История 11 про кота

Это даже не история, это просто описание. Кот этот был достопримечательностью некоей военной части в Кневичах, что под Артемом. Клички животное имело сильно своеобразные – Паленый, Жженый и т.п. Дело в том, что незадолго до нашего приезда кота энтого отловили скучающие «дедушки» и по пьянке запихали в топку кочегарки. Не думаю, что со зла – как правило, служивые ребята привязываются к животным, прибивающимся к части, балуют, кормят. Бывает, и на посту не так скучно стоять, если рядом шавка какая дрыхнет, да и пара чутких ушей не бывает лишними. Не упомню, чтоб враги подползали во тьме ночной, а вот какой-нибудь мерзопакостный проверяющий офицер – запросто. Жучка гавкнет, проснешься – и вроде как огурец, готов к труду, обороне и вопросам-ответам типа Пароль-Отзыв.
Ну вот, зверюшек наш брат служивый любит. И как Жженый загремел в топку – даже непонятно, может только уж очень сильно в подпитие были шутники. Весь уголь там к тому времени прогорел, но температура оставалась порядочной. Так что кот выжил… Но вылез он… Во-первых, совершенно особой масти – шерсть спеклась, подпалилась, усы обгорели, в общем, мне он очень напоминал плюшевого мишку, во всяком случае, по жесткой шерстке. А во-вторых, не особенно нормальным. Я бы сказал так – ошалевшим. На всю оставшуюся жизнь. Отчвалым. То есть совершенно философски-безразличным к любым проявлениям жестокостей жизни. И, что удивительно, совершенно не озлобившимся по отношению к людям. Помнится, надо было срочно протянуть палубу (вымыть пол), а тряпки не нашлось. Из озорства мы макнули в ведро Жженого и принялись возить им по полу – никакого возмущения, просто появилась в его глазах некая как бы озадаченность – че это со мной происходит, люди добрые?
Надо сказать, что наша команда в этой части была, так сказать, транзитом. С аэродрома в Кневичах шел борт во Вьетнам, и мы там просто ожидали, пока из всех частей Приморья соберется вся банда «воинов-интернационалистов». Ну и поскольку народ мы были случайный, никому особенно не требуемый в этой приаэродромной части, никто особенно и не утруждался нашим бытом. Все двадцать бойцов были поселены в клуб. Небольшая комната, вплотную уставленная панцирными кроватями, матрасы появились где-то через неделю, а по первости так и спали – кутаясь в шинели, на пружинах. Не раздеваясь – декабрь, блин, а отопления в клубе не предусматривалось. Почти месяц – не раздеваясь… И все на себе, потому как стирать – это ж смену какую-то надо, а нету. Ну вот. Службой мы тоже особенно не были обременены – своих воинов хватало. И посему бросали нашу вьетнамскую братию на различные работы. В основном конечно – или благоустройство территории, или – работы в окружающих совхозах и предприятиях. Я к чему это – было там одно просто волшебное направление – КОЛБАСНЫЙ ЗАВОД! Мечта любого салаги. КОЛБАСА!!! Мы, блин, уже полгода, одну перловку, да прозрачные щи, да черняшку по два кусочка в зубы, а тут – колбаса. Много. В любых вообразимых количествах, свежая, теплая еще… Входящие на этот завод чувствовали себя султанами, заглянувшими в свою сокровищницу… Я туда не попал ни разу. Но! Команда, можно сказать, уже спаялась под гнетом воинских лишений. И парни не только облупились там мясных деликатесов, но и принесли в часть. Как уж это получилось – понятия не имею. Ладно, пронести агромадный батон колбасы мимо вахтеров на самом заводе – дело-то житейское, на оголодавших матросиков смотрели с жалостью, сквозь пальцы. Главный контроль находился на КПП, в лице голодных «дедушек» и «дембелей». И вот как парни там просочились – уму не постижимо. Но факт – в нашу ночлежку под названием войсковой клуб батон был доставлен в целости, неподгрызенный, одуряюще благоухающий на всю комнату. Ночь, мороз за окном, мороз в комнатушке. На панцирных кроватях в темноте – давно немытые тела, закутанные кто в шинель, кто в тельняшку. А она, колбаса, зараза, теплая еще, и пахнет так, что желудок судорогой крутит.
Резал я. То ли как самый честный (в темноте трудно удержаться от надкусывания), то ли шконка моя в центре стояла. Есть такие металлические брелоки – щипчики, ногти обкусывать, и к ним зачастую привешивают перочинный ножик. Само собой, тупой, длиной сантиметра в три. Вот этим орудием я и разделял волшебный батон, под стоны страждующих и оголодавших. Ломти, куски, крошки,с оболочкой естественно – кто станет думать о таких мелочах- все передавалось в темноте со шконки на шконку, пожиралось с жадными всхлипами и чавканиями… Урчание кота по кличке Жженый органично вплелось в этот пир звуков… Потом раздался характерный свист воздуха, рассекаемого чем-то плотненьким и пушистым… Глухое «бумс» в районе двери. Снова урчание… свист… бумс… Кот Жженый с упорством религиозного фанатика полз на одуряющий колбасный запах, совершенно игнорируя свои полеты и «бумсы». Мы не считали, но это повторялось достаточное количество раз, с методичностью и неумолимостью метронома. И… ну все-таки не звери ж мы были, попутно ему обламывалось – то кусочек оболочки, то какой-нибудь желвак. Впрочем, как вы понимаете, все это пиршество продолжалось недолго – мы были жутко голодными, и съедобный сувенир исчез в считанные минуты, несмотря на свои приличные размеры. Да и спать в то время хотелось всегда, а тем более на полный желудок – вообщем, минут через пятнадцать комната погрузилась в сонно похрапывающее состояние… И только бумсы продолжались. Кот Жженый, обезумев от идущего со всех сторон запаха и не находя его источника, метался по шконкам, тыкался в замасленные ладони, вцеплялся в пропахшие колбасой шинели, словом – ужастно мешал спать. И снова с неумолимостью метронома повторялось - урчание… свист...бумс…