Она не любила жизнь

ПРОЛОГ.

Город засыпало снегом. Он по самое горло погряз в вязкой, грязно-белой и тоскливой неизвестности. Такой же грязной и тоскливой, как и ее существование последние месяцы.
Ее звали Маша. Или Марь, как называли девушку друзья.
Маша стояла на крыше облупленной, серой и бесконечно унылой восьмиэтажки. Вытирала со лба расстаявший снег. Вся замерзла, промокла, но стояла и тряслась.
Лицо было опухшее от слез, глаза красные, скула украшена фингалом. Прическа такя, будто бы клок волос просто выдрали. А некогда Маша была красавицей.
Девушка достала из кармана спички, зажгла одну и, дав ей погореть, без единого звука потушила о ладонь. Вдруг бросила весь коробок под ноги, в серую субстанцию, более похожую на воду, чем на снег. Сделала три решительных шага к краю крыши, прелезла через парапет и посмотрела вниз.
Там, внизу, в густом сумраке зимнего утра, замедленно, словно увязая в жестокой реальности, ехала побитая машина, освещающая себе путь одной фарой. Прохожих не было.
Марь не испугалась. Даже не потому, что не умела боятся. Скорее потому, что все решила.
"Прощай, Ника. Ты единственная, кого я любила," - мелькнуло в голове у девушки. Мысль была бесцветная, почти прозрачная, и бессмысленная ровно настолько, насколько в ней заключался смысл жизни Маши.
И она разжала руки, до этого крепко сжимавшие холодную железную ограду.
Ей было всего пятнадцать лет.

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ.

Утро. Совершенно такое же, как и всегда. Сквозь грязное стекло окна проствечивало тусклое солнце. Как и вчера. Чай был такой же безвкусный. Как и всю ее жизнь. Но изменилось очень многое.
Вчера состоялся суд, и после многолетних мытарств родители-таки развелись. Маша осталась с мамой. С матерью. Друг друга они не любили - причем без видимых причин.
Мать стояла у плиты и готовила заведомо невкусную яичницу. Вдруг нервно задребезжал где-то в глубинах квартиры древний телефонный аппарат.
Маша дернулась отвечать, но мать резко и сухо сказала:
- Следи за яичницей, - и направилась к телефону.
А Маша все равно пошла следом за мамой.
Несколько секунд мать слушала, что ей говорили, а потом побледнела и выронила трубку из рук.
- Павла сбила машина... Насмерть. - дрожащим голосом произнесла она.
Голова у Маши закружилась. Чувство реальности ей изменило. Девушка накинулась на мать с криками: "Это ты во всем виновата! Это из-за тебя папа на захотел больше жить!"
Где-то через полчаса Маша пришла в себя. Она обнаружила, что лежит на кровати, рвет и кусает подушку. Почти задыхается от внезапно нахлынувшего, всепоглощающего гнева. По щекам текут горячие слезы.
- Такая же ненормальная, как и папаша твой! - резко крикнула мать, наблюдавшая за припадком дочери.
Маша не ответила. Просто швырнула в маму подушкой, вскочила с кровати и выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью.
С кухни донесся запах горелого.

Почти до полуночи Маша прошаталась по пыльным, выцветшим от июльского солнца улицам. Когда стемнело, села в парке на скамейку и стала вспоминать.
"В этом парке мы с отцом любили гулять по весне. На каруселях катались, мороженое ели. Хорошо было. А мать - дрянь . Всю жизнь папе испортила. И меня теперь травит."
Мысли хоть и были поверхностные, но не позволили Маше заметить шевеления в кустах справа от скамейки. Лишь когда некто спросил пьяненьким голосом: "Закурить есть?", она пришла в себя.
- Чего? - небрежно-рассеянным тоном переспросила девушка, окидывая взглядом нарисовавшийся перед ней субъект.
- Закурить есть? - чуть настойчивей повторил синеносый алкаш.
- Не, мужик, не курю.
- Тогда деньги гони.
- Нету у меня денег.
Пару секунд Маша и алкаш смотрели друг на друга. Она - своим фирменным взглядом с оттенком безумия, он - водянисто-серыми, не выражавшими ничего, кроме злобы и похоти глазками. Потом мужик полез в карман и вынул оттуда предмет, остро сверкнувший в свете фонаря. Начал медленно приближаться к девушке. Она продолжала сидеть и смотреть. Нет, не боялась, просто не умела, а выжидала момент.
Между ними оставалось несколько шагов, когда оба рванули навстречу друг другу. Бомж полоснул Машу ножом по руке, она, вопя, кусалась и царапала его.
Они катились по песчаной дорожке, поднимая за собой стену густой пыли. Девушка даже не специально, случайным жестом сыпанула алкашу песка в глаза. Он выронил нож. Она схватила его и, порезав ладонь, воткнула лезвие мужику в бок. Он захрипел и замер.
Маша сорвалсь с места и понеслась прочь из парка. Вдруг наткнулась на кого-то и завопила. Но через секунду рот ей зажали. Чей-то хриплый голос ласково произнес:
- Чего вопишь? Сейчас менты все сбегутся.
"Сейчас" прозвучало как-то по-деревенски - "щас".
- Куда бежишь? Чего в кровище-то вся? - продолжил тот же голос. Ладонь с Машиного рта убрали.
- Я там бомжа замочила, - почти спокойно ответила девушка.
- Так, ясно все. Пошли-ка отсюда, а то точно ни дай Боже менты набегут... - озадаченно протянул парень.
Маша уже успела разглядеть своего собеседника в свете фонаря. Ничем не примечательный парень в темной одежде, но с лихорадочным блеском в глазах.
- Пошли сейчас к нам - тут недалеко, а дальше раберемся.
- А к вам - это куда?
- К нам - это к нам. К друзьям. Скажи лучше, как тебя звать.
- Маша.
- Маша... Марья... Марь... Марь будешь. Я Димитрий.
- Приятно. А чего Марь?
- Да так. У нас всех так называют - кликухами.
Пару минут шли. Потом Маша спросила:
- А вы ведь мне поможете, правда?
- В смысле?
- Мне надо, чтоб меня мать не нашла.
- Поможем, поможем. Человеком больше - человеком меньше, уже без разницы. Мы пришли, кстати.
Унылая железная дверь, некогда выкрашенная коричневой краской, с выломанным кодовым замком, вела в ветхий, никак не вязавшийся с этой дверью двухэтажный домишко с деревянными лестницами.
- Второй этаж, дверь налево. Заходи, открыто. Я сейчас подойду.
Дмитрий достал из кармана сигареты и закурил. Марь вошла в подъезд. Ее встретил неприятный затхлый запах.
- Ты молодец, что бомжа замочила. Я его знал, он бы тебя за три копейки зарезал, - догнал Машу ободряющий голос Димы.

Дверь действительно была открыта. Просто закрыть ее было впринципе невозможно - она болталась на одной петле. Марь осторожно протиснулась в квартиру. Там было шумно, жарко, пахло табаком и алкоголем. Из одной комнатенки доносились гитарные переборы и громкий, ненатуральный смех. Маша направилась туда. Толкнула дверь и увидела народ - человек шесть. Трое сидели за столом, что-то пили и оживленно спорили. Еще двоим - парню и девушке - было уже не до споров и не до напитков. Шестой же человек сидел на облупленном подоконнике, играл на гитаре и пел что-то веселое. Он был из тех, чей пол определить затруднительно. Но, прислушавшись к пению, Марь решила, что это все-таки девушка.
Маша стояла на пороге минуты две, но никто даже не думал обратить на нее внимание - все были увлечены своими делами. Да и сама она заслушалась голосом девочки-мальчика.
Потом пришел Димитрий, и люди наконец-то вышли из транса. Трое оторвались от болтовни, двое перестали целоваться, а девушка с гитарой отложила инструмент в сторону, слезла с окна и первая пошла знакомиться.
- Привет. Я Ника. Тебя как звать?
- Маша. Марь.
Ника протянула ладонь для рукопожатия. Оно оказалось по-мужски крепким.
- Ну будь как дома. Знакомься с остальными.
Остальные оказались не менее дружелюбными. Парня с девушкой звали Мила и Стас, а троих пьянствующих - Лера, Жека и Саныч.
Потом Димитрий увел Марь на кухню. Если это помещение вообще можно назвать кухней.
- Будешь что-нибудь? - спросил он.
- А что, что-нибудь есть?
- Ну да, - Дима открыл холодильник. Там было грязно и пусто. Тогда парень пошарил по полкам и нашел кофе. "Только вот сахара нет. И чашек тоже. Поэтому придется прямо из банки".
Вскипятили мятый жестяной чайник, развели жидкий кофе. Между тем Димитрий рассказывал.
- Саныч, Лера и Жека всегда вместе. Такая у них любовь - втроем. Саныч и Жека долго не могли Лерку поделить, потом решили попросту любить ее вдвоем. А она и не против. С Милой и Стасом все понятно. Веселые ребята. А вот Ника тоже нестандартная. Ей нравятся девушки. Около года назад она была с Лисой. Но Лису подставили - менты нашли у нее неизвестно откуда кокаин, хотя она и не курила даже почти. Да и откуда взяться у совершенно нищей девицы такому дорогому продукту? Короче, посадили ее. Ника хоть виду и не показывает, но до сих пор тоскует. Жаль девчонку.
- Ну и народец у вас собрался...
- Да, народец того... Ты пей, пей.
- Да пью я, пью. А сам-то ты чего?
- Я? Тоже совершенно стандартен. Пять лет назад сбежал из дому и зажил по-человечески. Не люблю, вообще-то, говорить о себе. Только вот что: нравятся мне девушки. Ты не исключение.
Марь взглянула на Димиртия своим фирменным взглядом. Его глаза лихорадочно заблестели в ответ.
- А ты кто? - спросил он.
- Я сумасшедшая.
- Правда что ли?
- Да. Причем буйная. Но приступы редки и коротки. Поэтому меня можно считать почти нормальной. Почти. А еще я ничего не боюсь.
- Совсем ничего?
- Совсем.
С минуту помолчали.
- А ты странная сумасшедшая. Они ведь обычно не признают болезни - считают себя нормальными.
- Я вот понимаю все. Одна часть меня - действительно нормальная. Другая только... А еще у меня напрочь отсутствует скромность. Жарко у вас тут...
Марь сняла футболку и осталась в белье. Димитрий пожирал ее глазами.
- Чего ты так смотришь?
- У меня просто есть один большой недостаток - не могу спокойно смотреть на невероятную девушку.
Дима вскочил со стула, решительно подошел к Маше и почти набросился на нее.
Он тоже был немного ненормальный.

Ночью Мила, Димитрий, Саныч, Лера, Жека и Стас ушли в продуктовый магазин. Воровать. Марь с Никой остались вдвоем, в ожидании чего-нибудь наконец-то съедобного.
- А ты чего не пошла? - спросила Маша.
- Не мой профиль. Я - гениальный взломщик, мелковат мне продуктовый. Для меня - сберкасса, как минимум, - ответила гитаристка.
- То ли ты слишком большого мнения о себе, то ли это правда.
- Уж поверь, правда.
Ника взяла гитару и села на подоконник. Заиграла что-то лиричное. Запела:

Поезда, поезда,
Вы все мчитесь туда,
Где всегда холода.
Там ни "нет" и ни "да"
Не откроют года.
И лишь мечтами мы
Будем жить там всегда.

- Красиво. Сама сочиняешь?
- Да случается иногда. Когда шибко плохо...
- А чего плохо?
- Вот это не твое дело.
Марь немного подумала и сказала:
- Грустишь по Лисе?
- Ты откуда знаешь? - заволновалась Ника.
- Димитрий расскал.
- Так... Что он тебе еще рассказал? Ох, набью я ему морду в один прекрасный день... - угрожающе сверкая глазами, прошептала девушка.
- Ничего особенного. Только что ты нестандартной ориентации.
- Ну это действительно все занают. Ладно, - Ника мигом сменила гнев на милость и заиграла снова. На этот раз что-то черно-депрессивное.
А через пару минут в комнату с грохотом влетел Димитрий, повалив пустую книжную полку. Он был весь в крови. Марь кинулась к нему.
- Дима, что с тобой?!
- Ребят взяли... Шума они наделали... Милу тоже подстрелили.
Темно-бардовая кровь ручьем лилась из раны на груди. Димитрий на миг замер, его зрачки сузились и сердце перестало биться.
Ника сразу же, как только увидела кровь, вылетела из комнаты. Маша еще долго сидела на заплеванном полу в луже бардовой жидкости, держа парня на руках.

Диму похоронили на северной окраине города на рассвете.
- Почему ты не пошла с ними? Там ведь тоже замки есть. Димитрий и Мила были бы живы, а остальные не гнили бы сейчас в изоляторе, с укором произнесла Марь.
Ника не ответила. Только незаметная мутная слеза скатилась по ее щеке.

- Теперь тебе нельзя со мной оставаться. Не могу нести ответственность за двоих. Да и просто не вытяну тебя. Помрешь. так что отправляйся домой.
Ника быстро собирала вещи в большую сумку, а Марь сидела на столе и наблюдала.
- Зачем ответственность? - спросила она. - Я уж не маленькая, сама за себя ответственность нести могу.
- Не привыкла ты к такой жизни. Помрешь, говорю. Иди уже домой, - повторила Ника.
- А я не могу домой.
- Почему?
- Есть риск того, что я когда-нибудь убью мать. Ненавижу. Она отца угробила.
- О как... Но знаешь, это не мои проблемы.
- Не твои проблемы? А если б ты тогда пошла с ребятами, то и не было бы сейчас проблем! И Дима был бы жив!
Маша сама не заметила, как в порыве удушающего гнева набросилась на Нику. Но, получив хороший удар по лицу, пришла в себя.
- Ты что, ненормальная?
- Да.
- Оно и видно. Неадекватно реагируешь на некоторые события. А теперь отправляйся домой. Третий раз я повторять не буду.
- Ладно, - Марь встала с пола, отряхнулась, направилась к двери, - Где тебя искать?
- Точно не в городе. Но я буду приходить иногда.

Осознание того, что Димы больше нет, пришло с опозданием. Крики матери долетали как сквозь вату, обрывками. Общий смысл так и оставался неясным. Через пару минут это надоело Маше, она вкрадчивым тоном произнесла: "Хватит на меня орать", смахнула со стола тарелку с безвкусным супом и направилась в ванную.
- Не вздумай сбегать больше! В психушку сдам! - полетел вслед девушке вопль мамы.
Марь закрыла дверь на защелку, включила воду и стала думаль. О чем-то. О ком-то. О Нике и Диме. Но все больше о Нике. Потом о себе. И в голову пришла страшная мысль о полнейщей ненужности. "А я ведь ничего не умею. Даже в школе, похоже, не доучусь. Да к тому же и сумасшедшая. И никому не нужная, даже собственной матери. Никто мне не поможет. Димитрий бы пристроил куда-нибудь, да теперь его нет. Ника мной знаниматься точно не будет. Да и что бы из меня вышло? Воровка? Чудно. И что меня ждет? Снова сбегу из дома, натворю чего-нибудь, и посадят меня. Или свяжусь с какми-нибудь придурками и сопьюсь. Или хуже того, наркоманкой стану. Рано или поздно сдохну. Так лучше рано. Чего просто так небо коптить?"
Глаза нервно заблестели, руки уже шарили на полке в поисках лезвия. И нашли насколько.
Маша взяла одно, и без тени страха полоснула два раза сначала по правой, потом по левой руке. Было почти не больно. И совсем не страшно. Не страшно умерать. Кровь хлынула сразу. Вместе с ней утекала и жизнь.


"Я жива."
Темно и тепло. И пахнет лекарствами.
"На том свете точно не пахло бы лекарствами. А значит я жива."
- Зачем вы меня вытащили?! - крикнула девушка, что было сил, - Кто вас просил?!
- А чего тебе умирать-то? Молодая еще, - раздался откуда-то слева старушечий голос.
- А чего мне жить?
По щекам потекли горячие слезы.

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ.

"В чем смысл жизни? Не в том ли, чтобы удобрить в итоге остатками своего тела почву?
А что жизнь дает душе? Страдания, пустоту, непонимание окружающего мира? Неужели нет простого человеческого счастья? Ну ведь было, помню, было! Так куда девалось?"
Маша шла по пустынной улице и думала. Ветер гнал по тротуару мокрую газету. Моросил дождик. Дома вокруг были совершенно немыми - даже свет не горел ни в одном окне.
Девушка шла, шла, пока не услышала глухие удары музыки где-то вдалеке. Потом и гудение сломанного мотора. Затем из-за угла показалась желтая полоса света. Не думая, Марь вышла на проезжую часть и встала как вкопанная. Закрыла глаза и начала считать секунды. "Одни, два, три..." Машина приближалась, но Маша чувстововала, что водитель ее не видит, он просто-напросто пьян. "Пять, шесть, семь... " Восемь. Она почувстовала сильный удар и упала на мокрый асфальт, прямо в лужу. Сознание потухло.

Девушка не знала, сколько прошло времени, и сколько она пролежела в холодной грязной воде. Просто открыла глаза, увидела серое небо, рыдающее дождем, и поняла: все цело. Тучи давили своей тяжестью. Казалось, они сейчас упадут на землю и раздавят все-все. Эти слепые дома, этих дурацких людей и ее саму.
"А люди очень глупые. Странные. Захочешь умереть - с того света вытащут, захочешь жить - наверняка убьют."
Маша еще долго лежала. Не шевелилась. Мимо не прошло, по всей видимости, ни одного человека.
"Ладно. Дальше лежать бесполезно. Надо подниматься и идти. Только куда?"
После того, как ее выписали из больницы, девушка решила не возвращаться домой. Там было не до нее - мать вышла замуж. Это известие потрясло Машу до глубины души. В голове просто не укладывалось, как она могла, едва похоронив отца, снова идти под венец. Но это было уже не ее дело. Марь старательно вычеркнула свою семью из памяти. И даже папу. Чтобы не было мучительно больно.
"Мне нужна Ника. Без нее я не знаю, куда вообще деваться. А хотя что это я? Не маленькая - сама смогу. А вообще-то... Вообще-то, на улице я совершенно беспомощна... И что, я жить, что ли, собралась? Ну уж нет. Спасибо, наелась я такой жизнью."

Дня два Маша прожила на вокзале. Размышляла о том, где лучше всего покинуть этот мир и камим именно способом.
Дня два ничего не происходило. На третий прибыл поезд из Москвы, на котором приехала Ника.
- О, а ты здесь что? - было первым ее вопросом.
- Я? Думаю, как лучше умерть, - ответила Марь.
Ника как-то сразу, без лишних слов поняла, что девушка не шутит. С минуту постояли молча, потом Маша тихо произнесла:
- Спросишь, зачем?
- Ну типа да. Зачем тебе это?
- Назвать веские причины или так?
- Давай уж поподробнее.
- Ну, во-первых, я никому не нужна. Ни матери, ни уж кому-либо еще. Во-вторых, из меня ничего уже приличного не выйдет - я сумасшедшая, а болезнь-то без лечения прогрессирует. Так что... Это пока я внешне здорова. Через пару лет превращусь в старуху и лишусь последних капель рассудка.
- Такая серьезная болезнь? - с удивлением и даже состраданием спросила Ника.
- Ну уж не простуда.
- Слушай, по тебе и не скажешь... Ну ты давай, говори дальше. А то неубедительно пока.
- Неубедительно... Это надо чувствовать, чтобы понять. Я знала, ты меня не поймешь.
- Ой, ладно тебе. Но ты не можешь быть советшенно никому не нужной. Просто не бывает такого. Не верю я, что человек может родиться просто так! Не может Бог такого допустить!
- Ты веришь в Бога? - удивилась Маша.
- Ну... Да. Как-то так вышло... Что и поверила.
- А скажи вот, кому я нужна?
Ника занервничала. Глаза ее забегали по цветной и шумной толпе встечающих, проважающих и уезжающих. Казалось, она захотела раствориться в этой суматохе, только чтобы не сказать того, что она сказала в следующий миг.
- Мне ты нужна.
Обе девушки резко развернули головы в разные стороны, чтобы ни за что не встретиться взглядами. Потм Ника схватила Машу за руку и потащила куда-то.
- Пойдем, - говорила она на ходу, - я тебя в интернат сейчас отведу. Не сможешь ты на улице. Документы есть?
- Нет. Про дом даже не заикайся.
- Ладно. Разберемся как-нибудь.

В интернат взяли быстро и без вопросов. Даже как-то подозрительно. Маше там понравилось сразу - было тепло, и с кухни доносился запах съестного.
Ника пообещала, что будет приходить так часто, как только сможет. После тех слов, сказанных на вокзале, она выглядела какой-то пристыженной.
"Странно. Что она так? Как будто в любви призналась." - думала Марь.
Люди оказались даже дружелюбными. Но Маша чувствовала себя чужой. Народ злил ее, раздражал. Казалось, что все они хотят заставить ее жить. Но один человек все же показался ей симпатичным. Он тоже ее заметил, и подошел первым.
- Привет. Как тебя зовут?
- Марь. Эээ, Маша.
- Приятно. Я Костя, - парень протянул руку для пожатия. Маша, машинально улыбнувшись, протянула ему свою.
- Ты как здесь оказался?
- Да банально все. Родители - пьяницы. Меня еще в детстве забрали из семьи, не помню даже никого. А ты?
- Мать с отцом развелись, отец попал под машину и погиб, мать сразу вышла замуж за другого, а я сбежала.
- Нда... Санта-Барбара еще та. И как, не ищут тебя?
- Нет. Я там никому не нужна. Не до меня.
- Ясно. Ты грустишь?
- С чего ты решил?
- Выглядишь весьма депрессующей.
- Да, наверное... Но не только из-за этого грущу. Как-то все так паршиво... Ужас.
- Да, бывает. Понимаю. Это пройдет.
- У меня уже не пройдет.
- С чего такой пессимизм?
- А я сумасшедшая. Болезнь вроде прогрессирует.
- Да ну! По тебе и не скажешь. Выглядишь вполне здоровой, - совсем не поверил Костя.
- Это пока. Потом все будет гораздо хуже.
- И что делать будешь?
- Прощаться с жизнью. Ладно, я устала и хочу есть. До встречи.
Маша резко развернулась и ушла, остваив Костю в каком-то странном состоянии чувств.

Несколько дней Марь наблюдала за своим новым знакомым. Он хоть и старался все время держаться среди людей, но казался отделенным от них. Вроде и разговаривал, вроде и шутил даже, но как-то все было невпопад.
- А ты всегда такой? - спросила она как-то
- А что, сильно заметно? - занервничал Костя.
- Мне - да. Я людей хорошо вижу.
- Да уж, я заметил. Когда смотришь на меня, возникает такое чувство, что рентгеном проверяют.
- Ну это ты, наверное, шибко чувствительный.
Маша сама удивилась тому, что улыбнулась.
-А что ты имела ввиду, когда сказала, что собираешься прощаться с жизнью?
- То и имела.
- Ну я не буду тебя отговаривать. Это бесполезно. Если ты решила, то все - ничего уже не поделать.
- Ты прав. Ну хоть ты не пытаешься меня переубедить... А у тебя что, опыт есть в этом?
- Да... Мой друг... Очень хороший друг... Тоже разочаровался во всем.
- Прости...
- Ничего. Я хочу тебя попросить: поживи хоть немного подольше... Мне кажется, что мы можем подружиться...
- Да? Интересное кино!
- А что такого? Не веришь в дружбу между противоположными полами?
- Да нет... Просто что-то... Ладно, я пойду... Встретимся еще.
- Вечно ты уходишь на самом интересном месте разговора!
- Уж извини.

Ника долго не приходила. А когда, наконец, явилась, то удивила Машу своим счастливым видом.
- Прямо светишься. Что так? - самым серым тоном спросила она.
- Да тебе рада. А что, нельзя? - чуть обиженно ответила Ника.
- Да можно. Извини, что я так... Просто как-то...
- Случилось что?
- Да не знаю. Слишком большое внимание ко мне от всяких... Не надо этого мне.
- Кто это - всякие?
- Да есть тут один типчик. Вон тот, что возле окна стоит.
- Странный он какой-то.
- Ну да. Есть немного. Все меня на каких-то тянет... Дима маньяк был, теперь еще и Костик с приветом...
- А Дима-то что?
- Ты разве никогда не замечала? - подозрительно прищурившись, спросила Марь.
- Да нет.
- Глаза у него блестели лихорадочно... Да ей Богу, маньяк - в первый же вечер на меня набросился!
- Ах вот оно что! - засмеялась Ника. Маша, глаядя на подругу, тоже невольно расхохоталась.
- Ну не будем ставить это ему в недостаток, ибо о покойных плохо не говорят...
- Да, точно. Слушай, ты так спокойно говоришь о нем, что кажется, что вас ничего и не связывало.
- А и правда ничего - просто случайный секс, - отмахнулась Маша.
- Ну да. Ладно, хватит о фигне всякой болтать. Времени у меня мало. Так говоришь, Костик на тебя внимание обращает?
- Да.
- А ты к нему что?
- Не знаю. Не понимаю как-то. Нелогично было бы, если бы я влюбилась. Сама подумай - зачем, мне же жить осталось до первого подходящего случая!
Ника несколько переменилась в лице, и холодным голосом произнесла:
- Знаешь, это твое нежелание жить превратилось в навязчивую идею. Избавляйся от нее.
- Нет, дорогая, это не навязчивая иде. У меня есть основания, а перечислять их снова я не собираюсь!
- А знаешь почему не собираешься?
- Почему?
- Да потому, что нет их, оснований твоих!
На минуту девушки замолкли. Остановились, яростно глядя друг на друга.
- Знаешь, чем Костя выгодно отличается от тебя? - ожила, наконец, Марь.
- Ну?
- Он не пытается заставить меня жить!
- Ну и пошла ты! - с горечью крикнула Ника и, хлопнув входной дверью, вылетела на улицу.

Весь день после этого Маша чувствовала себя ужасно. Душу как будто выворачивало наизнанку. Под вечер она решила сходить куда-нибудь. В неизвестном направлении. Долго бродила кругами, зачем-то злилась, опрокинула в порыве дикой ярости пару скамеек, а потом побежала на старую квартиру Ники, Димитрия и всей той компании. Не отдавая себе отчета в действиях, девушка неслась по улицам через весь город, сбивая с ног прохожих, спотыкаясь о поребрики, задыхаясь от усталости. Но бежала. Не знала зачем. Просто чувствовала: надо.
И скоро была на месте. Картина предстала унылая. Густой заросший парк, в который страшно даже зайти. Ряд деревянных полурзрушенных домиков. Мусор, гонимый ветром по проезжей части. И страшное небо. Серое, низкое, с густыми тяжелыми облаками.
Окинув взглядом пейзаж, отдышавшись, Маша вошла в нужный домик. Некогда стоявшая на входе железная дверь отсутствовала. Девушка поднялась на второй этаж и протиснулась в квартиру. Было тихо. Совершенно тихо. Марь вошла в ту комнату, где обычно собирался весь народ. И увидела Нику. Она являла собой жалклое зрелище: забилась в угол темной грязной комнаты, сжалась в комок и дрожала. Маша осторожно приблизилась. Села рядом. Ника слабым голосом прошептала:
- Уходи.
- Сначала ты скажешь, что с тобой.
- Уходи, - повторила та.
Марь долго сидела рядом. Погрузилась куда-то глубоко в свою любимую мысль - о том, как лучше умереть. Потом услышала, что Ника плачет.
- Зачем тебе умирать? Ты что, хочешь сделать мне больно? - сквозь слезы едва выговаривала она.
- Нет. Я сама не хочу больше чувствовать боль.
Ника зарыдала еще сильнее.
- Ну и иди. Бросайся с крыши, топись, вскрывай вены, что хочешь делай. Не буду тебя держать. Если ты дура, то тебе уже ничего не поможет, - с горечью и обидой сказала она.
Маша вскочила, опрокинула пустую книжную полку и убежала. А Ника тихо зашептала: "Маша, не надо, пожалуйста, на надо... Я люблю тебя... Пожалуйста... Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!"
Но Марь не слышала. Она бежала обратно, в интернат. Чтобы забраться на чердак и прийти там в себя.

Девушка сидела на окне и любовалась кроваво-красным закатом на страшном небе. "Красиво. Но ладно. Хватат медлить". Уже встала, но поняла, что кто-то подошел к ней сзади.
- Костя? - спросила она.
- Я знал, что ты захочешь сделать это здесь.
- Откуда?
- Не знаю.
Маша снова села. Костя обнял ее за плечи.
- Послушай, - тихо сказал он, - я бы хотел, прежде чем ты уйдешь, хотя бы поцеловать тебя.
- Нет, - неожиданно для самой себя ответила Марь. Просто вспомнила вдруг о Нике, которая все еще лежала там и плакала. Стало невыносимо больно.
- Жаль. Ты мне нравишься.
- Я знаю. Но мне пора.
- Хорошо. Я помогу тебе.
Маша встала на подоконник ногами и впоследний раз взглянула на усталый пыльный город. На закат. И вдруг дико захотелось жить. Ради Ники. Наплевать на собственную боль, только чтобы не было больно ей. Но было поздно. Костя уже столкнул девушку. И Маша тихо полетела вниз. Только подумала: "А люди очень глупые. Странные. Захочешь умереть - с того света вытащут, захочешь жить - убьют. "

ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ.

Серый дождь перемежался с мелким снегом. Бился в стекло и медленно стекал по нему. Лысые деревья качались под порывами ветра. Одинокий прохожий торопился домой, тщетно пытаясь укрыться газеткой от внезапно настигшей его непогоды.
А ведь с утра еще светило больное осеннее солнышко, заставлявшее грязно-желтые стены домов и их металлические крыши светиться. Вид из окна был не такой депрессивный. А теперь и вовсе хотелось удавиться подушкой.
Ника нехотя перебирала струны гитары. Создавалось чувство, что она вот-вот уснет. От этих звуков Маше было еще более тошно. Некогда сломанная нога болела. От погоды, наверное. И спину ломило.
"Я старею. Неизбежно. Однажды вечером подойду к зеркалу и пойму: я состарилась. Как это погода - в один день. И все. И умру потом.
А не хочу этого видеть. Не хочу по прошествии двух или трех лет понимать, что рассудок меня покидает окончательно, что я стану старой раньше остальных. Я лучше останусь вечно молодой. По крайней мере, меня такой запомнят.
Если у меня когда-нибудь получится уйти. Подумать только - было три попытки. Все неудачны. Что это значит? Зачем Бог меня не пускает? Зачем я здесь нужна?!"
Слеза скатилась по щеке. Последне время уже не осталось сил сдерживать ее. После того, как девушка во второй раз очнулась в больнице практически целая, она рыдала три дня. Ника пыталась ее успокоить, пыталась объяснить, что это к лучшему, но Маша не понимала этого. Не хотела понять.
Неожиданно громкий и бодрый аккорд заставил Марь вздрогнуть.
- Вот же дрянь - наша погода, - недовольным голосом произнесла Ника. Взглянула на подругу и обреченно спросила: "Ты опять плачешь?"
- Извини. Я больше не буду, - тихо ответила та.
- Да ладно. Все равно не получитя. Ты поплачь. Станет легче. Это еще от погоды, наверное...
Ника снова заиграла. И запела.

За шаг до бездны оглянись,
С чего ты начал свой полет
И почему сорвался вниз,
На пламя...
Последний раз земли коснись,
Боль отпустит - ты уйдешь.
Теперь ты в силах воспарить
Над нами...

Проснуться на облаке,
Вернуться дождем...*

Маша вообще разрыдалась.
- Зачем эта песня? - бессильно спросила она.
- Мне тоже не очень-то весело...
Девушка все пела, пела... Долго и совсем грустно.
- Скажи, почему я не умерла?
- Опять ты за старое! - крикнула Ника, ударив по струнам гитары, - Когда же ты поймешь?
- Что пойму?
- Да то, что если три раза у тебя не получилось, то тебя здесь держить что-то! Рано тебе, рано!
- Как не было бы поздно...
- Все, замолчи! Не хочу больше слышать этот бред.
- Ник, не нервничай...
А та уже ушла на кухню.
Через минуту пришла обратно.
- Мне надо тебе сказать, - заговорщицким тоном зашептала она, - А вообще нет. Потом как-нибудь...
Маша даже ничего не ответила. Осталась сидеть у окна в полном замешательстве.

К ночи погода успокоилась. Стало почти тихо. Остался только скрежет вороньих когтей по крыше и мерное капанье воды из трубы по жестяному дну тазика.
После того, как Машу выписали из больницы, она ушла из интерната. Перебралась с Никой на другой конец города, и там девушки обосновались на чердаке одного из домов. Трубы текли, было сыро и жарко, по ночам мешали спать птицы, но это ничего. Главное, что они были вместе.
- Ника, - тихо позвала Маша, - Ника, ты спишь?
- Нет. А что?
- Ты хотела мне что-то сказать.
- Не хотела.
Помолчали. Марь встала с лежака и подошла к окну.
- А ты сильно изменилась с тех пор, как мы с тобой познакомились, - сказала она.
- Так видно? - лениво удивилась Ника.
- Еще как.
- Да, наверное... И что из этого?
- Почему это произошло?
Вероника укрылась одеялом с головой и сделала вид, что резко уснула.
- Я же знаю, что ты не спишь. Почему ты стала другой? - повторила Марь.
Но подруга упорно молчала.
- К чему разводить детский сад? Я же чувствую, что что-то нечисто... - пробурчала Маша и тоже легла спать.
Где-то через полчаса Ника собралась с мыслями и, наконец, заговорила:
- Да, я изменилась. Из-за тебя. Как только увидела, сразу поняла... Дико ревновала тебя к Димитрию. Дико скучала, когда уехала. Не смогла без тебя и вернулась. Ты мне нужна. Поэтому я не хочу, чтобы ты уходила. Даже если ты совсем сойдешь с ума, ты мне будешь нужна. Я буду с тобой. Я тебя люблю.
Но Маша спала.

Она сидела дома одна и тупо смотрела в окно. Наблюдала за двумя собаками, решившими не по сезону устроить свадьбу. Было страшно. Ника снова ушла воровать. Каждый раз, когда она уходила, Маша думала, что подруга может больше не вернуться. А когда та все-таки возвращалась, Марь испытывала облегчение жены, дождавшейся мужа с войны.
Но в этот раз Ники не было особенно долго. Уже начало рассвететь, как вдруг в комнату с грохотом влетел большой мешок с чем-то, а за ним вошла и сама Вероника.
- Ну наконец-то! Я уже не знаю, что и думать! - обрадовалась Маша, кинувшись подруге на шею.
- Ты думай, что сейчас поешь нормально, - улыбнувшись, ответила та.
Марь слезла с никиной шеи и направилась к мешку. Развязала его, а там... шоколад, сыр, ветчина, винно-водочная продукция...
- Гуляем сегодня! - провозгласила Ника.

Праздновали долго. Потом пришли еще какие-то никины старые друзья, и все началось сначала. Но когда друзья ушли, веселье утихло, оставив после себя бутылки и прочий мусор.
- И после этого ты все еще не хочешь жить? - как бы между прочим поинтересовалась Вероника.
- Не знаю, - отозвалась Маша.
Услышав это, Ника подняла руки к небу и с пафосом воскликнула:
- Боже, ты услышал мои молитвы - ты вразумил эту глупую! Спасибо тебе, Господи!
В заключение всего девушка с грохотом опустилась на колени и, трижды перекрестившись, поклонилась в пол. Марь рассмеялась, а Ника приняла серьезное выражение лица и сквозь зубы процедила: "Не богохульствуй! ". Но та хохотать не перестала, поэтому и сама верующая, глядя на подругу, развеселилась.

Ночью снова не спалось. Опять началась метель, и ветер страшно завывал в вентиляционных трубах.
"А может, и правда все не так плохо? Может, моя жизнь чего-то стоит? Нике без меня, наверное, станет совсем уж тоскливо. Она перестанет себя беречь, и ее однажды ночью пристрелят. Да и что такого в том, чтобы я покоптила небо еще годик-другой, а возможно даже и третий? Все равно не так и долго мне осталось. Да, сейчас я на людей не бросаюсь, выгляжу так, будто совершенно здорова, но что-то не то со мной. Иногда возникает чувство, что я - не я больше, а другой кто-то. Страшно. Жутко. Я ведь не знаю, что за зверь такой во мне поселился. Вдруг он буйный? Придет однажды и сделает что-нибудь с Никой. А вот еще: почему я так беспокоюсь за Веронику? Это уже что-то не дружеское... Несколько другой категории чувство... Не понимаю я его.
Короче, ладно. Будем жить столько, сколько нам отмерено. И точка!"
На этой оптимистичной ноте Маша хотела уже заснуть, но тут проснулась Ника.
- Машуль, спишь? - спросила она хриплым со сна голосом.
- Нет. Хочешь поговорить?
- Ага.
- Ну говори.
- Блин, собираюсь уже неделю, да все не знаю, как сказать-то...
- Ну говори, говори.
- Вообщем, я люблю тебя...
В Машиной голове что-то перевернулось. Мир раскололся и снова собрался воедино, но уже не таким, каким был прежде. Девушка побледнела, покраснела, снова побледнела, вскочила с лежака и побежела к окну, но это ей не помогло. Тогда она, перепрыгнув через всю комнату, оказалась на другом ее конце, обессиленно прислонилась к стене и с тихим стоном сползла по ней. Слов не было, нечего было ответить, кроме как "Я тоже тебя люблю". Эта мысль красным знаменем пылала в голове, она была ясна и совершенно очевидна, но Маша до последнего старалась не верить ей. Просто в голове не укладывалось. Мозг не принимал, а сердце бешено билось. Хотелось прыгнуть Нике на шею и расцеловать ее, но вместо этого Марь поднялась с пола и побежала на улицу, в метель.
Вероника уткнулась лицом в подушку и зарыдала.

Пробегав с четверть часа вокруг дома и промерзнув до костей, Маша вернулась на чердак. Ника закрылась в туалете и не желала оттуда выходить. "Детский сад, трусы на лямках", - пробурчала Марь. Шок уже немного прошел. Появилось осознание того, что это действительно есть и что с этим надо что-то делать. Только вот что?

К утру девушка все-таки заснула, но каким-то болезненным сном. Через пару часов проснулась и поняла, что нездорова.
- Ника, Ника, - тихо позвала она. Никто не откликнулся. Маша открыла глаза и огляделась: подруги и правда не было.
Оказалось, что самостоятельноь встать с лежака она не в состоянии. Пришлось лежать и ждать чего-то. Просто не было известно, вернется ли Ника.
Проваливаясь через каждые десять минут в бессознательное состояние, Маша пролежала до вечера. И впервые в жизни где-то на горизонте сознания робко замаячило чувство самосохранения. Стало страшно умирать. Стало страшно покидать Нику. Впервые в жизни стало по-настоящему страшно.
Очнувшись в очередной раз, Марь услышала, что хлопнула дверь. "Вероника" - , мелькнуло в голове, но сразу же погасло. Пол уплыл из-под бока.

"Неужели все? Неужели меня больше нет? Как же так? Как же... Почему, когда я не хотела, не могла больше жить, у меня не получалось уйти, а теперь, когда появились доводы остаться, я умерла? Почему?!"
Было темно, пусто и тихо. Как-то глухо. Темнота затягивала. Идти было некуда. "Вот он, Ад. Да, правильно, суицидники ведь все в ад попадают, а я пыталась... Ну и что. Теперь уже без разницы. Только Нику жалко. Как она без меня?.. Стала бы я ангелом, защищала бы ее, вела, а теперь... Ни себе, ни людям называется... " Вдруг впереди полыхнула яркая вспышка света. И снова темно. Потом еще одна. Послышался какой-то грохот, в котором Маша сумела различить грозное "РАНО!!!", и темнота стала медленно рассеиваться...

- Машка, Машка, ну давай ты, очнись... Прости, что я ушла, прости... Ну вернись, пожалуйста...
- Да здесь я, не волнуйся ты так, - слабым голосом отозвалась девушка и взглянула Нике в глаза. Они сияли. И в них блестели слезы. На лице были следы истерик и бесонных ночей.
- Слава Богу... Ты прости, у меня уже нет сил радоваться...
- Я понимаю, ничего...
- Ты это, не разговаривай много, ты еще слаба...
- Да ладно...
Очень долго девушки смотрели друг другу в глаза и улыбались. И вдруг Ника наклонилась к Маше, быстро поцеловала ее в губы и, вскочив со стула, отошла в угол комнаты.
- Прости... Не удержалась... Ты ж понимаешь... - рассеянно забормотала она.
- Да ничего страшного, - чуть заикаясь, ответила Марь, - Знаешь, я тоже...
Тут она умолкла на полуслове.
- Что тоже?
- Ну, люблю тебя...

- Машуль, ну не обижайся. Мы когда с детдома сбегали все, разбежались по разным городам, чтоб не нашли нас, и договорились встречаться каждый год в день побега. Для меня это важно. Ну я ведь всего на пару денечков! - быстро говорила Ника, собирая вещи.
- Ну да, да... Я понимаю. Старые друзья... - печально взхдохнула Маша.
- Вот и молодец,- Вероника чмокнула девушку в щеку и продолжила заталкивать бесконечные майки в сумку.
- Ник, а зачем тебе столько маек? Ты ж на три дня едешь.
- Ну, как зачем? Я же все-таки девушка, и должна выглядеть прилично, - рассмеялась та.
- Когда в тебе проснулось женское начало? Это я на тебя так благотворно влияю?
- Все возможно. Ну ладно, пойдем, а то опаздаю на поезд чего доброго. Ты ведь пойдешь?
- Да.

Вокзал был почти пуст. Отбывал только один поезд. На небе клубились темные тяжелые тучи. По платформам важно вышагивали вороны, подбирая с потрескавшегося асфальта мусор своими длинными черными клювами. "Поезд до станции В** отбывает со второй платформы, левая сторона", - громко объявил скрипучий и какой-то наглый женский голос.
- Ник, ты иди в поезд, а то замерзнешь, - тихо сказала Маша.
- Да, надо идти. А то ты у меня совсем закоченеешь. Не грусти, я скоро приеду.
Поцеловались на прощанье, поймав на себе возмущенный взгляд какой-то старушки с тележкой, и разошлись в разные стороны. Маша еще недолго постояла на платформе, подождала, пока поезд тронется, потом помахала Нике рукой, та улыбнулась через мутное заплеванное стекло, и поезд унес ее. Через несколько минут уже самый "хвост" состава мелькнул на горизонте. Марь еще с четверть часа побродила по полузаброшенному зданию вокзала и по платформам, любуясь ярко-красным закатом, просвечивавшим сквозь тяжелый тучи. Потом пошел снег, и девушка нехотя поплелась домой, кутаясь в тонкую куртку.

По дороге Маша встретила мать. Она шла с отчимом и очень неправоподобно изображала счастливую и порядочную жену. Даже не узнала родную дочь. Но после полугода жизни на улице ее не узнал бы никто из старых знакомых.

Дома без Ники было холодно и неуютно. Не звучала музыка. Никто в творческом экстазе не декламировал стихи. Никто не ругался на дрянную погоду и тоскливый вид из окна. "И так мне жить три дня. Да меня же опять посетит моя навязчивая идея. Причем такое чувство, что Ника уехала навсегда. Странно.
Безобразие просто - я стала беспомощной. Теперь без Ники - никуда. Никак. Что любовь делает с людми? Да и любовь еще какая-то странная... Никогда не думала, что полюблю девушку.
А вообще-то, что в этом такого? Никто ведь не знает, по какому принципу Бог разделил людей. И поэтому даже не обязательно, что один человек был разделен на мужчину и женщину. Очень даже возможно, что на женщину и женщину. Или на мужчину и мужчину. Физеология не очень-то важна. Куда важнее найти родственную душу. А Ника для меня - мегародственная душа."

Прошло три дня. Вероники не было. "С поездами что-то", подумала Маша. Но прошло еще два дня, и вместо Ники пришли двое молодых парней.
- Вы кто такие? - недоуменно спросила Марь, когда те весьма бесцеремонно ввалились в комнату.
- Мы друзья Вероники, сказал один. - Я Кир, а это Серый.
- Ну здрасьте, мальчики.
- Привет, - глухим и сиплым голосом отозвался Серый.
- И зачем пришли?
Парни мигом сделали траурные лица.
- Нику убили, - сказал Кир.
Маша схватилась за грудь и рухнула на стул, по счастливому случаю стоявший рядом. В глазах потемнело, а сердце бешено заколосилось. Очертания комнаты и парней поплыли куда-то в сторону.

- Какая слабонервная, - услышала Марь голос Серого, когда начала приходить в себя.
- Ну Ника ж говорила, что они любят друг друга. Вот ты, например, если б узнал, что Надюха твоя убита, как бы отреагировал?
- Не каркай! Вон она уже очухалась.
Маша на негнущихся ногах поднялась с пола, подошла вплотную к парням и страшно прошептала: "Я вам не верю. Дайте мне доказательства." Глаза девушки опасно сверкнули. Она отошла к стене, а через долю секунды, разбежавшись, бросилась на Кира и Серого и повалила их на пол. Началась драка. Маша колотила парней всем, что только попадалось под руку, а они, не церемонясь, отвечали ей тем же. Но очередным предметом, который нашла Марь, были ножницы.
Через пару минут ярость схлынула. Девушка открыла глаза и закричала нечеловечесим голосом: пол был заляпан кровью, в центре комнаты лежали два тела. Не переставая визжать, Марь побежала в санузел, чтобы отмытся от крови. Но она не отмывалась. Тогда девушка с диким плачем вылетела на лестницу и поднялась на крышу.

Город засыпало снегом. Он по самое горло погряз в вязкой, грязно-белой и тоскливой неизвестности. Такой же грязной и тоскливой, как ее существование последние месяцы.
Маша стояла на крыше облупленной, серой и бесконечно унылой восьмиэтажки. Вытирала со лба расстаявший снег. Вся замерзла, промокла, но стояла и тряслась.
Лицо было опухшее от слез, глаза красные, скула украшена фингалом. Прическа такя, будто бы клок волос просто выдрали. А некогда Маша была красавицей.
Девушка достала из кармана спички, зажгла одну и, дав ей погореть, без единого звука потушила о ладонь. Вдруг бросила весь коробок под ноги, в серую субстанцию, более похожую на воду, чем на снег. Сделала три решительных шага к краю крыши, прелезла через парапет и посмотрела вниз.
Там, внизу, в густом сумраке зимнего утра, замедленно, словно увязая в жестокой реальности, ехала побитая машина, освещающая себе путь одной фарой. Прохожих не было.
Марь не испугалась. Даже не потому, что не умела боятся. Скорее потому, что все решила.
"Прощай, Ника. Ты единственная, кого я любила," - мелькнуло в голове у девушки. Мысль была бесцветная, почти прозрачная, и бессмысленная ровно настолько, насколько в ней заключался смысл жизни Маши.
И она разжала руки, до этого крепко сжимавшие холодную железную ограду.


Ника вошла в комнату. Вид у нее был побитый. Будто бы ее сначала пытались утопить, а потом закопать живьем. Бросив взгляд на пол, девушка завизжала от ужаса.
- Кир, Серый! МАША!
Не зная, куда бежать и что делать, Вероника стала носиться по квартире и звать Марь, но никто не откликался. Тогда она побежала на крышу. Там дул ветер и шел мокрый снег. Ноги по щиколотку утопали в серой жиже. Ника подошла к краю крыши, посмотрела вниз и взвыла. Рухнула на колени и зарыдала. Потом еле-еле перелезла через парапет и, дрожа от страха и нерешительности, сделала шаг вперед.


За шаг до бездны оглянись,
С чего ты начал свой полет
И почему сорвался вниз
На пламя...*


12:53 26.03.2007

*Использован текст песни "Облако" группы Город 312.