Che Get 06

Настоящим горнолыжникам посвящается
«Есть в этих местах нечто магическое, необъяснимо-притягательное, что заставляет снова и снова приезжать сюда. Мы каждый год возвращаемся к тем местам, где нам было хорошо, в надежде на то, что там снова будут те же горы, те же люди и те же эмоции. Мы знаем, что в одну и ту же реку нельзя войти дважды. Но нам очень хочется это сделать.
И когда мы тоскуем по горам - мы тоскуем по тому, чему не суждено повториться, что мы вспоминаем, как самое яркое и самое лучшее, что было в нашей жизни. Нам необходимо вернуться к тому, с чем у каждого из нас ассоциируются горы и лыжи – они ведь у каждого свои, при всей внешней похожести и нас, и гор, и лыж…»
Георгий Дубенецкий

Снег валит, не переставая двое суток, большими белыми хлопьями. Намело сугробы с человеческий рост, между которыми протоптаны узкие тропинки от дома к дому. По дороге две встречные машины разъезжаются с большим трудом и часто застревают в снегу. По проезжей части горнолыжники спускаются прямо на лыжах, так как снежный покров на асфальте вполне позволяет это сделать.
По утрам отстреливают лавины. Сначала раздаётся короткий, пушечный выстрел, потом чуть более продолжительный раскат сошедшей лавины. Местную школу закрыли и электричество периодически отключается. Сотни горнолыжников и горнолыжниц на глазах превратились в горнобабников и горнопляжниц. Женщина в розовом комбезе отчаянно пытается скрыть свою горнолыжную связь с мужчиной в жёлтом. Здесь внизу в любое время суток все ходят в горнолыжных и сноубордических ботинках, хотя по прямому назначению сегодня их используют далеко не все – видимость – 5 метров, и никто не знает сколько см снега навалило наверху – в таких условиях далеко не все решаются подняться на гору...
Выручка самых дорогих в мире для сердца и самых дешёвых для кармана кафе резко увеличилась, а количество коньяка и вина для глинтвейна явно уменьшилась – людям надо как-то согреться и провести время.
Кто ещё не понял, это сердце отечественного «горнолыжничества» – гора Чегет!!! Про неё не мало спето, написано и рассказано, но самое интересно, что про находящуюся в 3 км выше гору Эльбрус все забывают, никто не поёт про неё с таким самозабвением, не пишет очерки (про восхождения конечно пишут,но не про катание) и стихи, и как ни странно -никто не ассоциирует поездку в Приэльбрусье с Эльбрусом, как только жизнь окунает в завораживающую магию Чегета. Не всем дано это сделать в силу состояния «трасс», которые ожидают найти горнолыжники на склоне: трассы превосходят все ваши ожидания, в том смысле, что не доходят до ожидаемого, как минимум по понятию трасса. Вот поэтому кому-то постоянно приходится каждое утро в 7:45 грохотать горнолыжными ботинками по лестнице дома, и если пока вы сладко потягиваетесь в постели в предвкушении катального дня на Чегете, который начинается часов в 9,а вас бессовестно будят подобными звуками, знайте - это любители катания на Эльбрусе торопятся "проскочить наверх" до больших очередей. Но я о Чегете. Вспоминается сразу следующая зарисовка:
"Первый спуск с Чегета, как первая брачная ночь, бывает один раз, но только при свидетелях. Горы, солнце и сосны смотрят на тебя и подбадривают: "Смелее, "чайник", ты станешь настоящим горнолыжником!".

Конечно у каждого этот первый раз свой, до того, как я первый раз спустилась с Чегета на лыжах, я неоднократно топтала его склоны летом, но весь этот треккинг навсегда стёрся из моей памяти после... непогода, огромные хлопья снега падают вертикально вниз, устилая склоны сантиметрами целины и запорашивая ледяные бугры, видимость не внушает доверия, особенно, когда даже примерно не знаешь, в каком напрвлении ехать, а люди бесследно исчезают в снежной мгле... я стою одна на «Втором Чегете» у канатки, с трудом отодрав от ботинок налипшие кг снега и вщёлкнув их в крепленья, но оптимизма от этого не прибавляется... и вдруг словно спасительный голос с неба до меня долетает вопрос: «Что, не знаете куда ехать?», «Нет», «А вы когда-нибудь здесь катались?», «Нет», «А вы с кем-нибудь?», «Нет», ответы на следующие вопросы «Сколько дней назад вы приехали?» и «А сколько времени вы вообще стоите на лыжах?» вселили в моего «гуру» несколько больше оптимизма, видимо он решил, что есть у меня всё-таки шанс доехать до поляны, и я поняла, что вот он НГ(настоящий горнолыжник) – истинный представитель легендарного Чегета со слаломной моделью лыж образца 80х,не знающих карвинговой геометрии и абсолютно одинаковой ширины как в пятке, так и в талии (но это я говорю, исключительно, чтобы подчеркнуть глубокое уважение в горнолыжному опыту последнего), который посвятил меня в культ этой горы... Где-то на середине склона, мне был высказан разумный аргумент, что я не совсем правильно выбрала день (в соответствии с погодными условиями), чтобы осваивать склоны Чегета, и про себя я сразу решила, что если мне суждено в этой жизни увидеть ещё раз Чегетскую поляну, (что на тот момент казалось не особо вероятным, потому что поляна потонула в непроглядном молоке облаков подо мной и терзали меня смутные сомнения, а есть ли она там вообще? Не приснилось ли мне это?), но если это всё-таки случится, то надо быстренько загнать кому-нибудь свой абонемент и валить на Эльбрус. Но не успела я задаться вопросом, кому он нужен в такое время и в такую погоду, как вдруг появилась ПОЛЯНА, как по взмаху волшебной палочки. Как только мы выехали из леса на Чегетский выкат,то сразу попали в атмосферу праздника, праздника жизни и людей, на выкате проходили соревнования, приуроченные к проводимому фестивалю авторской песни. Здесь тоже шёл снег, но звучала музыка и смех, отдаваемые участника в микрофон команды и менее вежливые просьбы удалиться с трассы безумных катающихся, которые сыпались на выкат, не слушая и имея возможности услышать адресованные к ним словам, потому что их переполняли те же чувства, что и нас – они прорвались сквозь мёртвенно-молочную мглу, внушающую невозможность существования там внизу признаков жизни и доказали ей всю необоснованность этих внушений. Не успела я подумать о сбыте с рук абонемента, как мною были получены чёткие инструкции как пересечь трассу и выехать к правой однокресельной канатке, оказывается теперь, раз я спустилась один раз, то видимо спущусь и второй, да я и сама почувствовала, что на Эльбрус мне уже совсем не хочется и устремляя носки своих лыж к лучшему другу горнолыжника – подъёмнику, я поняла, что на Эльбрусе я больше кататься не буду...

Трасса освоена и обкатана, и спуск прямо под канаткой, и чуть правее по траверсу Серванте, и даже ближние юга, с которых я наблюдала первую в своей жизни лавину с семёрки, говорят, это к счастью... На севера мы конечно рыпаться не собираемся, но помимо этого есть ещё «доллар» - культовое место... Как поёт Калинкин: «И доллар, что и крут и тесен, но всё равно необходим». Обед... Моя новая знакомая Татьяна и я обсуждаем план – кто бы нас выкатил к «доллару»... И тут поступает конструктивное предложение от моих друзей – безумных сноубордистов, которые катают только вне трас по целине, взять эту миссию на себя... нИ вАпрос!!! Пока наш обед подходил к своему логическому завершению, голубело небо и ярко светило солнце... С легким сердцем мы начали подъём на канатке, поющей свою скрипучую песню... Во время продолжения подъёма на второй очереди начали появляться сомнения в правильности принятого решения... Спустилось облако и сквозь белую мглу с дрожью в мыслях начинаешь отмечать про себя, сколько кресел впереди можно рассмотреть сквозь эту парашку. Когда счёт сводится к одному и то с трудом, дрожь усиливается и появляется чувство нереальности происходящего – ты в каком-то другом измерении, внизу нет поляны, нет тёплой квартиры, горячего чая и душа..., есть склон, гипотетически проходимый, если выбрать правильное направление, пронизывающий ветер, а маска была куплена не зря(!!!!), и внутренний голос, шепчущий тебе, что вот она жизнь, которая удалась!!!
Соскакиваем с кресел – пристёгиваемся значит и траверсуем влево, вот уже проехана табличка «трасса», указывающая совсем не в том направлении, куда мы едем, и табличка «катание запрещено» - это ориентир, что скоро надо будет свернуть, но ни сколько не повод, что бы повернуть обратно. Я начинаю грязнуть в целине и тупо ухожу в заднюю стойку, сводит ноги, и как раз в этом, прямо говоря, не самый приятный момент, мы выезжаем на крутяк... Я вижу его начало, но не вижу конца, всё, что я вижу впереди, в смысле – внизу, это едущий предо мной человек, коим является один из зажигающих бордеров, ну он собсно и зажёг – вниз по прямой.... Я остаюсь наедине с замыкающим, и тут мне первый раз , ну ладно, не первый, но всё равно, стало страшно: вокруг полное молоко, слева и справа через эту пелену можно угадать очертания не очень дружелюбных скал, я стою на краешке почти обрыва, не зная где и как он заканчивается, и если я потеряю из вида последнего человека, то я просто не буду знать, куда ехать.. Ко мне подъезжает замыкающий и задаёт чертовки логичный вопрос: чего ты встала? Ответ – это целая философия, поэтому я просто говорю – я ничего не вижу, что кстати тоже правда... Следующая его реплика гениална: а тебе и не надо ничего видеть, давай езжай!!! И я как ни странно поехала. (Когда на следующий день мы приехали сюда при ярком солнце и я оценила крутячок и скалы по бокам, моя единственная мысль была – и я здесь съехала????) . Ну а «доллар», это фигня по сравнению с выкатом на доллар – те же бугры, что на трассе, тот же лёд, тот же уклон...Как я сказала перед этой поездкой: Чегет – не предмет для теорий... Я снова убеждаюсь в своей правоте.
«А потом были в жизни дары и находки, много лет, много странствий и много людей, отчего же мне снится белый берег Чукотки и какой-то кораблик на зелёной воде». Визбор
Что может быть печальнее, чем крайний спуск (никогда не говори – последний). И какими бы хорошими ни были товарищи, и каким бы безумием ни было спускаться одной, так хочется поговорить с НИМ на прощание, что ты пренебрегаешь всем остальным. Поговорить – значит помолчать наедине с горами. «Да ты б остался – скоро ж распогодится – нам тихо шепчет Северный Кавказ» (Калинкин) Чегет, всегда зовёт тебя приехать ещё, он всегда будет рад тебя видеть, в его глазах ты никогда не прочтёшь – «для того, чтобы что-то закончилось, надо чтобы что-то началось». Чегет он и для всех, и для тебя одного, поэтому не приходится его ни с кем делить, поэтому здесь зарождается самая крепкая дружба и самая искренняя взаимная любовь, и то и другое навечно... И он подарил мне то, что я больше всего любила – начинающийся снегопад. Люди сразу сбежали, в смысле съехали, вниз без желания подниматься обратно, бугры смягчились, но почти никто не соскабливает появившуюся на них лёгкую пудру, которая очень быстро набирает сантиметры... С этого началось моё знакомство, этим и было ознаменовано прощание... Не найдя своих друзей у Ая, я ещё раз заскочила на канатку, наверху уже почти никого, никто не сыпется вниз как горох, но я теперь то знаю куда ехать и могу этим наслаждаться в полной мере, видимость достаточная, чтобы отъехать чуть влево от канатки и ловя на лету огромные белые снежинки направить лыжи вниз... Звенящая тишина наполняет тебя изнутри и ты понимаешь, что счастье переполняем тебя, вылетает из-под твоих кантов снежным веером свежего снега, подбрасывает вверх на вершину очередного бугра, залепляем маску и глаза мартовским снегом, дарит лёгкость полёта, но даже криком счастья ты не хочешь нарушать эту искрящуюся тишину, потому что твоя душа звенит в унисон ей.... И как легко понять, что это тот самый миг, который останется с тобой навсегда, ты не будешь жалеть, что он уже прошёл, потому что ты сумел им насладиться, это первозданное счастье не было омрачено сопутствующими обстоятельствами, которые нам так мешают в нашей обыденной жизни разглядеть редкие моменты прекрасного, о чём потом приходится жалеть и желать их повторения ради того, чтобы в этот раз прочувствовать всю его глубину. У Ая меня обогнала какая-то компашка детей под предводительством взрослого, а скорее пожилого человека, хотя душой мы все здесь молоды, и ребята с очень серьезным видом спросили: как проехать к «доллару». Я не без боязни указала им направление, сразу представила «доллар» с заледеневшими буграми, окутанный снежной пеленой и продуваемый свистящим ветром, да не самое удачное время ребята выбрали, чтоб сунуться туда, ну что ж, отговаривать я их не стала. Мне оставалось ещё с десяток минут общения с Чегетом. И спускаясь под канаткой до траверса Серванте я не торопилась, во мне зашевелились воспоминания – о таком недавнем, но уже неповторимом. Я вспомнила и восьмое марта, когда после возлияний (вполне умеренных) в Нарате, мы поняли, что ещё не позно сделать ещё пару спусков. И вот промокшие насквозь, утопая в пухляке, на этот раз не удерживаясь от прорывающего наружу крика души летят вниз обезумевшие лыжники. А снег залепляет им лица, на которых сияют по-детски восторженные улыбки... Я подъезжаю к траверсу и ухожу вправо, здесь пудру всё-таки соскребли и я понимаю, что еду по льду, а канты то уже не те... Затормозив на откровенном льду, я несколько вхожу из своей эйфории и дальше еду осторожнее. Какой-то человек, пока я стояла, подъехал ко мне и указывая вперёд, сказал: «Туда». Я улыбнулась, всё-таки здесь в людях проявляется самое хорошее, каждый готов прийти на помощь, вот в Питере если бы я случайно заблудилась, никто и внимания бы не обратил, и уж тем более не остановился, но здесь я не заблудилась, здесь я просто старалась хоть немного продлить минуты моего крайнего спуска...
Это просто всплывающие образы, может быть кому-то они покажутся знакомыми, а кому-то несвязными и недостойными внимания, и возникнет законный вопрос «а зачем?», ну горнолыжники это и так знают, а остальные всё равно не поймут, но здесь мне вспоминаются слова моего знакомого: «Многим людям никогда не дано прочувствовать, сколько удовольствия можно получить от самых простых вещей, таких как: чашка горячего чая на выкате горы Чегет после головокружительного спуска по ледяным буграм. Когда сидишь у камина и отогреваешь замерзшие руки, а когда после катания стаскиваешь горнолыжный ботинок: разве это не кайф? И честно, мне искренне жаль тех, у кого этого никогда не было.»
Я конечно не смогла передать и магии этих мест в нескольких абзацах, магии, которой околдовано наше сердце, в котором, возвращаяся домой, мы не привозим ни искрящегося снега, ни пронизывающего ветра, ни запаха хичинов, ни эха лавин – не можем мы привезти это в сердце по одной простой причине - наше сердце навсегда осталось на Чегете...