Опыт одиночества - Иван Коротких

Опыт одиночества

Диалог из 17 реплик, 5 отступлений, с эпиграфом.

Он в мире первом смотрел телевизор, читал Кастанеду, сушил носки,
Пес одиночества рвал его горло тупыми клыками хмельной тоски.
А в мире втором мотыльки и звезды хрустели, как сахар под сапогом,
И смысла не было, не было - ни в том, ни в другом.
А в мире третьем он стиснул зубы, подался в сталкеры мертвых зон,
Сдирал дымящийся полушубок, пройдя сквозь огненный горизонт,
Ввалившись в прокуренное зимовье, рычал из спутанной бороды,
Что смысла не было, б…я, не было, туды-растуды…
Олег Медведев «Солнце»

- Да, вот мог бы еще рассказать вам такую историю. Сюжет, конечно, уже где-то встречался, не помню, ну да не важно, я потом поясню.
- Ничего, ничего, продолжайте, пожалуйста.
- Ну так вот: представьте себе э-э такое помещение… замкнутое, без окон, дверей, только стены, пол и потолок. Нет, точнее даже без потолка, как труба такая – стены уходят куда-то ввысь. Там облака, что-то еще, звезды какие-то, солнце… небо видно в общем. И вот я в этой трубе живу. Ну, поначалу, конечно, все нормально, ничего не замечал, спал, ходил от стены к стене, смотрел ввысь, только вот потом начал уже в стены тыкаться лбом, бессонница началась потихоньку, да и от квадратного неба голова побаливала.
Шорох, поскрипывание доставаемой сигареты, чирканье зажигалки, затяжка вперемежку с тяжелым вдохом, длинный выдох.
- Ну, а дальше…
- Дальше… надоело, приелось, понятно. Эта вот тишина, темнота, пустота. Одиночество, вот. Попробовал сперва вылезти, да стены высокие, гладкие – не получилось ничего, ушибся весь только. Походил-походил еще… а тут уже состояние такое – невтерпеж что ли, руки дергаются, на месте сидеть не можешь, весь как на иголках, бегаешь, мечешься, суетишься, а сделать толком ничего не можешь, да и не знаешь, что делать-то надо. Ну побегал так, попрыгал, а делать-то что-нибудь надо.
Еще одна долгая затяжка, клубы дыма сгущали воздух и резали глаза.
- А пол там был такой… пыль или что-то вроде этого. Покопался там, порылся, нашел какую-то загогулину железную, и как-то вот на автомате начал ей стену ковырять. Поначалу так, как попалось кромсал, толи рисовал что-то, толи написать что-то хотел, неважно. Но штукатурку попортил и бетон уже начал царапать. А оно все прочное такое, скребешь-скребешь стену эту, а ей хоть бы что, полоска маленькая остается – и все. А, я здесь и спать нормально стал, и суетиться вроде перестал, так, апатия какая-то напала – стоишь весь день перед этой стеной и пилишь ее. И не думаешь ни о чем, не видишь ничего, отрешаешься как-то, состояние как во сне. И потихоньку так стал вырисовываться квадрат такой, метр на метр, как окно. Вот это окно я и вырисовывал сколько сил было. То есть день, ночь – все равно, как из сил выбивался – так спать. Только этим и жил… да. И вот постепенно начал там свет пробиваться, через э-э трещины или как их. И я уже без сна, что было сил, чуть зубами не грыз эту стену. А, да, я уже и постарел к этому времени. И вот, наконец, я стою перед этим проемом с окровавленными, стесанными руками, и начинаю доставать этот кусок стены. Ломаю ногти, кровь уже стекает по бетону. Я достаю ее, кидаю на пол, а оттуда, с другой стороны, бьет свет. Я заглядываю в это окно, а там… четыре стены, уходящих ввысь, пыльный пол и квадратное отверстие с темными пятнами запекшейся крови по краям…
Затяжка, скрип сигареты и скрежет пепельницы по столу.
- Все?
- Ну, в общем, да. Что по-вашему должен чувствовать человек в такой ситуации?
- Да, ну вы спросили. Я даже не знаю. Вообще, она какая-то неправильная что ли, не вяжется здесь многое. Как там жить-то в этой трубе?..
- Ох уж… хм. Нет, вы или историю или вопрос не совсем поняли. Причем тут «как там жить»? Вот живешь там – и все. Вы ведь читали «Неаполитанский трамвайчик»? Как вам кажется, ТАК жить можно? А это ведь – практически одно и то же, и уж точно – об одном и том же.
- Бросьте вы, что-то я совсем с толку сбился. Что здесь общего? А чувствовать он… вы… человек должен был бы… не знаю, возможно, стремление заглянуть в то, другое окно?
- …а за ним еще одно…
- Но ведь рано или поздно они куда-нибудь выведут.
- Ну да, все они жили в заброшенном цементном заводе в доменных трубах. Нет конечно, это относительно бесконечно. Можно конечно вот так всю жизнь натыкаться на такие пустые, заброшенные «тюрьмы». Но можно встретить и их обитателей. Но попасть туда не всегда так просто – не всегда выберешь правильную стену, за которой живой сосед. А люди там не всегда так одержимы идеей выбраться из своих камер, труб или как хотите. Им хватает просто валяться в пыли и созерцать звездное небо по ночам, а днем ловить солнечные зайчики. Но что вы можете дать друг другу? Да, он вам может рассказать о том, какое прекрасное небо в квадрате бетонного колодца, о том, как прекрасно жить, не о чем не думая и не заботясь… как прекрасно жить, не думая и не делая ничего ЛИШНЕГО. А о чем бы вы ему рассказали? О том, как здорово лазать по пустым тюрьмам? Как сдирать свои руки о неподатливые стены в надежде э-э да мало ли какие могут быть надежды. Опять же увидеть небо целиком, суметь принять феерию заката или таинство рассвета. Суметь быть СВОБОДНЫМ. Но ничего лучше распиливания стен вы, понятно не предложите. Поэтому вы не сможете быть с ним, и он с вами, у каждого из вас своя в собственных глазах незыблемая ипостась, разрушить которую с одной стороны невозможно. А сломать-то ее на самом деле можно двумя-тремя словами, одной фразой, взглядом. Это если конечно перед вами не мертвый человек. Не мертвый внутри.
- Но правильно ли это – вот так ломать человека только потому, что вам кажется, что он что-то делает неправильно?
- Все и дело в том, что нет здесь правды. Хоть врастай ты в пыль, хоть скачи по этому лабиринту, хоть вгрызайся в свою темницу – стенам будет все равно, сколько не будет в них новых дыр. И трубы эти будут также упираться в небо. И солнце будет также радоваться утру и зевать к ночи. Единственная правда, которая может для тебя то-то значить – в тебе. И чем больше ты ее слушаешь, чем больше ты ее узнаешь, чем больше ты живешь с ней не бок о бок, а одним телом, тем она для тебя вернее и надежнее. Но я не буду вас учить своей правде – она у каждого своя.
- Что ж, хорошо. Спасибо вам большое, что уделили мне минуту, было очень интересно с вами пообщаться, пишите еще. До свидания.
Скрип отодвигаемого стула, шелест бумаги, шарканье шагов, пушечный выстрел закрывшейся двери.
Я прошел по комнате и медленно прислонился спиной к холодной стене. Пыльный пол, грязный потолок, затертые стены и немой квадрат окна с тускло мерцающим заходящим солнцем за ним…


© Иван Коротких 12-13 июля 2006 г.