Примитивные рисунки из мира Постфактум

Здесь и далее под шапкой LES DESSINS PRIMITIFS** я начинаю публиковать сценарии "одномоментных" фильмов.

фильм первый

 МУХА.

Один актёр в пространствах вьюги снежных стоит и озирает глазом внимательным бесконечные пространства полей безлесных. Вечереет. И сказать нельзя, что момент взору приятен, скорей наоборот. Закатное солнце укутано дымкой малиново-серой, с грязью как будто,  и оттого вид имеет слегка неряшливый, а ближе к горизонту и вовсе мрачный.

Но, чу! Ухом чутким со стороны горизонта различаться начинает жужжание мушиное (жужжит статист, а точнее, сам персонаж методом чревовещания). Жужжание нарастает и будто приближается. Приблизившись же, и  многократно усилившись, как бы проникает в голову зрителя и поселяется там. Тут камера начинает  двигаться вправо и влево пока в фокусе не оказывается лицо актера, который выпучив  глаза,  движет зрачками,  ищет, стало быть, где муха. А заметив нечто, бьет (не сильно) себя по щеке, а потом рассматривает это нечто удовлетворенно.

И вдруг, снова раздается тот же звук.  Мы видим губы актера сложенные соответственным образом и понимаем:  жужжит он сам! Он – муха?!! Кажется и персонаж испытывает то же, что и мы, волнение. А быть может и того более! Потрясенный он начинает двигаться, по-видимому пускается в полет: повороты камеры создают ощущение колебаний горизонта и окружающих предметов. Это, совокупно с непрекращающимся жужжанием, дает понять зрителю, что актер муха летит, преодолевая сопротивление воздушных течений.  Вдруг падает лицом в снег. Камера, соответственно, объективом.  Через мгновение поднимается. Объектив залеплен снегом.  Жужжание меж тем удаляется, удаляется, удаляется... Пока не стихает совсем. Гаснет свет. Тридцать секунд пролетели, как миг. Занавес.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Это была моя трактовка некоего состояния, именуемого солипсизмом момента.


" Мы все пленники так называемой "ловушки эгоцентризма". Все, что мы знаем о мире, основано на информации, получаемой через наши чувства. Мир нашего опыта – всеобщность всего, что мы видим, слышим, касаемся, чувствуем, иногда называется "феноменальным миром". Ясно, что невозможно ощутить то, что находится за пределами ощущений, испытать больше того, что может быть испытано. Чарльз Пирс изобрел полезное слово для этого феноменального мира. Он назвал его "фанероном"."
Какие у нас основания для веры в то, что вне нашего личного фанерона существуют какие-то вещи? Давайте с самого начала допустим, что солипсисту невозможно доказать, что вне его фанерона существует что-либо, если под словом "доказать" мы имеем в виду теоремы логики или математики. Ситуация даже хуже. Как часто указывают философы, у солипсиста нет никакого способа доказать самому себе, что он существовал вчера. Ведь может быть и так, что весь его феноменальный мир, включая всю его память, "впрыгнул" в реальность в прошлый вторник. Он не может доказать и то, что он и весь его фанерон будут существовать после четверга. Таким образом, солипсизм съеживается до того, что называется "солипсизмом момента". Одно может быть определенным, а именно: "Я существую сейчас." – Отправная точка философии Декарта. " (М.Гарднер «Почему я не солипсист»)

Вздор, конечно же.


фильм второй


КИРЗОВАЯ ПЯТА ТОТАЛИТАРИЗМА.


Сюжет вкратце таков. Посеред ледовой пустыни, где царит холод лютый и длинными змеюками позёмки долу извиваются, где в сумерках сгущающихся теряется зга.., включается камера вдруг и озирать начинает, скользя легко, всю безысходность мира окружающего и замирает-фиксируется лишь на огоньке, что едва виден недалече. Затем внове начинает движение, но уже неровное, изображающее шаги трудные в снеговой целине утопающие. Еще немного, и взору открывается вид зело уютный и во многом умилительный. У костра, огня веселого, сидят мягкие игрушки. Ну, слонята там разные или ещё какие альфы и ежата фантастические. Один есть даже жалостливого вида медведь, но столь малый, что его почти и не видать из под снега. Сидят все, значит, и греются. На лицах улыбки и блики от костра. Звучит тихая музыка. В эту ткань, ненавязчиво так, вплетены пара кадров, где, печатая шаг по рыхлому снегу, идут неуклонным манером черные кирзовые сапоги( это конечно же кинематографический штамп, но позволительный для начинающего). Они быстро приближаются и останавливаются за спиной у игрушек. Семь секунд тишины, музыка не звучит, слышно лишь завывание ветра. Потом сапоги начинаю ловкими пинками снаряжать весёлых зверят по сторонам куда подальше . Расправившись с малышами, кирзачи топчутся на костровище, затаптывают его и уходят вдаль. Девять секунд мы наблюдаем, как поземка заметает следы, потом камера поворачивается в противуположную сторону и наблюдает окрестый разор: останки костровых головешечек и фигуры поверженных слонят. И далее фиксирует своё внимание на небольшом темном пятне, приближает его и вот уже крупным планом можно узреть физиономию жалостливого микромедведа. Похоже, что тоталитарный сапог отдавил бедному зверю левое ухо, ибо виден отпечаток кирзовой подошвы. Проходят три секунды,и камера внове возращается к уже почти завьюженным следам. Понизу идут титры:
ВСЁ ПРОХОДИТ,И ТОТАЛИТАРИЗМ ПРОЙДЁТ ТОЖЕ.

P/S. Так вот весь кинематографический фокус состоит в выражении лица данного медведа. Оно своеобразное. Минута минула. Занавес.