Чума тысячелетия

(Монолог о целлюлите)

О целлюлите заговорили, как-то внезапно, без предварительной подготовки.
Сразу, все и везде.

С утра.
К вечеру.
Ночью.
И днем.

По телевидению.
На радио.
И в газетах.

О целлюлите я не слышал на протяжении всех прожитых лет.
Вот о себорее или, скажем, гонорее доводилось.
А о целлюлите нет.
Заинтересовался.

Оказалось это такие пупырышки безобидные на коже женской попки.
И ещё бедер.
Но страшно зловредные. Весь вид этих предметов портят.
Действительно, мерзость.

Я по-другому стал воспринимать да Винчи, Рубенса, Тициана, Боттичелли и, как-то иначе стал их видеть. А ещё этого… нашего, российского, который купчИх любил изображать, особенно голых… На «К» начинается.
Как же его? Во, Кустодиев его фамилия.
Извращенец. Все они извращенцы, скажу я вам.

Гады! Ишь, что удумали, мужиков дурачить своими картинами развратными с натурами раскошными, нежными, томными.

Из-за таких художников я мог запросто промахнуться и влюбиться в какую-нибудь пышечку, эдакую пухленькую и манкую.
Да и собственная жена в душу могла запасть, она с годами формы приобрела аппетитные.
Жизнь бы зря прожил.
Благо, вовремя кампанию против целлюлита развернули.
Теперь я знаю, что у женщин этих пупырышек быть не должно.
Женщина должна быть прямая, острая и опасная, как шпага!
Мне сейчас подавай исключительно швабру сухопопую.

Повеселел я и на кухню – к холодильничку.
Лафитничек хрустальный, запотевший с «Nemiroff» медовой с перцем достал, быстренько в рюмочку булькнул, маринованных грибочков белых на вилочку насадил с кусочком свежего ржаного хлебца и только…

….поднес заветную ко рту.

Глядь! Надо же было дурню нестись на кухню с голым, если позволите, торсом!
Мельком, случайным боковым зрением наблюдаю просто неприличную картину: у нас, мужиков ОН, оказыватся, тоже есть, гадость эта – целлюлит.
Рюмку на стол – бац!
Грибочки прямо с вилкой назад – в баночку!

Рысцой в ванную. Очки на нос и к зеркалу.
Точно, у подмышек, а особенно там, где раньше бицепсы были.
Везде.
ОН.

Вздутиками.
Пузырьками.
Впадинками.
Ложбинками отвратительными.
Холмиками.
Шершавинками.
Морщинками.
Складочками и бугорками.

Сволочь.
Пришел и душит.
Перспектива одна – загорать под луной. Днем же нельзя, вдруг кто увидит.
Стыдно.
Что делать?
Фитнес, мази, массаж, бальзамы – пенсии не хватит.

К зеркалу спиной на цыпочках – ужасное зрелище!
Ягодицы вялые, печально обвисли, щетиной поросли – на эпиляцию напрашиваются.
Потерял равновесие в непривычной стойке: проклятая «совковая» ванная – чуть носом в стиральную машину не въехал.

Передом и поворачиваться не буду, чтобы совсем не расстраиваться.
Не хочу.
Или полюбопытствовать?
Оборачиваюсь, приподнимаюсь на пальцах, чтобы рассмотреть в зеркале получше.
Фу ты, какая гадость! Все: и то, что живот, и то, что ниже.
Кто же на это позарится!

«Так жить нельзя!» - когда-то на всю страну своим фильмом возмутился Говорухин Станислав.
А они теперь: «Дозор», «дозор»…
Дневной…
Сумеречный…
Ночной…

Не видят грозящей катастрофы.
Идет, надвигается.
Катит.
Эпидемия.
Чума тысячелетия.
Целлюлит.