Анастасия

Прохладная и ветреная ночь. На небе полная луна… Звезды, пронзившие миллионы километров насквозь, смотрят холодно и надменно: их много, но они неизлечимо больны одиночеством… город спит тревожно, беспокойно, словно видит очередной кошмарный сон.
По тротуару, напоминая собой цаплю, крадется тщедушный молодой человек. В застиранной футболке, потертых джинсах и шлепанцах на босу ногу. Он пытается не ступить в грязь. Справа тускло мерцает витрина коммерческого ларька, слева перемигивается окнами жилой дом… Молодой человек бледен и почти не дышит. На его скуластом сосредоточенном лице нелепо поблескивают линзами очки в дешевой пластмассовой оправе. В руках его болтается полиэтиленовый пакет, из которого торчат тупые концы десятка толстых деревянных черенков. Молодой человек придерживает их ладонью и близоруко щурится на черную кошку, которая, вынырнув из подвала, застыла на сухом участке тротуара. Две немые черные тени… Никого вокруг.
- Саша! – раздался чей-то голос.
Молодой человек делает неловкий пируэт, на ходу вынимая из пакета неровно заточенный осиновый колышек. Перед ним, появившись из ночного мрака, стоит длинноногая красавица с сигаретой в руке. Она смотрит ему прямо в лицо и беззвучно смеется.
- Это опять ты, Настя! – выдыхает «охотник за привидениями» и направляет осиновое острие ей в грудь. – Как ты меня нашла?
- Город маленький, улицы пересекаются, а мы по ним ходим... Не рад, Сашок?
- Да уж, - кашляет Александр и пятится назад.
Анастасия к нему. Делают несколько шагов.
- Давно не встречались, Сашенька… - шепчет Настя, игриво стреляя глазами по напряженному силуэту собеседника. – С тех пор, как попал ты в больницу с сотрясением мозга, о тебе и не слышно было. А раньше-то, как налетал на ночных прохожих, с гиком, с криком, с крестным знамением и прямо со сладострастием каким-то… Позабавился, но не на того нарвался и сгинул… А я искала…Все телефоны оборвала, тебя разыскивая… Ах, Саша, Саша! Вот и встретились!
- Чего ты хочешь-то?
- Да так, ничего… но уж очень забавно было… в глаза посмотреть… так они у тебя за стеклами… Смотри-ка, боишься, деревяшку выставил. Саш! Да ты расслабься.
Бормоча это, Настя улыбается, словно и нет между ними осинового кола, и смотрит в упор на Александра… На ее лице застыло выражение готового прорваться дикого хохота.
- Расслабиться? Ради Бога… - выдавливает деланно спокойно Александр и упирается спиной в бетонный фонарный столб. – Чего уставилась? Расслабляться, так вдвоем!
Настя облокачивается на ствол соседнего дерева и, сменив широкую улыбку на кривую ухмылку, закрывает поблескивающие желтым пламенем глаза.
- Я знала, что найду тебя, - шепчет Анастасия.
- Для чего? – вздрагивает Александр, перекладывая колышек из одной руки в другую и вытирая вспотевшую руку о штанину. – Разные мы с тобой. Вспоминать былое – глаз не хватит, а забыть – все равно не получится… Ты ведь понимаешь, я человек спокойный… до поры до времени… Мне бы дома сидеть, телевизор смотреть, книги читать. Так ведь не даете… С детства я вас ненавижу, ты уж меня извини.
- Куда сейчас шел?
- Так… гулял перед сном. Здесь вроде бы и не никого, но… чтобы спокойнее на душе стало.
- Замучили тебя телесериалы, Александр… Для кого-то страх – это беда, а для тебя мурашки по коже вроде бы как удовольствие… наслаждение.
- Кто бы говорил, ведьма, - огрызается Александр, но даже сквозь линзы очков видно, что в его глазах зажегся огонь возбуждения. – Ты же сама кошмарами только и живешь. По-вашему, я одержимый, сумасшедший, а для людей я – блаженный, может быть, самый праведный в этом городе грешников. Люди это чувствуют, даже детям меня в пример ставят. Нет никого ближе меня к Господу… А что я за вами, тварями, охочусь, так это не из зловредности, и не по глупости. С детства я ничего кроме этого не умею. Кол осиновый отнимут, я с серебряной вилкой на вас брошусь. Я и упырям, что сантехниками прикидываются, по подвалам разводным ключом клыки выламывал, по чердакам да по подворотням рыскал, а сама знаешь, что если я на тропу войны вышел, то обратного пути нет. У меня всего-то богатства – собрание сочинений Стивена Кинга да Библия. У вас ведь тоже, кто человеческой крови раз попробовал, так не нужны ему больше ни хлеб, ни вино, ни ножки Буша. Ты только делаешь вид, что я тебе непонятен, а сама такая же. Такая же!
- Ты заплачь еще! – проникновенно в тон борцу за спокойный сон человечества шепчет Анастасия, кусая губы.
- Я не умею плакать.
- Смешно, Сашка! Сколько ты мне лапшу на уши вешаешь. Уже десять лет, как ты мне свой бред на последней парте втирал, а… люблю я тебя! Хотя и жаль, что плакать ты так и не научился… в нужный момент.
- Любишь… - повторил Александр, и чуть не выпустил из рук колышек. – Этого не может быть. Ты мне просто зубы заговариваешь, чары на меня наводишь? Я для тебя – лютый враг, ты для меня – просто ведьма, сила нечистая. Я почти святой, а ты – исчадие ада, шпионка инопланетная. Я себя считаю спасителем человечества, а ты… ты – его смерть.
 - Дурак ты, а я все же люблю тебя, Сашка! – беззлобно повторяет Настя.
- А сколько раз я отцу твоему колеса машины осиновыми кольями протыкал… Или забыла? Беса какого-нибудь люби… или отражение в зеркале, если оно у тебя есть. Имей совесть, грешница! Ты не можешь меня любить! Не имеешь права! Тебе бы только до шеи моей добраться. Ты и сама-то плакать не умеешь. У тебя и души-то нет.
Повисла тишина. Мимо проносится на бешеной скорости пожарная машина. Александр провожает ее взглядом до перекрестка, где машина, взвизгнув тормозами и взвыв сиреной, скрылась из виду.
- Правда, любишь? – спрашивает он подозрительно Настю.
- Нет, ни капельки. Я тебя, дурачка, околдовать хотела, - не получилось. Опыта, вероятно, еще не хватает.
- Так и знал…
Тишина. Где-то на соседней улице раздается нечеловеческий вопль, но резко обрывается. Кому-то что-то не понравилось…
- Ребята с бабой Любой, вахтершей из общаги, забавляются, - комментирует Настя.
Александр смотрит в пустоту.
- Наверно, переборщили, у нее ведь сердце ни к черту… Ладно, видно, судьба такая. Самой не жить и людям не давать. Прощай, поговорили… Я еще в общагу заглянуть хочу…
Анастасия выгибает спину и урчит, как кошка. Александр делает шаг к ней.
- Не попадайся мне, - говорит он для чего-то.
- Уговорил. Сама не приду, а уж если судьба сведет… Судьба – дело хитрое… Прощай!
- Прощай, Настя…
Анастасия встряхивает копною волос и исчезает в темноте. Александр смотрит ей вослед и шепчет заклинание собственного сочинения… он вслушивается в темноту, стараясь разобрать ее шаги, и глаза его растерянно мечутся. Он не может подчинить себе этот взгляд, и закрывает веки… Тихо, пустынно, но он чувствует рядом чье-то присутствие.
- Настя! – кричит он в полный голос.
Где-то хлопает окно или балконная дверь, и вновь тишина…
- Прощай, Сашенька! – слышит он ее голос, и по его щекам бегут слезы.
Он стоит на краю пустынной, равнодушной улицы провинциального города, в котором не водятся даже вампиры… Она, хищная, гибкая, как тень, смотрит на него из темноты и читает его мысли. Ее рука превращается в лапу, и все тело покрывается короткой густой шерстью. Она потягивается, с хрустом выгибая спину.
- Прощай, Сашенька! – рычит зверь по имени Настя. Почему-то ей хочется сказать ему:
- Здравствуй!

~1997 Белореченск