Посвящается тому кто был моим другом...

Еще не раз Вы вспомните меня
И весь мой мир волнующий и странный
Нелепый мир из песен и огня
Но меж других единый не обманный
Он мог стать Вашим и не стал
Его вам было мало или много
Должно быть плохо я стихи писал
И Вас не праведно просил у Бога
Но всякий раз Вы склонитесь без сил
И скажите Я вспоминать не смею
Ведь мир иной меня обворожил
Простой и грубой прелестью своею…
Гумилев.

Мои мысли о тебе…Затянуты жгутом, расплавлены в горячих руках, разбрызганы каплями по лужам весеннего дня, забыты на пыльных полках твоих библиотек, выброшены и смяты острой шпилькой каблука, прошедшей мимо голубоглазой брюнеткой, тщательно выкрашенной в белый цвет. В наручники и на железный стол, в мусорное ведро, чтобы окончательно забыть, в петлю и веревку потуже, иначе будешь слышать мой крик, иначе я не пойму. Кислотой в глаза, что бы не видеть, как ты закрываешь дверь. Вату в уши, иначе сердце кровоточит от удара двери, металлической, тяжелой.
Скрип ключей, удаляющийся звук твоих шагов.
По венам течет пот и слезы непослушного сердца. На руках расплавлена как сыр, забыта как кленовый лист в учебнике по литературе, располосована скальпелем неумелого студента-хирурга…моя свобода. Зачем она мне? Стряхиваю ее остатки с ладоней, они шлепаются о бетонный пол, и ты тихо оглядываешься на этот звук. Ты там далеко за железной, закрытой дверью, а я знаю, что ты сейчас оглянулся и я знаю, что ты остановился лишь на долю секунды, что бы просто быть уверенным, что не ослышался.
Я останусь среди подобных и необыкновенных, но среди них не будет тебя бесподобно обыкновенного, среди них я буду неодинока в одиночестве своем и буду, так же как и всегда, бродить по темным коридорам сердец, освещая уголки фонариком света и тепла.
Я останусь и забуду о т, что в учебнике по литературе лежал кленовый лист, что когда-то была весна и были лужи, что блондинки обычно крашенные, что есть студенты-хирурги, а ты когда-то был моим честным другом, каким только мог быть честный друг…