Невезучий

 НЕВЕЗУЧИЙ
Нет, что ни говорите, а судьба у человека есть. И эта судьба ведет его по жизни, как коновод ведет свою лошадь в поводе. И сколько ни дергайся, сколько ни старайся изменить ее, она неумолима, как очередная волна, бьющая в борт теплохода. Бороться с судьбой – неблагодарное дело. Все равно она победит. Можно только постараться, чтобы твоя судьба, или рок оказывали поменьше влияния на окружающих людей, а для этого иногда необходимо анализировать свои поступки, беды, и, уловив закономерности, постараться сойти с пути других людей.
Немногие могут это сделать. Очень трудно увидеть знаки, которые нам подает судьба, еще труднее расшифровать их, и люди продолжают идти тем же путем и причиняют окружающим и моральный, и физический ущерб.
Работал я в то время на «морковках», так на Дальнем Востоке называли построенные в Финляндии теплоходы, которые были призваны заменить «броненосцы», полученные у Германии в качестве репарации суда. Их можно было за сутки превратить во вспомогательные крейсера для помощи Военно-Морскому флоту. Время брало свое и даже крупповская сталь, из которой были сделаны эти суда, не могла поспорить с ним. В начале восьмидесятых годов правительство пошло на большие затраты и построило на финских верфях серию универсальных судов, которые могли перевозить танковый полк со всем снаряжением и выгружать на любой берег и даже на лед и воду (если танки были плавающие). И это без помощи другой техники, только своими силами.
Все это я рассказываю к тому, чтобы читатель имел представление о размере этих судов. А размеры были такие. При длине 176 метров, ширине 24,5 метра и осадке в полном грузу около 14,5 метров они имели трюма и твиндеки высотой до восьми метров. Два трехэтажных дома сталинской постройки можно было поставить друг на друга в каждый из них. Вот такие это были «морковки», прозванные так за красный цвет корпусов. Работать на них было престижно, зимой заграница - Австралия, Канада, Япония, Таиланд, летом - пара, тройка рейсов в Певек. Зарплаты на высоком уровне, так что попасть в экипаж на них было трудновато, но люди попадали и попадали по-всякому. Экипажи менялись, кто-то уходил в отпуск, кто-то уходил совсем, кто-то на повышение, приходили новые, очень разные люди. Времена наступали смутные, перестроечные, многие стали смотреть на должность моряка, как на прибыльную работу по доставке заказанных грузов из-за границы определенным людям.
И вот, однажды, на борт судна, взамен списавшегося третьего помощника, пришел молодой человек, выпускник Одесского института водного транспорта, спортивной внешности, в меру накачанный, в меру начитанный. В дальнейшем будем звать его Василий П. Пришел он с направлением отдела кадров пароходства и ничем примечательным не выделялся. По своей должности я позвонил инспектору и спросил о новом члене экипажа. Инспектор дал хороший отзыв, мол, непьющий, некурящий, в порочных связях незамеченный. То есть нормальный третий, пусть работает.
-Правда, - предупредил он, - посматривайте за ним. Работал он уже на двух судах и с обеих списался по несчастному случаю. Может это случайно, но предупредить вас с капитаном я обязан.
Ну что ж, предупредил и спасибо. Особого внимания этому я не придал, и Василий приступил к своим обязанностям. Стоянки короткие, времени на беседы и разговоры мало. «Выйдем в рейс, поговорю с ним», - подумал я в суматохе погрузки.
Парень принялся за работу рьяно, навел порядок по своему ведомству, съездил, получил секретные карты и корректуру на следующий рейс, а через день мы уже мчались со скоростью восемнадцать узлов в порт Певек, с последней партией груза в этом полярном сезоне.
Рейс проходил нормально. Ледовая обстановка была, на удивление, спокойной. Однажды, стоя на мостике, я начал разговор с третьим о его предыдущих судах.
- Так что ты говоришь, на первом судне ты проработал больше года? – спросил его я.
- Да, год и два месяца, а что такое? – вопросом на вопрос ответил третий.
-А списался в отпуск? – полувопросительно осведомился я.
- Нет. Списался я в больницу, поскользнулся на трапе и сломал руку. Так получилось неудачно, теплоход как раз заграницу собирался, а меня в больницу отправили. Да и со второго судна тоже пришлось списаться в больницу.
- А там что случилось? – спросил снова я.
- Да там, в спортзале гирю себе на ногу уронил. Кстати тут у вас гиря стоит на крыле, сколько она весит.
А у нас действительно стояла на крыле двухпудовая гиря для общего физического развития штурманов и вахтенных матросов. Когда капитану надоедал стук гири над головой, он приказывал перенести ее на другой борт, чтобы мне, старпому, по голове стучали, но убирать совсем не давал. Сам иногда подходил к ней и разминался.
- 32 килограмма, - ответил я. – Сколько раз ты ее выжмешь?
- Да разок, другой выжму, но не больше. – Ответил третий. Был он парнем крепким, рельефные мускулы выпячивались из-под форменки.
- А хочешь, я ее на спор пятнадцать раз левой рукой и столько же правой выжму? - спросил я его.
- Да ну, - засомневался третий, оглядев меня с сомнением.
По весу я ему, конечно, проигрывал раза в полтора, но он не учел, что, учась в училище, я целый год жил в одном кубрике с Мишей Асачаковым, тяжелоатлетом и гиревиком. Василий согласился поспорить и, конечно, проспорил.
С уважением посмотрев на меня, Вася сказал:
- Да, уважаю. При такой комплекции и такие сильные руки.
- Это еще что. Со мной на руках никто на теплоходе не пробует состязаться, – ответил я.
На этом наш разговор закончился, мы разошлись по своим делам и больше к теме спорта и несчастных случаев не возвращались. Правда, я дал указание боцману приглядывать за третьим при работах на палубе. Иногда на нас, на всех находил бзик, и мы, комсостав, выходили размяться на покраску или обивку ржавчины по своей воле, лишь чуть-чуть подталкиваемые капитаном.
Рейс на Певек заканчивался, судно возвращалось во Владивосток. Будущее было в тумане, в пароходстве не знали, куда нас направить, и поэтому трюма особо не готовили. Подмели, промыли слегка от предыдущего груза и на этом успокоились.
 Уже, стоя во Владивостоке на рейде, узнали, что идем в Таиланд за тапиокой. Растение такое, типа сладкого картофеля, высушенное и гранулированное. Когда прочитали условия перевозки – ужаснулись. За пять дней перехода нам нужно было помыть, зачистить от ржавчины и покрасить все трюма без исключения.
- Вот это номер, - подумал я. - Придется пахать в две смены по двенадцать часов всему экипажу, а нам с капитаном стоять вахту на мостике даже без вахтенных матросов. Иначе не управимся.
Так и получилось! Все вкалывали на мойке трюмов днем и ночью, невзирая на плохую погоду и небольшую качку. Благо теплоход большой, качало не очень сильно, хоть и шли мы в балласте, т.е. пустые. Зачистка, мойка, чистка ржавчины, покраска таких больших площадей всегда сопряжена с опасностью травм, как и вся работа моряка. Одни только вертикальные трапы, по которым спускаются в трюмные помещения чего стоят. Но моряки – люди привычные к таким условиям и осторожность заложена на подсознательном уровне. Поэтому почти всегда работы обходятся без неприятных последствий. Но не в этот раз.
Боцман, предупрежденный мною еще в начале рейса, взял третьего помощника в свою бригаду и даже поставил его в звено, работающее под его непосредственным руководством, что означало работу Василия рядом с опытным человеком, прошедшем путь от рядового матроса до боцмана и боцманившего уже второй десяток лет.
Но, как говорят, человек предполагает, а бог располагает нашими действиями. При мойке трюмов используется обыкновенная морская вода, взятая из-за борта пожарными насосами. Только использовались не пожарные шланги, а моечные, резиновые. Из этих шлангов окатывались все поверхности трюма, в том числе и потолки.
И вот, третий помощник, работая по мойке подволоков в твиндеке (верхняя часть трюма), вместе со шлангом продвигался по серединному переходу, который был огражден металлическим леерным ограждением до самой крышки нижнего трюма, которая стояла вертикально. Между последней стойкой ограждения и крышкой оставалось около 80 сантиметров свободного пространства, что вполне допускалось по правилам техники безопасности. Боцман, находившийся на противоположной стороне открытого проема в трюм, изредка поглядывал в сторону Василия. Ничего не предвещало опасности. Третий, двигаясь спиной и задрав кончик шланга вверх, поливал водой потолок. И, вот так двигаясь, не задев ни последней стойки леерного ограждения, ни крышки поднятого люка, он падает спиной вперед в открытый трюм. Все, работающие в трюме, только и успели рот раскрыть, услышав душераздирающий крик падающего вниз головой Василия. Боцман, закрыв глаза, говорил себе: «Ну вот, труп с размозженной головой на мне».
Третьего спас от неминуемой смерти (а именно такой исход бы был, упади он на металлическую палубу трюма с высоты восьми с лишним метров) резиновый шланг, который он, даже падая, не выпускал из рук. Шланг, выбрав всю слабину, натянулся, и если бы он держал его покрепче, остановил бы человека в воздухе. Но руки Василия в мокрых перчатках не удержали такой же мокрый шланг, и он полетел дальше, но уже развернувшись ногами вниз и сильно уменьшив скорость полета.
Как потом рассказывал боцман, открывший к этому времени глаза, Василийс грохотом приземлился на ноги и, постанывая, завалился на бок. Только после этого оцепенение у всех, находящихся в трюме, прошло, и они бросились вниз помогать своему товарищу. По радиосвязи боцман связался с мостиком и сказал о несчастном случае капитану, который был в это время на вахте. Тот вызвал по громкой связи доктора, и, соответственно, поднял меня.
Доктор, тоже работавший в этой бригаде, быстренько спустился в трюм, осмотрел пострадавшего, потерявшего сознание от болевого шока, и велел принести носилки для эвакуации. Подняли кран, а чтобы гак крана не раскачивался, взяли его на растяжки, вытащили пострадавшего Василия на палубу и доставили в лазарет.
Боцман подошел ко мне и с задумчивым видом сказал:
- Я так и не понял. Ведь он летел вниз головой, а упал на ноги. Как так?
- Как, как? – парировал я. – Какая разница. Ты ведь слышал, что доктор сказал. Все ступни переломаны. Все равно случай тяжелый и уж нас с тобой по головке не погладят. Хорошо еще строгими выговорами обойдемся, а то могут и понизить. Тебе то что, а мне в этом году на капитана сдавать.
- Да это-то так, но все равно я не могу понять.
- Поймешь, когда приказ прочитаешь, - ответил я ему, и мы закончили эту бесполезную дискуссию.
До Бангкока оставалось идти всего двое суток, которые экипаж потратили на оформление акта о несчастном случае. Доктор занимался больным, а мы писали объяснительные, рисовали схемы, составляли акты, писали приказы о наказании виновных. По заведенному в пароходстве обычаю, чем строже накажет капитан виновных на судне, тем меньше шансов отмены его приказа и более строгого наказания со стороны пароходства.
С капитаном у нас тоже произошел разговор, но, помимо деловых инструкций, в связи с несчастным случаем, капитан сказал только одно слово:
- Кысмет!
- Что, что? – не поняв, спросил я его.
- Судьба это. Так казахи говорят на моей родине. От нее еще никто не уходил. Написано у него на роду уходить с каждого теплохода по несчастному случаю, так он и будет до конца жизни (не думаю, что она у него будет длинной) списываться с судов! – мрачно добавил он, смотря через иллюминатор на расстилающуюся впереди гладь тропического моря.
Еще на подходе к порту, по радио капитан сообщил о наличии больного на борту, и, до начала оформления, нашего третьего забрали местные врачи и положили в больницу. Все мероприятия, которые проводил судовой врач, были признаны правильными. В клинике Василию сделали рентген, сказали, что у него раздроблены все мелкие косточки обеих стоп, по новой наложили гипсовые повязки. Мы еще стояли под погрузкой, а его уже отправили, при содействии нашего консульства, самолетом домой. Очень уж дорого держать моряка в клинике иностранного порта.
Придя во Владивосток, я должен был заниматься всеми документами, связанными с несчастным случаем. Что-то было заполнено неправильно, что-то пришлось переделывать. По ходу разбирательств встретился и с Василием, уже в домашней обстановке. Поговорив с ним официально в съемной квартире, где он жил со своей подругой, я попросил его выйти на свежий воздух. Благо стояла золотая приморская осень, на улице было тепло, да и жил он на первом этаже.
Взяв костыли (он уже передвигался без посторонней помощи) Василий поковылял вслед за мной в ближайшую беседку. Там, усевшись и подождав пока устроится он, я спросил:
- Слушай, Вася, а чем ты собираешься заниматься после того, как поправишься?
Нисколько не задумываясь, он ответил:
- Пройду комиссию и снова пойду работать на теплоход.
- Ты что, не понимаешь, что тебе работать на теплоходах, да и вообще в опасных местах никак нельзя, - спросил я Василия, думая, что он пошутил.
- Ну почему, я ведь учился на штурмана. Где же мне еще работать? – недоуменно вопросил он.
- Да где угодно, но только там, где за свою безопасность отвечаешь только ты один, не полдюжины человек, работающих с тобой рядом. Ты только полтора года проработал в пароходстве, у тебя было три несчастных случая. Ты посчитай, скольким людям ты испортил карьеру, сколько людей недополучило премий и тринадцатых зарплат. Ты об этом когда-нибудь думал?
- Да случайность все это, - с уверенностью заявил Василий, - больше этого не повторится, я постараюсь.
- Но ты пойми, я ничего не имею против тебя лично, но когда три раза подряд, это уже не случайность. А если бы ты погиб, мне ведь тюрьма светила, да и капитану не поздоровилось бы, - с пылом продолжал я.
Но третий недоуменно смотрел на меня и твердил: «Случайно все это, случайно!»
Так и ушел я от него ни с чем. Мы часто видим, как человек уходит из хорошей компании, как будто его позвал какой-то голос, а наутро узнаем, что он был избит на улице или погиб под колесами автомобиля, хотя все его уговаривали остаться. Кто ему командовал уйти? Кто заставлял набрать номер телефона во время перехода улицы, кто подталкивал к обрыву, на который ни в коем случае нельзя было наступать, почему все это происходит? Загадка!
Не знаем мы ответа на этот вопрос. Остается только развести руками, как казахам, и сказать: «КЫСМЕТ».
Да, это фатализм. И он, как известно, характерен для всех религий. Но для человека, отрицающего догмы, - всего лишь игра случая.

В.Лозманов январь 2007 года