История 08. Про комитет комсомола

Врут, врут завистники. Был и в моей жизни период небывалого карьерного взлета – по комсомольской линии. Начало ему положил случай.
На первой этаже нашей школы располагался кабинет… как бы это сказать, замполита что ли. Лев Нина Игнатьевна тянула тяжелую лямку всяческой общественно-комсомольской работы, организовывала сборы, слеты, прием в комсомол и отчитывалась в районе о проделанной воспитательной работе. Времени на учительскую деятельность у нее, понятно, практически не оставалось – вела она пару уроков в неделю то ли английского, то ли французского – и как учитель воспринималась слабовато. Вот в качестве замполита – да. Ни одно значительное событие не происходило без участия длинной руки комсомольского вожака.
На какой-то классный час – кажется, ко Дню Победы – понадобилась нам пластинка, с записью песни о Родине. Ну, или о грядущем празднике – в общем, что-нибудь торжественное и величественное, для звукового сопровождения наших рапортований о победах на учебном фронте. Как-то под руку я попался, и кинули меня к Нине – попросить пару пластинок. Сбегал, поинтересовался, записей, как сейчас помню, у нее почему-то не нашлось. Ну и проехали, нет так нет.
Этот мимолетный всплеск активности мне припомнили через пару недель. Рысил я по каким-то своим делам мимо кабинета комсомольского вожака, Нина случайно глянула в коридор, окликнула и велела зайти. «Введите», - как говаривал персонаж популярного фильма. Оказалось, мое рысение совпало с крупным разговором с членами комитета комсомола. Весна, десятиклассники готовились распрощаться со школой – а комитет как раз из них в основном и состоял; то есть, срочно требовалась замена играющего состава. Все кандидатуры уже более-менее были подобраны, без сменщика осталась только Ольга Шабалина. Пришла она с этой проблемой к Нине, у той и без того голова от забот пухнет. Глянула в открытую дверь – а там я. Рысю. А неделю назад за пластинкой приходил. То бишь явно товарищ активный, подвижный, общественной жизни не чуждый.
Меня тут же сцапали, усадили за солидный стол и заявили, что уже давно ко мне присматривались, и решили доверить величайшую ответственность. То бишь избрать в комитет школы. Я бы сказал, для меня это было не то что труднопредставимо, а скорее сюрреально. Допустим, в двоечниках я, конечно, не числился, но даже средненькие четверки появлялись у меня в дневнике исключительно благодаря природным способностям (к математике, например), а старательностью или рвением к учебе там и не пахло. Относительно поведения тоже, знаете ли, не все складывалось гладко. Знаете, какое самое страшное наказание для хулиганов придумали наши учителя? Исключение на две недели из пионеров. На моей памяти эта «вышка» были применена лишь однажды. Ко мне самому, в паре с закадычным приятелем Дениской (это отдельная история). Так что кандидатом я был, прямо скажем, неподходящим.
Но о своих соображениях я скромно умолчал. Хотя, собственно, моего согласия никто и не спрашивал – меня просто поймали, усадили и проинформировали, что комсомольская организация в лице Нины Игнатьевны подумала и решила. А дальше я сидел и плавал в волнах эйфории, одновременно выслушивая свои права и обязанности. Плавать было отчего. Во-первых, напротив сидела Ольга, вся какая-то плавно-округлая, аппетитная. Во-вторых, одета эта Ольга была в очень коротенькое форменное платьице – десятиклассницы позволяли себе такие вольности, подол сантиметров на десять от колен. И, в-третьих, как я понял, моя работа была в самом деле интересной, во всяком случае, по сравнению с другими вакансиями. Если кто помнит – в комитете школы обычно состояло человек шесть-семь. Кто-то считался ответственным за учебу, кто-то за спортивные мероприятия или работу с пионерами. Ольга была нашим представителем в районе – то есть, членом районного комсомольского штаба. Передавала указания сверху и доносила инициативы снизу. Присутствовала наблюдателем на общих собраниях в других школах. Организовывала вместе с другими штабистами районные и городские собрания. В общем, человек из центра.
Подобная перспектива меня, естественно, не оставила равнодушным. Я представил себя в роли такого активного, делового товарища, ужасно ответственного за все, ставящего на документах грозные резолюции и еще лидера, и вожака, и секретаря обкома или горкома. И еще круглые Ольгины коленки маячили перед глазами – а где-то месяц нам полагалось неразлучно ездить по собраниям и совещаниям. Шанс плыл в руки, великолепный шанс, и я его не упустил. В смысле помотал по-бараньи головой и промямлил - «угу».
Конечно, все пошло не совсем так, как думалось. Предательница Ольга один-единственный раз отвезла меня в пресловутый штаб, представила руководительнице – и на том наша совместная деятельность закончилась. А безобразная пустота в автобусе не позволила даже поприжиматься к ее манящим округлостям, что уж там говорить про коленки и развитие отношений. Все остальное…Блин, ну сильно прям интересно после учебы, когда нормальные люди развлекаются и отдыхают, тащиться на заседание и два-три часа заслушивать тягомотину о планах партии в целом и нашего районного штаба в частности.
А заподлянка с летним лагерем! После 8-9-х классов народ вывозили в ЛТО – лагерь труда и отдыха. Нам, как ярым комсомольцам, сказали – не суетитесь, дети. Мы всем штабом отправляемся в ЛКА - лагерь комсомольского актива. Там будет вам отдых, море, немножко учебы – в общем, будет вам счастье. Мы купались, группа таких наивных и доверчивых штабистов. Для начала нас накололи с морем – лагерь «Ивушка» располагался в двухстах км от побережья. И все наши одноклассники проживали в нем же, только своими школьными отрядами. С отдыхом тоже не все пошло гладко. Народ, конечно, не надрывался на работе до обмороков, но все-таки вкалывали мы прилично на бескрайних помидорных полях Краснодарского края. И люди, не обремененные комсомольской активностью по вечерам отдыхали в полный рост – немножко южного вина, немножко танцулек, немножко костерков с перебором гитарных струн. Собственно, ради этого школьники туда и ехали. Ну, может, еще денег подзаработать – нам немного платили, рублей по 20 на нос. Да и фруктов-овощей разных надавали при отъезде. Доблестные активисты после работы проводили время за комсомольской учебой. О чем это – не вспомню, но все вечера были забиты под завязку, не до гуляний.
В общем, после череды таких обломов деятельность комитета комсомола (да и всего районного штаба) стала мне глубоко по барабану. Где-то зимой девятого класса в комитет ввели еще одного мученика – большого моего друга по прозвищу Блондин. Собственно, тогда мы еще не были друзьями, но как следует познакомились именно там. А уже в марте, на перевыборном собрании нас обоих освободили, так сказать, от занимаемых должностей. Прямо, конечно, никто не высказался, но формулировка «за пофигизм и разгильдяйство» очень ощутимо витала в воздухе. Самое безобразие в том, что нас это не огорчило и не тронуло – сразу после собрания мы прикупили дешевого красного винца и отметили «демобилизацию», практически не отходя от школы.