Летучая рыба

Снег тихо ложится на крыши домов, на ветви деревьев, на воротники только что одетых пальто. Он липкий и грязный. Кажется, что уже с неба он падает таким. Серо-коричневым. Но нет. Это только в моём воображении. Люди радуются снегу. А я радуюсь тому, что всё ещё живу.
Уже давно меня не тянет на улицу. Уже около года, как я выхожу сюда лишь для того, что бы доехать от одного здания к другому. Не люблю прохожих. Не люблю кондукторов и контролёров. Вообще людей как-то… Ну не то, что бы не люблю. Просто перестала уважать. А за что нас уважать? За кровь и слёзы? За атомное оружие? Или за покалеченную психику детей? Говорят, что нация разлагается… Ну правильно, с чего бы ей не разлагаться, когда стадом живём.
За себя самих думать любим. А за кого другого? За друзей хотя бы. Да и где они, эти друзья? Распятыми на школьных партах остались. А потом это уже не друзья, это просто спутники, что б не так скучно жить было. Все мы меняемся. Кто-то больше, кто-то меньше. Не узнаём друг друга в троллейбусах. Не здороваемся. Не знаем, чем живём.
А снег всё падает и падает. А небо всё такое же… Хищное, как и было сотни дней назад. Не люблю я его. Боюсь. С чего вдруг? Может потому что только оно знает, какая я. А может просто потому, что кажется мне будто падает оно на меня, или я в него.
Зубы растут. Мудрости. Зачем они мне? Парень идёт впереди. Симпатичный. Мы с ним в одном подъезде живём. А даже не знаем как зовут друг друга. Смешно! Вот так и крутимся день за днём. Не замечая очевидного. Кошку сбитую водителем. Ребёнка плачущего в чужом дворе. Мальчишку, которого втроем бьют. Мимо проходим. Первоосновы социального общества. Где они? Прячутся…

Тишина больничной палаты. Хорошо так. Спокойно. Никто не просит помыть посуду или пропылесосить. Неделю здесь лежу уже. Завтра выписывают. А кроме мамы никто не пришёл. Может, я сама в этом виновата? Слишком принципиальная… А может, так и надо было. Чтобы не забывала. Ядовитость свою.

Завтра зачётная неделя начинается. Замечательно. Просто отлично. Хоть перестану заниматься мозгоедством. Спать. Всё, вали спать. А то опять проспишь в универ.

Иду по широкому коридору. К стенке прижимаюсь. Не люблю толкаться. Это глупо. Медленно так иду. Никого не трогаю. А потом к окну подошла. Закат. Красиво. Акварель.
- Нравится?
- Да. На детскую сказку похоже. Или на сон.
- Угадала. Я когда-то такой во сне увидел. Вот. Для диплома.
- Что, последний курс?
- Аха. А ты?
- Третий. Ладно, я побежала.
- Постой…
- Что?
- Когда сегодня заканчиваешь?
- Ещё одна пара. До трёх в общем.
- Можно… Встретить тебя?
- 205 аудитория.

- Привет! Миша…
- Хм… Лорана…
- Настоящее имя?
- Да. Папа придумал.
- Пойдём куда-нибудь?
- Ты знаешь, я не люблю гулять.
- Пойдём ко мне? Я покажу тебе картины.
- Пойдём…

Ты говоришь мне какую-то чушь. А я киваю, только потому, что не хочу это слушать. Не хочу вникать в эти фразы. В эту жизнь, наполненную красотой и гармонией. Совершенство. Совершенство и истина во всех её проявлениях сплетаются в танце, что создал твою душу. Ты созидаешь. Ты веришь и любишь. Мне не надо так много слов. Мне иногда хватает лишь касания чужой руки.
Тяжело поднимать голову. Тяжело вновь смотреть на солнце. А ты постоянно видишь его. Ты живёшь в его лучах.
- Скажи, Миш, ты счастлив?
- Странный вопрос… Да, конечно.
- Что? Всегда?
- Да. А ты разве нет?
- Смешной вопрос. Нет. Я пока не умею быть счастливой постоянно.
- А… ты останешься со мной?
- Не знаю... Я не люблю привязанностей и несвободы.
- Но…
- Что?
- Ладно. Это не важно.
- Как знаешь…

Твои картины. Чем для меня стали твои картины? Светом? Радостью? Или ещё большей болью? Я впитывала их душой, как впитывала в себя книги. Я была готова часами разглядывать лишь набросок. Я полюбила их. И только потом начала любить тебя. Не сразу. Может быть прошёл год. А может и два.

Ты декоратор. Я экономист. Ты любил свою работу. Я же свою ненавидела. Мы были вместе лишь потому, что боялись одиночества. Ты говорил мне о детях. Я молчала.
- Лора, тебе двадцать шесть. Мне почти тридцать. Ну почему? Почему ты не хочешь детей?
- Миш, давай не будем об этом.
- Почему… Просто скажи мне почему. И я больше никогда не заговорю с тобой об этом.
- Потому что дети… Дети… Это… Как птицы, которые ещё не обрели крылья. Я боюсь их сломать. Сломать ещё тогда, когда крыльев нет.
- Но как можно боятся того, чего нет? Я же буду с тобой. Ты знаешь, что мы будем вместе. Потому что это уже не прихоть. Это необходимость. Мы нужны друг другу…
- О дааа… Ты хочешь видеть себя в ком-то другом?
- Да.
- А я вот боюсь своих отражений.

Кирилл бежал по асфальтовой дорожке. Бежал и плакал.
- Мама, мама!!!
- Что случилось, родной мой?
- Мама, я расшиб коленку. А она. Смотри!! Смотри…
И снова плачь. И снова крик. Я с ужасом закатывала ему штанину, уже зная, что там увижу. Ничего. Ни одного шрамика, даже самого маленького.
- Ты очень хотел, что бы она заросла, да, сынок? И она тут же заросла. А ты испугался. Всё в порядке. Всё хорошо.
Я прижала его голову к груди. Подняла на руки и понесла в дом. Дома Кирилл сел на диван и сказал.
- А можно так птичку… вылечить?
- Можно сынок… А ещё человека можно. Только когда других лечить будешь. Себя наизнанку вывернешь. Или убьёшь. Не боишься?
- Что ты, мамочка! Я осторожно.

Я держал сына за руку. Он пытался прыгать вокруг меня. Радостно лепетал свои приключения в детском саду. А потом вдруг серьёзно так посмотрел на меня и сказал:
- Я сегодня тётю спас.
- Как так, спас? – я присел на корточки рядом с ним.
- Я её вылечил. Она ходить не могла. А я попросил у Бога, что бы она здорова была. И тётя выздоровела.
- Кирюш, а кто эта тётя была? – чего-то испугавшись, спросил я.
- Мама Павлика Избравского. Красииивая…
- Красивее мамы?
- Неа! Но всё равно красивая – улыбнулся он. И казалось забыл об этом.

Ночью сын кричал. Лора билась в истерике. В два часа у него пошла носом кровь. Кирилл не просыпался. Я вызвал скорую. Мальчик проснулся. Его глаза, были полны ужасом и болью. Лора сидела тихо. Врачи ушли. Кирилл подошёл к маме. Посмотрел на неё и сказал.
- Мама больше не будет разговаривать. Мама больше не будет радоваться. Мама уже умерла.
- Что ты говоришь, сынок! Разве можно так о маме?
- Мама умерла, сегодня ночью, пап. И это правда.
Я испугался. Он говорил так серьёзно. Подошёл к Лоре и понял, что она уже не дышит.
- Я убил маму?
- Ну что ты, Кирюш! Ты здесь совсем не при чём.
Кажется я плакал. А он сидел рядом и гладил меня по спине.
- Пап, хочешь загадаю загадку?
- Ну давай…
- А что будет, если смешать сметану с порохом?
- Порох в сметане, - неуверенно предположил я.
- Глупый ты у меня, папа… - как-то задумчиво отозвался он. – Буду, наверное, я.
14.20 20.03.07