Город Сумерек - глава 3 - По куполом Вселенной

        1

        Фабрика мыльных пузырей только называлась "Фабрикой". На деле это был целый район, отгороженный высокой стеной с колючей проволокой, сторожевыми вышками и автоматическими лазерами, реагирующими на малейшее движение. Люди здесь жили, учились, работали, проводили свободное время, умирали... Редко, кому удавалось вырваться в большой мир. Тот, кто попадал по ту сторону становился абсолютно свободным человеком, но по иронии судьбы, только в стенах Фабрики было чем заняться его уму, не подвергнутому воздействию мыльных пузырей, таких милых и красивых исполнителей грёз...
        Это так удобно – протыкай шар, вдыхай неощутимый наполнитель и погружайся в мир   желаний... И нет больше страха, боли, сомнений, необходимости ставить цели и решать задачи... Нет грусти и одиночества... Даже жизнь и смерть вполне могли поменяться местами... Когда всё становится сплошной иллюзией – кто знает, как это называется на самом деле? Может быть смертью?
        А ещё представь себе, читатель, что всё это делали люди, жившие на Фабрике. Люди, которым позволили невиданную роскошь – жить чувствами, но взамен их ждала жесточайшая пытка – смотреть, как плоды их творческих натур несут не просветление в массы, а заживо их хоронят. Как известно, творческий человек не может не творить. Нет такого, чтобы к нему перестали приходить идеи. Эту особенность и решили использовать в своих целях правители Города Сумерков – семья Чемегд. В их руках было сосредоточено всё, что находилось в пределах городской черты. Именно всё – в прямом смысле. Простые люди существовали лишь по той причине, что кто-то должен был обслуживать все увеселительные заведения, да потреблять продукцию Фабрики. Если бы не эти два фактора, горожане давно бы ушли в историю. Возможно, однажды так и будет, ведь в планах Чемегдов – мировое господство. Новый мировой порядок – эти слова так часто можно было услышать в их личных беседах. Мир горстки счастливых и богатых, имеющих всё, чего сумел достичь прогресс; армии полицейских, обладающих вседозволенными полномочиями; и всех остальных – чей удел платить или подыхать.

        2

        Очнувшись после укола снотворного, Джон обнаружил, что находится в белой комнате. Напротив кровати была открытая дверь. Джон поднялся и вышел в коридор. Несмотря на некоторую сонливость, сознание было на редкость ясное, и вообще он чувствовал себя очень отдохнувшим. Как никогда прежде.
        В коридоре было тихо. Несколько дверей хранили молчание. В конце было окно и лестница. Глянув на улицу, Джон отшатнулся.
        Если он не спал, тогда ожили ночные кошмары? Или он спит, а это плод усталого воображения?
        Собравшись, Джон посмотрел в окно ещё раз.
        Безликость, безмолвие, безысходность. Три слова полностью описывали лежащий за окном город. Скопление серых полуразрушенных домов, боязливо жмущихся друг к другу; уходящие до горизонта, отливающие металлическим блеском, крыши. Клубы дыма, стелящиеся по земле, поднимающиеся меж зданий, скрывающие небо, сливающиеся с низкими тяжёлыми тучами. Дождь... Он просто был... Льющий равномерно, безжизненно, веющий холодом и тоской... Джон ощутил щемящее вселенское одиночество. Словно у него изъяли сердце и душу, взамен поместив пустоту... В его кошмарах ещё снились ожившие скелеты и полуразложившиеся покойники, заменившие живых людей в мире под солнцем... Только солнца в том мире не было... Серость, дым, ветер и безмолвие... Почувствовав, что сейчас ему станет дурно, Джон отошёл и остановился перед лестницей. Ступени бежали вверх и вниз. Вид из окна указывал, что он находился в довольно высоком здании и, похоже, в единственном неразрушенном.
        Удар в оконное стекло... В такой тишине это прозвучало оглушающе. Подпрыгнув от неожиданности, Джон подошёл.
        Приступ тошноты... Сразу второй...
        С последним усилием совладав с собой, Джон закрыл глаза, стал глубоко дышать и сжал руки вместе. Тепло... Тепло...

        3

        Существо, лежавшее на карнизе, было, видимо, птицей. И живой. По крайней мере Джон видел, как оно шевелилось. Может, это было не так. До этого ли?
        Голова, наполовину лишённая кожи, являла серый череп... Пустая глазница... Второй глаз, налитый кровью, вылез из орбиты... Приоткрытый клюв, издающий булькающие звуки... Одно крыло, переломанное в трёх местах, сложилось, как бумага, другое, вывернутое вперёд, распласталось у головы... Тело этого чудовища было в сотнях порезов, из которых сочилась кровь... Густая и чёрная...
        За окном раздался шелест крыльев стаи птиц. С криком вскочив, Джон бросился вниз. Этажом ниже было так же тихо. И ниже стояло такое же безмолвие. До кожи дотронулся страх. Джон спустился на первый этаж и почувствовал запах жаренной картошки. Услышал шкворчащую сковордку. Где-то рядом, видимо, находилась кухня.
        «А где готовят еду, там я кого-нибудь встречу.»
        Ободренный этой мыслью, он решительно открыл дверь.
        Вошёл и снова никого не увидел. Хорошо это или плохо, но главное – здесь и правда была кухня. Большая. Сразу видно – готовят для целого коллектива. Во внушительных размеров кастрюле варился суп, рядом шкворчала посудина с картофелем. В большом чане остывал компот.
        Над плитой большими буквами было написано:

        НЕ ЗНАЕШЬ – НЕ ТРОГАЙ!

        «Что это может быть? У них что, еда отравлена?»
        Вспомнив птицу, Джон взглянул на предупреждение.
        «Пожалуй, что-то в этом есть... Да где все? Столько всего готовится и никого. Люди, вы где?»

        4

        – Это всего лишь кухня. Что вы ищете? – за спиной раздался усталый, чуть взволнованный голос.
        К Джону подошёл полный седеющий мужчина.
        – Дайоту, – мужчина протянул руку. Ладонь была огромна.
        «Настоящая лапа» подумал Джон и протянув свою, представился, не сводя глаз с другой руки, сжимающей внушительных размеров окровавленный тесак.
        – А... это..., – мужчина улыбнулся, – Не обращайте внимания. Дичь заготавливаю... Так ЧТО вы тут делаете? Наверное, ошиблись дверью, да? Пойдёмте, я покажу, где выход. И в следующий раз, Джон, будьте внимательней. А то я могу разозлиться. И всё... Никто вас не найдёт... Думаю, мы поняли друг друга.
        Проводив Джона в коридор, повар ухмыльнулся и закрыл дверь.
        Некоторое время Джон стоял, раздумывая, куда же пойти дальше. Тут дверь открылась и выглянул Дайоту.
        – Ладно. Вы, как я понимаю, новый, Я вас не помню. Заходите. Потолкуем. Пропустим водочки. Давайте-давайте...
        Толстяк взял Джона за руку и повёл за собой.

        5

        Они прошли за кухню в небольшую комнатку. Дайоту достал из шкафа бутылку и две кружки. Понемногу разлил.
        – Давай сразу пропустим. Для хорошего настроения.
        Осушив одним глотком, Дайоту посмотрел на Джона. Тот поставил пустую кружку.
        – Так значит, ты здесь новый. Да, они любят так делать – привозят и оставят. Твои переживания, накал эмоций – это то, что им нужно. А потом всё равно все приходят ко мне. Сам видишь – дом-то большой, да нет никого. Раньше здесь была городская больница. Вечность назад. А теперь - лишь я с кухней. Привык. Не хочу уходить. Так и воюю с тишиной. Кто кого... Когда надоест, поеду в Африку ловить крокодилов. Хочешь со мной? Постреляем, потанцуем на пепле врагов...
        Дайоту наклонился и пристально посмотрел на Джона.
        – А ты чего всё молчишь? Как сюда попал?
        – Да бред какой-то. Ничего не понять. Устроили суд. Обвинили, что я умею    чувствовать. Я же говорю – бред. А они что же – не люди? Или у вас юмор такой?
        – Юмор? За это можно выпить.
        Опрокинули по второй...
        – Знаешь, как я называю этот дом? Кладбище. Такая же тишина среди тысяч комнат..., – Дайоту посмотрел Джону прямо в глаза, – А теперь серьёзно. За чувства, говоришь? Поздравляю. Ты в самом дерьме. И надолго. Считай, что ты на линии фронта. Да, ты встретишь и других людей, но будь осторожен. Сам знаешь – у стен бывают уши. Здесь уши – ты сам. Неосторожная мысль и тебя засекут. А дальше...
        Дайоту вздохнул, осушил кружку водки и отрубился. Так сидя и заснул.
        «Во даёт! Что он хотел сказать? Запутал совсем... Сказал бы куда идти. Меня направили на фабрику. Так. Почему же я её не слышу? Безмолвствует неработающий завод. А меня направили аж на тысячу лет. Бред, конечно – тысяча лет! Да кто столько проживёт? Но почему я ничего не слышу? Ещё есть мыльные пузыри. Их то я могу увидеть?»
        Подойдя к окну, Джон пристально посмотрел на землю, на дома, на небо. Ничего. Одна серость и грязь...

        6

        Странное чувство, словно сходишь с ума...
        И стали проблемы совсем не твои...
        Время и краски уснули... Туман...
        Дорога пуста... Никого из двоих...

        7

        Внезапно навалившаяся усталость буквально сбила с ног. Сев, Джон прислонился к стене. Тяжёлые веки закрылись и он увидел себя дома... Правильней сказать, он почувствовал себя дома. Его квартира, вещи... Сейчас пройдёт на кухню, откроет холодильник, приготовит поесть... Да... Чувства говорили, что он – у себя дома... Но глаза... Рассудок тревожно сигналил, что это чужой дом. Мало того, что шарится, как вор, так оглянись – в каждом углу кто-то сидел. Джон видел зловещие тени. Чья-то голова поднялась над шкафом...
        «Надо бежать... Почему мой дом стал чужим? Где я? Чьи это тени? Но если я у себя в квартире...»

        8

        Я чувствую руки... Ладони тепло...
        Не могу дотянуться... Меж нами стена...
        Солнце – темно... Во мраке – светло...
        Прощай... Меня уносит вдаль... Волна...

        9

        Джон оглянулся...
        Первая мысль – он находится на дне колодца. Кирпичные стены покрывали медного цвета разводы и зелёные узоры мха... Чуть выше головы находилась ржавая раздвижная лестница.
        «Как у пожарных. Точно колодец,– невольная улыбка,– хорошо, что пустой. А! Мать!.. твою...

- Есть кто-нибудь?!»

        Крик отозвался пульсирующим эхом, затихающим и вновь возвращающимся, а затем всё стихло...
        Делать нечего...
        Подпрыгнув, Джон ухватился за нижнюю перекладину и опустив лестницу, принялся взбираться в серую высь...

        10

        Поднимая тучи грязного песка, дул ветер...
        Джон огляделся... Люк из которого он вылез находился среди равнины, тут и там зеленеющей низкими кустами, росшими среди песка... Что сразу бросалось в
глаза – цвета. В отличии от всего предыдущего, здешний пейзаж не просто был цветным, но буквально кричал красками; разрывался тонами и спорил оттенками.
        «Словно магический кристалл...» подумал Джон и поднял глаза.
        Небо застилала радужная пелены всех размеров и цветов. В лучах яркого солнца они искрились всей палитрой эмоций, завораживая взгляд и сплетая дивный узор из чувств... Джон ощутил, как внутри него всё выворачивается наизнанку, стремится взлететь, закружится в танце среди волшебных шаров, летящих, как ему подумалось, навстречу блаженству...
        «Как же там, в сияющей дали, должно быть прекрасно!»
        На мгновение Джон забыл зачем он здесь. Ему отчётливо виделась дорога... точнее лестница, поднявшись по которой, он узнает, что такое чудо... И дивная песня звала – иди, иди же скорей навстречу своему счастью!
        Всё бы могло закончится именно так... И уйдя по розовому снегу, Джон бы никогда не узнал, что это самая вопиющая ложь, какая только бывает во всех мирах всех вселенных...
        Да здравствует Его Величество Случай!
        Тишину нарушил неясный шум... Гул приближался, затмевая собой всё остальное. Джону пришлось закрыть слезящиеся глаза и зажать уши, не выдерживающие натиска стены шипения. Земля задрожала и когда, казалось, всё неминуемо должно провалиться в разрывающуюся бездну, всё стихло. Как ножом отсекло.
        Тишина даже не звенела... Ударила по голове словно молот...
        Открыв глаза, Джон увидал невесть откуда взявшуюся железную дорогу и стоявший прямо перед ним поезд.
        На вагоне большими буквами было написано:

        ЭКСПРЕСС. ГОРОД СУМЕРЕК – ФАБРИКА – ГОРОД СУМЕРЕК

        Придя в себя, Джон скинул наваждение и поморщился, словно от горечи – при словах «Город Cумерек» вспомнился пейзаж за окном...
        В подтверждение, из поезда выглянул Дайоту. Теперь это был не добродушный седеющий толстяк. Испещрённое морщинами усталое лицо, песочная кожа, чёрные глаза, хранящие тяжесть веков, насмешивая улыбка на губах...
        Громоподобным голосом Дайоту не то прокричал, не то пропел:
        – Джон! Не ожидал? Давай прокатимся, залезай! – глухой смех ураганом пронёсся над равниной, подняв тучи песка... Слепящая вспышка озарила небосвод, после чего всё провалилось во мрак...
        Едва Джон запрыгнул в вагон, как в закрытые двери забарабанил песок.
        Внутри вагон оказался больше, чем снаружи. С каждой стороны было по девять окон. У каждого – по два длинных сиденья, между которыми стоял столик.
        В начале и в конце вагона находились два небольших бара. Подойдя, Джон отметил неплохой набор. Здесь были все его любимые напитки. Налив коньяку, он взял рюмку и сел за столик у среднего окна.
        Через некоторое время в вагон зашёл Дайоту.
        – Коньяк... Пожалуй я тоже возьму, – и вернулся к Джону с бутылкой. – А чего мелочиться, верно? Дорога у нас долгая. Одними разговорами время не убьёшь. Джон, ты никогда не пробовал убить время, – и снова глухой смех, похожий на кашель. – А ведь кто едет в моём поезде, уже наполовину это сделал. Остальное зависит от пункта наначения. Город Сумерек или Фабрика. Или ты желаешь ездить до скончания веков? Тогда назовём это Лабиринтом.
        Джон слушал и создавалось впечатление, что на самом деле ничего этого нет и существует лишь в его воображении... Можно было согласиться, если бы не коньяк...
        Дайоту же продолжал:
        – Помнишь птицу, что так тебя напугала? Да, моя работа. Признаю - неудачная, но что с того? Одна птица... Ты посмотри за окно! Давай! Прямо сейчас...
        Посмотрев, Джон увидел, что поезд летит над океаном. Позади остался скалистый берег, на котором, где-то на горизонте, на фоне закатного неба чётко выделялись контуры города. Впереди же не было ничего – только чёрные воды океана.
        – А теперь представь, что другого берега нет. И мы будем мчаться над водой до тех пор, пока не сойдём с ума. Ты готов к этому? Джон! Отвечай, неверный! Такие как ты бродят по миру и без толку мечтают, будоража умы, а зачем? Не хорошо это. Я – Дайоту – повелитель настроения! Повар чувств! А вас всех надо изолировать. Раз и навсегда. Джон! Ты меня понимаешь? Твой ответ?
        Не успев сообразить, Джон услышал собственный голос:
        – Пляска ада.
        Его оглушил демонический хохот, вагон затрясся, за окном стало темным-темно, свет погас, сливовый джем поверхности океана забороздили огненные лики готовых наброситься чудовищ.
        – Ты хочешь поиграть! Молодец! Давай! Начинаем прямо сейчас!

        11

        Боль...
        Пустота...
        Осколок мира, брошенный картами Судьбы на сверкающее лезвие бритвы...

        Ночь...
        Сто тысяч лет одиночества...
        Прекрасный сон, горячие мечты, разбившие крылья о погост, под леденящий вой демонов страха...

        Занесённая снегом земля, уходящая в темноту под оскалом смеющихся звёзд...
        Ветер смерти...
        Забвение...

        Полночь, остановившая руку, качающую колыбель мироздания...
        Холодная дрожь...
        Конец...

        12

        Начало...
        Стена огня...
        Беспричинно возникающая дорога...

        Разлитые краски...
        Безумный художник...
        Картины, оживлённые кипящими чувствами...

        Ревущее пламя, сметающее всё на своём пути...
        Разрушенные стены...
        Рассветная даль...

        Мир, рождённый нашим сознанием, раздвинувшим горизонты восприятия...
        Свет, позволяющий заглянуть за грань...
        Ветер странствий, зовущий за собой...

        13

        Всё набирая скорость, без света, в полной темноте, вагон летел вперёд. Дайоту больше не появлялся и ничего не говорил. Слышался лишь свист ветра, биение сердца, стук колёс, да грохот самого вагона, словно тот сейчас развалится. Впрочем, Джон считал, что раньше он сойдёт с рельсов и провалится в неизвестность...
        «Дайоту! Опять меня обманул. Что за игра-то?»
        Как будто уловив его мысли, поезд резко затормозил. Точнее сказать, встал на месте. И исчез... Вылетев патроном из ствола, Джон распластался на синей земле. Вокруг стояла такая тишина, что удары сердца били колоколом... Мрак пропал. Отовсюду струился мягкий золотисто-белый свет... Ласковый ветер трогал за руки, касался спины, но растормошить Джона ему не удавалось... Точнее поднять... Сознание никто не терял, а вот подниматься и правда было лень. Хотелось просто полежать, отдышаться; подождать, пока голова перестанет гудеть... Всё происходящее дрнелзя как напоминало Джону сцену из комикса. Если так, то сейчас должен появиться антигерой и сказать, в чём суть дела.
        «Да, Дайоту, твоя задумка хитра – отказаться от мечтаний или сдохнуть в плену иллюзий... Ничего, придумаем, как выбраться... Пляска ада – неужели это я сказал?»
        Поднявшись, Джон отряхнулся и огляделся. Пейзаж ничем особым не выделялся: равнина заканчивалась холмами, на которых темнел лес. Зато если посмотреть в другую сторону, открывалось незабывамое зрелище. Сразу бросалось в глаза, что находится он на неверояино высоком плато. Внизу виднелась не земля, а облака! Километра через два меж облаков возвышалась большая земля. На ней выделялся чёрный город, покосившимися высотками похожий на старого ежа, а рядом с городом находилось что-то ещё с высоченной трубой, из которой сплошной вереницей выплывали разноцветные шары.
        «Так вот она – Фабрика...»
        Он долго смотрел, не моргая; а закрыв глаза и открыв снова, не поверил увиденному: всё говорило о том, что его скала находится внутри громадного синего шара.      
        «Я внутри мыльного пузыря? Ну спасибо! Всю жизнь только об этом и мечтал... Значит, игра всё же началась. Хорошо... Следующий ход за мной. Думай, Джон, думай. Сейчас всё зависит лишь от тебя...»
        Бумаги под рукой не оказалось и он стал рисовать прямо на песке.
        – К чёрту! – Джон поднялся и решительно пошёл вперёд.

        14

        Перед ним ярким зелёным ковром легла равнина, заканчивающаяся у гряды холмов. Меж двух из них взошло лучезарное солнце и разложило на земле золотой веер. Небесная лазурь заретушировала все облака. Прогулочным шагом Джон шёл к холмам. Настроение улучшилось. Небесная синева звала к себе и даже захотелось окунуться в эту чистоту, смыть былые тревоги и усталость. Но крыльев не было, оставалось мечтать. Джон всецело отдался этому занятию. Не позволяя даже толике сомнени нарушить воцарившийся на сердце покой. Он даже не смотрел под ноги. А что там могло быть? Только трава...
        Первый раз Джон позволил себе опустить глаза, оказавшись на вершине Зелёной горы.
        Вниз бежали тысячи ручьёв, белая туманная даль на глазах расцветала, наполнялась журчанием воды, щебетанием птиц, дыханием лета...
        «И всё же – что от меня требуется?»
        Сомнений не было ни йоты, но вопрос...
        Разве мечтам что-то нужно кроме того, чтобы им радовались, согревались и надеялись достичь?
        Но вопрос был поставлен и ответ не замедлили себя проявить...
        Небо затянулось. Пошёл дождь. Земля в мгновение размокла и дальнейший путь стал невозможен.
        «Как не вовремя. И спрятаться-то негде...»
        Сев на траву, обхватитв голову руками, Джон закрыл глаза и увидел мерцающий купол ночи.
        «Где же сейчас Иван? Эх, друг... Как же нелепо мы расстались...»
        Не сразу он почувствовал, как ломается соломинка, связывающая с прошлым... Иван! Сознание всколыхнуло... Словно из другой жизни поплыли образы... Иван, Бешенный Барсук, разрушающийся мир...
        В голове разорвалась вспышка света... Тысяча вспышек... Миллион...
        По звёздному небу протянулась серебряная нить и подобно акробату из цирка, Джон встал на этот опасный, но единственный путь.

        15

        Вся Вселенная и он. Один, меньше песчинки. В одной руке Вера, в другой решительность. На сердце – понимание, что он с друзьями – последняя надежда этого мира. Разобщённые чьей-то злой волей, усыплённые ненавистью, запутанные иллюзиями, но всё ещё живые...

        16

        На одинокой планете, где нет ничего, росло одинокое дерево. Посреди каменистой пустыни, где дожди бывают лишь янтарным подарком ночи. Чёрный ствол и голые ветви... Но к каждому приходит счастье. Однажды пошёл снег. Лёгкие хлопья кружили, одевали в тёплую шубу, а с очередным звездопадом всё растаяло и живительная влага наполнила измученную жаждой землю. Зклубился туман седой... Когда он раскрыл свои объятия, дерево проснулось белой сиренью...

        17
       
        Дорожка из лепестков вела прямо к солнцу. Там, на вершине мира, Иван и Лена соединились в поцелуе. Грянул небесный хор... Алмазный небосвод перевернулся и стал зеркалом озера, украшенного кувшинками... Лента лепестков размоталась отблеском восходящего солнца. Матовые и блестящие, белые и чёрные зеркала закружились, подгоняемые парусом вечности, стряхнувшей сон с очей, а пыль - с ладоней весны, чьё дыхание подхватило крылья любви и понесло туда, где исполняются мечты.
        Иван и Лена танцевали. И больше не было ничего... В это мгновение мир замер... Даже Маятник времён замедлил свой бег, не желая нарушать гармонию двух любящих сердец, двух узоров, сплетённых в орнаменте Судьбы...
        Если мир находится на краю гибели, кто знает, быть может именно этим орнаментом разрозненные фрагменты соединяться в единое целое...

        18

        Когда Джон проснулся, дождь уже закончился... В воздухе пахло грозой и свежестью...
        Поёжившись, он поднялся и немного размялся.
        Видения сна были такими реалистичными... Говорят, такие сны зачастую бывают пророческими... Но что более важно, он вспомнил про Ивана и про многое другое. И на этот раз мозаика предстала во всей своей красе. Осталось её сложить наяву....
        Джон ощутил себя канатоходцем, которому предстоит пройти под куполом Вселенной.
        «Что же делать?»
        И Джон вспомнил слова из песни: «Мечта – это способ пройти сквозь закрытую дверь.»

        27. 03. 2007.