Домашние любимцы

…Дня три назад пришёл домой с гулянки кот. Вся голова в кровищи, уши разодраны, глаз заплыл, на спине клочками висит недовыдранная своя и выдранная чужая шерсть. Красавец…
Поел из кормушки так, словно в последний раз.
Промыть раны не дал. «Ну и чёрт с тобой», – сказала я.
И вот вчера вечером картина. Сижу перед телевизором на ковре, как обычно – по-турецки. Подошёл, подлец, и под руку полез: погладь, пожалей. Стала кота лечить, болячки чистить. С полчаса возилась – терпел, мурлыкал, счастливые слюни пускал. А у меня перед глазами всплыла другая картина.
Однажды в Приморье, когда мы там ещё жили, осенью, кажется, пошли семьёй в гости, аж на другой конец деревни, за сельпо. Там жили приятели, семейство Ивановых: Саня, Лена и дочка. У них были две собаки породы колли и большущая кошка с котятами. Под вечер, собираясь уходить, выбрали котёнка, дома спорили до хрипоты и назвали пока ещё бестолковое чудо Макаром. Котяра вырос шебутной, задиристый, здоровенный. Нашу маленькую тогда дочь воспринимал, видимо, как старшую сестру, с которой можно поиграть, подраться вволю, поспать в одной постели, в ногах, если устал. Мужа – как приходяще-уходящего дяденьку. А меня – как непонятное божество, которое кормит, учит, чешет за ушами, гладит, изредка лупит, и всегда таскает на руках. Но божество нельзя кусать, и оно не разрешает прыгать на стол. Чуть что – сразу тапком по попе.
Как-то летом понесли Макара, уже взрослого, с собой на речку. И под сенью деревьев, в шумной компании после третьей рюмки решили испытать его на плавучесть. Муж взял кота и пошёл на глубину. В это время на берегу собрался народ (все – очень «добрые» и «отзывчивые» люди!). Стали делать ставки в долларовом эквиваленте: выплывет или нет. Кстати сказать, кот был необычный – совершенно не боялся воды, а после дождей лужу перед подъездом нашего дома пересекал вброд. Выйдет важно на середину, попьёт, как козлёночек, и дальше топает. А я потом дома, шепча ругательства, его отмывала.
Так вот, Макар, выпущенный в воду на середине речки «заботливой» рукой хозяина, не испугался, а развернулся и поплыл к берегу, как собака. Выскочил, отряхнулся и залез в сердцах в кусты. Обиделся, в общем. А потом отомстил: улучил момент, когда мы все пошли купаться, зашёл на «стол», раскинутый под деревом, прогрыз пакет и спокойно сожрал дефицитную, с трудом добытую в магазинных боях варёную колбасу.
Уезжая из Приморья в 94–м, мы с дочкой, конечно же, забрали Макара с собой. Сначала, правда, те же «добрые» люди предлагали не тащить его самолётами и поездами через всю страну, а отвести за гаражи и «расстрелять из табельного оружия, как вражеского лазутчика».
Не поддавшись на уговоры и увещевания, я сшила коту шлейку к поводку. В пути Макар вёл себя как настоящий пёс. Никуда не рвался, степенно шёл возле Сашиных ног, лишь прижимая уши, да изредка шипел. В самолёте не спал весь полёт, не ел, только попил воды. Наверное, ему было очень страшно…
 А потом – не выдержали нервы – кинулся на овчарку, которая шла за хозяином и неудачно повернулась в нашу сторону, решив меня понюхать. Еле отодрала кота от собачьей морды, а её ошарашенный хозяин до самого приземления самолёта псину мимо нас больше не водил.
Ещё два года Макар прожил уже в средней полосе России, подружился с избалованным котом родителей – воображалой Кузьмой. Они не подрались ни разу, хотя бы из приличия.
…А в 96–м, в конце зимы, Макар попал под машину. Нашла его я. Он лежал на обочине дороги перед домом, без единой капли крови на шерсти, словно спал. Кот так и не привык к машинам, он их просто не воспринимал. Ведь в городке, где вырос, Макар ходил по улицам так, как вздумается…
Незадолго перед смертью Макар успел «осчастливить» домашнюю кошечку соседей, выманив её из квартиры в подъезд. Поздним вечером я возвращалась с дежурства и застала процесс в самом разгаре. Сначала захотелось поддать под зад Макару как следует, но что-то меня остановило. Эта остановка оказалась знаменательной.
Макара схоронили под ёлочками, обревелись. А через некоторое время, в мае, даже не спросив у меня разрешения, дочь, сияя как начищенный таз, приволокла домой маленькую, черную, с белыми лапками и «галстучком», бестию…
– Тётя Маша сказала, что если не возьмём Макарского ребёнка, то будем платить им алименты! – радостно закричала она с порога, тряся взъерошенным существом перед моим носом. Существо извивалось и орало. – Я сказала, что, конечно, возьмём, без проблем! Да, мама?
 Макарского сына нарекли Ерофеем в честь дальневосточного героя Хабарова. Он месяц спал ночами у меня под подбородком и пил молоко из пипетки…
 Сейчас он гоняет собак во дворе, не любит чужих в доме, ревнует нас к гостям, знает всех родственников в лицо. Он большой и сильный. Отличается умом и сообразительностью. На стол не прыгает. Знает: чуть что – сразу тапком по попе. Кот знает, что я – непонятное божество, которое кормит, моет, лечит, любит и таскает на руках. Давно повзрослевшая дочь – всё равно лишь старшая сестрица, с которой можно играть, драться и даже легонько куснуть для отстрастки. А ещё на её кровати, в ногах, можно спать, если устал.
Дворовые мальчишки называют его «Ерофей-Тойота», потому что когда он идёт, его задница выше его же затылка. Точно так же, как и у его отца. Скорее всего, это какая-то дальневосточная порода, когда у кошек длинные, сильно развитые задние лапы. Может быть, это деревенская кошка-бабка согрешила с каким-нибудь таёжным котом?
В апреле Ерофею Макаровичу исполнится 10 лет. Мы не знаем, есть ли у него где-то дети. Но одно знаем точно: связь с Приморьем, пусть даже и с помощью Ерофея, не оборвалась. Как всё-таки здорово, что когда-то давно мы пошли в деревню в гости к приятелям, и принесли домой пушистого домашнего любимца...