Родственные души

      Ян Карлович Лепнин был человеком строгих правил.
Маленький, лысый, всегда с выпяченным животом, он имел привычку доставать часы на цепочке и придирчиво смотреть на них. И даже не для того, чтоб узнать время. Он думал, что такой жест делает его особу более значимой что ли. А иногда этот приём помогал и в неловких ситуациях при разговоре с «ненужными людьми».
   Лепнин стоял посреди гостиной и смотрел на своих домочадцев –
жену и обеих дочерей,  которые в свою очередь боязливо уставились на него в ожидании каких-нибудь замечаний.
   - Вот что, – отирая платком мокрую шею начал хозяин, – нам дали жильё и назначили меня на ответственную службу. Так что, прошу вас, никоим образом не компрометировать моё имя! Люди кругом подлые, завистливые и всегда рады при сплетнях кого-нибудь опорочить. Не разговаривайте ни с кем, я вас умоляю.
   И такие наставления им давались почти каждое утро.

   Прохор Степанович Бром был тоже человеком строгих правил. Также относился ко всем – с недоверием и осуждением. Казалось бы, два типа таких людей могли поладить как никто другой, но... они друг друга не знали, хотя и жили в одном доме.
Бром, в отличие от Лепнина, был нищим, и занимал угол подвального помещения. Жил он один, кормился случайными заработками – то опорки кому прошьёт, то корзину сплетёт. И всегда ругался сквозь зубы о людской беспечности.
Рубаха на его худущем теле болталась, как на пугале, поэтому привычкой Прохора было всё время стягивать её поясом. Отчего вид его был, как он
считал, порядочно собранный.      

   Как-то вечером, возвращаясь со службы, Ян Карлович увидел жену
в обществе какой-то работницы...
   - Что это вы? – нахмурив брови, подошёл к ней Лепнин.
   - Я... я просто поблагодарила за помощь, -  ответила супруга.
Работница быстро упорхнула за двери крыльца.
   - За какую ещё помощь? – негодование мужа начало расти.
   - У младшей подошва на ботиночках отошла, а женщина мне сказала, кому можно отдать починить: у нас в доме живёт сапожник... 
   - Сапожник? – покраснел Ян Карлович.  -  Что это за делец такой, который наживается на людях таким образом! И почему вы, не известив меня, решили самовольно обращаться, чёрт знает к кому!  - Лепнин в порыве гнева не заметил, как перешёл на крик. – Разве я вам не говорил? Разве я не предупреждал? – Но женщина не дала ему закончить и увлекла за собой в раскрытые двери парадной.
   Прохор всё слышал через маленькое оконце. Ему было и противно,
и стыдно одновременно. Противно за барскую брезгливость, и стыдно за своё существование. И он решил поискать себе постоянную работу.

   На другое утро, как обычно, дав наставления своим домочадцам и бросив взгляд на часы, Ян Карлович Лепнин отправился на службу.
Выйдя на тротуар, он стал искать глазами извозчика. Заметив через дорогу напротив молодую особу, ярко разодетую и спешащую куда-то, он недовольно прошипел:
   - Вот оно, деморализованное общество, прости господи.– И резко отвернувшись, стал глядеть в другую сторону. «Где же эти извозчики, – мысленно ругался Лепнин, - пьют всю ночь, а сейчас, поди, спят, окаянные». Наконец, кучер подъехал, и чиновник уселся в коляску.
   - В Жилконтору! – коротко бросил он, выказывая своё недовольство. - Тоже пьяный? – Накинулся на него, сощурив глаза, Лепнин.
   - Никак нет, Ваше-с... городие! – испуганно пролепетал извозчик.
   - Знаем вашего брата, - недоверчиво покосившись, Ян Карлович стал глядеть в сторону. «Сколько же в мире пройдох, - задумался он, - и каждый думает только об одном: как бы набить карманы да не работать, как бы повкуснее поесть да поспать».

   Выйдя на улицу и посмотрев на отъезжающего господина, Прохор Степанович Бром подтянул свой пояс и процедил:
   - Вот она, справедливость: у кого крепок сапог, тот в каретах катайся, а у кого пальцы торчат из дыр, тот мостовую ими скобли! Тьфу! – сплюнул он и зашагал пешком  в ту же сторону. «Ничего, - думал он, - будет и на нашей улице пень гореть!»
   Напрасно он мотался по всяким лавкам, базарам, мастерским:
никто не хотел нанимать его из-за возраста и дряхлой внешности.
Наконец,  далеко за полдень, он услыхал от кого-то про дворника:
дескать, в Жилконтору надо сходить и там всё узнать наверняка. Вот,
уже порядком уставший, он поплёлся туда. Но и тут оказия: начальника нет – на обеде. Когда будет – бог весть! И сел Прохор Степанович перед кабинетом на скамейку ждать начальство.

   Ян Карлович Лепнин вышел из трактира, где только что отобедал, в здравом духе! И даже на чаевые не скупился: поел вкусно и недорого.
Решив до конторы пройтись пешком, наслаждаясь тёплым воздухом и первыми лучами солнца ранней весны, он старался не смотреть по сторонам на окружающих его людишек, дабы не портить своего возвышенного настроения. Он шёл, сладко жмурившись всю дорогу. Любовался чистым небом с забавными пушистыми облачками…
«Вот и контора. – Вздохнув, вернулся к действительности Лепнин. – Всё-таки мало уделяется в жизни человеку хороших минут». И, как бы подтверждая его слова, от стука закрывающейся двери, на его накидку упал небольшой отвалившийся от притолоки кусочек краски.
   - Селёдкин! -  крикнул Ян Карлович конторскому служащему. – Что же это такое?!..  Красили неделю назад - и на тебе...
   - Не могу знать, – робко отвечал Селёдкин, ссутулившись перед начальником и моргая на него слезливыми глазками.
    - Шкурить надо было! - недовольно произнёс мужик со скамейки.
Лепнин озадаченно повернул голову в его сторону и проронил:
   - Что-с?..
   - Я говорю, прежде чем красить, старый слой краски шкурить надо! Сдирать! Тогда и не отвалилась бы, - поднялся со скамейки мужчина и, деловито одёргивая рубаху, подтянул пояс.
Лепнин, осмотрев мужика с ног до головы, стал испытывать что-то вроде симпатии к нему: «Вот человек! – подумал он, -  разбирается в деле!»
Сразу забыв о краске, он спросил:
   - А Вы, братец, стало быть, ко мне-с?
   - Да, - ответил Прохор Степанович, удивляясь в свою очередь доброму
тону начальника: «В кои-то веки? – промелькнуло в голове, - знать, хороший знак: не зря, можить,  приплёлся  я сюда? Ну, дай-то бог!»
   - Прошу Вас! – щёлкнув крышкой часов и отойдя в сторонку, Лепнин изобразил на лице что-то похожее на улыбку.
   - Покорнейше благодарю, – несмело ступая, Бром пролез боком в кабинет и тут же встал. Также улыбаясь, Ян Карлович пропорхнул за свой письменный стол. Слегка нагнувшись, указал гостю на стул. Мужик, смутившись, поблагодарил,  но остался стоять на своём месте у входа, перебирая в своих пальцах концы пояса.
   - Как Вам будет угодно-с, - ответил начальник и уселся в своё кожаное кресло. - Итак?..
   От непривычно доброй атмосферы, Бром на минуту растерялся и не мог выдавить из себя ни слова. Но заметив, как тот достал карманные часы, озабоченно глядя на них, сразу спохватился:
   - Я по поводу работы! – решительно произнёс Бром.
   - Какой же-с? – одобрительно глядел на него управляющий.
   - Дворником! – поправляя пояс, отчеканил мужчина.
Слегка разочаровавшись, Ян Карлович взглянул на свои руки…
   - Да-да – годы! – Повторил начальник, вставленное Бромом оправдание. – Сколько? Шестьдесят восемь... А чем Вы занимались до этого... кстати, Вы живёте... – один, так... Чем же Вы занимались?
   - Ну... – перед глазами Прохора поплыла череда всяких вещей и безделушек, - кому шапку сошью, кому обувку прошью...
   В памяти Яна Карловича тут же всплыла неприятная сцена с его женой, которая отдавала чинить какому-то дармоеду ботиночки своей дочери. Взглянув на мужика уже другими глазами, он сухо заметил ему, что, дескать, такое занятие не делает чести… и такого рода доход ... «Ага… – насторожился Прохор, - вот так-то лучше и понятнее! Откуда тебе, конторская крыса, - мысленно негодовал он, - знать, что по чести, а что - нет! Небось, как взятки хватать, так – по чести, а сапоги чьи-то грязные латать – не по чести... Ну, давай, послушаем, что будет дальше».
   - Всюду, куда ни глянь, - продолжал управляющий, - одни приспособленцы живут! Дай им - то, дай им - сё... А работать - не хотят!
   - Да! И я про то же! - колким взглядом упёрся в него Прохор Степанович. – Живу вот я в подвале уже сорок лет, и кормлюсь как крыса тем, что подбросят. А надо мной, въехали, дармоеды безработные, которым и квартиру – на! и деньги – на! Принесут ботинки чинить - и упрекают ещё в хапужничестве! Конечно!.. Они могут и новые купить!.. Барин толстый прокормит!.. А барыня, со своими вертихвостками - будет язык чесать!..
   Ян Карлович, багровея, выпучил глаза. Достав носовой платок, и только комкая его в своей руке, не зная куда применить,  медленно стал подниматься с кресла... На его покрытых испариной висках набухали пульсирующие жилы. Уперев толстые руки в крышку стола, и подавшись всем своим телом вперёд, красный как варёный рак, он буквально взорвался и что есть мочи заорал:
   - Во-о-о-о-он!!! Вон отсюда! – и глядя на убегающего «сапожника», развернув своим пузом стол, он выбежал вдогонку на крыльцо и ещё долго кричал истошным криком на всю улицу, - Во-о-о-о-он!!! Во-о-о-о-он!!!

Не договорились.