Сила дракона. Глава 3. Бунт на корабле

Глава 3
БУНТ НА КОРАБЛЕ

Его разбудил грохот барабана. Он открыл глаза, приподнявшись на локте, осмотрелся. Гребцы занимали свои места на скамьях. Сквозь вёсельные порты сочился солнечный свет. Палуба мокро блестела – помыли. Пленники тоже проснулись и занимались своими делами: священники молились, девицы пытались привести в порядок свои волосы и одежду, бродяги тихо переговаривались, «олигарх» разминался, насколько позволяли цепи кандалов, «эмир» медитировал или тоже молился, сидя со скрещенными ногами, и закрыв глаза.
Викар сидел, прислонившись к борту. Встретившись с Бояном глазами, он улыбнулся одними губами и едва заметно кивнул. Сева, приняв это за знак благодарности, ответил такой же сдержанной улыбкой. Виринга хлопотала возле своего жениха.

Боян почувствовал на себе чей-то взгляд и осторожно повернул голову. На него, не моргая, смотрел «олигарх». Увидев, что Сева повернулся к нему, он показал глазами на марина, охранявшего вход в их клетку, и едва заметно ткнул кулаком в свою ладонь. Боян кивнул и обвел глазами остальных пленников. «Олигарх» указал на священников и «эмира» и кивнул одними глазами. Это означало, что восстание пленники начали готовить ещё до прибытия Бояна на судно. Ну, что ж, это даже к лучшему. Самый сложный этап – выявление сторонников - «олигарх» провёл. Причём сделал это блестяще – марины даже не подозревали, ЧТО затевают пленники.

Удары барабана стали ритмичнее. Гребцы налегли на весла. Судно покачнулось и начало движение.
- Скоро начнется жара, - донеслось до Бояна. Это «олигарх» разговаривал с «эмиром», но так, чтобы слышали все. – Даже эти земноводные её плохо переносят.
Сказав эту фразу по-английски, он повторил её на французском и немецком. Охранники не обратили на это внимания. Способностью понимать иноземную речь, как Сева, они не обладали.

«Ну, что ж, подождём жары», - подумал Боян и, прикрыв веки, прислонился спиной к облюбованному им шпангоуту. Нужно беречь силы.
Он хорошо понимал, что из всех присутствовавших может быть уверен только в своих возможностях. «Олигарх», - размышлял он, - настроен решительно, но каков он в бою? Викар охотник и навряд ли имеет представление о том, как вести себя в рукопашной схватке. К тому же он едва пришел в себя после лихорадки. «Эмир» - темная лошадка. Священников всерьез принимать, вообще не стоит, лишь бы не мешали. Правда, есть ещё трое оборванцев. «Олигарх», возможно, посчитал ниже своего достоинства иметь с ними дело, а ведь трудно сказать, кем были они до того, как попали на Женизу и дошли до такого плачевного состояния. Посвящать их в план бунта, конечно, не стоит, но вполне возможно, что они присоединятся, когда наступит время. А ведь с таким отрядом предстоит выступить против вооруженных и обученных воинов. Добраться бы меча…»
Шум открываемых запоров прервал его мысли. Боян открыл глаза. В клетку вошли двое марин и проследовали к Викару, остановились, словно не зная, что делать дальше.
- Ничего не понимаю! - просвистел один из них. – Он уже должен был сдохнуть!
- Сам он не мог справиться с лихорадкой, - защелкал второй. – Ему кто-то помог.

Он осмотрел пленников, и его круглые, с вертикальным зрачком, глаза остановились на Бояне. Несколько секунд марин изучающе смотрел на Севу, потом медленно, осторожными короткими шажками, стал приближаться к нему, готовый отступить при малейшей опасности. Трезубец он держал в двух правых руках зубцами вниз. Никакого другого оружия у него, в отличие от воинов, которых Сева встречал на Земле, не было. Жёлтая накидка, прикрывающая его туловище спереди и сзади до колен, с прорезью для головы, подпоясанная широким кожаным ремнем – вот и вся одежда. Правда существовала вероятность, что под накидкой может оказаться металлическая броня или собственный костяной панцирь, но упускать такую возможность Сева не хотел. Он заскользил спиной по шпангоуту, сползая на пол. Он рассчитал верно: марин решил, что человек его боится. Он опустил трезубец, взяв его только в одну руку, и стал приближаться смелее. Сева, продолжая разыгрывать ужас, загородил лицо руками и подтянул к груди коленки. Едва марин подошёл на достаточное для удара расстояние, Боян распрямился, словно пружина, вкладывая в это движение все силы. Марин, получив в живот мощный удар пары полиуретановых подошв сорок третьего размера, приподнялся в воздух и, пролетев пару метров, грохнулся на пол перед своим напарником. Тот растерянно попятился, и тут же у него на шее захлестнулась цепь наручных кандалов Викара.

Пленники расценили это как сигнал к атаке! Боян одним прыжком встал на ноги, подхватил трезубец, который выпустил откинутый ударом первый марин, и вонзил его бывшему владельцу в горло, всё ещё опасаясь, как бы под накидкой, не оказалось брони. Средний зубец вошёл в мягкую плоть, марин слабо дернул всеми шестью конечностями и затих. Сева выдернул оружие, из раны хлынула светло-желтая кровь.
- Вот так - кто с трезубцем к нам придет, тот от него и погибнет, - буркнул Боян и рванул к выходу из клетки. «Олигарх» и «Эмир» опередили его. Часовой, стоявший возле двери, замахнулся трезубцем на «Олигарха», но тот одним красивым броском перекинул его через себя внутрь клетки, умудрившись, при этом, отобрать трезубец. Что стало с несчастным Севу не волновало – позади было достаточно соратников, чтобы справиться с безоружным. А вот впереди, по центральному проходу к ним приближались воины, надзиравшие за гребцами. Четверо – на ночь охрану удвоили.
- Суши вёсла! – рявкнул Боян. Барабанщик сломал ритм и простучал какой-то условный сигнал. По этой команде гребцы разом вытащили вёсла из воды и загородили ими проход. Марины опешили, но спустя мгновение, опомнились и стали стегать рабов хлыстами. Те в ответ ловко заработали рукоятями вёсел, и скоро все охранники были сбиты с ног и более уже не поднимались. По рядам гребцов в сторону повстанцев «поплыли» трофейные трезубцы.
Вёсельная палуба была очищена от неприятеля.

Боян, размахнувшись, вонзил один из наконечников трезубца в цепь кандалов. Звено разорвалось – простое железо не выдержало натиска закалённой стали. Ноги освободились. Его примеру последовали другие повстанцы, и вскоре на руках и ногах их болтались лишь обрывки цепи.

Сева осмотрел своё войско – восемь бойцов, считая его самого. Все вооружены. Трое нищих так и не поддержали восстание, и наблюдали за происходящим из-за решётки. «Стоп! А почему восемь?.. Вот чёртова девка, мать её!..»
- Виринга, ты куда собралась? Оставайся тут… не возражать! Остальные за мной, - скомандовал Боян и рванул вверх по трапу.

На верхней палубе их не ждали. Возле люка оказались всего трое маринов, которые, видимо, шли проверить, почему остановилось судно. Ближнему из низ Сева вонзил трезубец прямо из люка - снизу вверх между ног, справедливо полагая, что в этом месте защиты в виде брони или панциря не должно быть. Второго сразил «Олигарх» примерно таким же ударом. Третий, увидев, что перевес сил не в его пользу, стал убегать, пронзительно визжа: «Тревога! Тревога!» Возле мачты его настиг трезубец, брошенный Викаром. Марин упал сражённый в шею, но его сигнал не остался незамеченным. Из кормовой надстройки выскочили десятка два стражников с трезубцами и длинными ножами, мало уступавшими в размерах русскому мечу. Но повстанцы уже в полном составе вышли на верхнюю палубу и, выстроившись цепью, атаковали стражников, пока те ещё не успели сообразить, по какому поводу паника. Эффект неожиданности продолжал работать на бойцов маленького отряда. Пятеро из маринов упали, не успев сделать ни одного выпада. Боян подхватил два ножа. Один кинул Викару, второй оставил себе. С таким оружием он почувствовал себя значительно уверенней, и тут же, отбив трезубец одного из стражников, рубанул тому по горлу, почувствовал, как сталь прорезала плоть, и, заметив краем глаза, клинок другого ножа, летящий ему в голову, присел, прикрылся сверху трезубцем, и одновременно просунув обоюдоострый нож между ног нападавшему, полоснул под коленями. Марин рухнул, словно из-под него выбили опору. Природу не обманешь – для того, чтобы сгибать конечности нужны тяги - мышцы, сухожилья. Выпрямляясь, Боян принял на клинок, рубящий удар тесака очередного стражника, и если б тут же не подставил трезубец - мог лишиться пальцев: нож не имел гарды. Отведя трезубцем оружие противника, он сделал выпад, направляя остриё ножа в грудь марина. Клинок уперся в твёрдое и скользнул вправо, под левую нижнюю руку противника. «Броня» - полыхнуло в мозгу, но он тут же развернул широкое лезвие вертикально и поднял его вверх, потянув на себя, рассекая земноводному сухожилья руки, которая уже отошла назад в замахе для удара трезубцем. Ещё до того как древко оружия гулко брякнуло о палубу, Сева снова развернул нож горизонтально и самым кончиком чиркнул марина по горлу. Тот рухнул и… за ним никого не было. Боян огляделся. Цепь давно сломалась и его воины сражались уже не в едином строю. Но сражались! Кардинала (или аббата – кто их разберёт), двое марин прижали к борту. Он успевал отражать удары, но усталость давала себя знать, да и возраст святого отца был, мягко говоря, не для фехтования. Сева не раздумывая замахнулся, и его нож, пролетев метров пять, мягко вошёл одному из марин в шею, и в этот момент священник вогнал свой трезубец второму противнику прямо в пасть. После этого осенил себя крестом, и с трезубцем наперевес бросился к центру палубы, где происходили основные события. Сева подобрал с палубы бесхозный нож и последовал его примеру.

Звон клинков перемежался сухими щелчками деревянных рукоятей трезубцев, сопением воинов. Потери, пока ещё несли только марины. Повстанцы переступали через их трупы, не переставая работать оружием. Сева понял, что напрасно сомневался в боеспособности своего отряда. «Олигарх» неплохо владел приемами единоборств и орудовал трезубцем, как боевым посохом нанося удары и стальными зубьями, по тем, кто оказывался слева, и плашмя тому, кто осмеливался напасть во фронт, и комлем древка – по правому флангу. «Эмир» же действовал без всяких этих восточных штучек, но не менее лихо: штыком коли, прикладом бей. Наверное, когда-то участвовал в освободительном движении в какой-нибудь арабской стране, другой вопрос, на чьей стороне, но это сейчас не имело никакого значения. Охотник Викар обращался с трезубцем как с копьем, кроме того, он великолепно владел ножом и обладал отменной реакцией. Священники кололи марин их же оружием, словно вилами, а отсутствие боевой выучки с успехом компенсировалось ненавистью к врагу.

Первый успех поднял боевой дух повстанцев на недосягаемую высоту. Марины не были готовы к подобному натиску. Они отступали. Повстанцы продолжали их теснить к кормовой надстройке, где, по мнению Бояна, располагались каюты. Его мозг сверлила только одна мысль: «Добраться до «Громовержца!»

Вдруг он услышал слабую мелодию. Вначале Боян решил, что ему показалось, но мелодия звучала всё громче, всё настойчивей, и скоро гимн гремел над судном во всю мощь. Так Громовержец поддерживал своего хозяина в предвкушении близкой встречи.

Марины, услышав гимн, совсем растерялись, завертели головами, пытаясь понять, откуда звучит мелодия. Их сопротивление ослабло. Чуть-чуть нажать и…

И вот, когда уже казалось, что победа рядом, и осталось лишь прорваться в каюты и найти меч, в его голове что-то взорвалось. Перед глазами на мгновение вспыхнул яркий свет, и он провалился во тьму.