта их провожала мама, подгадав свою командировку так, чтобы помочь дочери-авантюристке и маленькой внучке. В Москве после Домодедово их дороги расходились в разные стороны: у старшей матери – по институтским делам, у младшей, с ребёнком – в другую жизнь, на край света.
Всю дорогу до столицы обе женщины – мудрая и юная – разговаривали обо всём, лишь старательно обходили тему расставания. Ни та, ни другая ни словом не обмолвились о том, что будет после того, как самолёт взлетит. Так далеко и надолго ещё никто из их семьи не уезжал.
…Сейчас, когда она вынырнула из очередного провала в дрёму, перед глазами снова встала картинка из её внутреннего фильма. Сгущающиеся над московским аэропортом сумерки, она с дочкой на руках стоит у трапа в самолёт, и смотрит назад и вверх. Там, в высоком стеклянном коридоре перехода, плохо видимая из-за пелены слёз, неподвижно стоит мама. Стоит, прижав руки к груди, и смотрит, смотрит на них, и от этого пронзительного взгляда разрывается и падает вниз сердце…
Глаза вновь наполнялись слезами. Она утыкалась головой в плед, плакала и затихала. Она знала, что никогда не сможет стереть из памяти это видение, оно будет возвращаться много лет, рвать душу и заставлять думать: а нужно ли было вообще?..
Непривычно густой, настоянный на хвое, июльский воздух приморья воткнулся в лёгкие, как нож. Зажмурившись от солнца, она стояла на верхней площадке трапа, вцепившись в поручень, и пыталась справиться с головокружением. Привыкнув к свету, увидела вдалеке здание с буквами по самому верху «ВЛАДИВОСТОК» и улыбнулась. За сеткой замерла толпа встречающих. Летние сарафаны, белые рубашки, букеты цветов сливались в пёстрое фантастическое пятно, дрожащее в летнем мареве над серым асфальтом.
Её никто не встретил. Было семь часов утра.
Другая жизнь как-то сразу больно стукнула по носу. Просидев немного в зале ожидания, встряхнулась, сдала вещи в камеру хранения и с ребёнком на руках отправилась к людям. Возле автобусной кассы обратилась к высокому мужчине в военной форме. Услышав, куда ей нужно, офицер ахнул, глянул на часы, взял её под локоток и отвел в сторонку.
- Не стоит ехать автобусом, это только полдороги. А туду,куда тебе нужно, кроме военной техники практически ничего не ходит. Нужно электричкой, - мужчина говорил и смотрел на ребёнка, трогая девочке крохотные пальчики, потом тихонько ущипнул её за подбородок, - у меня тоже дочка, не видел давно, прямо душа переворачивается. А коляска где?
- А я прямо так.
- Вещей много?
- Есть.
- Значит, много… Та-ак. Как до поезда добраться, знаешь?
- На такси.
- Молодая, храбрая и глупая. И поклажу, и ребёнка одна не дотянешь. Пошли, провожу и всё покажу.
- Нет. Я сама. Объясните только, как и куда.
- Ладно-ладно, понял, что с характером! За «глупую» извини.
Через полчаса такси остановилось на пустынной трассе. «Дальше придётся пешочком топать, извиняйте!» - весело гаркнул таксист и, газанув, лихо унёсся прочь. Где-то вдалеке свистнул поезд.
- Нам вниз, - офицер подхватил чемоданы и сумки, и свернул куда-то вправо. Широкая утоптанная тропа вывела на пустынный перрон. Все поезда ушли, следующая электричка должна была прийти только вечером.
- Целый день сидеть на скамейке я не буду, времени нет, да и вас задержала, - сказала она, - показывайте, где здесь поблизости автовокзал.
Снова наверх, поймали такси. Офицер усадил женщину с ребёнком и попрощался.
Потом были Артёмовский автовокзал с обычной толчеёй, автобус и долгий «серпантин» дороги. Неприметный поворот в лес.
- Жди здесь, - высунувшись в окно, крикнул водитель «Икаруса», - иногда проезжают вояки, авось, кто-нибудь подберёт!
«Прекрасно!» - подумала она, выволакивая ненавистные баулы. Спустилась с дороги к покосившейся остановке, крыша которой лежала позади в лопухах. Бросила в тень на траву свой чемодан, на него – неуместный на жаре свитер, на свитер уложила весело агукающую дочь. Вернулась за сумками к трассе. Потом уселась в траве рядом и вздохнула.
 Девочка вела себя восхитительно. Играла с травинками, дёргала мать за волосы, тыкала пальцами ей в глаза, и радовалась чему-то своему, младенческому. Мать, сидя по-турецки возле сумок, мысленно перебирала в голове возможные варианты причин, по которым её никто не встретил. «В конце концов, – размышляла она, вытаскивая изо рта дочери очередной недожёванный цветок, – такая проверка на вшивость для чего-то мне и дана свыше. Не может же всё время быть плохо? Посмотрим на всё с другой стороны – с хорошей. Ну и где эта самая хорошая сторона?».
- Сашка! Мы с тобой всё равно молодцы! – сказала она дочери, и, немного погодя, пробубнила себе под нос: – Самое главное – бабушке потом не проболтаться, как мы добирались... Иначе всем придёт конец.
Полдень миновал. В тени стало легче. Вскоре послышалось тарахтенье машины. С трассы на просёлочную дорогу свернул грузовик и остановился возле живописной группы.
- Чё, не встретил никто? – крикнул шофёр, выскочил из кабины. Увидел маленького ребёнка, присвистнул: «Ну, ты, мать, даёшь!», собрал их вещи и забросил в кузов, – Там чисто, не боись! В кабину лезь, довезу с ветерком! Привыкай к походным-то условиям, раз за военного замуж вышла.
– Тебе какой гарнизон нужен? Тут их как грязи по всей тайге понатыкано, - балагурил водитель. – Продукты из города вожу, трасса эта военная всю душу выматывает, щ-щас поймёшь, почему.
Тронулись, помчались вперёд по ребристой дороге, и она сразу всё поняла. Потому что затрясло так, что о светской беседе нечего было и думать, перспектива откусить себе язык не радовала.
В какой-то момент усталость, жара, пыльная дорога, восьмичасовая разница во времени вдруг куда-то исчезли. На очередном вираже, в прогале между отступившими деревьями – далеко внизу – вдруг открылась огромная зелёная долина, залитая солнцем. Дух захватило так, как будто прыгаешь с вышки в воду.
– Где мы??? – вскрикнула она.
– На сопке, где ж ещё!? – засмеялся шофёр, – сопок раньше не видела? Значит, на равнине жила. Места у нас красивые, страсть. Тайга. Коли привыкнешь, то и полюбишь – верно тебе говорю! – И добавил: – Остановлюсь. Передохните немножко, а я покурю пока.
Когда мотор замолчал и пылища осела, в её ушах поначалу зазвенело от тишины. Постепенно обычные звуки стали возвращаться. Где–то далеко позади, по шоссе, продолжали мчаться автомобили. Слабый звук машин был еле слышен. Здесь же, посреди густого леса, спокойствие нарушали только редкие вскрики невидимых птиц. Незнакомая природа казалась настолько нереальной, что юная женщина тихонько ущипнула себя за руку.
И тут, сначала мимо лобового стекла, затем, перемещаясь дальше, мимо открытой дверцы машины, прямо перед лицом замершей женщины, медленно, словно во сне, проплыла огромная синяя, кажущаяся бархатным цветком, бабочка. Она сделала несколько маленьких кругов по спирали вверх, затем развернулась к обрыву и мягко, невесомо полетела вниз, с крутизны.
Открыв рот, путешественница долго смотрела вслед чудесному существу, а потом громко, обращая к самой себе, произнесла:
– Бог мой, да ведь это же МАХАОН!!!
… Много лет спустя (проживая по стечению обстоятельств в совершенно другой местности),летним вечером сидела женщина на траве в саду, отдыхая от городской суеты. Наблюдала за жёлтым мотыльком, который кружил над клумбой с любимыми бархатцами. Как вдруг вспыхнула перед глазами картинка из прошлого. Из ДРУГОЙ ЖИЗНИ – той, что навсегда вошла в душу.
Лес. Маленькая девочка в кружевной косынке с пустышкой в крошечной руке. Пожилой водитель курит недалеко от грузовика. Лето и пересмешка птиц. Горячее сиденье в кабине машины, от которого взмокла спина. Запах нагретого мотора. Просёлочная дорога. Усталость. Аромат хвои и чего-то ещё. Моря? И синяя бабочка величиной с ладонь, кружащаяся в лёгком танце над обрывом в долину…