Пальто

Кабинет маленький, но настолько уютный, что невольно чувствуешь себя ребенком, забравшимся в тайную коморку. Кому-то нужен строгий стиль, деловой подход, глянцевость, а в итоге - пустота. Ничего нет за этой ширмой. Эхо несется на сотни метров. Мне же ближе то, что дорого человеку, то чем он живет, в чем он живет, в чем, может жить. Этот кабинет продолжение личности доктора, его часть.
Он младше, намного. Но это не имеет значения. Главное – человек. И юный может быть зрелым, умным, но ему не будет хватать опыта. Это, поверьте мне, пустяк. Куда печальнее, когда опытный человек совсем не зрел и глуп.

- До сих пор возвращается тот, что был…
- Давно это было. Не стоит и говорить…
- Я Вас прошу, расскажите. Это имеет огромное значение…
- Да, я знаю… Хорошо.

Вслед за Ольгой родился я. Четвертый. Самый младший.
Отец умер, когда мать была беременна мной. Рак, ничего не сделаешь. По рассказам родных он был талантливым художником, но и таким же талантливым выпивохой и вором. Его без экзаменов принимали в художественную академию в Петербурге, тогда еще Ленинграде. Но он пил. Пил страшно, до дрожи в ругах и тумане в сознании. Его боялись все жулики в округе, пока был здоров.
Как Вы поняли, нас было четверо. Я, Ольга, Борис и Ира. Когда я родился, Ирке, старшей, было шесть. Да, разница небольшая.
В бараке, где мы жили, было еще десять семей. Мы жили бедно. Голодали. В год, когда мне исполнилось четыре, зима была очень холодной. Мать работала на железной дороге, укладывала рельса. В один из самых холодных дней она отморозила себе ноги.
Ее поместили в областную больницу. Врач сказал, что придется ампутировать пальцы на одной из ног. Получается, что мать будет не работоспособной. Инвалид, одним словом.
Государство решило, что мать не сможет содержать себя и еще четырех детей, и поэтому поставило себе задачу – забрать нас у нее.
Спасибо соседям. Они предупреждали нас, когда шли злые тети-дяди. Мы убегали, прятались. Потом мать выписали, и получилось так, как и думало государство.
Мать сама отдала нас в детдом, когда стало невмоготу.

Помню, как воспитатель принесла зеленые пальто в клетку с цигейковыми воротниками. Счастье переполняло меня. Мы все как один ходили и красовались в новых пальто.
Внизу, на первом этаже висело огромное зеркало. И каждый, проходя мимо, пристально вглядывался в свой новый образ, в творение производства и времени. Мы щеголяли в этих зеленых пальто. И даже в лютый мороз мы были все как один в зеленом в клетку с цигейковым воротником.
Зима прошла, пришла весна. Солнце стало греть сильнее. А мы все в тех же пальто. Постепенно яркий зеленый цвет, как у свежей, вновь выросшей зелени, превращался в цвет осенней, пожухлой травы. Ткань выгорала под жгучим апрельским солнцем.
Все росли, рос и я. Постепенно пальто становилось маленьким. Рукава стали короткими. Что дела, если эта зеленая дрянь выдавалась одна на три года? Оставалось лишь распустить манжеты и подол. Других вариантов нет.
Распустив их, я обнаружил, что цвет разительно отличается. Контраст меня поразил. Бледно зеленый и насыщенный, сочный цвет зелени.
Кто-то смирился с этой разницей в яркости, кто-то зашил обратно распущенный части, а я стал приводить ткань к единому оттенку.
Что я только не делал.
В первый день я решил испачкать яркую часть грязью. Ушел подальше, чтобы не видели меня. Мне было не по себе от затеи, но еще большее неудобство доставляло ношение этой разноцветно-зеленой дряни.
Пальто! Как раньше оно мне нравилось, как же его я ненавидел теперь.
И вот, уйдя в дальние кусты, я снял пальто и бросил его в грязь. Я месил его ногами, мешая ткань с землей. Я прыгал, рыча от злости и ярости. Пыхтя, я наносил новый удар по осточертевшей одежде.
Вернувшись в здание, я направился отстирывать результат своих трудов. Пока шел, грезил, мечтал, что после чистки цвет станет единым, и я буду вновь ходить в одноцветном пальто.
На второй день я решил выжечь яркость настольной лампой. Во время прогулки я сказал, что у меня болит живот, и воспитатель отпустил меня в комнату.
Я предвкушал победу. Как только моя персона стала вне поля зрения «старой развалины» - так мы прозвали Ивана Михалыча, потому что он все время кряхтел и жаловался на свои ноги, мол, кости болят – я выжал из себя все, бежал как сотня лошадей. Вот комната, вот стол, вот лампа. Дрожащими руками я стянул зеленую шкуру со своего тело. Вспотевшие ладони пододвинули светильник.
Включил. Поднес пальто. Первый манжет. Я ждал, долго ждал. Ткань нагрелась, но цвет оставался прежним. Я стал психовать, я пинал свою кровать, бил кулаками стену. Лампа горела, пальто лежало, манжет грелся, но все оставалось по-прежнему, лишь запах опаленной ткани наполнял пространство.
Ребята возвращались с прогулки. Чтобы меня не поймали за таинством, я лег спать.
День третий. Силы уменьшались, терпение было на исходе. Всю ночь я не спал, думал, размышлял. И составил поистине гениальный план.
Я залез на склад, где хранились необходимые для ремонта вещи: гвозди, шурупы, молотки, отвертки, там же были и кисти с красками. Выбрав подходящий цвет и нужную кисточку, я принялся за работу.
С великим трудом я откупорил банку, прибегнув к помощи стамески. Перелил немного в миску. Краска была очень густой. Пошарив на полках, я обнаружил бутыль с растворителем. Пара капель прозрачного раствора в миску. Размешал какой-то палкой и ринулся в бой с врагом моего настроения. Я покрыл манжеты и подол светло-зеленой жидкостью. Фокус-покус. Пальто готово. Все стало одинаково. Я летел на крыльях удачи. Результат превзошел мои ожидания. Ура! Чудеса бывают. Меня услышали, мои мольбы не пропали в пустоте.
Уставшим, но счастливым я вошел в комнату. Словно король, так я себя ощущал.
Как же долго надо мной смеялись ребята, когда запястья у меня зеленым цветом засветились. Они катались по полу, тыкая в меня пальцем. Я покраснел будто рак. Слезы наворачивались, но я держался.
К ночи я отошел. Успокоился.
И снова думать, как жизнь обмануть. Вновь бессонная ночь и головные боли от мыслей.
У нас у всех были черные матрасы. Чем черт не шутит, а может так получится?
Решил я сделать себе черные манжеты и подол.
Когда все уснули, я тихо поднялся с пастели, боясь любого шороха. Закатал простыню и ножичком стал резать широкими полосками матрас. Аккуратно, словно это было масло или колбаса, я полосовал черную подстилку.
Затем, в туалете при свете лампочки, пришивал, сидя на унитазе темную ткань к своему пальто. Но вначале пришлось отмывать краску. Идиот, как же я не додумался, что крашеное пальто будет пачкать все вокруг. И вот, моя шкура из зелени готова.
Смех друзей сменился восхищением.

- Вы до сих пор ощущаете себя тем мальчиком, что носит пальто бледно-зеленого цвета с цигейковым воротником?
- Иногда, когда я вижу детей на улице, я вспоминаю себя. И как бы я ни был богат, я превращаюсь в парня, что мечтает об одном – как бы его старое выцветшее пальто с яркими манжетами и подолом, вдруг стало одноцветным. В душе я уменьшаюсь и прячусь в самое укромное место.

Кабинет стал моим. Я чувствовал, как превращаюсь в его продолжение. Он укрощал меня, мои страхи. Я был в нем, как дома, в том бараке. Нет, он не был на столько плох. Он был настолько уютен.

Я вновь летел. Командировка в старый город детства. Здесь я рос. Здесь прошли дни, который сделали меня тем, кем я сейчас являюсь. Это здесь родились мои страхи, но и расцвели способности.
Как и прежде стоит детдом. Как и прежде здесь много детей. Но сегодня они все разные, индивидуальны. Мы же отличались лишь внутренне.

Иногда я одеваю зеленое в клеточку пальто с цигейковым воротником, чтобы вернуть то детство, что не дает мне спать.