История 01 Про контрабас

Как и многие поколения советских детей я пал жертвой безудержного стремления собственных родителей к музыкальному образованию. Естественно, к образованию стремились не сами родители – они жаждали обучить своих отпрысков игре хоть на каком-то инструменте. Девочки в большинстве своем были обречены на классические рояль и пианино. Годами и пятилетками давили они черно-белые клавиши, разучивая бесконечные гаммы и пьесы, и собственно, трех или пяти летний срок музыкальной каторги считался общепринятым, облагораживающим и совершенно необходимым для духовного развития ребенка. Мальчики открещивались от сей напасти спортивными кружками. Мне сей путь был заказан, поскольку ребенком я был кругло-пухлым и не подавал особых надежд в олимпийско-чемпионском плане. Хотя всевозможные попытки предпринимались- например, классе так в третьем меня с толпой одноклассников отвезли в недалеко расположенный спортивный центр, на предмет возможного обучения искусству настольного тенниса. Этим видом спорта я занимался около 15 минут. Опытные наставники, увидев мои упражнения с ракеткой и шариком, вероятно решили что им просто нечего мне преподать, столь высоки мои достижения. И порекомендовали не брать больше в руки ракетку. Никогда. Наверное, опасаясь, что уровень моего мастерства заставить бледно выглядеть их посредственные навыки. Еще я занимался плаванием. Бассейн был расположен довольно далеко, минут 40 на троллейбусе, да еще зимой. Я научился, конечно, падать в воду с бортика вниз головой (а не пузом), но получил воспаление ушей – и моя карьера в роли пловца также закончилась. Последней попыткой войти в Большой спорт был вариант борца классического стиля. Брат прошел этой тропой, получал разряды, выигрывал соревнования районного и городского масштаба, и в конце концов перешел в спортивную школу, где можно было совмещать борьбу и учебу. Для меня следование по этой широкой дороге молодежного спорта длилось несколько месяцев, я получил второй разряд (просто потому, что его давали всем, в виде аванса, так сказать). Других успехов и потрясающих результатов на соревнованиях не случилось, и, как уже было сказано, Большому (и малому) спорту в дальнейшем приходилось обходиться без меня.
Ну так вот, спорт явно не стал моим призванием. И в один прекрасный летный вечер я был отконвоирован мамой в музыкальную школу. Надо сказать, слух у меня есть, и больших трудностей с поступлением не предвиделось. Другое дело, какой инструмент выбрать в роли орудия эстетического воспитания. Брат в свое время старательно мучил окружающих звуками, извлекаемыми из скрипки. Об этом волнующем времени напоминает скрипка с оборванными (думается, подпиленными) струнами, бережно хранящаяся в дальнем углу на антресоли. И слегка истерические смешки домашних при слове «пицикато».
Подобной ошибки маме не хотелось повторять, и она вела меня на запись с твердым убеждением, что мое призвание – это баян. Или аккордеон. По деревенским меркам баянист был весьма уважаемым человеком, которого приглашают на все мало-мальски заметные праздники. Я в общем-то ничего не имел против – знакомый мне баянист Вовка Морозов, умеющий мастерски перебирать клавиши и раздвигать меха, на самом деле был и остается славным парнем. Веселым, заводным, безотказным. И не сильно пьющим, что в общем-то редкость в деревенской среде. Но. Приемную комиссию возглавлял сам Директор музыкальной школы. По музыкальной специализации – контрабасист. У него был конкретный недобор по ученикам - из пяти возможных наличествовали лишь трое – поэтому и меня и маму взяли в оборот. Родительнице убедительно разъяснили, что у меня ПАЛЬЦЫ КОНТРАБАСИСТА! И какая это редкость, и какой это дар судьбы, и какая роковая ошибка – не использовать мои пальцы по прямому музыкальному предназначению. Мамина уверенность в прелестях задушевных песен под баян поколебалась. Меня совершенно ошеломил такой поворот судьбы. Я видал конечно в телевизоре агрегат под названием «контрабас» и сильно сомневался, что буду с ним на какой-нибудь гулянке типа свадьбы подобен Вовке Морозову с баяном. Но и ко мне этот змей-директор нашел подход. Он заявил, что контрабас и БАС-ГИТАРА это практически одно и то же, и что через год образуется уже вокально-инструментальная группа под его руководством, и … Словом, в глазах у меня сразу встал актовый зал моей школы, наш ВИА на сцене, и самый главный там конечно Я – такой профессионально-снисходительно-расслабленный парнище с гитарой. И свет обожания в глазах некоей девочки по имени Лариса… И я пал. Сдался. И был записан по классу контрабаса. Это было ошибкой…
Некоторые семьи, в стремлении воспитать в своем чаде эстетические чувства, шли на покупку пианино. Сейчас они пылятся во многих квартирах, бесполезные и громоздкие напоминания о мучениях маленьких музыкантов. Естественно, даже при величайшем желании обучить меня музыкальной грамоте, родители не могли совершить подобный идиотский поступок - купить контрабас, поэтому инструмент взяли в той же школе, напрокат. И первой жертвой музыкальных пристрастий стал папа, брошенный на доставку сего чуда. Как сейчас вижу его, потного, злого, красного, тягающего это струнное чудовище по знакомым улочкам. Встречные мужики веселились в полный рост, развешивая возгласы типа «Ни х… себе балалаечка». Папа накалялся и отстреливался «сам ты балалайка!!!», что, естно, только подогревало народ.
Еще одна проблема была в размещении сего инструмента. В тесной малогабаритной квартире со смежными комнатами мы проживали вчетвером, и места для пятого члена семьи – контрабаса – предусмотрено не было. Ни положить в углу, ни задвинуть под диван. И папа просто ввинтил в стену два металлических прута, между которыми, как у расстрельной стенки, и поставили инструмент. Некоторое время, примерно с полгода, я добросовестно ходил на занятия, изучая нотную грамоту, сольфеджио, историю музыки. И поражал родственников, собиравшихся изредка на какой-нибудь праздник-юбилейчик. Родственники смущенно прятали глаза и безропотно хвалили «Ой, во дворе-то калина» в исполнении великого контрабасиста. Вся песня исполнялась голосом, и только после каждого куплета следовало трагичное и многозначительное «бум-бум». Собственно, партия контрабаса этим дубль «бум» и ограничивалась, по крайней мере, в этой песне. А до других я не дошел. Брат помнится, даже посетил концерт учеников музыкальной школы, где я, вместе с тремя такими же оригиналами-контрабасистами, воспроизвел бессмертное «бум-бум» в процессе какой-то оркестровой мелодии. Я бы сказал так – мой успех его не сразил.
Закончилось все это безобразие несколько мистически. Однажды ночью контрабас рухнул. То ли один из штырей не выдержал, то ли братик. Представляете себе, что это такое – падение контрабаса в два часа ночи? На четырнадцатом этаже, в многоквартирном доме с тонкими стенками. В наше время жильцы неприменно бы подумали о ковровых бомбардировках и подняли панику. В те времена бомбежки были легендами… Он упал, напугав нас четверых до икоты, и до утра лежал, гудя резонансом руин…
А утром выяснилось, что коварный инструмент еще и развалился от удара. Это было пострашней бомбардировок – арендованная вещь, стоимостью рублей так в шестьсот. И снова папа… Как Страдивари в своей забытой богом Италии… С помощью столярного клея, шурупов и такой-то матери… Вообщем, на занятия я более не ходил. А время для сдачи инструмента мы выбрали летом, когда директор (и мой наставник) был в отпуске, и никто из кладовщиков особенно не интересовался – а должны ли собственно в грифе торчать шляпки матерых шурупов-восьмерок.
На сем мое музыкальное образование в классической школе закончилось. Уже позднее, классе в девятом, сдружившись с Журавлем, одноклассником, мастерски владевшим игрой на шестиструнной гитарой, я его продолжил самостоятельно. На плохонькой гитарке, на кухне по ночам я сбивал пальцы, заучивая три «блатных» аккорда, переборы, баре – и все получилось.