Часть вторая - Воздам!

 Про эту парочку я услыхал еще месяц назад. Один из сокурсников имел несчастье пересечься с ними вечерком в местном парке. Знакомство стоило бедняге раздробленного носа и новенького мобильника. При этом он был несказанно доволен тем, что отморозки не тронули его подружку. Даже заяву ментам написать позабыл. Заява бы конечно проблемы не решила, но все равно чудной паренек, без стержня. Таких-то на гоп-стоп и берут – странноватых, неуклюжих, не от мира сего. И ведь нашел придурок где вечером подругу выгуливать - в загаженном скверике, где, что ни вечер - пьяные разборки. В общем, сказал бы: «Получил – будет знать», только вот пару недель спустя эти красавцы отправили в реанимацию, а потом и на погост, одного дедулю. Фуад знал его. Дед был его соседом по подъезду. Лет дедуле было уже под 80, ветеран Войны. Жил скромно, хоть и пенсию получал неплохую. Вот так то. За эту самую ветеранскую пенсию его и хлопнули … по голове железкой.
 Родственников у деда не осталось. Милиция покрутилась, понюхала да укатила с миром, а вот Фуаду поперек горла стало. Сам то он был уже в летах - за полтинник переваливало. Недаром прозвали мы его стариком. Хоть и был он еще свеж и жилист, но из-под темной шевелюры уже густо проклевывались сединки. И тоже, считай один как перст, без родственников. Вот так его в том же скверике положили бы, и никто б не почесался. В общем, начал наш старик всех обзванивать. Нас с Сержем подорвал наружное наблюдение вести. Земка с Иваном насчет слежки отморозились, но на хант подписались с радостью. Я согласился присмотреть за шпанятами, но только после пар в институте, ибо хант – хантом, а сессию пока еще никто не отменил.
 При таком раскладе, львиная доля работы легла на хрупкие Серегины плечи. Впрочем, хрупкость эта была весьма обманчивой. В этом можно было легко убедиться, хотя бы раз увидев его в деле. Такой оборот дела самого Сержа ничуть не расстроил. Слежка всегда давалась ему легко. Своей неброской и даже слегка комичной внешностью, Серж не вызвал у шпаны особой настороженности, что в прошлом сыграло не одну злую шутку с удалыми да развеселыми героями спальных районов. Что же до нынешних персонажей, то их мы пасли с утра до вечера в течении четырех суток. Ходили за ними всюду, втихую фоткали отморозь на моб.камеры всякий раз, когда представлялась такая возможность. Пасли по улице, по возможности «провожали» если тем приходило в голову заскочить в какой-нить универмаг или на рынок, фоткали в парке в компании с их долбанными корешами. В общем, работали мы с Сержем качественно и очень продуктивно. Портфолио собрали – хоть на выставку, только Фуаду-ворчуну все мало. Ему видишь ли полнометражный фильм подавай. Вот зануда. Ну да ладно.
 С первых же дней наблюдения стало ясно, что, несмотря на разгульный нрав, герои наши имели весьма четкий распорядок дня. Кроме того, ребята были практически неразлучны. И, если бы не многочисленные случаи приставания к встречавшимся на их пути молоденьким особам противоположного пола, хлопцев можно было бы с легкостью принять за, грубоватого вида, гей-пару.
 Просыпались ребятки скорей всего поздно. Покидали квартиру в двенадцатом часу дня и направлялись к ларьку. После утреннего пива парни отправлялись шляться по району. Подолгу крутились возле сберкассы. Приглядывались к людям возле банкомата. Частенько околачивались возле универмага. Один раз даже нанялись разгрузить фуру.
 Ближе к вечеру они достаточно регулярно пересекались с еще одним пареньком характерной внешности. Его лицо почему-то показалось мне знакомым. Фуад сразу же пробил его фотку по своей картотеке. Оказалось, что наблюдаемый нами молодой человек в свои 20 уже не раз привлекался за карманные кражи. Да и сейчас, по словам местных, не сидел сложа руки. Бумажники и сотовые пропадали из карманов граждан с незавидной регулярностью. Особенно страдали пассажиры маршрутных такси. Паренек в целом работал ловко, но однажды, по слухам, едва не попался. Очередной «лопушок» оказался весьма расторопным и вовремя приметил отсутствие мобилы в кармашике. Вот тут то и сработала старая блатная поговорка «вора ноги кормят». В данном случае ноги ворюгу спасли от тюремной камеры. Что до Фуада, так его видимо очень увлек этот маленький росток большого криминала. Старик высказал желание наказать заодно и его. Мы возражать не стали, тем более что привыкли работать с тремя «клиентами» за раз. Необходимо было составить достаточно четкий план. Это была работа старика, мы с Сержем свою уже выполнили. И Фуад не подкачал - справился меньше чем за два дня.
 Расправу назначили на вторник. Я как раз имел возможность закосить день в институте и всецело предаться делу.
 Денёк выдался ясный и жаркий – считай настоящее лето. Фуад ждал на своей «ГАЗельке» на территории старого ЖБК. Мы с Сержем подтянулись туда после полудня. Ножи и баллончики у нас были с собой. Когда мы с ним добрались до полуразрушенных построек комбината, жара стала и вовсе нестерпимой.
 Фуадов фургончик стоял подле крытого павильона для погрузки. Сам Фуад нервно прохаживался под навесом, каждым своим шагом поднимая небольшое облачко цементной пыли. Старик вообще по жизни был каким-то дерганым, но голова у него до сих пор варила вовсю. Особенно если дело касалось ханта. Найти и обработать нужную информацию, скоординировать действия участников, раздобыть нужный инвентарь – здесь среди нашего брата ему не было равных.
 Завидев нас, Фуад начал активно жестикулировать, очевидно, призывая быстрее шевелить телами. Но тела разморило полуденным солнцем и двигались они крайне неохотно. В общем, слегка потрепав старику нервы, мы все же дотащили их до навеса.
 Фуад, не дав как следует перевести дух, указал нам на два внушительных размеров мешка, стоявшие в углу павильона, и не терпящим возражений тоном «попросил» погрузить их в микроавтобус. На расспросы о содержимом старый хрен отвечать не захотел, потому мы с Сержем, побурчав для приличия, таки уважили старика и закинули увесистые мешочки в кузов. После, все сели и закурили. Точнее курил один Фуад, Серж не курил в принципе, а я бросил еще в школе. Мы ждали звонка от Вани. Они с Зёмкой с утра пасли «клиентов» на своей колымаге. Иван должен был отзвонить, как только наши герои распрощаются со своим другом–карманником и отправятся к себе.
 Серж присел на стоявший тут же деревянный ящик. Свою кремово-белую ветровочку он, аккуратно свернув, положил себе на колени. Сверху Серж положил руки ладонями вниз. Завершив этот маленький ритуал, он выпрямил спину и молча уставился на обнажившуюся от сырости кривую кладку стены павильона. В таком вот положении он мог сидеть бесконечно долго, нарушая тишину лишь глубоким ровным дыханием. Короче говоря, Серж был тот еще молчун.
 Я перевел взгляд на Фуада – тот, опершись рукою на борт машины, нервно постукивал по нему пальцами, выкуривая одну сигарету за другой. Я понял, что если не отвлеку его разговором, то старик, скорее всего, загнется от никотинового передоза еще до начала предприятия. Перехватив из его рук очередной недокурок, я неумело затянулся и, выкашляв рваное облачко, начал расспрашивать о подробностях операции. Рука старого, потянувшаяся было к пачке за новой порцией импортной махорки, вдруг замерла. Он посмотрел на меня и, протянув свое обычное «Нууу…», вдруг буквально взорвался интенсивнейшим потоком информации. Тараторя, жестикулируя, местами даже пританцовывая, излагал он подробности предстоящего дела.
 Как оказалось, наш запасливый старикан прихватил с собой целый инструментарий. Среди оных «инструментов» имелись и удавки, игравшие особую роль в плане Фуада. Местом расправы был выбран перелесок километрах в десяти к югу от города. Вокруг – только брошенные колхозные поля да полусгнившие времянки. До ближайшего населенного пункта не менее трех километров. Укромнее места не найти. Задачей первой группы (Я, Серж и Фуад) была доставка нашей «сладкой парочки», так прозвал ребят старик, в условленное место. Тем временем Ваня и Зема займутся карманником.
 Скрутить обоих гопов планировалось в тот момент, когда они, возвращаясь домой, будут проходить через частный сектор. В этом случае резко сокращается количество возможных случайных свидетелей, да и дорога по частному сектору за пределы города шла в обход постов ДПС, что сильно облегчало процесс транспортировки. Номера на авто Фуад заклеивать не стал. Во избежание излишних подозрений, он прикрутил на микробус номерные знаки, нарытые из останков раздолбанной легковушки неподалеку от гаражей. Несмотря на то, что после рихтовки и подкраски они выглядели как новые, для раскрытия нашего маленького обмана хватило бы стандартной ментовской проверки. С первого же взгляда подвох останется незамеченным. Здесь в нашу пользу играл и тот факт, что Фуад обладал достаточным водительским опытом, чтобы не привлечь внимания ДПСников. Кроме всего прочего, старик прихватил с собой ящик с обычным бытовым инструментом и пару лопат, как он сам сказал – «про всяк случай». Дальше Фуад принялся было расписывать саму «операцию», но тут его прервал писк рингтона – Ваня докладывал о том, что наши объекты движутся к себе на район обычным маршрутом, а он с Земой вот-вот скрутит юного щипача. Медлить не стоило. Фуад лихо сиганул за баранку, мы с Сержем разместились в кузове на ящике. Тронулись.
 Ехали в целом аккуратно, но быстро. Дороги в нашем городке порядком обветшали, потому некоторые участки пути оставляли нам с Сержем не самые приятные ощущения. Минут через десять Фуад притормозил и, развернув машину припарковался на обочине. Мы с Сержем поднялись с ящика и начали подтягивать мешки к задним дверцам. Фуад отодвинул на них засовы, оставив при этом створки закрытыми. Сложив мешки у выхода, мы спрятались за ними, накрывшись куском брезента. Старик вернулся в кабину и начал сосредоточенно рыться в барсетке. Спустя несколько минут, он шепнул нам «товсь» и деланно вздыхая, медленно вылез из машины – объекты появились в поле зрения и приближались. Еще несколько секунд и мы слышим их беседу с Фуадом. Тот предлагал молодым людям помочь в разгрузке мешков, намекая, естественно, на соответствующее вознаграждение. Ребят предложение заинтересовало, тем более, что машина была небольшой, а старик настолько правдоподобно хватался за «больную» поясницу, что казалось особенного выбора у него не было. Улица частного сектора была пустынна, так что помочь старому кроме них было некому. Ребята, почуяв наживу, начали торговаться. Фуад же, пожимаясь для виду, потихоньку добавлял к сумме. В общем сошлись на десяти рублях за каждый разгруженный мешок. Фуад послал одного из гопов снимать мешки с задней части кузова. Второго же лично сопроводил к боковой дверце. Открыв створки задней двери, паренек повернулся к кузову спиной, подстраиваясь таким образом, чтобы удобнее закинуть на себя верхний мешок. Как только он схватился за уголки мешка, взваливая его себе на спину, из-под брезента выскользнул Серж и, закинув пареньку на шею удавку, затянул ее и потащил на себя. Парень чуть слышно захрипел и вместе с мешком перевалился в кузов. Тем временем открылась боковая дверь, и внутрь с удивленным мычанием ввалился второй гоп. Фуад мастерски огрел его сзади кастетом, но по затылку не попал. Не теряя времени, я подскочил и, что было духу, засветил ему коленом в лицо – парниша влип в перегородку и осел на пол. Еще разок пнув беднягу ногой, я убедился что этот гоп временно нейтрализован и направился к задней двери. Фуад уже прикрыл дверцы и завел мотор. Серж возился среди раскиданных мешков, связывая руки своему «подопечному». Машина тронулась. Я задвинул засовы и вернулся к своему гопу. Узлы я вязал отвратительно, потому воспользовался скотчем. Нужно было лишить гопа возможности двигаться до того, как он придет в себя. Покончив с работой, мы с Сержем небрежно покидали мешки под стенку и уселись сверху.
 Фургон немилосердно трясло на ухабах и рытвинах. Невольно подпрыгивая на мешке в такт движениям кузова, я разглядывал наш улов. Клиенты начали приходить в себя. В такие вот моменты, в мою душу нередко закрадывалась жалость к несчастным обездвиженным юным созданиям. Они то конечно гопы, но выглядели сейчас такими беззащитными и даже безобидными, прям как дети малые. В сущности где-то так оно и было. Только детишки эти слишком уж заигрались в «казачки-разбойнички», точнее просто в «разбойнички». Ну да ничего, они придут в себя, и внезапный приступ жалости и милосердия закончится, а на каждого лихого разбойничка найдется свой казачек. Как только … Один из гопов окончательно пришел в себя. Он тут же набычил рожицу и … «ссука волкИ !!! ответите бля ! щас…,щас я вам…» … его прервал пинок ногой в подбородок. Ну, что я говорил? Как рукой сняло. Забавно…
 Фуад вырулил на лесную грунтовку, в окнах кабины замелькали стройные фигуры дубовых стволов. Еще несколько поворотов и машина мягко притормозила – приехали. Ваня и Зема уже ждали нас на полянке. Их «трофей», скрученный по рукам и ногам смирно лежал на земле рядом с открытым багажником. Наши ребятки вели себя на порядок нахальнее. То и дело срывающимися голосками раскидывали пустые понты про вездесущую братву, которая найдет и приведет к ответу. А за что? Известно за что – не по «понятиям» чиним – втроем двух гопов скрутили. Ай нехорошо! Вот когда двое молодых здоровых раклов с кастетами да на одного дряхлого старикана – это конечно же по понятиям. А если вместо дряхлого ветерана ребятки отоварят незадачливого студента-ботаника, который со своей десятиклассницей по неведению забрел в «их район», то это вообще целый подвиг. О нем можно с гордостью поведать товарищам по оруж…тьфу то есть по бутылке. Можно даже сложить песнь об удалых молодцах сломавших лоху ипальце и отправить добрым дядям на радио «Шансон». И тогда, уж наверное, менестрели блатного мира среди душещипательных историй про «аттестат в крови» и лирического плача о красотах лагерной осени таки найдут место для маленькой неказистой, но такой жизненной баллады о большом ратном подвиге двух простых пацанов – неразлучных товарищей, люберецких гАпОв. Ну или не люберецких… какая там нафикк разница?
 А что до дедушки, так ведь он был стар. Его время давно уже вышло, а подвиг за полувековой давностью поблек и стерся из памяти людей. О нем конечно еще вспоминали. Как правило, это случалось лишь раз в год в один и тот же чудесный майский день. В этот день школьники нехотя потащат одряхлевшим вконец ветеранам мятые букетики и дешевые открытки, а ребятки постарше расползутся по «гэндэлыкам» и дружно накатят за очередной выходной день в календаре. И все они будут поглядывать на стариков в мундирах с медалями и наградными колодками как на что-то неприятно режущее пьяные глаза. «Кто они? Почему так странно смотрят на нас? Ах ну да сегодня ж День Победы!!! А это наверное ветераны. Может их, типа, поздравить. Да нет – пацаны не поймут, залошат. Потом, да и какие они нах.. ветераны? Даже дети знают, что немцев порвали зеки, а на этих ни роб ни номера, только мундиры как на ментах да вертухаях. Нах таких ветеранов». И снова пить, пить, жрать… нет маловато, нужно еще, еще, так не получится, нужно… вот… я повернул голову одного из гопов к себе и посмотрел на его лицо. Тяжело было найти в нем что-то примечательное, бросалось в глаза только то, что лицо было достаточно худым, а рот регулярно раскрывался, вместе с перегаром выбрасывая в воздух очередное проклятие, все больше походившее на коровье мычание. Не взирая на вонь и отвратный видок нахальной рожи, оскалившейся желтыми зубьями, я все пристальнее вглядывался в ее немудреную мимику. Я видел … да я видел как он бьет старика по голове с застывшим на лице тупым самодовольным выражением. Когда дед упал на землю, парень сплюнул и для верности сунул старого носком туфля в висок… уже лучше… что дальше? А дальше выудить деньги из кармана, а тело - в ближайший канализационный люк. Все. Теперь кабак, гуляй гопа, за все уплачено. Выпивка-закусь да ****ский хохот. Я слышал, как он смеялся. И смех этот был в одно и то же время и задорным и мерзким. Каждый раз, когда слышишь такой, тебе кажется, что смеются именно над тобой. Так оно и есть, он смеется над тобой, смеется потому, что ощущает собственную безнаказанность и думает, что жизнь твоя, как и убиенного накануне старика, целиком и полностью в его власти. Этот трущебный вы****ок абсолютно уверен в своей избранности и только резкий и неожиданный поворот событий не в его пользу способен вернуть недоумка на землю и показать, что на самом деле он тварь. Тупая трусливая тварь! …вот…то, что нужно… я оттолкнул гопа от себя и ударом ноги заставил его упасть на живот... «…охуел?» … молодчина, давай кричи, матерись. Рука нащупала в кармане ребристую рукоятку и извлекла на свет вечернего летнего солнца двенадцатисантиметровое лезвие каленой стали…годится, все идет хорошо…одним прыжком, легко оторвавшись от земли, приземлился пареньку на ноги. Бедняга взвыл скривив лицо в уродливой гримасе…еще чуть-чуть… рука меняет хват ножа и поднимается в замахе – вдох…еще шажок, еще один выдох, одно слово. Нужно всего одно слово…тварь!? мразь!? сволочь!?...нет, не то …совсем не то, хотя…вот же! …вот оно кричит, вырывается из глотки… «Воздам!» рвет голосовые связки…«Воздам!» хрустит лезвие, вгрызаясь в позвонки…«Воздам!» кричит все тело словно кол вбивая в извивающуюся спину нож… «Воздам!» «Воздам!» «Воздам!»…Ну вот…и все.
 Я огляделся, ребята тоже не сидели без дела. Фуад активно обрабатывал второго гопа увесистым бетонным обломком. Последний уже перестал подавать признаки жизни и лишь рефлекторные движения шеи заставляли размазжённые остатки черепа шевелиться после каждого удара.
 В то же время Земка с Иваном возились со своей «добычей». Ребята в выборе подходящего наказания для вора уж очень увлеклись восточной тематикой. Конечно, не мне осуждать их способы, но рубить руку даже большим ножом было, откровенно говоря, несподручно. К тому же, взявшийся за это дело, Зема, ножом орудовал как-то уж очень неуклюже, в результате чего жутко исковырял им конечность и вызвал обильное кровотечение. Горемычный карманник то и дело терял сознание, но его приводили в себя с помощью, припасенной в аптечке ампулы с нащатырём. Я снова вгляделся в его лицо. Где-то я его уже определенно видел…Ну конечно! Его звали Виталик. Он с родителями жил когда-то в соседнем доме. Лет семь назад они всей семьей переехали куда-то, и больше я о них ничего не слышал. Мы с Виталиком ходили в один детский сад, а потом и в одну школу вплоть до шестого класса. Насколько я помню, он сильно отставал тогда в физическом развитии. Мне не раз приходилось вступаться за беднягу как на шумных школьных переменках, так и после школы во дворе. Нет, мы не были такими уж закадычными друзьями, просто тогда…тогда мне было его по-настоящему жалко.
 А еще вспомнил, что Виталя любил музыку. И петь…очень любил.
 Серж все это время стоял в стороне и, скрестив руки на груди, молча наблюдал за крайне неудачным «отчленением». Я не поймал тот момент, когда он развернулся, направился к Фуадовой «ГАЗельке» и, покопавшись в ящике с инструментом, вернулся с топором в руке. Я обратил на Сержа внимание, только увидев, как он, отстранив Зему от искалеченной руки, широко замахнулся над ней своим орудием. Его, всегда спокойное и невозмутимое лицо, теперь выражало неприкрытое отвращение. Серж ударил дважды, и рука повисла на остатках недорезанных сухожилий и раскромсанной кожи. Виталька, очнувшись, истошно завопел и задергался. Серж, быстро оценив ситуацию, зашел с другой стороны и несколько раз ударил Виталю топором по шее, после чего тот затих.
 Иван отпустил бездыханное тело. Фуад же, тем временем измолотивший своего «подопечного» до полной неузнаваемости, пришел в себя и начал распоряжаться на счет уборки тел. Трупы скинули в небольшой овражек неподалеку и, по просьбе, Фуада высыпали сверху содержимое тех самых двух мешков. В них, к слову, оказалась хлорка. После, мы взяли лопаты и засыпали ребяток землей…
 

 Серая лента дороги шипя ложилась под колеса. То тут, то там проскакивали темные латки свежего асфальта. Я сидел справа от Фуада и заворожено глядел в окно. Мимо пролетали желтевшие урожаем фермерские поля, темнели в сгущавшихся сумерках поредевшие лесополосы, сараи, соломенные скирды. Ближе к городу шли дворы частного сектора. Мелькали дощатые заборы, резные палисады.
 Я вспомнил как два года назад, там, в парке я впервые отнял чью-то жизнь. Именно «чью-то». Неопределенную абстрактную жизнь, которую наблюдал от силы полчаса. Я вспомнил, как жил после этого и чувствовал, что каждую секунду во мне что-то меняется, каждый миг заставляет меня смотреть на привычные вещи как-то по-новому.
 Сегодня я отнял не чью-то жизнь. Я убил человека, которого знал достаточно долго, а помнил и того дольше. Как и тогда, в парке, я не жалел о содеянном и не жаждал повернуть время вспять и предотвратить случившееся. Просто сегодня, на мятом, наполовину исписанном тетрадном листке, рядом с оставленным два года назад «Я убил…» я допишу «…человека».