Месяц март

Непривычно как-то стало в марте, ей Богу: сухо, светло.
Раньше, в это время, повсюду лежал грязный снег. Троллейбусы выбрасывали его из под больших колес прямо на зазевавшихся пешеходов, те останавливались, чертыхались, но март не обращал на это никакого внимания.
Ему было некогда. Он разгонял стада тяжёлых туч над городом, сбрасывал с веток уснувших ворон, а затем летел на реку и тяжело скользил на своих огромных коньках по тёмному льду. Время от времени лёд потрескивал, но март не обращал на это совершенно никакого внимания. Он продолжал кататься, напевая себе под нос какую-то заунывную песню.
После, март спешил в центр города, чтобы перевернуть вверх ногами все дорожные знаки. И уже под вечер, когда фонари устало вглядывались в серые лужи, он, словно ребёнок, играл посреди улицы большой пластиковой бутылкой из под пепси-колы.

Намаявшись за день, март успокаивался только к ночи. Он устало падал на свою мятую постель и вместе с ним сразу всё замирало: дома, улицы, грязные трллейбусы и лишь тусклые звёзды безразлично глядели на грязный город.
Но март не слышал этой тишины, потому, что уже во всю храпел, изредка вздрагивая, от звонков, припозднившихся трамваев.
Сколько его помню, он постоянно был противоречивым: бросая вызов зимнему великолепию, сам всегда оставался неряхой: то вода у него разливалась по улицам, то рваные тучи валялись по всему небу.
Бывали даже случаи, когда над городом начинали кружить прошлогодние листья. По большому счёту, в этом мёртвом танце не было ничего интересного. Но марту всегда было стыдно за местных дворников. Он не знал, что сказать весне и прятался холодным ветром в подворотнях или вовсе убегал зА город.

Вобщем вся эта разгильдяйская жизнь не могла не сказаться на здоровье марта. И часто случалось что он начинал чихать. Это было хуже всего, в это время, над улицами внезапно поднимались огромные клубы пыли, которые оседали на стенах домов, хромированных зеркалах "Мерседесов" и на одежде прохожих. Никто не знал, где простудился март и можно ли заразиться от него этой "чихоткой". Поэтому, прохожие всегда отворачивались, закрывали глаза и задерживали дыхание.
А март чихал и не обращал ни на кого внимания.
Правда, это происходило уже где-то в двадцатых числах, когда ему каждый день названивал робкий апрель. Обеспокоенный здоровьем родственника, он внимательно слушал в трубке долгие гудки. И, глядя на маленький букет подснежников, от беспокойного брата всё думал: - "Некогда, наверное, окаянному… надо ж такому уродиться…".